Он летел, словно на крыльях ветра. Вперед. Быстрее. Быстрее.
Сердце бешено билось в груди от нетерпения, которое с каждым мигом росло.
— Отец! — закричал Аль, едва переступив порог отчего дома. И его голос понесся вперед, подхваченный гулким эхом.
Звук налетал о стены, разбиваясь на осколки, которые, не останавливаясь на месте, ни на миг не затихая, продолжали свой беспорядочный полет во мрак, в который было погружено все вокруг.
Юноша ничего не видел — его глаза залил пот, залепили мокрые пряди спутавшихся волос. Ему бы смахнуть их с лица, но у него не было времени и на это.
Алиор считал, что знает этот дворец как свои пять пальцев. Однако же, он вновь и вновь налетал на встававшие перед ним как из-под земли колонны.
Один раз он чуть не расшиб себе лоб. Во всяком случае, удар был достаточно сильным, чтобы остановить его и, стало быть, позволить, наконец, оглядеться вокруг.
И этого хватило, чтобы он, ошарашенный, застыл на месте, более не думая о том, чтобы продолжать свой путь.
Аль был у себя дома и, в то же время — неведомо где. Погруженные в полумрак залы были не просто покинуты, они были совершенно мертвы и холодны, словно в них никогда и не было жизни. Полы словно скрылись под толстым слоем снега, который, в отсутствии света, лишился своего блеска и белизны, став серым и тусклым, похожим скорее на пепел давно отбушевавшего, успевшего забыться пожара. Стены причудливым рисунком покрывал лед, скрывая створки оказавшихся закрытыми в миг прихода мороза дверей, замуровывая их навек. Но некоторые из дверей были открыты и путь вперед оставался. Вот только в глазах странника это выглядело так, словно его специально ведут куда-то.
В ловушку?
Юноша на миг прикусил губу. Его глаза горели от переполнявших их горячих, как угли, слез, которые, однако же, никак не желали переливаться через грани век, словно осознавая, что, стоит им сделать это, как они погаснут, превратившись в лед.
"Ну и пусть, — подойдя к самой грани отчаяния, он глядел на свою жизнь с безразличием. — Зачем мне жить, если все умерли?" — и он пошел вперед, если на что и надеясь, то лишь на то, что в конце пути найдет ответ хотя бы на этот вопрос.
И вот, он оказался посреди залы, которая, как и все вокруг, была погружена в звенящую ледяную тишину.
На какое-то мгновение Аль растерялся, непонимающе огляделся по сторонам.
— Эй вы, духи! — закричал он. — Зачем вы привели меня сюда, если здесь никого нет?
Тишина была ответом ему.
Зловещая тишина, в которой не нашлось места даже эху.
Им овладело отчаяние, когда ничто не пугало более пустоты. Душа металась от стены к стене в поисках хоть чего-нибудь живого, к чему могла притулиться в поиске покоя. В какой-то миг она затрепетала в робкой надежде: Алю показалось, что он увидел что-то впереди, в дальнем конце залы. Какие-то фигуры.
От одной из них, сидевшей на троне, веяло чем-то до боли знакомым.
— Отец! — не думая более ни о чем, ничего не видя, юноша метнулся к царю. Он хотел припасть к его груди, прижаться, стремясь согреться в его тепле, успокоиться хотя бы немного, хоть на одно мгновение. Но стоило ему приблизиться на расстояние вытянутой руки, как веявший от сидевшего на троне жуткий, ни с чем не сравнимый холод заставил Аль-ми остановиться.
— Что же это? — облаком пара сорвались с губ слова.
Перед ним был не живой человек, а ледяная статуя, которая, однако же, сохранила все людские черты, даже чувства не стерлись с лица, искривив его болью отчаяния. Казалось, сейчас он откроет глаза, очнется от своего странного сна, заговорит…
Алиор стоял и, не мигая, смотрел на отца, ожидая прихода этого мгновения. Его сердце обливалось кровью, душа разрывалась на части, слезы сжигали глаза, но он не шевелился, не отводил взгляда, еще веря. Пока еще. Пока…
Но время шло. Ничего не происходило. И мрак отчаяния поглотил последний луч надежды.
— Что же это? — прошептали вмиг замерзшие губы. — Неужели все? Я опоздал? — он тонул в отчаянии, не в силах самостоятельно выплыть из его ледяной воды.
— Сын мой, — прозвучавший в немой тишине глухой, неживой голос заставил юношу задрожать всем своим телом, всем своим существом.
— Отец, — побелевшими губами не прошептал — выдохнул он, глядя на ледяную статую, такую же неподвижную, какой она была прежде. Но ведь мертвые не могут говорить с живыми, если конечно… — Ты — призрак моего отца? — спросил Аль. Отчаяние придавало ему такую смелость, какой у него не было никогда прежде.
— Я — тот, кто остался, когда все остальные ушли.
— Все? — он не верил, не мог поверить, что люди обратились в лед. — Все до единого? — это не могло быть правдой. И, все же, где-то в глубине себя, в той части души, которая, не поддаваясь чувствам, продолжала спокойно и безучастно смотреть на мир, он понимал: это правда. Случилось то, что должно было произойти. Вот только… — Когда? — он понял, что спит и видит кошмарный сон.
Но на этот раз он не собирался в отчаянии бежать прочь, стремясь поскорее проснуться и постараться забыть обо всем. Упрямо опустив голову, Аль сжал что было сил кулаки, намереваясь как можно дольше удерживать этот сон.
— Когда? — повторил он свой вопрос. Он должен был знать. Возможно, у него еще есть время, есть шанс не допустить, чтобы это случилось.
— Мы спим вечным сном в надежде на воскрешение…
— Когда это случилось?! — вскричал он, заставляя призрака замолчать. — Через сколько времени после нашего ухода?
— Лишь месяц подойдет к концу…
— Месяц? — да, надежда оставалась. Если, забыв о караване, обо всем на свете, устремиться в обратный путь прямо сейчас, им удастся вернуться в срок и, забрав живых, перевести их через горы.
— Лишь месяц подойдет к концу, — повторил призрак, как делает человек, если его слова не верно истолковывают.
— Что ты имеешь в виду? — юноша нахмурился. Он знал, что призраки — не живые люди и всегда говорят загадками, но у него не было времени на то, чтобы их разгадывать. — Ответь мне!
— Лишь месяц подойдет к концу, — в третий раз повторил призрак, а затем… Юноше показалось, что он видит какую-то тень — блеклую, с размытыми очертаниями, сквозь которую, словно туманную дымку, проглядывалась зала. Она шевельнулась, проходя рябью по воздуху, словно прикосновение по глади воды, указывая не рукой, которой у нее не было, а всей собой на окно, глядевшее пустой глазницей в черное ночное небо, в котором зловеще поблескивал острым серпом бледный, как сама смерть, месяц.
— Этот месяц? — прошептал Аль-ми, уже понимая, но еще отказываясь верить. Он с ужасом смотрел на таявший на глазах, истончаясь с каждым мгновением серп. — Но до новолуния осталось всего несколько дней! Мы не успеем вернуться, даже если полетим на крыльях ветра! — юноша смотрел на призрака в надежде, что тот скажет что-нибудь еще. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем посланец вещего сна заговорил вновь:
— Лишь месяц подойдет к концу, мы все уснем. Но сон — не смерть. Если спящего заставить проснуться.
— Проснуться? — он вскинулся, в глазах вспыхнула долгожданная надежда — вот он, путь к спасению.
— Аль-ми! — откуда-то издали донесся до него голос, измененный гранью, лежавшей между явью и сном настолько, что его было невозможно узнать. — Просыпайся! Уже утро!
"Нет! — юноша упрямо стиснул губы, что было сил цепляясь за утекавший, как вода сквозь пальцы, сон. — Еще несколько мгновений! Боги, прошу!"
Мир вокруг него уже начал меняться, истончаясь, становясь прозрачным, чтобы затем под легким порывом ветра подняться, словно туман над озером, исчезая навсегда.
— Отец! Заклинаю лишь слово! Кто может заставить спящего проснуться?
— Повелитель… — начал отвечать тот, но прежде чем слова прозвучали, Аль открыл глаза.
Его била дрожь, зубы с трудом попадали один на другой, так, словно он все еще стоял посреди замерзшей залы дворца, сам покрываясь льдом. Однако в сощуренных глазах больше не вились тени отчаяния. Нет, они были полны решимости:
— Я должен найти повелителя дня! — упрямо прошептали губы. — Должен!
— Что с тобой? — стоявший рядом с ним Лот смотрел на приятеля с испугом. — Ты не заболел?
— Нет! — тот вскочил на ноги. — Я выздоровел, — затем он взглянул на своего спутника: — Все уже встали?
— Да, — он сунул ему в руки плошку с кашей и кружку с водой. — Завтракай и двинемся в путь.
Аль-ми нахмурился:
— Вчера ты говорил, что нам нужно остаться здесь хотя бы на несколько дней.
— Он ошибался, — донесся до него голос брата, который, успев не только встать, но и спуститься с крыльца, застыл возле него.
Лицо наследника больше не горело от жара, однако и выздоровление не тронуло его своим спокойным румянцем, оставляя бледным, как у мертвеца.
— Нет, — качнул головой юноша, — он был прав. Тебе нужно вылечиться. Нас ждет долгий путь. И будет лучше, если твоя болезнь отступит совершенно, чтобы не вернуться в самый неподходящий момент, вынуждая остановиться.
Тот чуть прищурил глаз, с сомнением глядя на младшего брата.
— Тебе опять снился пророческий сон?
Аль чуть наклонил голову, не говоря ни да, ни нет. Он не был готов рассказать о том, что открылось ему. Он боялся. И сам не знал, чего больше: что сон на самом деле исполнится или что он так и останется сном. Ведь, если задуматься, в его снах было не больше пророческого, чем в словах безумца, кричащего о грядущих бедах и катастрофах. Легко предсказывать приход кочевников, когда они всегда возвращаются, словно ими движут волны прибоя: прилив — вперед, отлив — назад. Легко говорить: кто-то из вас, а, может, все погибнут в горах, когда идешь наугад по самому краю обрыва. Смерть воина в бою, смерть бродяги от болезни — здесь даже вера не нужна, чтобы поверить, лишь простой здравый смысл. Один верит в то, что кажется ему возможным, другой — что пугает сильнее всего, третий — о чем более всего мечтает. А он сам… Он верил в то, что должен идти к повелителю дня, чтобы исполнение долга совпало с исполнением мечты.
Это было жестоко по отношению к самому себе — так думать. Но он словно специально рвал на части свою душу, мысленно повторяя:
"Пусть уж лучше ни один из моих снов не исполнится, чем исполнятся они все!"
Вслух же он произнес, обращаясь к брату.
— Мы должны остаться здесь на несколько дней.
— Бесполезная трата времени! — нахмурившись, недовольно бросил тот, а через миг, опровергая свои собственные слова, вдруг закашлявшись, согнулся пополам.
Лиин, не пропустивший ни одного слова из их разговора, задумчиво переводил взгляд с одного брата на другого. Он понимал, что двигало Альнаром, в то время как причины, побудившие Алиора измениться, по крайней мере на словах проявляя беспокойство о спутнике, были ему непонятно. Сын воина надеялся, что это — искренняя забота. Однако было нечто, мешавшее ему в это поверить.
Что же до Лота, то тот, не утруждая себя выяснением причин, глядел на происходившее куда проще.
— Мы можем разделиться, — проговорил он, как ему казалось, найдя наилучшее решение. — Кто-то останется с тобой, — он кивнул наследнику, который, молчал, боясь словом спровоцировать новый приступ кашля. Лот же принял молчание за согласие и, воодушевленный, продолжал: — Кто-то пойдет на разведку, осмотрит все вокруг, может быть, доберется до столицы, узнает, чем дышат люди, что происходит в царстве. Это может оказаться полезным.
Альнар, раздумывая, глядел на брата:
— Что ты видел во сне? — вновь спросил он. — Мы должны так поступить, чтобы добиться успеха? Мы должны разделиться, чтобы избежать опасности, которая может ждать нас впереди? Ну что ты молчишь?! — с трудом сдерживая рвавшийся наружу кашель, прохрипел он, злясь на себя даже больше, чем на брата.
— Я… — юноша хотел сказать правду, однако в последний миг прикусил губу. "Нет. Хватит того, что отчаяние овладело мною. Пусть другие сохранят надежду. Во всяком случае, до тех пор, пока не произойдет знамение". — Да. Так нужно, — в этих словах не было лжи. Действительно, нужно: брату — чтобы выздороветь, ему — чтобы разобраться в своих снах. Ведь если они — нечто большее, чем простые кошмары, им нужно думать не о том, чтобы снарядить караван и вернуться за выжившими, надеясь, что они смогут обрести свой дом на чужбине, а о том, где искать повелителя дня, который единственный может помочь им отомстить врагам, спасти родных, а, может, если повезет, и снять проклятье с родной страны. И тогда не придется никуда уходить. И жизнь всех вернется в свое русло. И его собственные мечты исполнятся. И…
— Вот и отлично, — не дожидаясь другого ответа, кивнул Лот. — Я предложил, мне, стало быть, и идти. Ничего, дело привычное. Бродяги — они что, везде есть и повсюду одинаковые. И никому нет дела, куда они идут и зачем. Их просто никто не замечает. Они же отлично видят и слышат все, что происходит вокруг. И отлично. Преспокойно прогуляюсь. Да и вид, — он оглядел себя, — вполне соответствующий.
Альнар пожал плечами, не возражая. Если он и считал эту затею бесполезной, то вслух об этом говорить не стал. Его взгляд был по-прежнему устремлен на брата. Он ждал объяснений.
— Ладно, — Лот же решительно направился вперед, довольный, что может хоть чем-то быть полезен. — Пойду, пожалуй. Старуха говорила, что до ближайшего города день пути. Так что, ждите меня к концу второго дня, — и, насвистывая себе под нос какую-то веселую мелодию, он беззаботно зашагал по направлению к кромке леса.
— Тебе нужна компания? — прокричал Лиин ему вслед прежде, чем деревья успели скрыть бродягу.
— Спасибо, но нет! — повернувшись вполоборота, небрежно махнул рукой. — От тебя за версту несет воином, а, ты прости уж, приятель, ничего личного, но, знаешь ли, ни один уважающий себя нищий не станет говорить в присутствии воина, тем более откровенничать.
— Ну, это само собой! — рассмеявшись, прокричал Лин. — Мне очень повезло, что ты снисходишь до того, чтобы говорить со мной!
— Цени! — и тот исчез за деревьями.
— Забавный парень, — беззлобно хмыкнул Альнар.
— Я так понимаю, это была шутка, — пробормотал Аль.
— Ничего подобного! — возразил наследник. — Он говорил совершенно серьезно. И при этом был абсолютно прав: бродяга не может странствовать вместе с воином, если не хочет привлечь к себе внимание всех вокруг.
— Если бродягу сопровождает воин, то, значит, он — никто иной, как переодетый царевич, — согласно кивнул Лиин.
— А переодетые царевичи редко путешествуют налегке, — подхватил Альнар. — Надеюсь, ты не горишь желанием встретиться с разбойниками?
— Нет, — ответил юноша. Если его спутники ждали, что он спросит: "Как же нам быть?", то они ошиблись. Весь его вид говорил, что грядущая встреча с разбойниками пугает его так же, как гроза за горизонтом. Это было еще одной странностью, заставившей его спутников задуматься.
— Странный ты парень, — проскрежетал у него над самым ухом голос старухи, которая, неведомо в какое из мгновений разговора вышедшей из своей избушки. — Вчера не хотел в дом ко мне зайти и спешил прочь, сегодня готов остаться на целых два дня. Что-то изменилось? Ты убедился, что я не собираюсь травить вас ядом?
— Это было бы слишком просто для тебя, — даже не повернув к ней головы, ответил Алиор, оставаясь при этом пугающе спокойным. Он знал, что его слова, а, главное, безразличие разогреют любопытство старухи, подталкивая к новым предположениям и вопросам.
— Я могла бы придумать что-нибудь поинтереснее. Например, призвать слуг повелителя ночи.
— Или его самого. Чего уж мелочиться? — царевич смотрел ей в глаза, не мигая.
— Это еще зачем? — фыркнул Лиин, который сперва хотел посмеяться над шуткой, но прежде понял, что в сказанном так же мало от нее, как и в их недавнем разговоре о Лоте.
— Легенды говорят, что проклятье может снять тот, кто наслал его… — задумчиво проговорил Альнар, пытаясь понять, к чему клонил брат.
— Вот-вот, — кивнул, соглашаясь с ним, Алиор, а затем продолжал: — А кто может послать ледяное проклятье кроме повелителя ночи?
— Ну да, думая так, вообще удивительно, что ты подошел к моему жилищу, — старуха мрачно хмурилась. — Но я уже говорила тебе, что мой господин…
Алиор не дал ему договорить:
— Почему бы тебе не позвать его, ведьма? Ты ведь не станешь отрицать, что ты ведьма?
— Какой смысл отрицать очевидное? — хихикнула та.
— И что, будучи таковой, ты — слуга повелителя ночи?
— Он — мой господин.
— Час от часу не легче, — с шумом выдохнул воин. Его рука сама потянулась к ножу.
— Остынь, парень, — проследив за его жестом, качнула головой старуха. — Ничего я с тобой не сделаю.
— Потому что мы нужны твоему господину живыми, — не сводя с нее пристального взгляда, проговорил Аль, непонятно, спрашивая, или утверждая.
— Зачем? Зачем вы ему, живые или нет?! Я уже устала повторять: люди ему совершенно безразличны.
— Но ему не безразличны его слуги.
— А мы тут при чем? — удивилась та.
— Как же? Ведь кто-то помог нам перебраться через горы, которые, во власти снегов, стали непроходимыми.
— Ты говорил, что тебе помогали горные духи, — проговорил Альнар.
— Но духи ведь и есть слуги богов!
— И ты считаешь, что это были слуги моего господина, а не рабы повелителя дня? — впервые за все время разговора ведьма насторожилась, и юноша понял, что ему удалось привлечь ее внимание.
— Я не исключаю такую возможность. В любом случае, на месте повелителя ночи я бы проверил, так это или нет.
— Ты — на своем месте! — зло зыркнула на него ведьма.
— А на своем месте я — царевич, а не проводник. Как же мне удалось перебраться через горы и добрался до Девятого царства? Ты веришь в то, что это могло произойти случайно?
— Я сомневаюсь, что кто-то из слуг моего господина стал бы тебе помогать. Даже развлечения ради.
— Почему ты полагаешь, что повелителю ночи не следует знать о случившемся? Если его слуги сделали что-то не по его воле…
— Мы — не рабы, — качнула головой ведьма. — Господин не связывает нам руки.
— Пусть так. Но даже если твоему хозяину все равно, как на это посмотрит повелитель дня?
— Да пусть смотрит, как хочет, — махнула рукой та. — Нам-то какое дело?
Алиор на миг растерялся. Он не рассчитывал на такую реакцию.
— Чего ты добиваешься, младший брат? — хмуро глядя на него, спросил Альнар.
— Я вот тоже думаю, чего, — пробормотала ведьма. — Ты — не из тех людей, которые ищут встречу с моим господином.
— Ты надеешься, что, если бог ночи явится сюда, вмешавшись в дела людей, то же сделает и бог дня? — заговорил наследник. Его глаза стали чернее, чем у старухи, губы на мгновение крепко сжались: — И ради исполнения своей мечты ты готов рисковать нашими жизнями?!
— Я? — он приподнял брови в наигранном удивлении. — Во-первых, разве я привел вас к ведьме? Но, будучи здесь, я собираюсь воспользоваться представившимся мне шансом.
— Даже если твой безумный план с тысячью "если" исполнится, бог дня не станет нам помогать.
— Мы должны убедить его, — настаивал на своем юноша. Он уже был готов сказать, что его план — их последняя надежда, когда времени осталось так мало, что больше ни на что его не хватит, но тут брат вновь прервал его:
— А во-вторых?
— Что? — нахмурился Аль-ми, не ожидавший такого резкой смены темы. Он на миг выпустил нити разговора, которые мгновенно запутались.
— Ты сказал, что, во-первых, не ты привел нас к жилищу ведьмы. С этим все понятно. Что во-вторых?
— Не я отпустил Лота одного.
— А что он, маленький ребеночек, заблудится в пути и не найдет ничего лучшего, как звать на помощь лешего?
— Нет. Заблудится он, конечно, не заблудится. Все-таки, бродяга он в любой стране бродяга.
— Так в чем же дело?
— Как ты думаешь, что он станет делать, когда встретится с людьми?
— Как мы и договорились, попробует расспросить их о том, что происходит в Девятом царстве, — Альнара начал раздражать этот совершенно нелепый разговор.
— И?
— Что — и?
— И дальше что?
— Слушай! — не выдержав, воскликнул он. — Перестань издеваться! Есть что сказать — говори. Нет — заткнись! А то слов много, и смысла — ноль.
— Будет тебе смысл! И не только смысл. Когда Лот говорить начнет.
— На что ты намекаешь? — нахмурился Лиин. Его брови сошлись на переносице, глаза, сощурившись, блеснули недобрым огнем.
— Ни на что. Я не намекаю. Я уверен, что бродяга не сможет удержать язык за зубами! Он расскажет о нас!
Альнар и Лиин переглянулись. С одной стороны, их переполняло возмущение — как можно подобным образом думать о человеке, который прошел вместе с тобой через столько бед и опасностей, рисковал своей жизнью ради тебя и кого ты сам не раз спасал? Но, как у любой монеты, у этой была другая сторона. Они ведь успели немного узнать Лота за время дороги. И понимали — развязать ему язык не трудно. Достаточно задушевной беседы. А потом…
— Причем, — продолжал юноша, — он даже не поймет, что предает нас.
— И приведет сюда лихих людей… — наследник нахмурился, раздумывая. Его сощуренные в тонкие нити глаза поблескивали, свидетельствуя о том, что он лихорадочно ищет выход. После всех детских сказок о ведьмах и духах, они, наконец, заговорили о чем-то по-настоящему реальным и опасном.
— Это вы о разбойниках? — вмешалась в разговор ведьма. — Пока вы — мои гости можете о них не беспокоиться: сюда они не сунутся.
— С чего вдруг такая забота?
— Возможно… Я говорю — возможно, потому что не особенно верю, что это так, однако, раз уж имеется вероятность, что произошедшее — не совсем то, чего хотел бы господин…
— Совсем не то, ты хотела сказать.
— …Будет лучше, — не обращая внимания на усмешку царевича, продолжала старуха, — если вас никто не убьет до тех пор, пока вы не расскажете действительно все, что знаете.
— А разве слуги повелителя ночи не способны расспросить тени?
— Способны. Ты даже не представляешь, на что мы способны. Но тень говорит только то, что помнит, а живой человек — и все остальное тоже.
— И ради этого одни слуги повелителя ночи ввяжутся в бой с другими?
— Что за чушь ты несешь! — всплеснула руками ведьма. — Да такого не было, нет и никогда не будет! Потому что это невозможно!
— Но разве ты не собираешься защищать нас от разбойников? А разбойники — тоже слуги повелителя ночи.
— Да как они могут быть слугами, если они — люди!
— Ты еще скажи, что снежные кочевники тоже не его слуги!
— Конечно, нет!
— Но сами они считают себя ими.
— Пусть считают, что хотят! Считать и быть — не одно и то же.
Алиор чуть наклонил голову, переводя дыхание. Может быть, ему не удастся убедить ведьму действовать, но разговорить ее он сумел.
Старуха глянула на него. Прочла ли она его мысли или его выдало что-то в лице, в глазах, но ведьма умолкла.
— О чем задумалась, хозяйка? — чувствуя, что молчание затягивается, как веревка на шее, спросил Алиор.
— Свяжешься с людьми — потом проблем не оберешься, — ворчливо пробормотала та. — И, что самое обидное, ведь я действительно искренне хотела вам помочь. Вот она, благодарность… Прогнать вас, что ли?
— Попробуй, — хмыкнул Алиор. Довольно улыбаясь, он прикрыл глаза. Юноша чувствовал себя победителем, не без основания считая, что загнал ведьму в угол.
— Ты что, с ума сошел? — склонившись над самым ухом брата, зашептал наследник. — Мы же теперь точно погибнем! Не успев ничего сделать!
— Мы в любом случае не успеем, — холодно отрезал Алиор. — Во сне мне являлся отец. И сказал, что на новолуние Альмира и все ее жители заснут ледяным сном.
— И ты поверил, что это правда?!
— А почему я должен не верить? У меня и прежде были пророческие сны.
— И ни один из них, в сущности, не сбылся!
Алиор нахмурился. Брат говорил те же самые слова, что приходили и ему в голову. Но одно дело соглашаться с самим собой и совсем другое — с тем, кто с тобой спорит.
— Тебе нужны доказательства? А не боишься, что они у нас будут слишком поздно для того, чтобы что-то изменить?
— Если то, что ты говоришь, правда, уже и так слишком поздно!
— Нет! Повелителю дня достаточно нескольких мгновений, чтобы все изменить!
— С чего ты взял, что он придет!
— А если и не придет! Я заключу сделку с властелином ночи! Пусть он выпотрошит меня, гадая по моим кишкам на имя того, кто помог мне пройти через горы! Я не стану сопротивляться, если он пообещает снять проклятье с Альмиры! Для него это пустяк — произнести пару заклинаний, и все.
— А зачем ему заключать с тобой сделку? — вмешалась в разговор братьев ведьма. — Если ты и так будешь у него в руках?
— Но я волен умереть, когда мне захочется. Я могу сделать это прежде, чем твой хозяин узнает имя. А могу и немного потерпеть.
— Чушь все это, — старуха устало потерла покрасневшие глаза.
— Возможно, — Алиор не собирался с ней спорить. — А, может, и нет.
Она развела руками, а затем, вздохнув, проговорила:
— Вот что, добрый молодец, давай-ка, для разнообразия, перейдем от слов к делу.
— Ты призовешь своего хозяина? — смело глядел прямо в глаза старухи, зная, что повелитель мрака не явится в полный солнечного света мир дня.
— Нет, — тонких бледных губ коснулась едва уловимая улыбка. — Я отведу тебя к нему. А вы, — она на мгновение повернулась к Альнару и Лиину, — отдыхайте пока, набирайтесь сил. И друзей своих дожидайтесь. Уж не знаю, кто из них придет первым. Если это будут разбойники — что же, не обессудьте.
— Нет! — Альнар рванулся вперед, заслоняя собой брата. — Ты не заберешь его, старуха! — в его руке блеснул нож.
— Такова твоя благодарность за исцеление? — с укором глянула на него та, однако при этом в ее глазах не было ни тени страха, скорее — какая-то игривая веселость. — Ох, дети, дети! Нашли с кем тягаться! Пытаться использовать ведьму в своих интересах! — и, прежде чем странники успели что-то предпринять, она исчезла во мраке, который, спустя короткое мгновение, растянулся в плащ и накрыл не успевшего не то что вскочить, но даже опомниться Алиора.