Глава 9

Двух спутников, выбранных жребием, они застали за работой — красные не то от тяжести своей ноши, не то от волнений, они вьючили ослов.

— Что это? — нахмурившись, спросил Аль.

Брат взглянул на него как на сумасшедшего:

— Ты что, ослов никогда прежде не видел?

— Я не об этом, — качнул головой юноша. Однако, к немалому удивлению его собеседника, на этот раз он ничуть не смутился и отступать, судя по всему, тоже не собирался. — Что в этих тюках?

— Хлеб, вяленое мясо… — поспешил ответить за царевича один из юношей. Судя по виду — из семьи торговцев. Невысокий, кряжистый, с длинными сальными волосами он, несмотря на царивший в стране голод, не выглядел худым, хотя, наверно, жирка и в нем несколько поубавилось.

Его остановил недовольный взгляд Аль-си, который, в отличие от горожанина, тотчас понял, что скрывалось за этим, казалось бы, ничего не значившим вопросам брата.

— Заткнись, — поцедил он сквозь стиснутые зубы. Но слово было сказало и ловить его было поздно.

— Люди гибнуть от голода, а вы… — чуть не задохнулся от возмущения Лот.

— И ты тоже заткнись! — зло ощерился царевич. Он знал: лучший способ защиты — это нападение, и всегда придерживался его: — Этих припасов нам хватит на всю дорогу, а здесь его съедят за час, а потом вновь будут просить есть! И вообще, мы никого не объедаем! Просто берем необходимое. Потому что если от голода не будем ворочать ногами, то просто убьем тех, кого должны спасти! — он говорил эти слова совсем не для нищего горожанина, а для своего брата, который смотрел на него с таким видом, будто презирал до глубины души. И почему-то это презрение больно задело царевича, которого, казалось, не могли тронуть ни кровь, ни слезы — слишком уж много их он повидал на своем кратком веку.

Однако, к его удивлению, когда брат открыл рот, он заговорил совсем о другом. И с первым словом Аль-си понял: то, что он принял за презрение, на самом деле было недовольством возникшей на пути помехой:

— Мы не можем брать с собой больше, чем способны унести на себе, — проговорил он с тем холодным спокойствием, которое дается только в совершенной уверенности.

— Но у нас ведь есть ослы! — непонимающе глядя на него, пробормотал торговец. — Зачем все тащить на собственному горбу…

— Ты хочешь сказать, — не слушая его, старший царевич мерил хмурым взглядом брата, — что по той дороге, которая известна тебе, животные не пройдут?

— Но караванные тропы проложены как раз с тем расчетом, чтобы по ним могли пройти ослы! — не выдержав, вновь вмешался в разговор братьем горожанин. — Иначе как бы люди торговали, не имея достаточно товара…

— Сказано тебе — заткнись! — небрежно отмахнулся от него словно от надоедливой мухи Аль-си. Все, что его интересовало, это ответ брата. И совсем не потому, что он считал его хорошим проводником. Он не видел в нем вообще никакого проводника, уверенный, что за две недели пути нельзя ничему научиться. Но вот в то, что Аль-ми избран богами для этого пути он ничуть не сомневался. — Почему мы не должны брать с собой ослов? Они не пройдут по той дороге, которую для нас выбрали горные духи? Или помешают нам в пути, приведя к беде?

— При чем здесь животные? — спокойно пожал плечами юноша. — Если они тебе так нужны, бери их с собой.

— Можно будет съесть, когда проголодаемся, — Лот поспешил поддержать того, кого он уже успел отнести к своим приятелям, причем — судя по всему, единственным в этой разношерстной компании.

На него уставились полные ужаса взгляды ошалевших от непонимания спутников, которым и в голову никогда не приходило видеть в ослах — почти таких же незаменимых в хозяйстве животных, какими были лошади — всего лишь кусок мяса, пригодных для жаркое.

— Да ладно вам, — видя этот ужас даже в глазах младшего царевича, Лот неуверенно отступил назад. — Не хотите есть — не надо, — он попытался перевести все в шутку — на свой манер, конечно: — Вон тут некоторые и крыс не едят, а они, между прочим…

— Хватит! — не выдержав, прервал его Аль-си. Лицо царевича пошло красными пятнами от переполнявшей его ярости. — Ты тут шутки шутишь, а мы, между прочим, говорим о судьбах даже не нас пятерых, а целого царства! — затем он повернулся к брату: — Так что насчет поклажи? Почему мы не можем взять ее с собой? Только говори по делу.

Ответом ему была тишина. Подождав несколько мгновений, задавший вопрос нахмурился:

— Что молчишь?

— Мне нечего сказать, — пожал плечами Аль. — Мне просто показалось, что так будет правильно.

— Показалось ему! — проворчал царевич и, тотчас потеряв к брату всякий интерес, повернулся к стоявшим возле ослов горожанам: — Ну что застыли? Поторапливайтесь! Я не собираюсь ждать до бесконечности!

Те, очнувшись от мгновенного оцепенения, бросились выполнять его приказ, в то время, как Аль, пожав плечами, повернулся к Лоту.

— Ты позволишь ему совершить ошибку? — неодобрительно спросил последний.

Юноша пожал плечами:

— Пусть. Может, так и должно быть. Даже зная будущее, его не изменить.

— Что за ерунда! — не выдержав, воскликнул бродяга. — Зачем богам предупреждать об опасности, если человек, зная, все равно не сможет ее избежать? Это же глупо! А боги кто угодно, только не дураки!

— Не богохульствуй! — оглядевшись вокруг, словно ожидая молний с ясного неба, прошептал Аль.

— Да ладно тебе! — небрежно махнул рукой горожанин. — Никогда не поверю, что ты набожен, словно выжившая из ума старуха! Что же до меня, то я очень даже высоко ценю мудрость богов. Выше, чем ты. Ведь я не считаю их поступки бессмысленными. И не иду против их воли, — поджав губы, он качнул головой. — Когда считаешь, что прав, нужно стоять на своем до конца, убеждая всех остальных!

— Я так не умею, — вздохнул юноша.

— Было бы лучше тебе поскорее научиться. А заодно поискать по закоулкам своей души решимость и властность. Сдается мне, они тебе понадобятся.

— Зачем? — Аль глядел на него с выражением скучающего безразличия. — Зачем мне это? Я ведь не собираюсь становиться царем.

— Еще чего не хватало! — хохотнул за его спиной старший брат, который без особого труда в один и тот же миг командовал работой тех, кто занимался поклажей, и подслушивал разговор предпочетших увильнуть от этого занятия. — Нет, это не просто шутка, это Шутка: маленький Аль-ми — царь! Да скорее небо и земля поменяются местами, чем… Царь! — мотая головой, он, бормоча что-то себе под нос, пошел вперед, собираясь возглавить их маленький караван, готовый двинуться в путь.

— Он прав, — глядя ему вслед, проговорил младший царевич.

— Что скорее небо поменяется местами с землей? Занятное, должно быть, зрелище. Интересно будет посмотреть.

— Тебе долго придется ждать. Я не хочу становиться царем.

— А это не важно, что ты там хочешь или не хочешь. Если боги решат, что так должно быть, так оно и будет. Тебя никто и спрашивать не станет.

Аль, усмехнувшись, качнул головой, совсем как только что его брат. Все-таки, они были похожи. Нельзя сказать, что как две капли воды, но не без сходства.

— Зря смеешься, — скользнул по нему проницательный взгляд внимательных глаз.

— Да ладно тебе, — небрежно махнул рукой юноша. — Сам подумай: какой из меня царь?

— Но ты же царевич!

— Ну и что? Не знаю, как сейчас, но в древние времена было множество царей, рождавшихся в семьях обычных горожан. Даже нищих.

— Невозможно!

— Почему? О них даже легенды написаны. Хотя бы царь-основатель.

— Он был воином, — проговорил поравнявшийся с ними высокий худощавый паренек с сильными мускулистыми руками и острым, как лезвие кинжала, взглядом холодных глаз.

— Да, — согласился Аль, — но прежде чем стать воином, он бродяжничал.

— Нет! — вскричал тот, кому Ему казалось, что даже само предположение, что так могло быть, оскорбляет память о великом герое, походить на которого он мечтал больше всего на свете.

Царевич, не споря, пожал плечами. Ему было все равно, что думает тот его спутник, которого он не знал и знать не хотел.

— А кем ты хочешь быть, если не царем? — спросил Лот, которого если и удивили слова приятеля, то скорее обрадовали, чем озадачили или оскорбили. "Если кто-то смог, то и я смогу!" — читалось в его горевших глазах, в то время как спина выпрямилась, голова откинулась назад — на мгновение он представил себя царем-основателем.

Аль медлил с ответом. Не то чтобы он не знал его, просто не был уверен, стоит ли говорить? Ему совсем не хотелось открывать перед в сущности совершенно чужими людьми свою душу. А еще он боялся нарваться на смех, ведь нет ничего неприятнее, чем усмешка над мечтой.

Впрочем, ему и не нужно было ничего говорить, когда это не терпелось сделать другим.

— Чародеем он хочет быть, вот кем! — проворчал Аль-си, недовольный, что в центре внимания их маленькой компании оказался брат, а не он сам.

Царевич, смутившись, покраснел, особенно когда услышал смешок, сорвавшийся с губ сына торговца.

— Моя мечта не намного безумнее твоей, стремящийся стать вторым Основателем, — хмуро глядя на брата, чуть слышно прошептал он.

— Ну да, это смотря как понимать "намного", — не унимался тот, словно задавшись целью довести брата. — Вот мне одного царства мало, зато десять — в самый раз. Моему же младшему братцу и этого недостаточно. Он хочет править всем миром, не только земным, но и подземным, морским и небесным. И чтобы даже духи и сами боги были у него на посылках.

— Это не правда! — не выдержав, воскликнул Аль. — Я совсем не для этого хочу… — начал он, а затем вдруг осекся, поняв, что, в сущности, сам выдал свою тайну, подтвердив слова брата. Ведь если мгновение назад они могли сойти за безобидную или, наоборот, обидную шутку, то теперь… О-хо-хо!

— Постой, постой, — зацепился за его слова Аль-си. — А зачем же тебе быть чародеем? Неужели лишь для того, чтобы превратить меня в таракана?

— Почему в таракана? — от растерянности только и смог проговорить тот.

— Ага, значит, я прав! — его старший брат хохотал уже в полный голос. — Вот ради чего все! Собираешься отомстить тем, кто на тебя когда-нибудь косо взглянул. Не слишком ли круто? Только подумай: превратишь всех в тараканы, с кем жить будешь? Хотя, да, это тебя вряд ли остановит. Тебе кроме твоих книг ничего и не нужно. Я вообще поражен, что ты с собой в дорогу не взял библиотеку. Как же, она ведь здесь пропадет, замерзнет. Да, кстати, тараканы же могут твои книги засидеть. Нет, ты подумай, может, лучше превратить всех в кого-нибудь другого? Скажем, мышей? Хотя, они бумагу едят.

— Перестань, — болезненно поморщившись, попросил Аль.

— И идти в полной тишине, считая шаги? Ну уж нет! И вообще, я только начал…

— Слушай, ты, прилипала, — вступился за приятеля Лот, — тебе же сказано: отстань!

— А это еще что за блоха пищит? — высокомерно взглянул на него старший царевич.

— Лучше быть блохой, чем тараканом, — нисколько не смутившись, парировал тот.

— А, я понял! — не унимался Аль-си. — Тот, кто не хочет быть правителем, уже начал обзаводиться придворными — припевалами.

— Сам ты припевала! — услышав незнакомое слово, которое тотчас принял за ругательство, возмутился Лот.

— Потом, видимо, — не слыша его, уже посмеиваясь над собственной шуткой, продолжал царевич, — станешь подыскивать себе стражей. У любого царя должны быть стражи. Чтобы не приходилось самому махать мечом, отбиваясь от нападок таких, как я. Слышишь, — он повернулся к сыну воина, — пойдешь к моему братцу? Сейчас, конечно, он никто, но потом станет чародеем, завоюет всю землю… Что молчишь? Только не говори, что не собираешься стать воином.

— А если и так? — исподлобья глянул на него тот.

— То ты дурак! Кем были твои предки, тем станешь и ты! Были воином, значит, будешь воином, были торговцем, — он махнул рукой в сторону крепыша, — будешь торговцем. Сыну же нищего одна дорога — в толпу попрошаек!

— Мои родители не были нищими! — Лот с силой, до хруста сжал зубы, его глаза полыхнули злостью. — А я — не попрошайка!

— Ну да, скажи еще, что ты потомок Основателя! Только полный идиот может верить тем сказкам, которые рассказывает мой брат!

— Да я тебя сейчас своими руками придушу! — кинулся на него бродяга.

— Только попробуй! — царевич выставил перед собой маленький, но от того не менее смертоносный кинжал. Увидев его, Лот остановился. — Что же ты? — Аль-си, скривил в усмешке губы. — Испугался?

— Хочешь драться — давай драться по-честному! — процедил тот сквозь стиснутые зубы.

— По-честному? — продолжал смеяться царевич. — Это как же? На кулаках, словно последние нищие в торговом ряду?

— М-м! — замычал бродяга и, забыв о нацеленном на него оружии, двинулся на врага.

— Не надо, — остановил его негромкий голос. Повернув голову, он встретился взглядом со спокойными, немного грустными глазами Аль.

— Потому что он твой брат? И ты боишься, что я его убью, а тебе придется за него мстить? — все еще во власти ярости процедил Лот, чувствуя в душе, что не может остановиться, и что бы ни ответил собеседник на его вопрос, он шагнет навстречу смерти — своей ли, чужой — ему было все равно.

Но то, что он услышал, заставило его сначала задуматься, а потом и вовсе разжать кулаки.

— Потому что наши жизни больше не принадлежат нам, — каким-то незнакомым, задумчиво проникновенным голосом проговорил Аль.

На мгновение над спутниками нависла тишина. Они даже остановились, словно шаги мешали им по-настоящему понять услышанное.

— Что встали? — и только старший царевич, наоборот, сорвавшись с места, решительно зашагал вперед. Оставленный в руках кинжал поблескивал в лучах солнца, но даже самая яркая вспышка пламени на отполированном до зеркального блеска лезвии была бледным отражением луны рядом с тем огнем, что пылал в его глазах. На лице застыло выражение крайней досады: брат не только прервал его шутку, но и вновь переключил внимание собеседников на себя, оставляя его как бы не у дел. А ведь именно он был предводителем их маленького каравана, он, а не наивный дурачок Аль-си!

Его спутники послушно зашагали вперед. Однако, вместо того, чтобы догнать старшего царевича, они пошли рядом с младшим.

— А кому принадлежат наши жизни? — спросил сын торговца.

Остальные молчали, однако их настороженные взгляды, устремленные на спутника, говорили красноречивее всяких слов. Все они ждали ответа, и это было не просто любопытство. Они действительно хотели получить ответ, чтобы равнять на него весь свой путь.

Все они чувствовали себя избранными. Это было необычное чувство, которое внушало в один и тот же миг гордость и страх. Ведь путь избранника — это почти всегда дорога к смерти. И если сына воина интересовало лишь как отдать свою жизнь с наивысший честью, то сын торговца надеялся как-нибудь нащупать путь к спасению, конечно, не в ущерб общей цели, которая для него была так же свята, как и для остальных его спутников. Что же касается бродяги, то его интересовал сам путь как основа легенды, попасть в которую он мечтал с тех пор, как услышал, что Основатель был рожден таким же маленьким, незначительным человечком, как он, стал же столь великим, что его имя связывало строй времен нитью памяти.

— Богам, кому же еще! — поспешил ответить за брата Аль-си. Его душа заторжествовала, словно он одержал великую победу, когда все взгляды обратились на него. И, все же, этот ответ не то чтобы всех удовлетворил. Было в нем что-то такое… вычурное, что ли. Само собой разумеющееся.

— Как будто до этого наши жизни не были в их власти, — хмурясь, проворчал Лот.

— Наверное, Родине, — не совсем уверенно проговорил сын воина, — мы ведь отправились в путь, чтобы спасти Альмиру.

— Или горным духам, — глядя на маячившие на горизонте горы, прошептал сын торговца. — Отец говорил, что все, отправляющиеся в путь, просят их о покровительстве. Нам, наверно, тоже нужно.

— Вот еще! — упрямо мотнул головой Аль-си. — Мы — избранные, и ни перед кем не собираемся кланяться!

— Да уж, — хмыкнув, качнул головой Лот. — Скорее горы поклонятся тебе, чем ты им. А я вот готов. Если надо.

— Ну да, конечно, стоять на коленях легче, чем идти навстречу опасности.

— Ты…! — руки бродяги вновь сжались в кулаки.

— Я! — довольный, залыбился тот. Но через мгновение усмешка сползла с его губ: взглянув на бродягу, он увидел в его глазах нечто, отбившее в нем всякую охоту шутить дальше.

Но шедший за спиной бродяги сын воина ничего этого не видел и потому, видимо, решил, что путник нуждается в его помощи. Ускорив шаг, он выдвинулся чуть вперед, оказавшись между двумя спорщиками.

— Довольно, — твердым голосом проговорил он, в то время, как рука сама собой легла на отцовский меч.

— Ага, — Аль-си одобрительно кивнул. — Один уже согласился со своей судьбой. Воин и в сотом поколении воин. А какой воин не мечтает стать стражем нового Основателя? Вот только, подумай, у кого больше шансов им стать: у ничтожного бродяги или царевича, прямого потомка легендарного царя?

— Прежде чем становиться царем, хорошо бы сначала сделаться человеком, — хмуро глядя на царевича, проговорил тот.

— Еще один умник! — презрительно фыркнул наследник. — Выходит, глупость заразна, — с этими словами он повернулся к Алю. — Мне стоит держаться от тебя, брат, подальше. Как бы тоже ума не лишиться.

— А что безумного в желании быть человеком? — спросил сын торговца, встав рядом со своим новым другом, чем вконец удивил того, кто считал себя предводителем.

— И ты туда же? — недоверчиво взглянул на него царевич. — Ты, который совсем недавно глядел мне в рот, ловя каждое слово и мечтая лишь почаще попадаться мне на глаза?! Ну ничего, ничего, я подожду, когда мой сумасшедший брат вам надоест, и вы на карачках приползете ко мне. А я еще подумаю, иметь ли после этого предательства с вами дело, или прогнать прочь!

Впрочем, он мог ничего не говорить, все равно никто его не слышал.

— Меня зовут Лот, — всеобщее внимание переключилось на бродягу. — Его, — он кивнул на проводника, — как вы все, несомненно, знаете — Аль-ми. А вас?

— Лиин, — с готовностью назвался сын воина, который, видно, давно хотел представиться своим спутникам, но не решался сделать это первым в присутствии царевичей.

— Рик, — несмело проговорил сын торговца, с опаской поглядывая на бродягу, смелость которого его одновременно шокировала и восхищала. Сам бы он никогда не решился сказать и половину того, что бросил в лицо наследнику правителя Лот.

— Так для чего мы были избранны? — спросил младшего царевича Лиин, решив, что теперь вправе сделать это.

Тот медлил с ответом. И когда молчание стало в тягость, вместо него заговорил Лот:

— Чтобы добраться до повелителя дня, — он был уверен, что понял все правильно. Его спутники согласно закивали. И лишь смотревший на приятеля, чуть наклонив голову, Аль не был в этом так уж уверен. Ему никак не шли из головы последние слова отца — те, что о мести. Однако сказать об этом вслух он не решался. Потому что месть — нечто низменное, в ней нет и не может быть величья.

— Добраться до повелителя дня — для чего? — почувствовав его неуверенность, поспешил укрепить ее Аль-си. — Просто так?

— Чтобы он снял проклятие с Десятого царства.

— Значит, мы — только вестники, а он — спаситель?

— Ну, — его спутники переглянулись. Улыбки сползли с их лиц, глаза поблекли, плечи опустились, когда они поняли: — Так получается, — в том, чтобы нести известие, нет особого подвига. Для этого не обязательно быть героем, даже человеком можно не быть — есть же вестники — голуби. Жаль, что с голоду в Альмире всех их съели. Сейчас можно было бы и вообще никуда не идти — послать мудрую птицу с мольбой о помощи — и ждать ответа.

— А ты как считаешь? — в упор глядя на брата, спросил его наследник.

И тому ничего не осталось, как ответить, хотя он и понимал, что его ответ не понравится спутникам, может быть, даже скорее всего — отшатнет их от него.

— Я не знаю, прав или ошибаюсь…

— Не ошибаются только боги. Но мы — избранные ими. И, значит, должны знать правду. Если не всю, то хотя бы ее часть.

— Даже если нам удастся добраться до повелителя дня, это еще не означает, что он согласится нам помочь, а если и согласится — может оказаться слишком поздно: спасать уже будет некого.

— Зачем тогда… — озадаченно глядя на него, начал Лиин.

— Чтобы отомстить врагам, позволив душам мертвых успокоиться.

— Пятеро против орды кочевников, с которой не смогло справиться целое войско? — Аль-си расхохотался. — Нет, брат, ты явно не в своем уме, если верить, что способен исполнить последнюю просьбу отца!

— Но месть, это… — сын воина, поморщившись, сник. Только что он видел себя чуть ли не спасителем земли, и вдруг его сбросили с небес прямо в навозную кучу.

— Это — надежда слабых, ни на что не способных! — воскликнул старший царевич.

— Но этого хотел отец.

— Что отец! Не он избрал нас, а боги! Если ты не заметил, мы здесь пытаемся разобраться, понять, чего они от нас ждут!

— От вас — не знаю, — отвернувшись в сторону, пробормотал Аль. — А от меня — чтобы я дошел до повелителя дня.

— И все? — Лиин смотрел на него, недоверчиво прищурившись.

— Да, — кивнул юноша, которому было больше нечего сказать.

— А мы? — не унимался сын воина. — Зачем нужны мы? Чтобы помочь тебе пройти этот путь? — ему хотелось более значимой судьбы. И поэтому ответ младшего царевича:

— Я думаю, да, -

— разочаровал его. Конечно, он не собирался спорить с богами. Но, с другой стороны, ведь главное быть избранным, а там — не судьба, а число подвигов определяет, кто именно станет тем, главным, о ком будут сложены легенды. Может быть, и царь — Основатель, отправляясь в свое первое странствие простым воином в составе большого войска, сначала был не тем, на кого ставили боги. Но потом они изменили свое решение.

— А я думаю, — зло глянув на брата, ядовито бросил Аль-си, — что ты слишком много о себе возомнил. Тот, кто дошел до повелителя дня и спас всех! Или тот, кто за всех отомстил! Громкие слова. Но не более того. А я тебе скажу, для чего именно мы были выбраны, зачем это все.

— И зачем? — устало глянул на брата Аль. Разговор утомил его даже больше, чем дорога.

За время болезни он отвык от многого из того, к чему с таким трудом привык за две недели предыдущего странствования. Позади было совсем ничего, а все тело ломило, налившиеся свинцом ноги казались так тяжелы, словно к ним привязали камни, и юноше приходилось напрягать все силы, чтобы заставлять себя делать следующий шаг. Больше всего на свете хотелось объявить привал. Или хотя бы сесть на краткое мгновение на один из множества придорожных камней. Но Аль не позволял себе этого, потому что знал: стоит ему сесть, и он уже не сможет встать, во всяком случае, до следующего утра.

Обычно как бывает? Слово за слово, и не замечаешь, как время и пространство убегают за спину. Но на этот раз тягостный, нудный разговор, грозивший в любое мгновение перерасти в ссору, лишь растягивал часы, делая их бесконечными, так что страннику уже начало казаться, что они никогда не доберутся до гор.

Под ногами шуршал снег. Только он успокаивал. Странно, казалось бы, Алю следовало ненавидеть его, мешавшего делать следующий шаг, охватывая ступни плотной тягучей патокой, задерживая на месте, отбирая силы. Но всякий раз, когда юноша переводил на него взгляд, покой наполнял душу и вздох облегчения срывался с губ.

— Зачем мы были избраны? — донесся до него откуда-то издалека голос брата. — Чтоб десять царств вновь стали единым целым! Чтобы земли и народы объединились! Только вместе можно спастись! Только вместе отомстить!

— А при чем здесь повелитель дня? — непонимающе глядел на царевича Рик.

— Да ни при чем! Найти повелителя дня — его, — он кивнул в сторону брата, — судьба. Не моя и не ваша! За исключением, разве что, этого бродяги, — глянув на Лота, царевич презрительно скривился, прочерчивая решительную черту между теми, кого он был готов принять в свои спутники, и тем, от кого хотел поскорее избавиться.

— Но… — Лиин нахмурился. Ему-то казалось, что именно младший царевич — настоящий избранный. Не случайно же они ждали, пока тот поправится, не отправляясь в путь. Ведь если все не так, что держало их на месте последние недели?

— Наши пути связаны — да, это так. Во всяком случае, до определенного места. Боги ждут от нас, что мы поможем ему достичь этого места, горные духи будут помогать ему, а, стало быть, и нам. Но потом наши пути разойдутся.

— Почему?

— Да потому что смертный не может рассчитывать ни на кого, за исключением себя самого или кого-то, такого же, как он! Потому что у него нет ничего, за исключением своей души, что он мог бы заплатить за помощь богов! А отдавать душу даже за жизнь — неравноценный обмен. Я прав? — повернулся он к сыну торговца, как самому понимающему в сделках купли-продажи.

— Дело не только в цене, но и в товаре, — не говоря ни да, ни нет, начал Рик. — Бывает, что за него ничего не жалко.

— Я готов отдать свою душу, если за это повелитель дня спасет всех жителей Альмиры, — выпрямившись, проговорил Лиин.

— Все равно, — он взглянул на брата, думая, что такие слова заставят того вздрогнуть, побледнев от страха, однако юноша продолжал идти, глядя себе под ноги, словно ничего не слыша. — Путь к повелителю дня — его. Вот и пусть пытается. Но это — лишь один шанс спасти Альмиру. А мы должны воспользоваться всеми!

— То есть? — подойдя к царевичу, небрежно хлопнул его по плечу Лот, словно специально стремясь посильнее разозлить. — Хочешь сказать, что у каждого из нас есть свой шанс? И в чем же он?

— Твой — не знаю, — резко отстранившись от него, процедил сквозь стиснутые от досады зубы Аль-си. — И знать не хочу! Наверное, у тебя шанса и нет вовсе, как нет ничего своего в этом мире!

— Зачем же я иду с вами, избранными?

— Может быть, для того, чтобы, если наступит момент, когда кого-нибудь нужно будет принести в жертву, этот кто-то оказался под рукой!

— Не слишком ли ты легко распоряжаешься чужими душами и жизнями?

— Для сына правителя и будущего правителя? Ничуть! Это бремя царя — принимать решение за тех, кто, как, например, мой братец, не в силах сделать это самостоятельно.

— А твоя, значит, избранность в том, чтобы стать вторым основателем?

— Объединив все народы, я вернусь в Альмиру с караванами, полными продовольствия, и войсками, готовыми остановить любую орду кочевников! А если этого будет мало, я отыщу проводников, которые укажут тропы, столь легкие, что по ним смогут пройти и старики, и женщины, и дети. Я выведу свой народ из проклятых земель, дав им новые, благословенные и плодородные.

— И что станет с теми, кто на них живет сейчас? — качнул головой Аль.

— Да ничего не станет! Будут себе жить! Земля большая, на ней всем найдется место!

— Даже если так, — качнул головой царевич, — тебе может потребоваться целая жизнь, чтобы исполнить свою мечту. Хватит ли у жителей Альмиры времени дождаться помощи от тебя?

— А от тебя с твоим повелителем дня? — Аль-си сощурил глаза в тонкие щели, в глубине которых полыхал огонь злости. — Земли десяти царств — вот они, — он раскинул руки, словно пытаясь обнять мир, — вокруг нас. А где живет этот великий бог, о котором все слышали, но которого никто никогда не видел? На краю земли, там, где не ступала нога человека — так, кажется, говорится в легендах? И как быстро ты думаешь добраться до края земли? Еще при этой жизни или только в следующей?

Младший царевич молчал, не зная, что сказать в ответ, да и не хотелось ему ничего говорить, потому что любое слово звучало бы как оправдание. Но и молчание можно было расценить как проявление сомнений и слабости, что и не преминул сделать его брат:

— Вот то-то и оно! Боги — мастера игры. Они никогда не ставят на одного игрока, предпочитая делать несколько ставок, ведь тогда одна из них непременно выиграет.

Аль молча слушал его, глядя в сторону, а затем вдруг качнул головой:

— Знаешь, что я тебе скажу, брат? Мы с тобой оба думаем об исполнении мечты, а не о том, чтобы помочь оказавшимся в беде. Это эгоизм.

— Это искренность! — горячо возразил его собеседник. — И единственный правильный путь! Потому что ничего человек не желает, ни к чему не стремится столь же страстно, как исполнить свою мечту. И ничто, никакие неудачи и трудности не остановят его на этом пути!

— А как же все остальные? О них ты совсем не думаешь?

— Думаю! Всегда! Потому что мне нужна власть не ради власти, не для того, чтобы потешить собственное самолюбие.

— Ты бы не успел объединить десять царств к приходу кочевников, — качнул головой его младший брат.

— Возможно. Но я был бы на пути к этому. И, кто знает, может быть, кочевники поостереглись нападать на добычу, которая была бы им уже не по зубам.

— А если бы они напали, что тогда?

— Мы живем не в тогда, а в теперь! — нахмурился Аль-си.

— И, все же, брат?

— Ты знаешь не хуже меня, что бы случилось тогда! — зло глянул на него царевич. — Я повел бы против орды царское войско! И победил бы их! Или пал в битве вместе со всеми! Но мира, где бы все это произошло, нет, никогда не было и не будет! Потому что боги решили создать другой! Этот. А ты, ты готов отказаться от своей мечты ради жизни совершенно чужих тебе людей?

— Я это и сделал, — пожав плечами, проговорил юноша, а затем резко прибавил шаг, уходя вперед.

— Что он имел в виду? — глядя ему вслед, спросил Лиин.

— Он ведь шел к повелителю дня, когда на вершине Венец-горы увидел костры кочевников, — проговорил Рик. — Он мог не возвращаться назад. Должно быть, сейчас он был бы уже далеко, может быть даже нашел своего бога. Кто знает…

— И не возвращался бы, — хмуро глядя в сторону, процедил сквозь стиснутые зубы Аль-си.

— Ты что! — в ужасе вскричали его спутники.

— А что? Как будто его возвращение нам помогло!

— Если бы мы не знали о вторжении, — нахмурившись, качнул головой Лиин, не соглашаясь с царевичем, — жертв было бы больше.

— Может, да, а может и нет, — продолжал стоять на своем Аль-си. — Это то же самое, что живущему на острове узнать о предстоящем наводнении.

— Тот, кто знает, может действовать!

— И как же? Броситься бежать, ища то дерево, на которое можно было бы залезть и затаиться?

— Хотя бы!

— И долго ты просидишь на этом дереве посреди бушующей реки без еды? Да уже через несколько дней ты так ослабнешь, что разожмешь пальцы и спелой грушей шмякнешься в воду! А вот если бы он, зная о вторжении, продолжил путь… Может быть, нам бы и не пришлось никуда сейчас идти. И не было бы нужды беспокоиться о том, как мало у нас времени. И…

— К чему ты ведешь? — спросил Лот, в голосе которого хотя еще и звучала недоверчивость, но злости поубавилось.

— Когда идешь к мечте, главное — не поворачиваться спиной к своей дороге, идти, несмотря ни на что! Но мой брат слишком робок и наивен, чтобы понимать это.

Его спутники задумались. Было в этих словах что-то… Что-то, заставлявшее если не поверить, то хотя бы усомниться в прежней вере, особенно учитывая, что последняя была еще не особенно прочна.

— Но, — спустя долгое время раздумий проговорил Лиин, — тогда, если ты прав, этот путь — тот, что ведет к повелителю дня — уже закрыт… Ведь ни один даже самый терпеливый бог не будет держать его открытым целую вечность!

— Думайте! — оглядев спутников пристальным взглядом, сказал царевич. — И сами решайте, куда нам идти, — он не торопил их, наоборот: — пока мы идем через горы, у нас еще есть время на то, чтобы все изменить. Но потом придется выбирать, ведь мой путь — это дорога к людям, а его, — он качнул головой в сторону шагавшего впереди брата, — прочь от них, туда, где живут лишь духи, призраки, да волшебные создания — гномы и эльфы.

— Я не прочь встретиться с эльфом, — хмыкнул Лот.

— А мне что-то не очень хочется встречаться с призраками, — проворчал Рик. — Как будто других забот нам мало!

— Если мы найдем людей, готовых нам помочь, — нахмурился Лиин, — мы не должны отвергать их участие.

— Да, — согласился Аль-си, — лучше помощь человека, чем милость бога, — а затем он вдруг добавил: — Если правитель соседнего царства согласится помочь, я откажусь от своей мечты.

— Почему? — удивленно воззрились на него спутники.

— Потому что спасителя не завоевывают. Потому что нет греха ужаснее неблагодарности. Потому что… Потому что я так не могу.

— А как же твой принцип — идти к исполнению своей мечты несмотря ни на что? — донесся до него голос Аль-ми, который хотя и шел в стороне, но не пропустил ни одного слова из их разговора.

— Я говорил, что ради спасения своего народа я готов отказаться от мечты. Так оно и будет.

— Благородно, — одобрительно кивнул сын воина.

— Глупо, — презрительно фыркнул бродяга. — И вообще, это благородство, как и все ваши принципы — самая настоящая слабость.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурившись, взглянул на него недобрым взглядом Лиин.

— Избранному, если, конечно, он настоящий избранный, чтобы достичь цели нужно отказаться от принципов, комплексов и прочих мыслей о грехе и зле. Нужно быть прямым, как лезвие ножа, и таким же острым, чтобы порезать себе дорогу сквозь все препятствия.

— Ты не воин, — качнул головой Лиин, — потому и не понимаешь, что с помощью оружия мы порой создаем больше преград, чем преодолеваем. Это — первое, что сказал мне отец, прежде чем дать ученический меч.

— Мой тоже говорил, — негромко проговорил Рик, — что за золото можно купить лишь то, что продается. Всего же остального можно, наоборот, из-за него лишиться в одночасье.

Лот, выслушав их, лишь пожал плечами:

— Мудрость — она, конечно, вещь сильная. Только если ее способны понять.

— Ну, уж на то, что ты что-либо поймешь, никто и не рассчитывает! — хмыкнул Аль-си.

— Ясное дело, — скривился в усмешке бродяга. — Вы тут все шибко умные, да к тому же еще и благородные, а я — жалкий простофиля. Куда мне до вас? — с этими словами он догнал младшего царевича, пошел с ним рядом. — Ну их, — процедил Лот сквозь стиснутые от обиды зубы. — Пусть делают, что хотят! А я пойду с тобой к повелителю дня!

— Может быть, они и правы… — неожиданно проговорил тот.

— В чем? — его приятель аж опешил. — Что я — глупец безродный?! — слова юноши задели его сильнее, чем все оскорбления, произнесенные старшим царевичем. А Аль этого даже не заметил, продолжая:

— До тех пор, пока можно найти помощь у людей, рано идти к богу.

— А если так мы лишь напрасно потратим время, которого у нас и без того мало?

— Мы ведь не по пустыни пойдем…

Загрузка...