По ту сторону гор

Глава 15

Алиор плохо спал в эту ночь, часто просыпался, подолгу не мог заснуть, когда же, наконец, проваливался в тяжелое забытье, ему вновь приснился кошмар, еще хуже, чем тот, повторявшийся за разом раз сон о каменном мосте, потому что тогда являвшаяся к нему смерть имела лишь одно лицо, а, как известно, ко всему можно привыкнуть, когда часто встречаешь.

Теперь же все было иначе. Сначала он оказался в сером бесцветном болоте.

Остроконечные, как пики, камыши вставали в полный рост, преграждая путь, листья кувшинок легли на черной, дымившейся туманом воде следами невидимого духа, манившего за собой, обещая открыть самые сокровенные тайны.

Алиор шел следом, не боясь попасть в трясину, не удивляясь, каким образом тонким хрупким лепесткам удается удерживать на себе вес людского тела. Так было, возможно, потому, что он и не считал себя человеком, скорее бесплотным духом. Ведь он не ощущал своих рук и ног, не видел своего отражения в зеркале водной глади, где мерцали не то какие-то подводные огоньки, не то забредшие за грань горизонта звезды.

До слуха доносились вздохи и стоны, но они не вселяли в душу страха, не трогали сердце сочувствием чужому горю. Словно у Аля не осталось не только тела, но и души с сердцем тоже больше не было. Но и холода безразличия в груди он тоже не ощущал, скорее уж, там была пустота, совершенная, бесконечная, неживая…

"Должно быть, так чувствуют себя духи, — пришла к нему спокойная, медленная мысль, — и поэтому не сожалеют о потерянном, не надеются на грядущее. Им не важно, что было и что будет, потому что для них ничего нет…"

Это было странно, но он вдруг с совершенной ясностью понял, что другой, и никогда не будет таким. Не то, чтобы он мечтал о бессмертии, нет, признавая порядок вещей, Аль знал, что однажды придет и его время. Но… почему-то в этот миг он был совершенно уверен, что с ним ничего подобного не случится, что он будет всегда, что даже тогда, когда сам захочет уйти, не сможет этого сделать, что даже когда умрет, не исчезнет совсем, просто станет другим, что…

Юноша не мог этого объяснить, да и, по большему счету, не хотел, медленно двигаясь по болотному миру туда, где, на уже замаячившем впереди заросшем островке его кто-то ждал.

Это были люди. Их лиц не было видно за сгустившемся туманом, ни в фигурах, ни в движениях не было ничего знакомого. Чужие, безразличные… Они сражались. В косых, то предательски ярких, то лживо тусклых лучах луны сверкали змеевидные клинки мечей. Было в этом бое что-то неправильное.

Хотя, как он мог судить, ведь в своей жизни он ни разу не бился в реальном сражении, лишь сотни раз делал это в своих мыслях, мечтах, повторяя битвы легендарных героев.

И все же… Эти замедленные движения, бессмысленные выпады в пустоту. Такое чувство, что перед ним была толпа слепцов, которые, перессорившись, схватились за ножи и стали наносить удары во все, что было вокруг, но делая это не с одержимостью безумца, а спокойным расчетом убийцы.

А затем случилось то, что заставило Аль похолодеть.

Только что на острове было многолюдно, и вдруг — остался лишь один человек, стоявший лицом к царевичу, которому, приглядевшемуся к его чертам, уже начало казаться, что он узнает незнакомца. Но в то самое мгновение, когда он уже был готов назвать его по имени, просвистел невидимый меч, рассекая воздух, и голова, отрубленная, словно качан капусты, покатилась в туман.

Из шеи ключом забила кровь. Точно кипящая вода в стоявшем на воде котле, она бурлила и пенилась. В воздух поднимался пар, от которого веяло тяжелым сладковатым духом смерти.

А безголовое тело все стояло, не падая, и, казалось, пристально смотрело глазами, которых у него не было, на пришельца, пронзая насквозь.

Безразличная отрешенность исчезла, без следа. Не страх — жуткий ужас продрал Алиора до самых костей, вывернул наизнанку, вынуждая бежать безоглядно прочь, подальше от жуткого кошмара.

— Эй, — он проснулся от того, что его плеча коснулся Лиин.

— Спасибо, — прошептал юноша, с трудом заставляя голос не дрожать.

— Приснился кошмар? — спросил сын воина, стараясь при этом казаться безразличным, хотя на самом деле это было не так.

— Так… — неопределенно ответил юноша. Он не кивнул, не качнул головой, лишь как-то повел плечами, показывая, что и сам не знает. Так оно и было, ведь не все, что пугает в грезах, кажется страшным и наяву.

"Это был только сон… — ему не надо было убеждать себя в этом, как приходилось порой, но почему-то легче не становилось. Губы сами беззвучно зашептали слова молитвы, спеша отогнать призраков и черных ночных духов, которые, казалось, склонились над грудью, протянув свои длинные, когтистые лапы к самой душе. — Только сон…"

Он через силу заставил себя закрыть глаза, стремясь поскорее уснуть, уверенный, что в тот же кошмар он не попадет уж точно, наяву же, кто знает, какие тени увиденного подкрадутся к нему, мучая воспоминаниями об ужасе.

Аль и сам не заметил, как заснул вновь. Да он и не знал, что спит. Слишком уж реальным все казалось. Он шел по улицам города. Альгар — сразу решил он, может быть, потому что никогда не бывал ни в одном другом. И не важно, что улицы, были ему незнакомы. Царевич редко покидал дворец и многого не знал. Если что и казалось удивительным и даже странным, это то, что на всем пути он не встретил ни одного живого существа.

Люди не суетились, спеша по своим делам. Над головой не летали птицы, налетая с голодным криком на каждую оброненную хлебную корку, не перебегали улицу, поджав куцые хвосты, предоставленные сами себе еще не до конца одичавшие бездомные собаки, не скреблись по углам крысы.

Город был погружен в какую-то нереальную, совершенную тишину, в которой не нашлось места даже для эха. Не было слышно шуршания шагов, дыхания, даже стука сердца, который обычно в отсутствии всего остального звучал громче гула набата. По пустым улицам не гулял ветер, поднимая тучи пыли и нося на своем хвосте опавшие листья, словно девица ленту в длинной косе. Дома стояли холодными покинутыми склепами, даже камни мостовой казались призрачным, ненастоящим.

Единственное, что было в этом городе — это запах. Уже знакомый Алю устойчивый, навязчивый сладковатый дух смерти.

— Что же это такое? — сорвалось с губ и исчезло в пустоте, оставшись не услышанным.

Юноша, до этого мгновения шедший лишь вперед, тут, ища хотя бы какое-нибудь объяснение произошедшему, закрутил головой, резко обернулся — и замер, пораженный.

Каким-то необъяснимым неведомым образом он оказался совершенно в другом месте, как ему показалось — в другом городе. Перед ним была площадь, покрытая телами, лежавшими так близко друг к другу, что между ними было невозможно пройти, не наступив на мертвеца. Рядом с телами, окостеневшими в жутких скрюченных позах, полных муки страдания, стонали те, кто еще был жив, но вряд ли надолго. Их лица отметинами чумы покрывали жуткие.

Не разбирая дороги, думая лишь о том, чтобы случайно не коснуться бродивших по улицам живых мертвецов, Аль бросился бежать прочь из охваченного эпидемией города. Ему было страшно, как никогда.

Царевич прежде считал, что он не боится смерти. Он уже заглядывал ей в глаза, даже шел навстречу, но никогда она не являлась ему в таком ужасном виде. Легко умереть в бушующем потоке, уверенный, что отдаешь свою жизнь за то, чтобы другие спаслись. Легко уснуть и не проснуться. Даже упав в трещину. Даже не сразу, спустя какое-то время, зная, что умираешь. Пусть так. Но не в этом общем безумии, умирая вместе с другими сотни раз прежде чем умереть самому, не видя, чувствуя, как разлагается твоя плоть.

Он бежал, и не мог убежать. Город окружал его стеной. Город, в котором повсюду была смерть.

— Аль-ми! — вдруг услышал он донесшееся откуда-то издалека, словно из-за грани бытия, ринулся на голос, словно спасительный свет, и проснулся.

Резко сев, он увидел рядом с собой Лота.

— Тебе снова приснился кошмар? — со страхом, словно он сам мог очутиться в том сне, спросил он.

— Не знаю… — пряча глаза, качнул головой юноша. Он не хотел говорить об этом сне, боясь, что, оказавшись в мире реальности, он обретет плоть.

— Ты кричал во сне.

— Да, я… — он смахнул со лба холодный пот. — Наверно… Наверно, это был кошмар. Но когда ты разбудил меня, он ушел и стерся из памяти, словно ничего и не было. Осталось только смутное чувство… — Аль и сам не знал, зачем лгал, ведь мог просто промолчать. Возможно, это тоже было своего рода бегство.

— Что ж… — Лот понял, что ничего не добьется, сколько ни старайся, и прекратил расспросы. — Ты как, попробуешь еще уснуть, или посидишь со мной? А то одному скучно.

— Я лучше посплю, — он боялся разговоров больше, чем нового кошмара.

— Как знаешь.

"Что же это такое? — отвернувшись в сторону, Аль прикусил губу так, что потекла кровь. Рот наполнился ее солоноватым вкусом. — Неужели мне придется пройти через все это? — он не верил в это, потому что не хотел. — Нет, я не смогу! Не выдержу!" — Болото еще ладно, но чумной город… Да он просто не сможет войти в него, убежит без оглядки, и все!

— Успокойся, — услышал он голос брата, который звучал так уверенно, что ему можно было поверить. — Сон — это только сон.

— Но прошлый кошмар сбылся, — неуверенно проговорил юноша. Он смотрел в сторону, боясь встретиться с братом взглядами и увидеть в его глазах отражение своего страха.

— Ерунда.

— Но Рик умер.

— Не потому что упал с каменного моста, как тебе приснилось.

— Однако, трещина… — он хотел сказать, что важно само падение, а не откуда оно происходило, но Альнар прервал его, продолжая:

— И болота не будет, и города, и.

— Но почему-то мне эти сны ведь снятся! — не унимался Алиор. Он, наконец, резко повернулся к брату, и обмер, обнаружив, что больше не в заснеженном лесу, а в какой-то пещере — не горной, слишком уж она была ухоженной. Стены, пол, своды потолка отделаны мрамором. Вернее даже, это было подземелье дворца, возможно даже — царского.

Вокруг никого. И вообще, какое-то запустение, словно в эти стены уже давно никто не приходил.

В первое мгновение Аль забеспокоился, закрутил головой, нервно поводя плечами, но потом, приглядевшись, решил — нет, на склеп не похоже, и немного успокоился.

Перед ним стоял брат. Только почему-то выглядел он старше, так, словно минуло лет десять. Но его удивило не это, а скорее та одежда, в которую Альнар был одет.

На нем было золотое одеяние, несомненно царское. Не хватало только короны на голове.

Аль опустил взгляд и увидел ее — в своих руках. Это была странная корона — не огромная, с широкими зубцами, увенчанная драгоценными камнями, какой, по мнению

юноши, должен быть символ царской власти. То, что он держал, было скорее венцом. Сделанный из старого черненого золота, он не нес на себе ни одного изумруда или рубина, лишь сапфир — большой, черный. От него веяло стариной, легендами и такой огромной властью, что юноша не удивился, увидев в глазах глядевшего на корону, не отрываясь, брата, вожделение, приближавшееся к грани безумия.

— Отдай мне, — прошептал Альнар, в один и тот же миг умоляя и приказывая. — Отдай!

Юноша без возражений протянул. Ему эта корона была совершенно не нужна. А брат… Он всегда мечтал стать царем. Пусть же его мечта исполнится.

Тот выхватил венец у него из рук, воздел над головой, торжествуя победу.

Альиор даже улыбнулся, радуясь за брата. Но потом насторожился. Что-то начало меняться. От стен отделились тени, которые заскользили по полу прямо к Альнару.

— Осторожно, — со страхом глядя на них, не понимая, какая в них заключается опасность, но чувствуя, что она есть, предупредил брата юноша. Но тот не слышал его, не слушал, не обращал внимание. А, может, ему было все равно. Альнар не думал о будущем, оно было ему не нужно, ведь все, о чем он мечтал, он получил — эту корону.

А тени росли, становясь все выше и выше, сгущаясь, как грозовые тучи, в глубине которых уже начали зарождаться молнии. Предчувствуя — сейчас все вокруг полыхнет в яркой вспышке, ожидая ее, Аль на мгновение отвел взгляд, зажмурился…

Когда он открыл глаза, призрачные тени исчезли.

"Ну и слава богам", — с облегчением вздохнул юноша, однако лишь мгновение спустя дыхание замерзло у него на губах.

— О нет! — простонал он, обнаружив на месте брата каменную статую.

Это было ужасно — видеть пусть измененные временем, но оттого не ставшие незнакомыми черты застывшие навеки в мертвой маске.

"Нет! Этого не может быть! Это только кошмар! — он упрямо стиснул зубы, мотнул головой, прогоняя наваждение.

Очнувшись, несколько мгновений он лежал, уже не радуясь тому, что кошмар закончился. Ему пришла в голову странная мысль — может быть, останься он в нем, ему удалось бы найти способ все исправить, изменить, переиначить, или хотя бы заглянуть на шаг в будущее, надеясь, что там найдется вход.

— Силен ты спать, — донесся до него голос брата, заставив вздрогнуть всем телом.

— Ты что? — удивленно воззрился на него Альнар, стоявший, опираясь на длинную толстую палку. — Смотришь на меня, как на приведение? — в следующее мгновение он нахмурился, словно начиная понимать: — Или в твоем сне я действительно умер? — царевич замотал головой. — Ты это брось, хватит всем смерть пророчить!

— Как будто это от меня зависит! — хмуро проворчал юноша, отведя в сторону взгляд. — Если бы я выбирал сны, то видел бы лишь истории легендарных эпох.

— Ладно, брат, — качнул головой Альнар, — прости, что налетел на тебя. Я понимаю, свои сны выбирают лишь чародеи, простые же смертные видят то, что им посылают духи грез. Просто… И когда же я умру? — вдруг спросил он.

Аль-ми, не ждавший ничего подобного, вместо того, чтобы выдумать какую-нибудь безобидную ложь, ответил искренне, как на духу:

— Когда наденешь венец Основателя.

— Вот даже как! — тот, не справившись со своими чувствами, расхохотался.

— Не вижу ничего забавного! — юноша даже обиделся.

— Ты не представляешь, какое это облегчение — знать, что мечта исполнится!

— Но в тот же миг ты умрешь! — он не понимал этого и не собирался даже пытаться разобраться в чувствах брата. Мечтают ведь не для того, чтобы что-то получить, а чтобы потом еще этим нечто воспользоваться.

Ну, вот сейчас, Аль жутко хотелось есть. И он мечтал о жирном куске жаркое — но не полюбоваться им, а съесть. — Брат, — спустя несколько мгновений старательного раздумья проговорил он, заговорил он, стараясь вкладывать в каждое слово как можно больше убежденности. — Я хочу, чтобы ты пообещал мне…

— Не искать корону Основателя? — тот смотрел на юношу как на наивного ребенка. Да кто же откажется от мечты, тем более узнав, что она может исполнится?

— Не брать ее из моих рук.

Этот ответ оказался столь неожиданным, странным, что Альнар, опешив, застыл с открытым ртом, не зная, смеяться ли ему над шуткой, или сделать над собой усилия, чтобы постараться понять слова, сказанные всерьез.

— Ладно, — наконец, кривя губы в усмешке, в которой было и снисхождение к детской наивности, и неверие в предвидение, — я обещаю, что если ты станешь предлагать мне корону Основателя, я не возьму ее из твоих рук.

— Спасибо, — Аль вздохнул с облегчением, как будто эти слова освобождали его от власти кошмара. Вряд ли все было так, и он сам почти что понимал это — ему следовало бы не перекладывать решение на чужие плечи, а принять его самому, пообещав никогда не входить в то святилище, не брать этот треклятый венец и уж конечно не передавать его Альнару. Но он не мог дать себе слово, что поступит именно так, словно заранее зная, что не сможет его исполнить.

— А что хоть должно было со мной произойти? — стремясь перевести в шутку разговор, подошедший к грани, из-за которой веяло жутким холодом, спросил Альнар.

— Ты стал бы камнем, — ему было больше нечего скрывать, ведь самое главное он уже сказал.

— Камнем?

— Ты дал слово, — хмуро глянул на него брат, — и, надеюсь, не станешь его нарушать лишь для того, чтобы узнать, ошибается ли мое предвидение или нет.

— Ладно, ладно, успокойся! Я совсем не хочу становиться камнем! Однако, — немного спустя, качнув головой, проговорил он, — ты меня порадовал. Ведь этот твой сон значит, что мы минуем горы. И дойдем до цели.

Алиор кивнул:

— Это так.

— А мы? — братья и не заметили, как к ним подошли вернувшиеся с охоты спутники. — Чего бояться нам? — спросил Лиин.

— Во всяком случае, не смерти от голода, — проговорил Альнар, которому хотелось как можно скорее прервать этот разговор, который заставлял его нервничать, а царевичу совсем не нравилось это чувство. — Если судить по вашей добыче, — он кивнул на принесенных воином пары фазанов.

— Я тоже не с пустыми руками, — Лот потряс перед носом у царевича двумя мохнатыми тушками.

— Что это? — тот чуть отстранился, презрительно поморщившись. — Крысы?

— Еда. А если ты видишь что-то кроме этого, то недостаточно голоден. Я же просто умираю, — и он зашагал к костру, чтобы, устроившись возле него, умело орудуя ножом, освежевать свою добычу, а затем, нанизав на меч, поскорее поджарить.

Однако если Аль надеялся, что ему удалось заставить его забыть о разговоре, он ошибся. Не отрываясь от своего занятия, Лот спросил:

— Так что в твоих снах с нами случилось? Нечто ужасное? Поэтому ты просыпался в холодном поту? Давай, говори. Может быть, зная об опасности, нам удастся обойти ее стороной.

— Ну да, — скривился в грустной усмешке Лиин, — очень это знание помогло Рику.

— Он просто не хотел верить, что именно ему суждено умереть вот так.

Аль с сомнением взглянул на брата. Он не знал, как ему поступить. С одной стороны, они были вправе все узнать. Может быть, тогда им удастся избежать беды. Но, с другой, а что если его сон — не более чем кошмар? Пустышка, ерунда, не достойная даже внимания?

— Скажи им, — разрешая его сомнения, проговорил Альнар. — Если они хотят знать.

— Хотим!

— А если ничего этого на самом деле не будет?

— Ну и замечательно! Так что тебе там приснилось?

— Чего мне бояться? — Лот был не в силах ждать, его просто разбирало от волнительного напряжения любопытства. — Крыс? Они ополчатся на меня за то, что я ем их поедом, и проглотят на ужин?

— А ты боишься крыс? — спросил Альнар.

— Ни больше, чем ты окаменеть! — быстро парировал его выпад бродяга, ничуть не смущаясь. — Просто этот малыш, — он качнул головой в сторону Аль-ми, — так орал во сне, словно ему снилось явно нечто… Нечто!

— Я не знаю наверняка, кто из вас был в каком из моих снов.

— Ты рассказывай давай, а мы потом сами как-нибудь разберемся, — Лоту уже надоело это бессмысленное препирательство. Да и Лиин, сколь он ни был хладнокровен, чувствовалось, начал раздражаться.

— Как хотите, — пожал плечами Аль. — Одному из вас нужно избегать сражения у болота…

— Это ему, — Лот ткнул пальцем в сторону сына воина. — Я сражаться не умею. Только драться.

Лиин чуть заметно кивнул. Он был согласен со спутником. Вот только…

— Я не трус и не буду бежать от вызова только потому, что один из них бросит мне мой убийца, — проговорил он, пристально глядя на юношу, не надеясь, что тот поймет его, однако считая себя обязанным предупредить. Аль же был благодарен ему хотя бы за то, что спутник воспринял его всерьез, вместо того, чтобы просто посмеяться. И, потом, он ведь и не собирался ни в чем никого убеждать, просто предупредить.

— А мне что предскажешь? — бродяга нервно засмеялся, храбрясь.

— Избегай чумного города.

— Во сказанул! Да никто в здравом уме не войдет в город, в который пришла чума! Но как узнать, случилось это или нет, до тех пор, пока болезнь не стала собирать урожай? Или прикажешь мне теперь все города обходить стороной?

— Во всяком случае, не первый, — хмыкнул Альнар. Тяжело опираясь на палку, он подошел к костру, сел возле огня, согревая замерзшие ноги.

— Почему это? — вообще-то, Лот и не особенно верил в предсказания, потому что не хотел. Просто ему было интересно, откуда такая уверенность.

— Не знаю, ждет нас там чума или нет, но в этот город ты войдешь. Голышом.

— Что?! — вскричал тот, вскакивая на ноги.

— А ты забыл, что спорил с Риком? Он нам рассказал.

— Я не проиграл спора! После всего случившегося даже ты мог бы назвать Аль-ми другом. Он ведь спас тебе жизнь!

— Но не Рик.

— Только потому что он мертв! Но Аль-ми не виноват в его смерти! Скорее уж ты!

— Да, — чуть наклонил голову Альнар, в его глазах зажглась грусть. — Я виноват. И всегда буду помнить об этом это. Но Рик мертв. И это само по себе делает его победителем в вашем с ним споре. Таковы уж были его условия.

— И что же? Станешь требовать расплаты? А тебе-то оттого какая радость?

— Никакой. Я лишь хочу, чтобы ты знал свое место, и только, — с презрительным безразличием ответил царевич.

Алиор втянул голову в плечи. Ему стало стыдно за брата.

"Нельзя же так!" — морщась, думал он, однако в тот миг, когда, наконец, решился заговорить, пытаясь извиниться за него и тем самым как-то разрядить начавшую сгущаться, не предвещая ничего хорошего, атмосферу, Лот, процедив:

— Ах ты…! — накинулся на Альнара, сбил с ног и, насев сверху, закричал: — А вот я сейчас тебя раздену и посмотрим, где твое место!

Лиин с Алиором поспешили оттащить бродягу от наследника, который надрывно кашлял и хрипел, никак не в силах сделать новый вздох.

— Сейчас! — юноша метнулся к костру, возле которого стоял котелок с уже успевшей чуть остыть водой, зачерпнул немного в кружку, благо та оказалась поблизости. — Пей, — он поднес ее к самым губам брата, наклонил, вынуждая сделать глоток.

— Проклятье, — начиная приходить в себя, прохрипел Альнар. Он медленно, через силу сел, согнувшись.

— С тобой все в порядке? — спросил Аль, а затем поспешно отвел взгляд, поняв, что сморозил чепуху. Как будто и так не было видно, что все совсем не так.

— Он сам напросился! — Лот чувствовал себя неуютно под хмурыми взглядами спутников, однако не собирался признавать свою вину. Нет, он считал себя правым. Да, возможно, он и вспылил, однако имея на это все основания.

Конечно, так оно и было. И в любом другом случае Алиор признал бы его правоту, но сейчас… Он и так чувствовал себя виноватым перед братом за то, что случилось в его сне. А еще ему было тяжело видеть наследника таким слабым и беспомощным: Аль-си должно было быть совсем плохо, раз он позволил бродяге взять над собой верх.

Однако, как бы юноше ни было жаль брата, он не выдал своих чувств, боясь обидеть сочувствием. И поэтому в то время, как Лиин присел рядом с наследникам, придерживая того за плечи, Алиора повернулся к костру, чтобы подбросить в него охапку сложенных рядом сучьев, после чего огляделся вокруг.

Туман спал, освобождая мир от своих оков. Вместе с ним исчезли и тучи, открывая небеса, которые, насыщенного цвета лазури, сверкали в ярких лучах желтого солнца. Его лучи казались много теплее, чем были на самом деле, ведь им не было под силу растопить не то что все снега земли, но даже холод в дыхании ветров.

И все равно день, вошедший в свой зенит, был восхитительно прекрасен. Сверкали, переливаясь всеми цветами радуги, снега, покрывавшие все вокруг — и землю, и деревья, и поднимавшиеся над их головами плавные склоны гор.

Звонко пели птицы, радуясь солнцу, словно оно предвещало скорое приближение весны. Ею пахло в воздухе, дурманя и маня за собой. Казалось, она где-то совсем рядом, за ближайшей горой. Стоит перевалить ее — и окажешься посреди зеленых полей. И Алиор с трудом поборол в себе желание сорваться с места и броситься вперед, стремясь заглянуть за горизонт, чтобы узнать, обманывают ли предчувствия.

— Вот что, — царевич, тяжело опираясь на плечо сына воина, встал, подошел к брату, чтобы сесть на толстый ствол поваленного дерева возле костра. — Поедим, а потом в путь. До конца дня еще есть время, а такую хорошую погоду обидно растрачивать на сидение на месте.

Алиор взглянул на него с сомнением. Кому-кому, а Аль-си в путь торопиться не следовало бы. И после стычки с Лотом — даже меньше, чем прежде. Но юноша не осмеливался спорить с тем, кому было достаточно отвесить ему оплеуху, чтобы он умолк.

— Ты уверен? — а вот сын воина, думавший, судя по всему, так же, как и младший царевич, хоть и был спокоен, как сугроб, все же спросил, выдавая некоторую озабоченность, проскальзывавшую в голосе, словно мурашки по снежному покрову под холодным дыханием ветра.

— Еще бы, — скривившись, горько хмыкнул тот, а потом добавил: — Пока эти горы окончательно не свели нас с ума, заставляя, во власти безумия, вцепиться друг другу в глотки, — говоря это, он искоса глянул на Лота. В его глазах не было ненависти, словно бродяга не был достоин столь сильного чувства, но вот презрения — хоть отбавляй.

Понимая, что, чем дольше они остаются на месте, тем ближе подходит к ним ночь, странники не стали тянуть кота за хвост и, наскоро перекусив не успевшим как следует прожариться мясом, отправились в путь. Впрочем, что касается пищи, то стремление поскорее сорваться с места тут было далеко не главным, что подгоняло их, проголодавшихся настолько, что они были готовы съесть и сырые куски, лишь бы поскорее насытиться.

Лот и Лиин взяли сумки, причем на этот раз бродяга не стал возражать, даже не пробурчал ничего на тему, что ему приходится волочь всякую неведомо кому нужную ерунду. Единственное, плечо царевичу он не подставил, а двинулся вперед, не обращая никакого внимания на хмурые взгляды сына воина.

Качнув головой, Алиор, успевший сложить в свою сумку котелок и кружки, поспешил прийти к нему на смену, но брат решительно отстранил его, предпочтя опереться на длинную, обмотанную сверху куском материи палку.

— Место проводника впереди, — к некоторому удивлению юноши, Альнар снизошел до объяснения, словно не желая без причины обижать того, кто, в общем-то, хотел лишь помочь.

— Туман рассеялся, — попытался возразить Аль. — Вряд ли нам теперь что-то угрожает.

— И что из того, что над головой солнце? Разве это мешает снегам таить под собой трещины и ямы?

— Но мои сны… — конечно, они представлялись чередой жутких кошмаров, но в них было и кое-что обнадеживающее — вера, что в снегах с ними ничего не может произойти.

— Путь не прощает ошибок, — с укором глядя на брата, качнул головой Альнар. — А богам не предъявишь претензии, вроде — "Вы же предупреждали совсем о других опасностях".

Вздохнув, юноша пожал плечами. Вообще-то, он и не собирался спорить. Просто, чуть ли не впервые в жизни ему захотелось помочь — не по какой-то причине, а просто так, не задумываясь над тем, что делает. И ему было обидно, что его порыв вот так взяли и охладили ледяной водой.

Поэтому, глядя под ноги, он заторопился вперед.

— Постой, — окликнул его, останавливая, брат. — Веревка, — напомнил он.

— Зачем? — тот даже скривился, словно съев пригоршню клюквы. — Ничего не случится, — и вообще, привязанный к ней, он чувствовал себя словно пес на цепи, жутко страдая от того, что его свобода передвижения была ограничена несколькими шагами.

— Так спокойнее, — Альнар уже обмотал второй конец вокруг себя.

— Тебе? — резко вскинув голову, хмуро глянул на собеседника юноша.

— Да, — царевич улыбнулся, однако было в его улыбке нечто такое — грусть, затаенная боль, что Алиор, устыдившись своей вспышки, опустил глаза, пробормотав:

— Что уж там, надо — значит, надо, — а затем он поспешил вперед.

Когда между ним и его спутниками оказалось достаточно большое расстояние, Лот догнал юношу, пошел с ним рядом. Сначала он молчал, лишь хмурился, что-то обдумывая, однако потом, не выдержав, воскликнул, однако же, при этом не забывая заботиться о том, чтобы его голос звучал не слишком громко — бродяга не собирался делиться своими мыслями со всем миром:

— Нет, ты слышал — он собирается поставить меня на место! Как будто он определяет, где мое место! Вообще… Я не с ним спорил! И Рик, если бы выжил, признал бы, что проиграл спор. Потому что ты вчера спас всех нас. Всех! И я бы первым плюнул ему в лицо, если бы после этого он не назвал тебя другом!

Аль молчал. Он не считал, что сделал нечто особенное. Просто поступил так, как должен был. И дружба в любом случае тут ни при чем. Признательность — еще может быть, но не дружба. Так что и говорить не о чем.

— Не нужно тебе было на Аль-си набрасываться, — спустя какое-то время промолвил он, качнув головой. — Он все-таки болен.

— Жалеешь? — недовольно вскинулся бродяга.

Царевич пожал плечами. Он не думал, что это была жалость. Скорее уж, чувство вины. Да какое кому дело?!

— Не злись, — почувствовав, что настроение собеседника переменилось, поспешил сказать его собеседник. — Я и не говорю, что ни в чем не виноват. Просто он сам меня довел! Понимал ведь, как я отреагирую на его слова!

— Может быть, он тебя испытывал.

— А какое он имел на это право? Он что, бог? И зачем кому-то вообще меня испытывать? — голос, движения Лота стали нервозно резки, в каждом слове, взмахе руки чувствовалось такое неприятие, что Алиор умолк, решив не продолжать разговор, который в любой миг мог перерасти в ссору. Ему же не хотелось ни с кем ссориться. Особенно с бродягой, у которого в их маленькой компании не было и не могло быть других друзей за исключением его.

Лот, видимо, почувствовав это, втянул голову в плечи.

— Прости, а? — попросил он, виновато поглядывая на младшего царевича. — Я понимаю, что веду себя глупо, но ничего не могу с собой поделать.

— Я, конечно, не имею никакого права советовать, но тебе лучше быть сдержанней. Впрочем, — он грустно улыбнулся, — то же самое я должен сказать и самому себе.

— Но пытаться измениться самому — это совсем не то, что стараться изменить весь мир вокруг.

— Мир изменить проще, — улыбнулся Аль, а потом вздохнул: ему стало легче от того, что рядом был кто-то, способный его понять. Пусть не во всем, но хоть в чем-то. Порой достаточно и этого.

Его взгляд скользил по зимнему лесу. В ярких лучах полуденного солнца снег искрился, переливаясь всеми цветами радуги, заставляя щурить глаза.

Нет, ему не хотелось изменять этот мир.

Он глубоко вдохнул в себя трезвящий морозный воздух, свежий, словно поцелуй ночи, подул, следя за белым облачком пара, срывавшимся с губ. Но холода совсем чувствовалось. Словно все тепло, которого лишилась земля, скопилось внутри, наполнив тело. И потому щеки скорее пылали жаром, чем мерзли. Хотя кожа рук и зашелушилась, высушенная мерзлыми ветрами, но не было желания спрятать ладони под складки мехового одеяла, заменявшего плащ. Единственное, идти по сугробам стало труднее.

Снег больше не лежал мягким сыпучим песком, в который было легко провалиться, но так же несложно и выбраться. Его покрыла ледяная корка — словно за мгновения мимолетной оттепели солнце успела растопить верхний слой покрова, однако потом, передумав, обдало его холодным дыханием северных ветров, замораживая. И вот эта корка, недостаточно прочная, чтобы выдержать тяжесть человеческого тела, ломалась, как покрывавший воду лед, крошась на большие острые осколки, которые набиться в сапоги, впиваясь в ноги… А тут еще веревка постоянно тянула назад, сбивая шаг.

"Как собака на поводке, — он поморщился. Не нравилось ему это чувство. В груди нарастала злость: — Ну сколько можно?! Что за нелепица! И, главное, зачем? Куда я здесь провалюсь? Лес — он ведь и есть лес. Что в горах, что не в горах. Где деревья находят, за что уцепиться корнями, там и человек пройдет, не свалится, — он несколько раз порывался развязать узел: — Хватит!" — но почему-то всякий раз в последний миг останавливался. А потом на какое-то время и вовсе забыл о веревке.

"Уф, — переводя дыхание, Алиор остановился. Он провел ладонью по лбу, смахивая пот. — Надо же было так взмокнуть! — юноша чувствовал себя, как только что из бани. — Как не хочется никуда идти! Вот бы лечь в снег возле дерева, — его взгляд мечтательно скользнул по белоснежному покрову земли, казавшемуся мягким, словно пуховая перина, — и заснуть…"

Он заклевал носом. Голова опустилась на грудь. Перед глазами повисла поволока…

— О-о-х, — юноша широко зевнул.

— Неужели не выспался? — тут же воспользовался представившейся возможностью вновь завязать разговор Лот. — Странно. Столько ведь времени проспал.

— И что с того? — проворчал Аль, протирая глаза.

— Ну да, говорят же: "Пересып хуже недосыпа", — хмыкнул бродяга. — Хотя, — продолжал он, — со мной такого не случалось: сколько ни сплю, все мало. К тому же, когда снятся кошмары…

— Давай лучше не будем говорить о них, — тотчас остановил приятеля царевич. У него мурашки пробежали по спине, когда ему почудилось, что лесной воздух сменил свежий дух прохлады на сладковатый запах смерти, от которого мутило, кружилась голова, сбивалось дыхание, — в общем, казалось, что уже умираешь.

— Как хочешь, — согласился Лот, хотя и с долей разочарования. Было видно, что ему как раз этот разговор очень даже интересен, поэтому, не выдержав, спустя какое-то время он вернулся к нему вновь. — Вообще-то, считается, что кошмары нужно рассказывать. Чтобы они не сбылись.

— Рику это что-то не помогло, — горько усмехнулся Алиор.

— Кто знает. Может быть, не расскажи ты о своем сне, в трещину угодили бы все.

— А так только он, — ему от этой мысли не было легче, скорее даже наоборот. Он только теперь начал осознавать, что его спутник действительно мертв. До этого его смерть не особенно трогала Аля, может быть, потому что юноша не мог, не хотел в нее поверить. И ему совсем не понравились свои мысли. Потому что он считал: так лучше. Если нужна жертва, она должна быть принесена. Чтобы другие могли продолжать путь. Но ведь это было жестоко. Так что оправдания вроде: "Я ведь совсем не знал Рика. К чему рыдать над его памятью? И вообще, порой смерть — награда. Он хотя бы умер быстро, может быть, ему повезло настолько, что он даже не успел понять, что уходит. А что судьба уготовила остальным? Один этот чумной город чего стоит. Ничего хуже представить себе нельзя", — совсем не успокаивали.

По натуре своей Алиор не был жестоким. Во всяком случае, не считал себя таковым. Он умел сопереживать, не отказывал в помощи, если видел, что она нужна. Вот только было в нем нечто… он сам называл это настороженностью в отношении с людьми.

"Не верю я им, и все. У себя на уме. Если что-то делают для тебя, то только потому, что это выгодно им самим. Или они ждут ответного дара. Или…"

Впрочем, сам он был готов признать, что может ошибаться на их счет. И вообще, он просто плохо знал людей, которых всю свою жизнь старался обходить стороной, предпочитая живым бестелесные тени грез, которые шли туда, куда он их посылал, делали то, что он хотел, и вообще были послушны ему настолько, насколько может быть только нечто выдуманное, нереальное.

— Нет, эти сугробы меня просто убивают! — вдруг воскликнул Лот. — Идешь, словно пробираясь сквозь болото по колени в вязкой трясине! Ни тропинки, ни дорожки…

— Двигайся за мной след в след, — проговорил Аль. Хотя сугробы злили его никак не меньше спутника, он считал себя единственным вправе возмущаться по этому поводу. Тем более что, в отличие от Лота, у него не было выбора, быть первопроходцем или идущим следом.

— Вот еще! — бродяга поморщился. Он терпеть не мог тыкаться носом в чужую спину, словно маленький ребенок. Однако злость вынуждала его искать более удобный путь. И он нашелся: — Вон там снега поменьше, — увидев что-то отдаленно напоминавшую тропинку, он двинулся по ней в сторону невысокого пологого холма, совершенно голого, ровного, словно вылизанного со всех сторон ветрами.

Аль замер на месте, огляделся вокруг, чувствуя, как стало нарастать внутреннее напряжение, начиная реально или подсознательно воздействовать на окружающий мир. Солнце забрело за тучу. Погасли горевшие в его лучах снега. Сильнее задули ветра, зашипели, словно предупреждая о чем-то.

— Нет! — еще не понимая происходившее, но уже чувствуя опасность, вскрикнул он.

Лот остановился, повернул к нему расплывшееся в глупой улыбке лицо:

— Ты что? — он даже покрутил пальцем у виска, потом повернулся, собираясь продолжить свой путь. Но все, что он успел, это сделать шаг. А в следующий миг бродяга начал проваливаться куда-то. Возможно, это был всего лишь слишком глубокий сугроб. Во всяком случае, так подумал Лот, а потому не особенно испугался. Что же до царевича, то он ни о чем не думал — у него не было времени: ему нужно было вытаскивать приятеля из трещины. И поэтому он успел схватить бродягу за руку прежде, чем оказалось слишком поздно.

Однако это было еще не спасение. Снег скользил, крошась на осколки, в серый зев трещины. Если бы не веревка…

— Аль-си! — вскрикнул младший брат, одновременно предупреждая того об опасности и прося о помощи.

— Духи ночи! — донесся до него возглас Лиина, едва успевшего схватить за плечи наследника, упавшего в снег от резкого рывка веревки. Альнар, скрежеща зубами от боли, тяжело дышал, прилагая все силы для того, чтобы отползти подальше от трещины, вытягивая Аль-ми и Лота.

— Веревка, — прохрипел он, — хватай ее!

— Сейчас, — сын воина тотчас исполнил приказ, после чего они вдвоем поднажали.

— Держись! — чувствуя, что рука Лота начала выскальзывать из его пальцев, крикнул Алиор. — Еще немного! Мы вытянем тебя!… Да брось ты эту треклятую сумку! — видя, что второй рукой тот, вместо того, чтобы, подтянувшись, постараться схватиться за Аль-ми, продолжал упрямо цепляться за тяжеленную суму, недовольно крикнул царевич.

— Нет! — упрямо процедил сквозь стиснутые зубы Лот. — Я скорее сам сдохну, чем… — он не успел договорить: как раз в этот миг Лиин с Альнаром поднажали — и вытянули его из трещины.

— Ну почему эти проклятые духи никак не отстанут от нас?! — воскликнул бродяга, едва отдышавшись. — Сколько можно! И, потом, раз уж им так не терпится с нами покончить, придумали бы что-нибудь новенькое! А то все одно и то же и одно и то же, надоело!

— Это неправильно, — прошептал Алиор, глядя на свои руки, словно пытаясь прочесть что-то в пересечении линий на ладонях. — Так не должно было случиться!

— Почему же? — презрительно скривился Лот, зло глядя на горы, чьих духов он уже ненавидел.

— Мне уже приснились другие сны!

— Откуда ты знаешь, что они не были обманом? Может, духи специально послали тебе эти кошмары, чтобы ты думал только о них и забыл обо всем остальном.

— Нет.

— Если бы этот придурок шел за тобой, как и должен был, вместо того, чтобы лезть вперед, ничего бы не случилось! — донесся до них хрипловатый голос.

Обернувшись, они увидели наследника. Тот сидел, весь облеплен снегом, вытирая мокрое лицо. Его щеки пылали, в глазах был лихорадочный блеск. Так что даже Лот, готовый бросить ему: "Это тебе что, в бреду привиделось?", прикусил язык. Пока же он выдумывал другой ответ, в котором он мог выплеснуть всю свою злость, Альнар продолжал, обращаясь на этот раз уже не к брату, а к бродяге:

— Проводник, если ты еще не понял, — это не только человек, который знает дорогу, как свои пять пальцев, что, конечно, желательно, но не обязательно. Это еще и тот, кто предвидит судьбу. И не только идет по ее пути сам, но и ведет остальных.

— Чепуха! — вскочив на ноги, крикнул Лот. — И вообще, если он ведет нас к той судьбе, которую видит, значит, он ведет нас к смерти! И мы должны скорее сойти с его дороги, если хотим выжить!

— Давай! — Альнар взмахнул руками. — Иди! Дойдешь, может быть, до следующей трещины! Только спасать тебя уже никто не будет. Не в третий раз!

Отвернувшись, он пошарил рукой в снегу, ища свою палку, затем, найдя, оперся на нее, силясь подняться.

— Подожди, — Лиин взял его за локоть, помог встать.

— Нам пора двигаться дальше, — не глядя на спутников, словно боясь прочесть в их глазах вопросы, на которые он не мог дать ответа, потому что не знал сам, проговорил Алиор. Действительно, в чем их судьба: дойти до цели или навеки остаться в этих горах? Не ведет ли он их и в самом деле прямо к смерти?

Все, что он понимал, это — они до сих пор были живы, хотя все остальные уже десять раз бы умерли. И хотя их дорога была нелегкой, но — вполне посильной. Ни ледяных вершин, ни отвесных скал, ни камнепадов, ни лавин. Все, что с ними происходило — это какие-то жалкие трещины, которые, к тому же, скорее пугали, чем стремились погубить. Ведь тот, кто хочет, своего добьется.

Лот, словно прочтя его мысли, вздохнул, кивнул, соглашаясь сам не зная с чем, и зашагал к своим спутникам. Пусть наследник и оставался в его глазах мерзавцем, бессердечным и жестоким эгоистом, не считавшим тех, кто ниже его по рождению, достойным если не участия, то хотя бы внимания. Однако, так или иначе, этот гордец спас ему жизнь. Даже если он и не собирался ничего делать ради него. Не окажись рядом Аль-ми он и пальцем не шевельнул бы. Да и брату, если подумать, он мог бы отказать в помощи. Если бы не был вынужден, связанный с ним веревкой…

В общем, что бы там ни было, факт оставался фактом: спасенный в долгу перед спасшим его, во всяком случае, до тех пор, пока не отплатит ему той же монетой.

Альнар хмуро глянул на бродягу, однако не оттолкнул. Ему не приходилось выбирать помощников.

— Аль-ми, ты идешь? — он был готов двинуться в путь, и лишь отсутствие брата, спину которого он уже привык видеть впереди, останавливало его. Наследник огляделся, нахмурился, видя, что тот, вместо того, чтобы встать на ноги и продолжать путь, как нормальный человек, на четвереньках двинулся к вершине холма.

В какой-то миг Альнар даже испугался за его рассудок.

— Аль-ми!

Тот не отзывался, словно не слыша.

— Не было печали, духи горе натаскали! — процедил он сквозь стиснутые зубы и двинулся в сторону брата, увлекая за собой остальных.

Юноша скорее почувствовал, чем увидел это и, не оборачиваясь, бросил им предостерегающее:

— Оставайтесь, где стоите! Снег не выдержит четверых.

— Тебе что, мало трещин, хочешь найти еще одну на свою голову! — прокричал ему Альнар, а затем согнулся, раздираемый на части новым приступом кашля.

— Это не трещина.

Брат не успел прийти в себя, чтобы расслышать его слова, не поняв ничего в донесшихся до его слуха звуках:

— Что? — морщась от боли в груди, прохрипел он.

— Это не трещина, — повторил тот, продолжая движение. — И не кричи. Тихо. Вызовешь лавину

— Что? Боги, что ты там бормочешь себе под нос?!

— Смотрите! — остановившись, он вытянул руку вперед. — Там!

Его спутники пригляделись, даже прищурились, но ничего не смогли разглядеть за холмом.

— Ничего я не виду! — недовольно фыркнул Лот. — Насмотрелся кошмаров, вот тебе и наяву видится всякое.

— Заткнись! — заставил его умолкнуть резкий окрик Алиора, который, сощурившись, старательно вглядывался в ту неясную серую точку у самой кромки снегов, на которую с поистине одержимым упорством указывал брат. В какой-то миг ему начало казаться, что он видит…

Выпустив плечи своих спутников, наследник опустился в снег, чтобы затем, под их удивленными, даже взволнованно испуганными взглядами, ползком двинуться к холму.

Остановившись на вершине, он отдышался — ползти по покрытому ломкой коркой снегу было тяжело — а потом вновь взглянул в ту сторону, куда указывал брат, и так и застыл с открытым ртом:

— Духи и все их повелители! — только и сорвалось у него с губ.

— Что там? — Лот занервничал, засуетился, затем, так и не дождавшись ответа, плюхнулся в снег, пополз следом. Однако, как бы быстро он ни двигался, подгоняемый жутким любопытством, Лиин оказался возле Альнара быстрее его.

— Осторожно! — предупредил сын воина того, кого считал центром притяжения всех бед.

Но его голос потонул в возгласе:

— Ух ты!

Путники лежали в снегу, покрывавшем высокий каменный уступ, а под ним — бесконечный, как сама бездна, обрыв.

Было такое чувство, что они оказались на небесах, с которых теперь смотрели на землю.

Внизу плыли облака — не густые, прятавшие за собой все на свете, а похожие на снежные шапки на верхушках деревьев. Ветра гнали их куда-то, словно стадо баранов, а они, не в силах изменить своей судьбы, меняли облик, представляясь то большой птицей, парившей над землей, то вставшим на дыбы конем, то дворцом, таким величественным и прекрасным, что он мог принадлежать лишь повелителю дня.

А еще ниже…

Перед их глазами открывался целый мир — незнакомый, и такой маленький, словно принадлежал гномам. Далекие горы — как косточка на запястье, город — или может деревня… Хотя, наверно, скорее уж город — родимое пятно. Поля, свободно перетекавшие в луга и леса так, словно между ними не было никакой границы — ни по росту, ни по цвету. Все серовато-зеленое. Разве что оттенки чуть разные: где-то — с желтинкой, где-то — с чернинкой.

— Смотрите, там река! Как нитка!

— Это с вершины она кажется узкой, а спустимся вниз — как нам через нее переправляться…

— Ничего, переправимся! — Лот, восторженно глядя вокруг, хлопнул по плечу сына воина. — Там же лето! Лето! Смотрите, поля уже начали желтеть, наливаясь зерном… Вот оно, Девятое царство! Мы пришли…! — он готов был вскочить на ноги, пуститься в пляс, но Лиин остановил его, навалился, прижимая к земле.

— Не дури! — шикнул на него Альнар. — Неверное движение — и все мы полетим с вершины вниз. Камнем.

— Это еще почему?

— Потому что у нас нет крыльев!

— Назад! — властно приказал наследник. Решив не дожидаться новых неприятностей, он осторожно, стараясь не делать ни одного лишнего движения, стал пятиться к прочь от края скалы.

"А ведь это ловушка, — вдруг понял Альнар, — кто идет не тем путем — сорвется в бездну…" — его движения стали быстрее, в них появилась цель — поскорее удалиться на безопасное расстояние, когда нет ничего глупее, чем умереть в шаге от цели.

Лишь вернувшись к брошенным впопыхах сумкам, он остановился, перекатился на спину, чтобы немного отдохнуть, переводя дыхание, огляделся вокруг…

В первый миг у него было такое чувство, что воздух стал твердым, как камень, а потом этот камень начал крошиться на крошечные ледяные искорки, которые стали щекотать нос. Он чихнул и, не в силах сдержаться, засмеялся.

— Что с тобой? — над ним тотчас склонилось взволнованное лицо сына воина. И царевичу не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять, о чем он подумал в этот миг.

— Не беспокойся, я не сошел с ума, — сквозь смех проговорил Альнар, а затем, подняв руку, ткнул в сторону, противоположную той, где лежало, ожидая прихода странников, Девятое царство.

Лиин поднял голову. Он ожидал увидеть нечто необычное и потому даже несколько разочаровался.

— Горы, — они были даже не такими уж высокими. Там, ничего особенного. Во всяком случае, после того, что открылось им только что, это зрелище уж точно не заслуживало никакого внимания.

— Вот именно, горы! — прокричал ему в лицо, словно пробуя привести в себя, наследник. — А впереди — нет! Мы прошли! — он вновь засмеялся. Потом смех перешел в кашель. И за тяжелым приступом веселость исчезла без следа, оставив лишь слабость — неверие в то, что он сможет встать прямо сейчас, чтобы продолжать путь.

Впрочем, его никто не торопил: остальные были слишком взволнованны новым открытием.

— Прошли…

— Как же это? — Алиору не верилось. — А перевал? А… — как все могло закончиться, даже, в сущности, не начавшись?

— Так, — отдышавшись, Альнар заговорил вновь: — Не знаю, как называется то место, где мы сейчас находимся, но если оно — что-то вроде Венец-горы Девятого царства, то караванная тропа должна быть где-то поблизости.

Путники переглянулись. В их глазах появился блеск — они, наконец, поверили. Хотя и не без сомнений, что все увиденное ими — не более чем мираж, который растает без следа, стоит от него отвернуться.

Им было трудно поверить, что горы действительно остались позади.