Глава 2

До ворот больницы меня проводил санитар Василий, то ли студент на подработке, то ли интерн, я так и не понял. В отличии от остальных — могучих мужиков с бесстрастными лицами, он был самый мелкий и самый жалостливый. Наверное от того его за мной и закрепили, отклонений у меня не нашли, и когда кололи всякое разное, вёл я себя спокойно, ни с кем не бодался.

А вообще, вполне могло быть иначе, ведь когда только пришел в себя и увидел людей, первым моим желанием было их всех убить. Знал что враги кругом, ну и вот. Хорошо что не успел ничего, отключился.

Второе пробуждение прошло уже в больнице под капельницей, и получилось таким же недолгим как и первое. Помню, открыл глаза, гляжу, потолок белый, лекарствами пахнет. Ну, думаю, и фартовый ты, Пионер, из такой жопы вылезти умудрился! Хотел развить мысль, но опять не успел, видимо капали успокаивающее что-то, уснул.

Ну а третий раз уже, когда глаза открыл, осознание пришло что не всё так просто. Огляделся потихоньку, осмотрелся, соображая, и решил в молчанку поиграть.

Молчал, и впитывал. Потихонечку так, что-то услышу, что-то увижу, что-то сам додумаю.

Наверное будь на моем месте кто-нибудь другой, так бы и остался в больнице, только в психиатрической. Потому что принять такое, сверхзадача для обычного, ограниченного привычной логикой человека.

Да, несомненно и у меня не всё прошло просто, и прежде чем я смирился, а точнее убедил себя что всё происходящее правда, а не бред умирающего, минула целая неделя. Неделя капельниц со снотворным, регулярных уколов, таблеток и каждодневных осмотров доктора.

— Ну-с, молодой человек, — присаживался он рядом с моей кроватью, — давайте-ка посмотрим на ваши успехи!..

После чего задирал мне веко, махал стетоскопом у лица, щупал пульс, и в конце осмотра, вздохнув тяжело, каждый раз говорил,

— Вам поберечься бы, ещё пару таких ударов пропустите, и всё, насовсем к нам переедёте…

Наверное такое отношение, влияние лекарств и особая, как мне казалось, пластичность моего мозга, заставила меня принять текущую действительность. А именно тот факт что меня не разорвало прилетом фпв-дрона, а перенесло в прошлое. Звучит коряво, понимаю, но главное что я жив, в своём собственном теле образца девяностого года, ну и год сейчас, соответственно, так же девяностый.

Оказавшись за воротами больницы, осмотрелся, вздохнул наконец свободно, и на остановку потопал.

Автобус номер семнадцать — благополучно забытый мною жёлтый ЛиАЗ, — большой, мягкий и неспешный. Подъехал, с шипением открыл двери, и когда я запрыгнул внутрь, так же шипя закрыл их. А ведь когда я жил здесь, в это время, автобус был для меня привычным средством передвижения, и никаких лишних эмоций не вызывал. Да, я радовался дождавшись его, особенно если он не был забит под завязку, но того что ощущал сейчас, определенно никогда не испытывал. Это был восторг, смешанный с трепетом. А ещё боязнь что если пошевелюсь, жёлтый автобус исчезнет, и я вновь окажусь в том подвале.

«Улица Добровольского!» — объявил водитель, останавливаясь напротив такого знакомого, и в тоже время наглухо забытого места. Ни торговых центров, ни ларьков с магазинами, ничего. Дома, деревья, крашенные бордюры, спешащие по тротуару люди и почти полное отсутствие машин.

Не скажу что их совсем не было, но пока автобус, скрипя и покряхтывая, медленно катился по центральной улице города — проспекту Ленина, а я пялился в окно, встретилось нам всего с десяток автомобилей. Три легковушки: одна Волга и два жигуленка, точно такой же автобус под номером шестнадцать, и несколько грузовиков различной тоннажности.

Кроме столь малого количества машин, в глаза бросалось абсолютное отсутствие рекламы, застеклённых балконов, и натыканных повсюду магазинов. Первые этажи в домах по всему проспекту ещё оставались собственностью обычных граждан, и хотя я знал что такое положение вещей не надолго, глаз это радовало.

Проехав до остановки «площадь Шевченко», я пропустил заходящих в салон женщин, и вышел из автобуса. Можно было проехать почти до дома, но мне захотелось прогуляться, тем более ещё издали я приметил автоматы с газированной водой.

Как сейчас помню: Без сиропа одна копейка, с сиропом три. Причем можно выбрать, вишневый или сливовый.

Подошёл. Ну точно, так всё и есть.

Пошарив в кармане, нашел три копейки, взял стакан, сполоснул его, перевернул, и сунув монету в прорезь, дождался когда аппарат зашипит, наполняя граненую ёмкость.

Интересно, как бы отреагировали мои современники, увидев такое? Всего пара стаканов, и они ни разу не одноразовые. Да и вода для ополаскивания обычная, без обеззараживателей и тому подобного. И ведь никого это не волнует. Во всяком случае люди пользуются, совершенно не заморачиваясь. Вот к соседнему автомату подошла женщина с ребенком лет пяти, налила ему с сиропом, себе без. По-моему, стакан даже не ополоснула, так сунула, сразу.

Пацан выпил на мах и попросил ещё, но мамаша мотнула головой, и всё что ему оставалось, смотреть как она допивает свою порцию.

Я же не торопился. Пил долго, стараясь цедить мелкими глотками. Вкус был одновременно знакомым и незнакомым. Забыл я уже каким он быть должен, столько воды утекло.

В итоге, допив газировку, вернул тару на место, и осмотревшись, побрел в сторону дома.

Иду, а сам удивляюсь. Как с газировкой прямо, вроде и узнаю всё, и в то же время не узнаю. Уютные дворы с грибками детских площадок, ровные ухоженные газоны, приятные в своей простоте люди. А ещё очень много детей. Бегают, кричат, играют в какие-то свои, детские игры. А ведь скоро, ну относительно конечно, проведут кабельное, чуть позже массово появятся видеомагнитофоны, потом, лет так через десять, повсеместно завезут компьютеры, и эти уютные дворики опустеют. Я хорошо помню с каким трепетом в те года относились ко всем новинкам с запада, будь то «видак», или даже обычный, кассетный магнитофон. У меня одноклассник был, Леха Волков, так у него родители копили на машину, но подвернулась возможность урвать пару японских видеомагнитофонов. Купили по какой-то баснословной цене, и убрали подальше, вроде как на приданное сыну и дочери. Я когда в гости к нему заходил, он хвастался, показывал.

Пройдясь по дворам расставленных в странном порядке пятиэтажек, вышел на прямую как стрела улицу. Растительности здесь пока немного, не наросла, и обзор открывается хороший. Справа куцые домики частного сектора, мелкие такие, убогие. Насколько я помню, лет через пятнадцать их все посносят, и настроят коттеджей.

А вот слева всё те же пятиэтажки, которые, — тут могу ошибаться, выглядят гораздо светлее чем те, из моего времени. И идти легко, в свои пятьдесят с хвостиком я уже и забыл каково это, когда ничего не болит, и стоптанные кеды кажутся вполне удобными.

Прошел до конца улицы, повернул направо, жадно впиваясь глазами в местную достопримечательность, высотку (десять этажей) с часами. Часы большие, видно издалека, показывают время, день недели и температуру. Весьма прогрессивная штука для такого маленького городка.

«Четырнадцать тридцать семь, пятнадцатое июня, пятница, t+24».

Так, стоп. Пятнадцатое?

В голове нехорошо кольнуло, заставляя напрячься. Как-то за всеми этими событиями я и забыл то, о чем забывать категорически не должен.

И вроде столько времени прошло, а всё сразу же перед глазами встало.

Пятница, вечер, дискотека. Хоть и почти не пил, но настроение приподнятое, повеселились на славу, и примерно в час ночи я, сославшись на ранний подъем — а так оно и было, отчалил.

Идти недалеко, через парк, минут десять и дома. Городок у нас сложный, криминальный, но во-первых, я местный, во-вторых, спортсмен, поэтому нарваться на неприятности не боюсь.

И зря. Топал себе по тропинке, песенку «прилипшую» напевал, и тут крик. Сначала не разобрал, думал показалось, но прислушавшись, уже не сомневался, кричала женщина.

Головой покрутил, определил направление, и не раздумывая, двинулся на звук.

Шёл недолго, почти сразу за кустами, буквально в тридцати метрах от тропинки, стояла машина, а возле нее, прямо на земле, насиловали женщину. Точнее насиловал один, двое стояли рядом, подбадривая «смельчака» сальными шуточками.

То что не наши, не с нашего района, определил сразу, лиц не видел, темно, но голоса были не знакомы.

Тренер мне всегда говорил, думай о хорошем, не давай волю эмоциям, держи себя в руках, и я держал. Но то что срабатывало на ринге, здесь дало сбой. Не знаю, может алкоголь так подействовал, или ещё чего, но как пелена какая-то захлестнула, — хоп, и мозг в отключке. Как бил, не помню. Помню только злость дикую, ненависть. Очнулся уже когда двое лежали без признаков жизни, а третий, тихо поскуливая, катался по земле.

А вот женщина куда-то подевалась. Нет, её можно понять, испугалась, убежала. Но это сейчас, в аффекте. А то что потом, когда меня в тюрьму сажали, не объявилась, этого мне понять так и не удалось.

В таких невеселых размышлениях я и добрался до дома. Обычная хрущеба, каких в стране миллион, подъезд с крашенными стенами и белеными потолками, обитая дерматином дверь на первом этаже, и звонок-колокольчик. Да, ещё коврик перед дверью, а под ним ключ. В «современных» реалиях звучит дико, но так оно и было. Ключи оставляли под ковриками, в почтовых ящиках и в электрических щитках. И никто не брал, а о том чтобы обокрали кого, лично я никогда не слышал. Может люди были честнее, а может воровать было нечего.

Вытащив из-под коврика ключ, позвонил на всякий случай в дверь. В ответ тишина, дома сейчас никого, родители на работе, так что время освоиться у меня есть.

Вздохнул, справляясь с волнением, с понятным трепетом потыкался в замочную скважину — отвык, и когда это удалось, дважды провернув, потянул за дверную ручку.

Обалдеть.

На самом деле, я хоть уже и слегка свыкся что происходящее вполне реально, но зайдя в квартиру, снова засомневался. Многие вещи — то же зеркало в коридоре например, помнились мне иначе. Выключатели кажутся другими, линолеум на кухне отличается от того что остался в воспоминаниях. Люстра выглядит не так шикарно как в памяти. Хотя с люстрой объяснимо, понятие шикарности начала девяностых, разительно отличается от того же в веке двадцать первом.

Но вообще, похоже, что так со всем что вижу, вроде как последствие длительного отсутствия. Почти сорок лет, это вам не шутки. Сервант, стол, кресла, диван, телевизор. Внешне мебель как новая, да она такая и есть, а ощущение будто не домой я к себе пришел, а в музей.

Заглянув в свою комнату, невольно замер. Тут почему-то всё выглядело в точности так, как и запомнилось.

Стол завален тетрадями и всякой всячиной, кровать не заправлена, вещи из шкафа валяются на полу. Наморщив лоб, с трудом вспомнил что в день отъезда на сборы, проспал, поэтому такой бардак и устроил, а мама, видимо, принципиально не стала убираться.

Силком заставив себя сесть на стул перед столом, — трогать «музейные» экспонаты категорически не хотелось, принялся за уборку. Собственно, особо делать ничего и не пришлось, без разбора покидал всё в верхний ящик стола, да поправил чуть съехавшее оргстекло с лежащими под ним календариками.

С раскиданными вещами всё выглядело сложнее.

Рубашка, пара свитеров смешной полосатой расцветки, куча распаренных носков, трико дырявые, трусов несколько штук. Смотрелся гардеробчик небогато, но тогда мне этого хватало. Перебрал, вспоминая, да и затолкал кучей в шкаф. Пропылесосить бы еще, ковер весь в каких-то крошках, но шуметь не стал, боялся «наваждение» спугнуть.

Протерев сухой тряпкой стол и переложив лежащую возле кровати книгу на полку, поплелся на кухню, хотелось есть, а ещё больше пить. Наклонился, крутанул барашек с синей пипкой, и долго, не отрываясь, пил прямо из-под крана.

Вот вроде бы обычная вода, по идее, она должна во все времена одинаковой быть. Ан нет, здесь вкуснее. Нет того запаха хлорки, нет «железного» привкуса, а есть что-то близкое и очень родное.

Напившись, полез в холодильник, краем сознания отмечая какой же он маленький.

Ну, что у нас тут?

Початая бутылка молока, несколько банок с соленьями, десяток яиц, пара рыбных консервов, чашка — вроде как с фаршем, подсушенная колбасная жопка и такого же вида кусок сала.

Вариантов немного; гоголь-моголь, либо яичница, если хочется погорячее. Горячее не хотелось, поэтому достал три яйца, отрезал кусок хлеба и замутил всё это в большом стакане.

Съел. Жить сразу стало легче. Показалось даже что происходящее не так дико, представил что скоро придут родители, на душе потеплело, но тут же сбился, переключившись на то что должно случится вечером.

Нет, так-то можно просто никуда не ходить, никто меня на этой дискотеке не ждёт, я вообще не любитель подобных мероприятий. То есть был не любитель, тот, прошлый я. Но с другой стороны, знать что в парке трое подонков изнасилуют женщину и жить потом с этим, выглядело тоже не очень.

А как помешать? Будь мне известно имя потерпевшей, можно было бы найти её, и отвлечь от похода в парк. Спичек в замок натолкать, или окно разбить. Да много чего можно сделать. Но имени я не знаю, зато знаю имена тех уродов.

Первый, тот что помер неудачно приложившись головой о камень — Солнцев Толик, это именно он у папы девятку угнал покататься. Адреса его у меня нет, но теоретически по фамилии через телефонный справочник попробовать можно, у соседей по лестничной клетке был, вроде.

Второго звали Витя Замятин, папаша которого особенно расстарался чтобы я сел на подольше. Не знаю как, возможно взятку судье дал, или по знакомству, но приговор оказался очень суровым даже для той картинки что они придумали. Я ведь когда из тюрьмы вышел, хотел поквитаться не столько с сынком, сколько с родителем его, но опоздал, сдох скотина, не дождался. Пришлось довольствоваться сыночком.

Ну и третий, тот что девку насиловал, Гугля Саша. Фамилия дурацкая и сам урод каких поискать. Причем не фигурально, а в самом прямом смысле. Я когда его на опознании увидал, едва сдержался чтобы не заржать, даже несмотря на всю серьёзность ситуации. Лицо плоское как тарелка, глаз один выше другого, брови настолько светлые что их не видно, нижняя челюсть выступает по-неандартальски, сам лысый, и в довесок ко всей этой красоте, непропорционально огромный носяра. Урод, в общем.

Не откладывая в долгий ящик, позвонил в дверь к соседям, и когда открыла тетя Люба, попросил посмотреть справочник.

— А нету, Дим, Толя на работу как забрал, так и не вернул еще. Я ему скажу чтобы завтра принес, тогда и приходи. — развела руками она.

«Жаль, но завтра будет уже поздно», — подумал я, и извинившись за беспокойство, вернулся к себе в квартиру.

Можно всё же у пацанов поспрашивать, наверняка сталкивались. Хотя, с другой стороны, лишнее внимание мне совсем ни к чему, менты будут копать, могут заинтересоваться. Надо другое что-то думать.

Самое главное что меня больше всего обнадеживало, — отсутствие камер. В «современном» мире преступления раскрываются в основном за счёт этого фактора, куда ни плюнь, везде нарвешься на какой-нибудь «глазик». Камеры повсюду, как не прячься, обязательно где-нибудь да попадешься. Но то прошлое, точнее будущее, а пока же в этом плане можно спать спокойно, зашёл за гаражи, переоделся, и делай своё черное дело. Одёжку найти только какую понеприметнее, ну и загримироваться как-то.

Не откладывая, приступил к подготовке.

Ревизия шкафов и антресолей ничего не дала. Одежды — кот наплакал, несмотря на то что две моих полки от тряпья ломятся. Вот только что ни возьми, почти всё маленькое, если и лезет, то с трудом. За последний год подрос хорошенько, не успевают родители вещи мне новые покупать. Девяностый год, в магазинах уже шаром покати, а на рынке дорого. Инфляция еще не разогналась, но цены уже «полетели». Отец на железке трудится, зарплата не особо большая по нынешним временам, да ещё и задерживают постоянно. У мамы пока без задержек, но платят совсем слезы. Был как-то момент когда зарплаты хватало не только на еду, но совсем короткий. В памяти у меня он остался в виде спортивного костюма — типа местного пошива Адидас, и целой сумки охотничьих колбасок. Восемьдесят девятый? Или раньше? Жаль не помню.

Ну вот, что-то похожее… — достал я старенькую отцовскую спецовку. Пошарпанная, но ещё достаточно крепкая ткань, большие черные пуговицы, квадратные карманы. То что надо, работяги в таких поголовно гоняют, особенно у нас на районе. Простенько и со вкусом.

Теперь с гримом придумать ещё, а лучше камуфляж какой-нибудь забабахать. Можно маску, но по улице с закрытым лицом особенно не походишь, косится будут, а вот бороду, или усы, было бы неплохо прилепить.

В поисках чего-нибудь подходящего я перерыл весь дом, но кроме пакли сантехнической, ничего не нашел. Примерил, — дрянь. На дурака похож, спалюсь как пить дать. Надо другое что-то.

Но что?

Снова «перелопатил» все шкафы и полки, но ничего такого что могло бы послужить моим целям, не обнаружил.

И что делать?

Сел на диван, задумался.

Район где живут все трое, я знаю, вон он, соседний. Но расспрашивать пацанов местных опасно, да и поздно уже, а значит остается одно, ловить на месте преступления.

Ну а что, ночь, темнота. Для пущей уверенности чулок можно на голову натянуть, бить не руками, чтобы без следов, а трубу какую-нибудь прихватить, или вообще цепь.

Спрячусь пораньше, дождусь когда начнется, и отоварю всех по очереди. В прошлый раз голыми руками уделал, значит с подручными средствами тем более справлюсь.

В двери провернулся ключ. Я замер.

— О! Привет. Ты уже дома? Как съездил? — увидев мои кроссовки, крикнула из коридора мама.

Хотел ответить, но язык словно к нёбу прилип.

— Оглох? — заглянула она в зал. — Как съездил, говорю?

Кое-как выдавив из себя краткое описание поездки, сослался на срочную необходимость и быстро выскочил за дверь. Вот уж не знал что будет так трудно, думал всё, обвыкся, разберусь. Ан нет, держи карман шире, называется. А ведь я отца ещё не видел, с ним сложнее будет, проницательный он у меня, взглядом будто насквозь прожигает.

Нет, умом я всё понимаю, осознаю. Представлял даже как пройдет встреча, но только до дела дошло, словно воздух весь из меня выпустили. Сдулся, короче.

Спустившись по лестнице и выйдя на крыльцо, нос к носу столкнулся с соседом. Вадик Сапрыкин, постарше меня лет на семь, обычный парень, работяга. Жаль осталось ему недолго, утонет он скоро, утопится из-за любви несчастной. Подробностей не знаю, не до того тогда было, — суд, то да сё. Но сам факт запомнил, да и потом, когда освободился, кто-то упоминал.

— Здорово. — буркнул тот, и не задерживаясь, прошёл дальше.

Я же, ответив на приветствие, вышел из подъезда, и в нерешительности замер. Навстречу, загадочно улыбаясь, шла Катя, девчонка по которой я сох всю школу, и которая в итоге так мне и не досталась.

* * *

Аргументы и Факты 16.06.1990

«СОБЫТИЯ в Киргизии…»

Жертвы есть с обеих сторон, и сколько их, на каком языке изъяснялись при жизни — уже не столь важно.

Важно другое: мы стали забывать, что мы — дети одной земли, что в национальных корнях своих надо искать источники человеческой мудрости, а не жестокости и взаимной нетерпимости.

Мы пытаемся найти виноватых в своих сегодняшних бедах среди наших соседей, вчерашних друзей, таких же тружеников, как мы сами, а не в противоречии системы, в клетках которой мы все — киргизы, узбеки, русские, армяне, грузины, азербайджанцы — живем уже более 70 лет.

Из создавшегося положения есть только один выход — остановиться и задуматься: не получат ли в наследство НАШИ дети лишь руины НАШЕГО общего дома?'

Загрузка...