Время это неумолимая сила, неподвластная никому. И эта сила порой бывает коварной, то бежит стремглав, мгновенно пролетая мимо и превращая недели в жалкий миг, то словно стоит на месте, а ночью иногда можно почувствовать, как время тебя убивает. Секунду за секундой, и ты не можешь оказать хоть какое-то сопротивление.
Этой ночью я не смог уснуть, хоть в поместье царила гробовая тишина. Все вокруг мирно спали, а я считал, сколько неизведанных закоулков осталось в моем разуме, и не все потаенные места мне нравились. С рассветом же я покинул поместье, не прощаясь. Были дела, которые нужно побыстрее закончить, и только затем настанет пора взяться за свой разум всерьез.
Еще вчера ночью, когда я вернулся в поместье, на моей измятой пустой кровати лежало письмо с поломанной сургучовой печатью клана Раидзуко. Саири предложила мне поездку на остров и заодно решить мою проблему с обслуживанием поместья, охраной и слугами. Но черт побери, как же я не хочу заходить в клановый зал Раидзуко! Почему-то ячувствую, что мне там будут не рады. И потому, сказав одному из членов клана Раидзоку, что я буду ждать Саири у реки, протекавшей рядом, я расположился на валуне посередине реки и ненадолго погрузился в медитацию. Недостаток сна давал уже о себе знать, я уже не помню, когда в последний раз спал.
Иногда так хочется просто почувствовать тишину в своем разуме, но когда ты ввязываешься в некоторое дурно пахнущее вещество, спокойствие тебе будет лишь сниться.
— Тишина, — выдохнул я, сидя на камне посередине небольшой бурной речки. — Рано, Лия, для встреч. И не стоит мне мстить, на своем пути к трону он бы не пожалел тебя.
— А ты? — пронесся над речкой тихий голос принцессы.
— А я не верю, что ты хочешь смерти своим братьям и сестрам ради возможности стать Императрицей.
— Ты не знаешь меня, — ответила мне река.
— Не знаю, но за мной пришла лишь ты, а это уже показатель. Я всю ночь ждал, и ты первый и, видимо, единственный человек, что пришел мстить за принца, ты иная, — улыбнулся я кустам на берегах, не понимая где Лия, но чувствуя, как бьется ее сердце. — Да и не придет никто за мной, члены вашей семьи не любят друг друга, каждый враг друг дружке.
— Не я…
— Не ты, — выдохнул я. — Что же, как там тренировки с мастерами? Как тебе их ремесло убивать?
— Я уже обошла их мастерство, сейчас доводим до идеала некоторые техники и я открываю новые горизонты.
— Вижу твои успехи, — ухмыльнулся я. — Ни стихией земли, ни своим взглядом в самую суть я не вижу тебя, даже магия крови почти бесполезна…
— Что выдало меня? — спросила любопытная девчонка.
— Стук сердца, это я могу улавливать, — усмехнулся я. — Лишь у мертвых оно не бьется, и то не у всех, так что от меня не скрыться пока я на чеку, принцесса.
— Нет, — ответила мне река и стук сердца прекратился. — Ты не прав. Но я соглашусь в том, что мне еще предстоит обучиться всему мастерству гильдии…
— Встретимся во дворце Лия. Помни, я друг, а не убийца.
— Хо Ти, Твоу, — ответила мне принцесса, оставив одного. Лишь единожды она сделала шаг, который уловила магия земли, но стука сердца так и не было слышно.
«Помог на свою голову», — ухмыльнулся я, опустив руки в реку. Зачерпнув воды я умылся и слегка отпил студеной воды. И у кого спросить, что же означает это ХоТвоу или Хо Ти воу? Как это вообще запомнить? Но тут я почувствовал, что ко мне кто-то приближается, и вот от десятка воинов в усиленной символами броне отделилась женщина и подошла к берегу небольшой речушки.
— Сделать из принцессы высококлассного убийцу, — проговорила Саири, выйдя на берег реки. — Ты, конечно, Калибан, тот еще дурак, и сделал очень неприятную вещь.
— Ты ее сейчас видела?
— Нет, но я слышала о ней, о том, что гильдия убийц признала ее своим мастером, который не принимает заказы. Наверное, этим она хотела поделиться в тот вечер, когда ты вывалил на лестницу её дома голову её брата, — усмехнулась Саири. — Позапрошлой ночью она посетила всех родственников и оставила им письма. В этих письмах лежали рисунки спящих родственников, которые принцесса нарисовала в их спальнях, пока ты бродил под землей.
— И что?
— Рык, никто не заметил, что она покидала свою спальню, но особенно теневых мастеров поразил рисунок императора, — усмехнулась Саири. — В библиотеке, с книгой в руках, и горячий завтрак на столе. Такой скандал был устроен, особенно досталось охране, но и тут ты сыграл свою роль, на отсутствующего тебя пытались спихнуть абсолютно всё.
— Она лучшая?
— В этом веке да, — печально проговорила Саири. — Она не решилась прийти к тебе в поместье, так как ты был на чеку и на своей территории. А в открытом бою… Сомневаюсь, что человек неодаренный, как она, имеет против тебя хоть какие-то шансы.
— Всегда есть шанс, всегда, — улыбнулся я. — Ну что, нам пора?
Да, корабль ждет, — ответила мне Саири. — Ты сам то готов?
— Нет.
Мы шли к порту практически молча, затем поднялись на небольшой корабль Раидзуко и мастер воды понёс нас по волнам в сторону границы империи. Наша цель была близка, где-то около двух часов и мы окажемся в нейтральных водах. Мир, он же не делится на чёрное и белое, он зачастую серый, и только от нас зависит, какой оттенок мы видим сейчас.
Там, вдали, где-то посреди океана есть небольшой скалистый остров, вне границ империи, и ничего не растет в тех местах. Там не действуют имперские законы, люди торгуют людьми, а имперские подданные покупают рабов, что согласны подписать договор о службе и выполняют его до самой смерти.
Рабства в империи нет, ну, почти нет, и это «почти» единственный мой вариант купить… Кхм, нанять нормальную прислугу. В моем поместье нужны надежные руки, но кто будет готов добровольно стать проклятым человеком, переступив порог поместья проклятых? Только бывшие рабы, у которых нет иного выбора, ведь все остальные желающие будут шпионами, подосланными другими кланами. Как, например, сейчас поступил клан Раидзуко, и Саири не скрывала, что она знает больше меня о том, что происходит в поместье. Когда мы подплывали к серым скалам, я уже почувствовал, как пахнет несвобода.
— Ну что ты такой грустный? — спросила меня Саири. — Ты подаришь им свободу.
— Я их куплю, чтобы они до смерти работали, — через зубы проговорил я.− Это почти то же рабство.
— Зато они будут свободными, — парировала Саири. — По крайней мере они умрут свободными.
— Без меня нельзя было с этим разобраться?
— Нет, пограничные войска должны увидеть трудовые договора на людей, скрепленные вашей печатью, Калибан.
— У меня нет печати.
— И не будет, по статусу не положено, — усмехнулась Саири. — Потому и надо присутствовать лично, таковы правила глава рода Калибан.
— Уф-ф-ф-ф, как же воняет.
— Чем?
— Цепями, — оскалился я против воли на Саири. — Саири, ты зря меня сюда привезла, я жажду крови.
— Успокойся, здесь не будет как на остальных невольничьих островах здесь, только элитный товар, и нас встретит представитель нашего клана.
— Не нашего, а твоего.
— Ой, я постоянно об этом забываю, — ослепительно улыбнулась мне Саири. — Я такая забывчивая.
— Саири?
— Ну что опять?
— Ты там опять в свои игры играешь?
— Какие игры?
— Михара просила держаться подальше от тебя.
— Вот старая сука. Ты не верь ей. Ни единому слову не верь.
— Я тебе верю, но ты могла сыграть в игру, потому что так привыкла…
— Конечно, могла, — перебила меня Саири и коварно улыбнулась. — Это как в пак-шо,
— Надо вам показать шахматы, может игра вам понравится, эта игра битва разумов, пак-шо, меня уже утомила.
— Покажи!
— По возвращению займусь, но ты так и не ответила про свою игру.
— Эх, Рык, моя игра, даже если она есть, пойдет тебе лишь на пользу, — отмахнулась от меня Саири.
— Недооценивай меня, — по-доброму улыбнулся я. — Когда ты плакала в колыбели, не давая родителям уснуть, я уже вырезал несколько сотен людей, а позже брал города и играл головами своих врагов в футбол.
— Сколько тебе лет, что такое футбол и где твоя родина?
— Родины больше нет, как и родных, а лет мне немало.
— Значит, все-таки Джанкоу была права, ты из иного мира.
— Джанкоу ошиблась, просто вулкан накрыл мою островную родину, — печально усмехнулся я, — А что случилось потом, мне не ведомо. К слову, откуда тебе известно, что говорила Джанкоу?
— Вулкан, значится, — задумалась Саири и погрузилась в себя, а я печально смотрел на порт, куда приставали лишь имперские корабли.
— Саири, — тихо проговорил я, когда на пристани готовились к швартовке нашего корабля. — Грядет буря, и если твоя игра ударит по мне, либо убьет тех, кто живет в поместье или семья Иньху внезапно погибнет…
— То что, Зверь?
— Ты будешь завидовать мертвым, я очищу Райдзин от гнили, как друг клана, — печально ухмыльнулся я. — В буре, что грядет, даже полное уничтожение клана никто не заметит.
— Признаки бури не означишь? — придирчиво и несколько гневно спросила готовая к схватке не милая Саири, а хищница.
— Низко летают головы принцев, отдельно от тел. Такой признак бури тебя устраивает?
— Мало.
— После произошедшего за мной приходила лишь Лия, остальных все устроило. И я видел, как пальцы императора утопают в еще живых глазницах его сына, — выдохнул я. — Император был готов к такому исходу, и злило его лишь то, что сын не справился, потому и такое наказание. Или я не прав?
— Буря, значится, у меня иные признаки…
— Какие?
— Из империи лекарь сбежал, девушка, за ней гнался целый легион по диким землям, но так и не догнал.
— Ушла, — усмехнулся я, зная, кто это мог быть. Жаль, а я так ждал встречи.
— Вы знакомы?
— В какие игры ты меня уже втянула?
— Тебе не стоит знать.
— Саири?
— Я тебя услышала, и этого тебе должно быть достаточно, — ответила мне холодно Саири. — А теперь давай помолчим, мне нужно время подумать.
Люди сновали туда-сюда и привязывали корабль к пристани, и тут и там на берегу мелькали люди с печатями то на плече, то на лбу. Молодые и сильные парни сновали по пристани с поразительной ловкостью, спеша выполнить свою работу. Впрочем, нет, это не работа, так как никакая ответственность не заставит так работать, так двигаться на пределе человеческих возможностей не одаренных стихиями. Это приказ. Хозяина. И нет ни единого парня некрасивого или же со шрамом на лице, нет ни одного старика. Рабы отобраны, а кто не подходил, тот был выкинут на свалку или базар победнее, а может и свиньям скормили.
Нас встретил старик в красном кимоно, который долго кланялся Саири, на меня же посмотрел лишь единожды, назвав мастером. Откланявшись, он повел нас тропами, которые предназначались для высоких гостей, идущих на базар.
Чем наша тропа отличается от десятков других? Земля и магия крови незамедлительно мне ответили. Там, в двухстах шагах от нас, в собственном дерме томятся рабы на складах товара. Их еще не приняли торговцы. Этой ночью их выгрузили из кораблей и еще не привели в положенный торговый вид. А торговый вид это чистое тело, ослепительная, счастливая улыбка, огонек в глазах и, хоть и простая, но чистая одежда серого, белого, черного или даже алого цвета, для самого дорогого товара.
Ну, вот и начался базар, меня встретили ряды обнаженных по пояс красавиц и я внутренне приготовился, к тому, что меня будут зазывать, соблазнять, трясти телесами и приглашать совокупиться, но…
Это всегда происходит внезапно, ты всем своим существом ощущаешь взгляд, и я почувствовал, а затем я услышал стук.
Тук, тук, тук. Этот стук все ускорялся и вдруг замер. Это, услышав мой голос, чье-то знакомое сердце пропустило удар.
— Где? — прорычал я, чувствуя, как закипает моя кровь. — Где ты⁈
— Рык? — обеспокоилась Саири.
— Рвать, убивать! — пророкотал я. — Где⁈
Мой взгляд упал на одну из торговых платок, маленькую и бедную, вокруг этой палатки не было толп красавиц.
На ящике сидел старец, его небольшая палатка была почти пуста, но, судя по звукам, кто-то находился внутри, старец же смотрел на меня с ухмылкой, полностью лысый, сморщенный, безбородый.
— Здравствуй, Зверь из Ахробы, — усмехнулся мне старик. — Так вот зачем мое корыто прибило ураганом к берегу этого убогого острова.
— Где? — пророкотал я, коснувшись рукоятей ножей.
— Здесь. Здесь, Зверь, то, что ты ищешь, — ухмыльнулся старик, посмотрев на мои руки на рукоятях ножей. — Только умрет же так твое «Где». Ты руку то от ножей убери.
— На части…
— Знаю, что на части порвешь и с моим же говном смешаешь, я был в Ахробе, когда ты вышел из башни. И пил с тобой на улице, в тот день мы всей командой ликвидации кубки подымали за проходчиков, — рассмеялся старик. — А затем я видел, как предали тебя. А кто предал то? Хозяйка твоя.
— Она не предавала.
— Предала, и по своей воле. Ты уж поверь мне, я твой поклонник, Зверь. Я видел твою силу, и она её видела, — усмехнулся старик. — Думаешь, те, кого ты убил в пустыне, пришли от родственников твоего второго хозяина? Половина да, а вот другая половина нет, Арии был очень нужен такой клинок как ты.
— Врешь.
— Я вру? — встал с ящика старик. — Ха, я вру! А хочешь от самой Арии услышать это? Она не сможет тебе врать, если ты привяжешь ее рабскую печать к себе!
— Я дам ей свободу, — произнес я, начиная понимать, кто находится в палатке.
— Тварям нельзя давать свободу, а Ария и есть тварь, и только поэтому её не убили. Она должна мучатся в рабстве, она не заслуживает свободы!
— Отдай.
— А ты купи! — рассмеялся, разводя руками, старик. — Мы же на базаре.
— Услугой брать будешь, неназванный? — зло усмехнулся я.
— Нет, Зверь, я не Мехмед, а имя мое столь простое, что оно тебе и не нужно, — рассмеялся дед и снова сел на ящик. — Золотишко доставай, зверье безмозглое.
— Ты отв… — не договорил я.
— Сколько? — холодно спросила подошедшая Саири, поняв, что без этого раба я не уйду.
— Пятнадцать тысяч, — проговорил старик. — Можем и поторговаться. Тебе мой раб нужен с двумя руками, двумя ногами и двумя сиськами? Я всегда могу скинуть цену за отрубленные конечности.
Это была огромная сумма, и у меня ее не было, но уйти я уже не мог, а забрать силой раба это значит смотреть, как на моих руках умирает Ария.
— Саири.
— Ты только вышел из долгового рабства, — ухмыльнулась Ария. — И еще не отплатил мне эмоциями, как мы договорились.
— Отдать прямо здесь и сейчас, на ящиках или держа на руках? Выбирай.
— Не надо, позже, — опешила Саири, чувствуя, что я и правда готов. — Чеком или металлом, старик?
Морщинистый старик замолчал, посматривая на рукояти моих ножей.
— Эти ножи к металлу, — указал он пальцем.
— Я не против, но ты умрешь, взяв их в руки, — оскалился я. — Ножны не удержат их и лезвия разрежут тебя. Ничто не сможет остановить кровь и ты сдохнешь. Они имеют свой разум, и если они решат убить тебя, то считай, что ты уже мертв. Все еще хочешь их?
— Десять тысяч, — мгновенно отреагировал старик. — Снизил за спасенную жизнь. Деньги вперед и рабыня будет твоей, как только мой корабль скроется за горизонтом. Отдам на пирсе.
Я закрыл глаза, оторвал небольшую полоску ткани от своего кимоно и завязал себе глаза, пока Саири отсчитывала по весу золотые монеты. Теперь я смотрел на мир с помощью магии крови и стихии земли, находясь в десяти шагах от моей первой рабыни. И сделал я это не зря, старик не смог меня обмануть, я тут же указал ему, что нужно снять с рабыни символ уничтожения. Иначе, если не снять, она умрет, когда старик удалится от нее на две тысячи шагов. Старик лишь похвалил меня за зоркость при закрытых глазах. Договор продажи подписывался на его черном корабле, на котором было клеймо знати далекой империи, в которую входил свободный город Ахроба. Договор писался кровью, моей и старика, и он видел, что кровь приняла договор. Рабыня стала моей.
— Ты все равно не снимешь с неё печать! — зло рассмеялся старик, как только корабль отошел на сто метров от пирса, а на моей груди, в дорогом шелке, поддерживаемая одной моей рукой, отдыхала Ария. — Она до самой смерти будет рабыней, ей не стать свободной! Никогда!
— Ты не прав, старик! — ответил я хохотом. — Я и Император сможем! Еще до полуночи снимем твою печать! А затем жди гостей, мастер символов! И не смей спать с того момента, как твои ноги коснутся земли!
Старик, стоявший на корме корабля, побледнел.
— Он не станет из-за какой-то твари так рисковать и работать, он высший! — прокричал старик.
— Жизнь за жизнь, — прошептал я уже не мастеру символов, а рабыне, чье сердце сейчас бешено билось. — Саири, нужно сообщить высочайшему о нижайшей просьбе от Рыка из рода Калибана. Об аудиенции по прошению жизни за жизнь.
— О как! — усмехнулась Саири. — Ты впервые так уважительно…
— Когда надо я могу и так.
— Ты не сменил имя, — тихо проговорила рабыня на моей груди, укутанная в шелка.
Я не стал ей отвечать, лишь смотрел на удаляющийся корабль, на котором был виден силуэт старика. Команда Саири спешно готовилась к отплытию, а я все гадал, какой же ранг у этого мутного символиста. Печать на лбу Арии была явно начертана мастером.
Индивидуальная печать, вырезанная ножом, задевала череп девушки. Продать раба с такой печатью мог лишь ее создатель, это мастерская работа, которую я никогда не видел. К тому же печать создана с примесью магии крови, и не будь я зрящим в мире слепых, не будь я учеником Тени, к которому теперь нужно прийти на нижайший поклон, я бы не добавил в пункт договора, написанного кровью, руну смерти, как требует древний кодекс символистов. Моя подпись несет смерть, и ровно такую же руну внес, как и подобает мастеру символисту, старик, даже не думая. Он уже привык так расписываться. Если бы не символ смерти, что я также поставил в договоре, он мог бы удаленно убить Арию в тот момент, когда корабль достигнет горизонта и скроется с моих глаз. Я бывший раб и в свое время выспрашивал у тени все про печати во время обучения. Нужно будет чутка позже прибить ту змеюку, что мешает мастер жить в своих пещерах.
— Рык, пора отплывать. Ястреб отправлен к императору и его ответ будет нас ждать на пирсе при возвращении в Империю.
— Подождем, пока тот корабль не уйдет за горизонт.
— Они спустили паруса, — ответила мне Саири. — Они чего-то ждут, но чего?
— Смерти, — ответил я, аккуратно погладив Арию по голове сквозь шелк, которым она была укутана, ведь не будь этого шелка, не будь закрыты и завязаны мои глаза, я бы не выдержал. Я вплавь догнал бы корабль и засунул в их задницы их же корабль.
— Чьей?
— Её, — аккуратно подул я на шелк, охлаждая лоб Арии, где уже начала накаляться печать рабыни. — Старик проверяет договор, пытается найти уловку, чтобы убить ее на моих руках. Затем, если не выйдет оборвать жизнь, будет ломать ее тело и лишать разума.
— Вот тварь.
— Не-ет, Саири, он просто пытается довести свою игру до конца. Он хотел сделать это с самого начала, — усмехнулся я, дуя на печать Арии и чувствуя, как безумно напряглось ее тело, как она сдерживает крики боли и отчаяния. — Он пытается навредить ей, да так, чтобы при этом не умереть самому, но в магии крови он разбирается намного хуже меня. Идиот.
— Говоришь как истинно проклятый.
— Как проклятый? — усмехнулся я, чувствуя, как начало содрогаться тело рабыни на моих руках, как её мышцы пытаются раздробить свои же кости, не убив, но сделав калекой навсегда. — А вот старик, наконец, понял, что напрямую он убить её не может и взялся за тело.
Вдали послышался обезумевший крик, старик только сейчас понял, что все, что он делал с рабыней, теперь будет возвращаться к нему в десятикратном размере. Ну что, мастер, рискнешь продолжить? Ну давай, теперь попробуй перейти на разум, только вот связь то твоя через рабскую печать двухсторонняя, а кровь не любит нарушений договора. Течение же уносит твой корабль с каждым ударом сердца все дальше и дальше. Ну давай, рискуй, рискуй, сука!
Корабль действительно начал уходить к горизонту несмотря на якоря и спущенные паруса. По кораблю забегали матросы и владеющие водой, пытаясь остановить корабль. Но им не в силах совладать с договором на крови. Как и было записано, корабль должен уйти за горизонт.
Ария обмякла, ее стошнило на мою грудь, старик начал бить по разуму и так замученной жертвы.
— Саири, нам нужен новый шелк и одежды, лучшее, что можно найти на этом базаре.
— Цвет?
— Черный и серый, бери все, что понравится и что купила бы себе.
Старик пытался, злился, кричал, а я ждал. Должно быть, он считал себя хитрецом, что обманул наивного Калибана, который не озаботился вдумчивым составлением договора. Однако он явно не привык общаться с такими же, как он, магами крови. Нет никакой нужды тщательно прописывать все пункты, когда ты используешь договор на крови. Сам договор решит, как и что должно быть.
Они даже паруса подняли и пытались вернуться к нам, но нет, течение потихоньку несло суденышко вдаль, к горизонту. Это сработал договор, написанный кровью. Даже мастера воды заработали во всю силу, пытаясь волнами направить к нам корабль, но старика уносило за горизонт, несмотря на мучения рабыни. И вот, наконец, прозвучал дзынь, а вместе со звоном появилась связь между мной и живым существом, которое устало вдохнуло и тут же уснуло. Договор исполнен.
— Теперь я хозяин рабыни, — устало проговорил я, усмехнувшись. Не получилось у старика оставить себе контроль, не смог он и заставить меня мучиться. Хорошая попытка, Мехмеды, но нет. — Саири, отплываем.
Наш кораблик несся по волнам, весь корпус трещал по швам и, судя по всему, разыгрывалась буря. Будто море не хотело отпускать уставшую рабыню, да и обиделось оно на меня, ведь мой договор повлиял на корабль старика. Я своими глазами видел, как рядом плыли корабли, у которых даже паруса не трепались. Злилось море, но не хотело убивать, а лишь ругалось, и повод был. Море не против свершившегося, но как тут не поругать мага крови за вмешательство в морские просторы? Пусть и повлияло это лишь на один корабль старого символиста, так и море теперь влияет лишь на один кораблик, и даже не топит.
Бедные матросы были все бледны, лишь Саири попивала крепленое вино, зло посматривая на меня и рабыню, сокрытую чистым, драгоценным шелком на моей груди. Я все еще сидел с завязанными глазами.
Солнце скрылось за горизонтом, а на пристани меня уже ждал отряд, а вместе с ним и моя названная сестра, Исау.
— Кто? — кивнула на мою грудь Исау.
— Бывшая Хозяйка, с которой я спустился в башню, будучи рабом, а вышел свободным, — ответил я. Исау на службе и скрывать от неё ничего нельзя.
— Доложить, — приказала одному из воинов сестра. — Калибан Рык, пройдемте за мной, со своей ношей.
Саири сделала шаг за мной и Исау на месте развернулась к главе клана Раидзуко.
— Госпожа Раидзуко, я на службе, вы не можете следовать за мной, — холодно проговорила сквозь зубы Исау. — Пжлста.
— Я буду ждать вестей, Рык, — проговорила Саири.
— Я вам должен, очень многое.
— Деньги — пыль.
— Когда-нибудь я расскажу, сколько вам должен, и тогда, надеюсь, я смогу расплатиться и с вами, и с кланом, — проговорил я и, как можно бережнее поддерживая рабыню на груди, поклонился Саири, в их народе это ценится и объясняет глубину слов.
Я шел за Исау, пока в небе не засияла яркая луна, мы не шли к императорскому дворцу, а ходили кругами. Круг за кругом, в полной тишине под молчаливые в этот раз взоры горожан. Они уже многое узнали, хоть и прошло лишь около суток. Вдруг на крыше мелькнул силуэт Лии. Я напрягся, она показалась мне, специально обозначив свое присутствие.
— Не сейчас, Лия, не её, — прошептал я, понимая, что убийство рабыни, которую я так бережно несу и насчет которой просил о помощи у Императора, будет сладкой местью.
Лия появилась еще через три круга, она стояла посреди дороги, вымощенной серым сальником, и, посмотрев на меня, громко проговорила.
— Тебя ждут.
И тут же пропала, словно мираж. Я так и не учуял ни единого факта ее присутствия. Посодействовал на свою голову.
Ступени, дворец, коридоры, все это мелькало перед моими завязанными глазами, и вот я шел уже один. Меня лишь вели указания теневых мастеров. Вот передо мной открылась дверь, и я вошел в небольшой овальный зал, пустой, серый, безжизненный, где у дальней стены горел камин, возле которого прямо на полу сидел в роскошном золотом кимоно Император в серой, немного потрепанной чалме, которую я еще не видел.
— Положи свою ношу в середине зала и сними эту тряпку со своих глаз, — не оборачиваясь, проговорил император, и я выполнил его просьбу.
— Да-а-а-а, — протянул император, вставая с пола и отступая от камина на два шага. — Не вовремя ты со своей ношей, но когда именно это вовремя наступит, не знает никто, даже я.
Я молча взирал на одетого в идеальное золотое кимоно императора, на его чалму потрепанную от времени, на его руки, на которых были десятки браслетов и серебряных колец с рубинами и начертанными на них символами. На его бороду, в которой заметно прибавилось седины всего лишь за сутки. Я смотрел на все, что угодно, но только не в глаза Императора и на то, что он держал в левой руке. Обгоревшую, безглазую, но все еще живую голову его сына.
Я молча склонил голову и мой позвоночник захрустел, сгибаясь в поклоне, но меня остановили.
— Не надо, — устало проговорил император и подошел к Арии, что лежала на каменном полу, не в силах сесть.
Император наклонился и заглянул под шелк, Ария смотрела на императора, хоть я и не видел, но это читалось по глазам императора.
— Неплохо, — усмехнулся император. — Красивая, умная, властная… Была, и такой уже не станет.
— Ваше вели… — донесся слабый голос Арии,
— Молчи, — приказал Император Арии. А затем спросил у меня. — Кормил?
— Нельзя, — тихо ответил я. — Поил своей кровью, иного желудок не выдерживает, она лишь скудно пила в течение многих дней в рабстве.
— Без еды можно долго протянуть, а вот без воды, — усмехнулся Император. — Да, сынок? Может пора закончить с твоим глупым бессмертием?
Я видел, как обугленная голова задвигала губами, беззвучно отвечая отцу лишь на им двоим известном языке.
— Приготовить мою комнату для омовений, — проговорил в пустоту император и указал на сверток шелка. — Омыть это, одеть и вернуть сюда.
В зал вошли женщины в черных одеждах и аккуратно подняли сверток шелка. Когда они поднимали тело, из свертка вывалилась худая, словно кость, рука, когда сверток проносили мимо меня, рука схватилась за рукоять моего ножа.
— Дай, — слабо проговорила рабыня, которая должна была питаться долгое время лишь… Не-ет, я не буду даже думать об этом, не просто так она отказывалась от еды. Тем временем голос из свертка продолжал требовать от меня. — Нужно, дай.
Я отдал нож одной из женщин, и она положила нож внутрь свертка, засунув туда и руку, и они удалились из комнаты.
— Холодно, — проговорил император и указал на место у камина.
Мы сели и молча смотрели на огонь.
— Омовение ей поможет. Но что она сделает с твоим ножом? — решил заговорить первым император.
— Не знаю, больно падать в пропасть с вершины самой высокой горы.
— Запрет на самоубийство есть?
— Нет.
— Понятно. Как же мне лучше убить сына? Как думаешь?
— Разбить голову и пожарить на сковородке, до углей, до праха.
— Но можно и не разбивать, это продлит мучения, ведь так?
— Можно, но придется слишком долго жарить в собственном соку.
— Сейчас принесут сковороду, жарить будешь ты, пока я занимаюсь твоим… Как бы это назвать, созданием. М-да, не хочу его убивать сам, ведь все-таки я его отец.
— Понимаю, — выдохнул я. — Вам какой прожарки?
— Ну, сперва жги одну сторону до корки, а я почитаю по губам, что сын захочет мне рассказать. Но всю остальную голову на медленном огне, с маслом. — усмехнулся император. — С дорогим заморским маслом, которое он так любил. Как-никак он же все-таки принц.
Стихией огня я успокоил пламя в камине, мне принесли сковородку и я налил в нее немного масла.
— Масло не жалей, и вина добавь, — проговорил император, а в этот момент в зал вошла Ария, своими ногами. В черном костюме, как у Исау, с моим ножом за поясом и обритой им же головой. Я видел ее стихией земли и кровавым оком, не поворачиваясь. — Он его тоже любил…
— Ваше величество, — склонившись, проговорила Ария. — Я благодарна за…
— Зачем вы говорите это мне? — приблизился к рабыне император. — Вы должны говорить это ему…
— Мне нечего ему сказать, — твердо ответила Ария. — Совсем, ваше величество.
Я не стал оборачиваться, чтобы увидеть ухмылку на лице императора, я был занят. Я укладывал на сковороду голову принца.
— Нечего? Вы забрали его деньги, забрали один из его ножей, чтобы совершить ритуальное обривание, он потратил на вас свое желание, что я даровал ему, и вам нечего ему сказать?
— Нечего. Я хочу получить второй нож в дар. Он получил их в дар, когда я была его Хозяйкой, когда он был моим рабом, а все, что есть у раба, принадлежит и хозяину. С ними он стал свободным, — тихо проговорила рабыня. — Теперь он мой хозяин, круг замкнулся и…
— Вот, — перебил я рабыню, доставая нож и протягивая его вверх, продолжая сидеть у камина и уже держал над огнем сковороду. И потому я не мог развернуться, да и не хотел я увидеть Арию. — Если сможет взять за лезвие рукой, пусть берет мои ножи себе в дар.
Император взял нож аккуратно, за рукоять, и все равно чуть не выронил. Упади нож и император тогда бы точно лишился ноги, но нож передумал его ранить, и я видел стихией земли, как Император протянул рабыне мой нож. Я видел, как она взялась за лезвие. Нож не ранил ее, и потому я грустно ухмыльнулся.
— Тупые у тебя ножи, — заметил император, и вдруг приблизился к Арии, которая из-за слабости не успела отреагировать. Император коснулся большим пальцем рабской печати на лбу рабыни и с улыбкой проговорил. — Вот и все, а вы, девушка, боялись.
«Дзынь!» — проскочил звук в моем разуме, и связь с рабыней была потеряна, стерта. Нет больше у меня рабыни, теперь в зале стояла Ария Свободная.
— Ах, я не верила, ваше…
— Не надо, я, знаете ли, сейчас немного занят вместе с Рыком. И да, вы на один день гостья в моем дворце, ну а завтра для вас найдется корабль, ведь вам, наверняка, куда-то надо бежать и срочно, очень срочно мстить, — проговорил император и шумно вдохнул воздух. — Калибан, у тебя там что, мясо горит⁈
— Ваше величество, вы, оказывается, не умеете готовить. Сейчас на сильном огне покроется золотистой корочкой одна щека, а затем голова будет томиться в собственном соке. Золотой цвет это цвет императорской семьи, ведь так?
— Так на то я и император, чтобы не уметь готовить, — рассмеялся император, и твердо, с холодом проговорил уже для Арии. — Вон отсюда, быстро. Весь дворец в вашем расположении, но не эта комната!
Арию словно ветром сдуло, я даже не понял, она сама смогла так быстро уйти или же её унесло невиданной силой. Император же сел рядом и посмотрел на меня блестящими глазами, а затем взял кувшинчик вина, что стоял у камина рядом с маслом. Глотнув вина, император приказал:
— Покажи мне сына.
Я открыл сковороду, в которой брызгало масло, пытаясь испарить вино. Пара капель попала на лицо императора, но он будто не почувствовал боли, ведь сейчас у него болело в груди, и эта боль затмевала любую иную.
— Ну как ты тут, сыночек, нравится тебе тут? Каково тебе твое бессмертие?
Голова задергала губами, остатки мышц все еще функционировали.
— До рассвета, а сейчас наступила лишь полночь. До рассвета, сыночек. Рык, закрывай крышку, пора томить на слабом огне.
— А на рассвете?
— Должен получиться пепел, который мы с тобой развеем, о, палач моих потомков, — протянул мне кувшинчик император и я сделал глоток наверняка самого дорогого и вкусного вина во всей моей жизни.
— Понял. Значит, я теперь палач.
— Запомнят палачом на века, а кем быть по настоящему ты выберешь сам в течение еще одного прекрасного года службы у меня.
— Деньги, ножи, ваш долг, еще и год жизни забрала Ария у меня, и даже не поблагодарила.
— Женщины, что тут поделаешь? — усмехнулся император, забирая у меня кувшинчик. — Такова жизнь, Калибан.
Перед первыми лучами солнца мы вышли из комнаты, в которой невыносимо воняло гарью. Император с очередным кувшинчиком вина в руке, а я со сковородой. У самых дверей мы увидели спящую сидя Арию, скрывающую в капюшоне лицо. Рядом с ней лежали две небольшие черные сабли, которые приветственно блеснули мне своими лезвиями.
— Хорошие были ножи, да, Рык? — спросил император. Я не стал отвечать, смотря на остатки курицы в серебряной тарелке у ног Арии. Она съела лишь половину, будто оставив кому-то вторую. И кого Ария не дождалась?
— Да, я потерял ножи, — выдохнул я печально, пройдя мимо Арии. — Я любил их.
— А я сегодня потерял сына, и я тоже его любил, — усмехнулся император. — Смотри, курочку не доела, а еда для тех, кого морят голодом, имеет свою, особенную ценность. Поверь, я не раз морил людей, и еда для них это сокровище. Как думаешь, она не смогла доесть ровно половину, или же хотела разделить свою первую драгоценную и самую вкуснейшую трапезу в новой жизни с кем-то особенным?
— Ваше величество, мне неведомо, что у неё в голове, — печально проговорил я. — Ей нечего мне сказать, а я не хочу ничего знать. Что было, есть и будет в её голове, и тем более правду или ложь, которую она будет мне говорить. Иначе я просто оторву ей голову…
— Как моему сыну! — сострил и начал смеяться император, а затем серьезно добавил. — Знаешь, давай развеем прах в саду, где я посадил деревья, когда он родился.
— Он любил эти деревья? — спросил я, а император ответил мне улыбкой безумца.
— О нет, Калибан Рык, он ненавидел этот сад, а особенно эти деревья, возле них мы и развеем прах, — рассмеялся отец, потерявший сына, но вдруг посерьезнел и уточнил. — Ненавидел сад тот, которого я когда-то считал сыном.
Мы шли в сад в полной тишине, пепел развеяли с трудом. Эту кашу, раздробленную в муку, пришлось еще раз крошить об сковороду, которую мы также захоронили под деревом. Высокое благородное дерево должно было отождествлять принца, но хвойное не было виновато, что принц стал тем, кем стал. В этом, скорее, виноват его отец, о чем его отец прекрасно знал.
И, возможно, братья и сестры принца виноваты не меньше, им было плевать на него, хоть во время его жизни, хоть после смерти. Ну, кроме одной. Даже сейчас Лия наблюдала за мной с крыши одного из дворцовых зданий и, как мне казалось, молилась за упокой души своего брата.
— Самая бесполезная, — произнес я, посмотрев на крышу, где мгновение назад была Лия.