Вечерело, солнце уходило к горизонту медленно и неохотно, ослабляя весенний зной, а я отдыхал на заднем дворе, на месте родовой печати, смотрел на сад камней и с упоением пил чай. Всего около десяти часов прошло с того момента, как я вышел из катакомб, и теперь я наслаждался спокойствием.
В чистом белом кимоно, весь изрезанный, уставший, и не спавший уже около недели, да в бинтах с ног до головы. Ну, как изрезанный, для меня это всего лишь царапины, что заживут без следа через неделю, Джанкоу так и не смогла нанести мне опасных ран. Хотя у меня и остались сомнения, что Джанкоу мертва, но вот если бы на ее месте был обычный человек, то… Хм, к слову, почему у меня такое чувство, что она билась честно?
— Хорошо-о, — протянул я, посматривая на деревянный ящичек у своих ног, где хранится засыпанная в соли голова принца, которая все еще подавала признаки жизни, несмотря на то, что отделена от тела.
— Заткнись, — проговорила Михара.
— Госпожа Михара, успокойтесь уже, все претензии к Иньху, — проговорил я жене Иньху, которая осталась после извлечения из кристалла со мной, чтобы присматривать за головой принца, а я в свою очередь присматривал за ней, а то вдруг она измененная, а других магов крови нет под рукой. Так решила Исау, убывшая на службу, и Агау, что сейчас спала где-то в поместье. — Я не собираюсь звать вас мамой, и моя уродливая тень не падет на ваш прекрасный лик.
— Исау и Агау, мои дочери, называют тебя братом, — сурово проговорила Михара, попивая чай.
— Названным, они постоянно забывают это добавлять, — протянул я, выдыхая усталость, что скопилось за то время, что я бродил по катакомбам. — Так уж получилось, это всего лишь шутка Иньху и формальность, это вас ни к чему не обязывает…
— Ой, заткнись, — махнула рукой на меня женщина в черном кимоно. — Твои то там успокоились? Как Рина?
— Нет, наблюдают. Рина восстанавливается, чутка вышла из себя и нашла нас. Ну и сразу успокоилась, жалко только вот того ящера альбиноса, попался ей на свою беду, в ее ласковые ручки, — проговорил я, заметив краем глаза, как Кирсана прошла мимо окна, — Они готовили мне праздничный обед по случаю моего дня рождения, о котором я, кстати, и не знал. Обиделись, но потом простили, когда увидели меня в таком состоянии.
— Женщины так переменчивы, — фыркнула Михара. — Как вы думаете, придут за головой или нет?
— «Вы»? Хм, я думал, мы уже прошли эти стадии, а оказывается, я заблуждался, — улыбнулся я, тут же скривившись. Несколько ран на лице еще не заросли. Но я все равно попытался скопировать Михару. — К слову о переменчивости. Что это такое, Иньху⁉ Оно точно разумное? Оно говорит! Ты что сказал! Это мой сын⁉ Я его родила? Я не могла, твари-и-и! Я убью этого выродка, я его родила, я его и убью! Да как ты смеешь отбиваться, я твоя мать, я спасу мир от такого как ты, не противься мне… Помните такие слова?
— Сыночек, тебя били в детстве? — елейным голосом проговорили Михара, и мне показалось, что в её голосе слышалась обида.
Я же завис. Били ли меня в детстве? Было ли у меня это самое детство? Я замер с чашей горячего чая в ладони и погрузился в себя.
— Рык.
— Калибан!
— Ты чего замолчал?
— Пытаюсь вспомнить, — тихо проговорил я, смотря в пустоту. — В какой-то момент я решил, что моя жизнь это башня, кровь, безумный бой и страдания, и только из этого соткана моя жизнь. Но отвечу так, когда я тайком сел на трон втайне от отца, что было, конечно же, запрещено, так как в ту пору я еще не был старшим сыном, в кузне накалили стальной и лупили им, пока я не потерял сознание.
— Все-таки принц, — где-то вдали, на грани слышимости даже для меня проговорила Кирсана.
— Жестоко, — ответила мне Михара
— Князь, Кирсана, князь и принц это разные вещи, — проговорил я.
— У тебя хороший слух, — усмехнулась Михара. — Ты прямо идеальное создание для войны и убийств.
— Это Арии спасибо, моей бывшей хозяйке, — усмехнулся я. — Настроила, откормила ядами. Правда вот она рассчитывала, что я сдохну в башне. Ей нужен был зверь, она его искала и она его нашла, а затем привела к тому виду, что видите вы. Я сожрал боевых стимуляторов на целый полк, когда меня готовили к башне.
— Забавно, что ты не помер от этого. Кстати, Исау говорила, что твои три… Как их там Агау назвала? А, камни на шее, сегодня по-особенному тихие.
— Мой день рождения еще не закончился, — расплылся я в улыбке. — Сегодня они на удивление покладистые.
— Рык, прошу прощения за мои слова, когда я вышла из кристалла, то на мгновение решила что Иньху…
— Что Иньху переспал с великаншей. Слышал такое, еще есть версия, что он переспал с богиней, — начал перечислять версии я. — Но также есть теория, что Иньху ни в чем не виноват, и вообще он святой человек, а я именно ваш, внебрачный сын, которого вы сбросили в жерло вулкана. Иньху во время поисков жены случайно нашел меня и, в отличие от жестокосердечной твари, раскрыл свои объятия.
— Бред, да кто в это поверит!
— Во время извлечения из кристалла ваши крики слышали сотни людей вне моего рода, — усмехнулся я. — Кому поверят, мне или вам, той, что сама назвалась моей матерью?
— И все равно я извиняюсь за сказанное.
— А за то, что пытались меня убить, будете извиняться?
— Я и сейчас хочу тебя прикончить.
— О, вы воздушница, как и Агау, — усмехнулся я. — Это нормально.
В поместье что-то случилось, послышались тихие разговоры и вроде даже разгорелся какой-то спор, но вдруг все затихло, и из дверей вышла Саири в черном траурном кимоно.
— Калибан, сиди, — махнула на меня Саири и покосилась на Михару. — Ты жива, моя старуха, дорогая подруга. Как себя чувствуешь?
— А ты представь, старушенция, у меня сын появился пока я в плену томилась. Как ты думаешь, в каком я состоянии? Когда вот это назвало меня мамой, я попыталась его убить.
— Ну что ты, Михара, вся столица уже обсуждает мать, бросившую своего сына, рожденного вне брака, и доблестного Калибана, который ее, свою дорогую маму, и спас, — многозначительно проговорила Саири. — Я сама в шоковом состоянии, как ты могла⁉ Я же помню, как ты мне выбирала кимоно и как ты любила детей, когда я была совсем маленькой…
— Хуйре магродосе, фиктовы сплетницы! — выругалась Михаро. — Понапридумывали про меня и про вот «это»!
— Ну что ты такое говоришь, вот «это», между прочим, гордость армии императора. «Это» из потомков сделал боеспособный отряд и стал почти великим темным символистом, равный, ну, почти, Айно Молоху в бою. Бога там какого-то отделал и не стал убивать, благородный, — проговорила Саири и замолчала на пару секунд, чтобы чуть передохнуть и продолжить. — Что я забыла? Хм, здесь, на арене, ломал потомков. Умный, сильный, а еще башню прошел, и красивый.
— Кто красивый? — выдохнула Михара.
— Он, — указала на меня Саири.
— Ты кому его продаешь?
— Себе.
— Ха-ха-ха-ха!
— Что смеешься? Я его сразу приметила, он выполнил для меня кое-какую работу почти забесплатно, ну и сама представь, — ядовито улыбнулась Саири. — Мужа у меня нет, я смогу ему родить троих, ну а пока я передаю дела клана, то могу стать любовницей. А так как у нас договор дружбы, то есть возможность стать пусть и не первой, но союзной женой. Помнишь такой древний закон кланов?
— Ну и сука же ты, моя подруга, — выдохнула яростно Михара. — Ты не могла такое совершить!
— Нет, конечно, Калибан, меняющий судьбы, мне интересен прежде всего как друг. Когда-нибудь я приглашу тебя посмотреть на проделанную им работу, — Саири посмотрела на меня. — Сегодня твоя работа ожила, ты также должен увидеть это и кое-что объяснить мне.
— Понял, завтра буду у тебя в поместье. Если надо, то приду, как только освобожусь от задания императора, — проговорил я, посматривая на деревянный ящик у моих ног.
— Он еще и со всеми долгами расплатился, за поместье и за учебу. На сегодняшний день он расплатился со всеми долгами, — улыбнулась Саири уже ошарашенной Михаре. — Это около миллиона золотых монет, ему еще, правда, поместье не отстроили, но контракты уже подписаны.
Не увидев понимания в глазах Михару, Саири обратилась ко мне.
— К слову, Калибан, что вообще происходит? Ты уж не забывай о договоре дружбы между Раидзуко и Калибан, говори, во что ты опять вписался? И где Рина⁉
— В ящике ответ на твои вопросы, — ответил я, пододвинув ногой ящик к Саири.
Саири открыла ящик, лишь взглянула на дергающуюся голову принца с частью позвоночника и закрыла.
— Рина где?
— В подвале.
— Опять кокон?
— Нет, пытается превратиться обратно в Рину, к утру станет прежней. Магию плоти не так уж и просто успокоить после применения.
— Тогда мало денег тебе заплатили, надо требовать в три раза больше. И да, придется сменить арку у входа в поместье.
— А что не так?
— Убийца членов императорской семьи. Это должно быть понятно всем.
— Я надеюсь, что это останется в тайне.
— Не останется, — Покачала головой Михара.
— Согласна, такое не скрыть, а табличку у входа поставить все равно придется. Если это было по приказу Императора то таков уж закон, но это он должен тебе сам сказать. И пока ты жив арка будет показывать всем, кто тут живет и кого он может убить по праву.
— Исау близко, — проговорила Михара, посмотрев на меня.
— Служба? Или вернулась к тебе? — спросил я. Даже не сомневаюсь, что у них есть некая связь для обмена мыслями.
— За тобой.
— Что же… Саири, мне придется покинуть вас, прошу в ближайшее время не звать в гости Михару, а вас, Михара, прошу не делать лишних движений, наслаждайтесь отдыхом.
— Я нормальная! Я не… — начала было говорить Михара, но тут же осеклась. Она прекрасно понимает, что еще неизвестно, как повлияли на ее разум, пока она была заперта в кристалле. Впрочем, магия крови говорила, что все с ней нормально.
— Мы должны все проверить, — тихо проговорил я. — Сира! Я знаю, что ты рядом, подойди.
Из тени моего сада камней вышла Сира в синем платье, немного надув губы.
— У тебя сердце билось, — устало улыбнулся я и ледяная ведьма приободрилась. — Сира, присмотри за Михарой, пожалуйста, и, если что, убей.
— А справится ли вот эта милашка? — ухмыльнулась Михара.
— Справится, вон три скалы из льда, видишь? Кстати, насчет милашки верно говоришь, Сира и правда очень красивая, — проговорил я, а у ледяной ведьмы появился едва заметный румянец на щеках.
— Я была в кристалле, он понадежней будет.
— Мы уже сколько бьем, а все никак разбить не можем эти льдины, твой же кристалл моими кинжалами Иньху без всякой магии или стихий расковырял.
— Ну, психанула чуть-чуть, — начала оправдываться Сира.
— Три раза! В доме сейчас камины горят везде, где только они есть, и это при том, что на улице тепло!
— Зато летом будет прохладно, ты же сам говорил.
— Сира! — вмешалась Сиара. — Вот Михару в сосульку преврати, и на этом хватит! Я не знаю уже, что говорить главе столицы! — вдруг рассвирепела Саири. — Хотя знаешь что? Зову тебя в гости, мне нужна такая глыба льда, но только в определенном месте.
— А у нас есть глава города? — удивился я.
— Да, есть, и завтра у него прием, твое появление там обязательно. Туда позвали Рину и тебя.
— А я и не знал.
— Ты много чего не знаешь, — махнула на меня Саири, а на заднем дворе в тканевом, черном облачении появилась Исау с черной повязкой на лице и похожими на мои ножами за спиной…
— Кали-и-и-и! — начала кричать Исау, но осеклась, будто ее заткнули, и строго посмотрела на свою маму. Что-то точно произошло, и ей это очень не понравилось — от Исау повеяло холодком. — Брат, тебя ждет император. Мама, ты будешь жить в доме Калибана еще как минимум месяц из-за твоего пленения. Тебя ожидало место в темнице для проверки, но Великий решил, что за заслуги всей твоей семьи ты можешь остаться в поместье рода Калибан под пристальным взглядом названного сына. Но в случае нарушения правил пребывания твое место в темнице со сроком в год будет ждать тебя. Мама, ты все поняла?
— Поняла, — пробурчала Михара.
— Бр-р-р — поежилась Исау. — Калибан Рык, вас ждет император.
— Я вас покидаю, Михара, Саири, — поклонился я, беря деревянный ящичек в руки. — Сира, разберись с Михарой так, чтобы не беспокоить малышку Агау. Так, чтобы даже не проснулась.
— Разберусь.
Город принял меня недружелюбно, уже темнело и люди спешили по своим вечерним делам, кто домой, кто к любовнице, а кто напиться. А я шел под охраной трех сотен воинов и мастеров стихий, и я думаю, что эта охрана могла соперничать с охраной самого императора. И у людей, видевших эту процессию, была лишь одна мысль — «ну наконец, арестовали одного из проклятого рода Калибан». И потому прохожие не сдерживались, иных мыслей в их головах не было.
— Да будь ты проклят!
— Тварь.
— Урод!
— Мразь.
— Гнида.
— С дороги! — послышался впереди меня голос Исау. — Приглашенный на вечерний чай императором воин империи идет!
Город, казалось, вымер, на улицах больше не было видно людей. Ошиблись, бывает, но даже площадь перед императорским дворцом была пуста.
Каменные ступени давались мне тяжело, Джанкоу порезала мне сухожилия, и они еще не срослись, руки, несущие ящик, тоже дрожали. Да, бой вышел на славу, и если бы я не вышел из себя и не применил бы все, что было у меня, выжил бы я после минуты боя? Скорее всего нет, эх, Джанкоу, твою энергию бы да в другое русло.
— Командор! — раздался крик со стороны императорского сада, следом я услышал быстрые шаги и оглянулся.
Маленький бугорок на земле, усталость, раны и я в итоге споткнулся. Из моих рук вырвалась деревянная коробка, ее крышка открылась от удара и вместе с солью на каменные плиты упала голова брата Лии.
Девушка в голубеньком кимоно с золотой заколкой в волосах замерла.
— Ши хо мо рю, — произнесла Лия, глядя на меня.
— Занимайся больше с мастерами, чтобы выжить, — ответил я ей первое, что пришло мне в голову, нагнулся и подобрал голову принца за остатки позвоночника. Когда же я разогнулся Леи и след простыл.
Коридоры дворца были пусты, меня вел по ним сам Айно Молох, что не произнес и слова, и вот я вошел в личную библиотеку. В ней горел камин, а за фолиантом в кресле как и всегда сидел император.
— Он еще жив? — спросил император, не подымая глаз, когда я поставил коробку на небольшой столик у его ног.
— Возможно, — тихо ответил я.
— Я сегодня не настроен долго говорить, — вздохнул император, подняв на меня свой усталый серый взгляд. — Есть что-то, что я должен знать?
— Мутанты и монстры, — тихо ответил я. — Они будут грызть империю. С ними нужно что-то решать. И лучше рано, чем поздно, не то они могут сыграть внезапную и темную роль, к которой они были готовы, пока вот этот был жив.
— Это не моя проблема, — сухо ответил император. — Но я подумаю, что можно с этим сделать. Иньху мне все рассказал, можешь идти.
Я уже был у двери, как вдруг повернулся к повелителю миллионов жизней.
— Ваша дочь назвала меня Шихоморю, что это значит? — спросил я. Император удивленно посмотрел на меня и беззвучно рассмеялся, подняв свой взор к потолку, а затем печально вздохнул.
— Это древний язык моего рода, — немного повеселел император, голова сына которого все еще корчилась от боли в коробке с солью, которую сам император приказал насыпать, чтобы продлить мучения живого трупа. — Это звание, Рык, и в тот же момент утверждение.
Я промолчал. Секретный язык мне знать и не положено, да и не нужно, но уйти, пока император задумался, я не мог.
— Красиво, конечно, Лия сказала, — усмехнулся император. — Шьи Хо Мо Рю, красиво. Мало кого так называли. Можешь высечь эту фразу на своем теле, новой, лучшей в империи броне или на оружии, которое ты возьмешь из моей оружейной. Теперь это твое звание.
— Мне почему-то плохо вот тут от ваших слов, — коснулся я забинтованной рукой груди, на которой также были бинты. — В бою было не так больно, не надо мне ни званий, ни оружия.
— О как, Шьи Хо Мо Рю. Возможно, Лия все же ошиблась, — усмехнулся император, открыл коробку и достал голову своего сына. Его большие пальцы вошли в глазницы сына и голова мертвеца задергалась. — Калибан, Шьи Хо Мо Рю переводится примерно как «ты был мне другом, а стал моим убийцей».
— Оставь меня, Рык, — проговорил император, и я молча покинул личную библиотеку.
По коридорам дворца я шел в одиночестве. Ветер разносил опавшие цветы фруктовых деревьев, и вдруг на мою ладонь упало несколько прекрасных лепестков, розовых, нежных, красивых. И я замер, смотря на прекрасные лепестки в лунном свете. На моей забинтованной ладони лежали два лепестка прекрасного цветка, который умер, чтобы переродиться во что-то иное.
— Эх, — выдохнул я и пошагал вперёд по каменной лестнице домой, где будут ругаться три девушки, и где я все равно останусь наедине со своими мыслями. — Все так и все не так. Мой путь не самый легкий и не самый светлый. Пожалуй, все три жизни я обменял бы на одну, пусть не такую яркую, но долгую и счастливую.