Сказанное Штормом не очень укладывалось в голове и казалось сильным преувеличением. Подумав немного, я решил ему об этом сообщить.
— Послушай, мне кажется, что насчёт ядерных боеголовок ты хватанул, — сказал я, — неужели эти кристаллы так опасны?
— Я не говорил, что это то же самое или что-то аналогичное, — сказал Шторм, — я сказал про масштаб проблемы в контексте современного расклада сил. Наши люди на эти кристаллы потратили кучу времени и ресурсов. По сути, это изобретение, которое может настолько усилить остатки государственных структур, что они получат возможность возвратить себе контроль над ситуацией и приступить к реставрации прежнего образа жизни.
— Ну, ты же понимаешь, что возвращение прежнего образа жизни невозможно, да? — сказал я, — к тому же большая сила, это большая ответственность. У кого именно в руках должны были оказаться эти разработки? Можно ли доверять этим людям? Что они будут делать, когда почувствуют, что у них больше нет достойных конкурентов?
— Планы были в интересах человечества, — хмуро сказал Шторм.
— И судя по тому, что случилось, не все в вашей конторе их разделяли, верно? — сказал я, — так что даже не знаю, стоил ли их им возвращать. Может быть, просто уничтожить? Если это, конечно, безопасно.
— Уничтожить легко, сделать тяжело, — вздохнул Шторм, — может быть, ты и прав. Но только это никак нам не помогает разрешить текущую ситуацию. Как бы я хотел принимать решения только за себя! Это настолько проще, чем думать о зависящих от тебя жизнях… и ладно бы было понятно, где враг, а тут он получается везде. Непонятно кому можно верить.
— Что-нибудь придумаем! — попытался обнадёжить его я.
— Всё вокруг, чем дальше, тем больше, погружается в хаос. Только мы могли взять на себя ответственность за разворот процесса в обратную сторону. У нас были люди, средства, силы… и план! Да, у нас был план, как всё это реализовать. Но, похоже, что теперь всё в прошлом. Ведь если похищение кристаллов стало возможным, значит, наша организация сгнила изнутри. Теперь нет надежды. Никто не сможет взять ситуацию под контроль. Постепенно местные амбициозные царьки будут захватывать власть и территории, подминая под себя всё оставшееся население. И не надо думать, что они будут проявлять гуманизм. Мир ждут тёмные времена. Не будет силы, которая сможет всё это остановить! — сказал Шторм.
— Думаю, ты ошибаешься! Чтобы справиться с хаосом, в который погрузился мир, нужны простые задачи и простые решения, — сказал я, — не нужно всё усложнять и ставить далекоидущие сложные цели. Всё просто. Существует только добро и зло, чёрное и белое, плохие люди и хорошие. Сложная рефлексия для более сытых времён. Когда человечество стоит на краю, нужно действовать более грубо и прямо. Ты либо помогаешь людям, либо убиваешь их. Выбирай сторону и не меняй её в зависимости от ситуации, вот рецепт жизни в постапокалиптическом мире.
— К чему ты клонишь? — озадачился Шторм.
— Сейчас объясню, — сказал я, — если большая часть выживших людей выберут сторону добра, то у человечества есть надежда, а если сторону зла, то мы, скорее всего, обречены. Мир скатится в ад и взаимное истребление. Пока что у нас есть шанс, но он очень хрупкий и может исчезнуть. Но то, что есть люди, стоящие на правильной стороне, внушает оптимизм. И такие люди есть везде, и появляются они вроде бы из ниоткуда. Просто, в определённый момент какой-нибудь обыватель делает определяющий для себя выбор и, наконец-то, перестаёт быть сторонним наблюдателем и выбирает сторону. И вот именно на них, на выбравших правильную сторону, вся наша надежда. Не на внешнюю большую силу, а на внутренний настрой выживших людей, на тот выбор, который они делают каждый день, живя свою жизнь. И если большая их часть будет выбирать «светлую» сторону, то у мира есть шанс.
— Сколько ни выбирай добро, всегда придёт кто-то с большой дубиной и подчинит тебя себе. Без армии, без вооружённого доминирования ничего не получится, — возразил Шторм.
— Вопрос в том, кто будет доминировать и можно ли им верить, да? Представляют ли они реально интересы людей, или являются самопровозглашёнными мессиями? — сказал я, — к тому же никакие царьки долго не смогут удерживать ситуацию под контролем. Управлять людьми грубой силой и страхом можно, но всегда только ограниченное время. Такая власть долго не держится. Либо, для применения этой силы нужны более тонкие механизмы, чтобы люди даже не понимали, что к ним применяют принуждение. Но мир упростился и не думаю, что сейчас есть группировки, способные на это. Как я и сказал: чёрное и белое; добро и зло. Всё просто! Нужно только выбрать сторону, а дальше все решения уже приходят сами собой.
— То есть, ты думаешь, что общество само всё отрегулирует со временем? — удивился Шторм.
— Нет, но оно должно поддержать тех, кто хочет его возглавить и контролировать. Должно доверять этим людям. Нужна идея, которая заставит следовать за лидерами. Идея может быть очень простой. Уникальность здесь не нужна. Люди должны хорошо понимать цель и верить в её достижимость. Но всё это должно происходить добровольно. Нельзя осчастливить насильно. А исходя из твоих слов, у меня сложилось именно такое ощущение. Вы не собирались спрашивать ничьего согласия. А гуманитарные конвои, это просто попытка купить себе дополнительные голоса «избирателей». Впрочем, ты же сам говорил нечто подобное, — сказал я.
— Да, было дело, — кивнул Шторм, — но всё это философия. Нужно понять, что делать дальше. Я бы хотел спрятать фуры так, чтобы их никто не смог найти и уже с развязанными руками попытаться разобраться в ситуации.
— А разве сейчас они не спрятаны? — удивилась его словам Маша.
— Сейчас они делают вас мишенью охоты. Вам это нужно? Эти кристаллы будут искать, не считаясь со средствами, пока не найдут. Слишком высокие ставки в этой игре. Слишком многое на это поставлено! — сказал Шторм.
— Ты так и не сказал, что это за штуки такие, — напомнил я.
— Да я вроде и не собирался пока, — взглянула на меня Шторм, но не очень уверенно, — информация секретная… хотя теперь уже это, наверное, не так важно. Да и вы имеете право знать.
— Да, знать бы не помешало, во что такое мы вляпались, — кивнул я.
— В общем, этим занимаемся не только мы, а очень многие. Все у кого есть на это силы и средства изучают это, — сказал Шторм.
— Чем этим и что это? — спросил я, потому что не понимал, о чём он говорит.
— Магией, чем же ещё, — вздохнул Шторм. И вздох его, скорее всего, относился к тому, что ему сейчас предстояло поделиться с нами информацией, которая носила в их организации гриф «Секретно». И несмотря на то что ситуация изменилась, Шторму было трудно переступить через себя и рассказать то, чего он рассказывать по долгу службы никак не должен.
— Все, так или иначе, занимаются магией, — сказал я, — такова теперь наша жизнь. Не понимаю, чем вы в этом отличаетесь от остальных.
— Я имел в виду, заниматься исследованием магии. Наши создали науку, изучающую магические проявления. Потому что обычно всё, что связано с магией носит стихийный характер. А учёные все проявления магии систематизируют, анализируют и пытаются уложить в схему, чтобы магией можно было значительно более эффективно пользоваться, — сказал Шторм.
— Все в той или иной степени занимаются тем же самым, — повторил я.
— Да, только вот возможности у всех разные, — возразил Шторм, — все могут пытаться сделать оружие. Но обычный человек соорудит только дубину; владеющий кузнечным делом, уже может сделать нож или меч; а государство, имеющее в своём распоряжении лучшие умы и ресурсы, может создавать многое, начиная от огнестрельного оружия и дальше, вплоть до авиации. В магии то же самое. Объединение лучших умов, поддержка их исследований ресурсами, ведут к созданию новых технологий и как результат, более мощным вооружениям, которые позволяют снизить издержки при установлении порядка на подконтрольных территориях. Надеюсь, я не очень сухо объяснил? — вдруг озадачился Шторм.
— Нет, — покачал я головой, — всё понятно. Более совершенное оружие позволяет при столкновении с бандами сохранить человеческие жизни и побеждать за счёт технологического превосходства.
— Да, именно так! — грустно улыбнулся Шторм.
— Этот принцип стар как мир, — сказал я.
— Да, бывает так, что все знают, что нужно делать, но не все это делают или могут себе позволить это сделать. Здесь должно многое сойтись. У нас сошлось. Мы смогли начать процесс изучения и прикладной реализации магических возможностей нового мира, — сказал Шторм.
— Так, — кивнул я, — и получается, что кристаллы, это какое-то новое оружие?
— Не совсем, — сказал Шторм, — это концентратор.
— Что это? — переспросила Маша.
— Концентратор. Кристаллы помогают концентрировать магическую энергию. Они собирают её в пучок, не позволяют рассеиваться и, как следствие, многократно повышают силу воздействия, — сказал Шторм.
— И как ими пользоваться? — спросил я с интересом.
— Напрямую никак. Это только элемент, деталь, запчасть, которая должна использоваться при производстве магических артефактов, — сказал Шторм.
— А артефакты, получается, усиливают дар использующего их, да? — спросил я, — то есть если таким артефактом, к примеру, воспользуется Маша, то она сможет поднимать намного больше, чем сейчас, верно?
— И да и нет, — сказал Шторм, — это всё более сложная тема. Можно, наверное, и такой артефакт сделать. А можно и более узконаправленное, что-то типа меча, который будет разить плазменным клинком. Для него не будет непреодолимой преграды или материала, который он не сможет разрубить. И если человек владеет искусством создания плазмы, то такой меч в его руках превращается в страшное оружие. Или метание молний, к примеру. Можно создать что-то типа винтовки, которая будет разить со страшной силой. В общем, потенциал, заложенный в эти новые вооружения, поистине колоссален!
— Подожди! — сказала Маша, — но если не нужно, чтобы эти кристаллы попали в чужие руки, может быть их лучше, в самом деле, просто уничтожить? Ты же сказал, что это не так сложно сделать. А ваши люди сделают ещё.
— Есть определённые сложности с этим, — вздохнул Шторм, — месяц назад в лаборатории возник пожар, погибло всё оборудование, на котором эти кристаллы выращивали и самое главное, четверо учёных, которые всё это изобрели и создавали. Так что, восстановление технологии, наверное, возможно, но процесс этот будет очень небыстрым, пока другая группа пройдёт по следам погибших коллег и воссоздаст то, что они делали. Да и результат, честно говоря, не гарантирован.
— Пожар произошёл случайно? — заинтересовался я.
— Официальная версия что да. И раньше я в этом не сомневался. Но в свете последних событий всё кажется не таким уж и однозначным, — сказал Шторм.
— Может быть, всё равно лучше уничтожить эти кристаллы, чтобы они не попали в руки к врагам? Пусть их лучше ни у кого не будет, чем они будут у плохих людей, — сказала Маша.
— Возможно, ты права, — задумался Шторм, — в крайнем случае именно так, наверное, и поступим. Но наша группа всё равно останется под ударом. Кто поверит, что мы от кристаллов просто избавились?
— Из двух зол выбирают меньшее, — вздохнула Маша.
— Думаю, что пока план менять не стоит, — сказал я, — ждём здесь около суток, потом потихоньку начинаем пробираться дальше. Когда будем уверены, что преследователи нас точно потеряли, вы попытаетесь выйти на связь со своими.
— Возможно, для этого нужно будет сделать рейд и отделиться от группы, — сказал Шторм, — чтобы, если нас засекут по сигналу, не всех подставлять под удар.
— А что, могут накрыть по точке пеленга? — удивился я.
— Вообще-то, да! — неохотно признался Шторм, — пока ещё есть такие возможности. Их обычно не используют, берегут на крайний случай. Но вполне могут принять решение ликвидировать нашу группу, чтобы кристаллы не достались врагам. Самое печальное, что такое решение могут принять как раз те, кто на правильной стороне. Предатели не будут бить по месту, где может находиться груз. В общем, всё сложно.
— Ты думаешь, твои уже знают, что кристаллы в конвое? — спросил я.
— У нас там не такой большой трафик с базы, чтобы не понять, куда они делись. Кроме конвоя крупные машины не уходили в последние дни, да и не собирались вроде. Конечно, кристаллов могли пока что просто не успеть хватиться, но мы этого наверняка не знаем. Но если хватились и не могут сейчас выйти на связь с конвоем, то вывод напрашивается вполне однозначный. Нас же и сделают крайними, обвинив в похищении кристаллов, — сказал Шторм, — в этом я ничуть не сомневаюсь.
— А как добывают эти кристаллы? — спросил я.
— Выращивают вроде бы, — пожал плечами Шторм, — но тонкости процесса я не знаю… как оказалось, вообще никто не знает. Честно говоря, я об этих разработка сам узнал недавно, когда их начали пытаться вставлять в артефакты. Даже пару раз принимал участие в испытаниях. Надо сказать, результаты впечатляют!
— Если мощным оружием владеет только одна сила, то очень важно, чтобы она была социально ответственной. Потому что в другом случае этот дисбаланс может людям очень дорого обойтись, — сказал я.
— Да, об этом, на самом деле, многие думали. Но если не работать в этом направлении, до этого всё равно рано или поздно додумается кто-то другой. И вот этот другой, вполне может преследовать сугубо личные, корыстные цели, — сказал Шторм.
— И снова встаёт вопрос доверия обладателю мощного ресурса, — вздохнул я, — как именно он им будет распоряжаться и сумеет ли контролировать.
— Кстати, что там, снаружи? Где мы сейчас? — спросил Шторм.
— Там, где и планировали, — сказал я, — затаились в промке на окраине небольшого изолированного района. Посидим пока что здесь, вдали от чужих глаз. Кстати, хотел с тобой по этому поводу поговорить. Гуманитарный груз строго расписан? Можешь ты им распоряжаться по своему усмотрению, или нужно действовать строго по разнарядке?
— Вообще-то, я не могу сам принимать решения, кому должна достаться помощь, — сказал Шторм, — это не моя работа. Моя работа, охранять. Но в свете последних событий, думаю, что можно отойти от правил, потому что судьба нашего каравана сейчас вообще в тумане. Если что, спишем на непредвиденные расходы. Тебе что-то надо?
— Да нет, не мне, — сказал я, — в этом районе проживает около тысячи двухсот человек. Гуманитарка сюда доходит, но очень редко и мало. А люди, похоже, очень нуждаются. Район выглядит мирным, по большей части. Можем мы с ними поделиться едой, хоть немного? Думаю, они будут рады любому количеству.
Пока я говорил, Шторм не переставал удивлённо на меня смотреть.
— Погоди, — сказал он, когда я закончил, — ты здесь в первый раз, прошёл через район, узнал, что у людей за проблемы, и теперь просишь меня, чтобы я отдал им часть гуманитарного груза?
— Ну да, а что такого? — я пожал плечами.
— То, что ты хлопочешь сейчас о совершенно незнакомых посторонних людях, которых даже не знаешь, — сказал Шторм, — а между тем, вы сами по уши погрязли в опасной истории, пытаетесь вытащить наш конвой из задницы, и для себя в награду не попросили ничего!
— Потому что мы не оказываем платные услуги, — сказал я, — но и от благодарности, если такая будет, тоже отказываться не будем. Но это уже решать тебе.
— Было бы проще, если бы вы были наёмниками, — вздохнул Шторм, — а так я всё время чувствую себя обязанным. А так бы заплатил, и всё, голова не болит.
— Ну, отсыпь нам своих волшебных кристаллов, если тебе так неймётся, — пожал я плечами.
Шторм вытаращил на меня глаза, и даже не нашёлся что ответить.
— А мне вот интересно, зачем им всё-таки понадобился саркофаг с мумией? — вдруг сказала Маша.