Перевозчик (СИ)

15. Шустрила

— Что за зверство? — нахмурился Петя.

— Погоди с выводами, — сказал я, — вдруг она детей ела? Тогда наказание вполне заслуженное. Мы же не знаем, что происходит.

— Но жечь людей, это же средневековье! — сказал Петя.

— Петь, ты оглянись вокруг! — сказал я, — средневековье, это то, куда мы стремительно скатываемся. И наличие, к примеру, гуманитарных конвоев с вооружённой охраной не должно вводить тебя в заблуждение. Все машины в конвое и всё оружие его охраны было произведено ещё до магопокалипсиса. Так что, когда мы перейдём к дракам дубинками и метанию камней, это просто вопрос времени.

— Воспрянем! — уверенно сказал Петя, — как птица феникс, наша цивилизация восстанет из пепла!

— А ты идеалист! — усмехнулся я, — мне казалось, что это мой грех, но ты меня переплюнул.

— Надо же во что-то верить! — пожал плечами Петя, — без этого, как жить?

— Вот тут ты абсолютно прав! — сказал я, и мы замолчали, потому что уже достигли стоящих с краю толпы людей. Нужно было посмотреть, что делают, и послушать, что говорят местные, чтобы понять, что же на самом деле здесь творится.

А люди, стоящие на перекрёстке, не молчали. Они активно, хоть и негромко обсуждали происходящее. И видно привязанная к столбу девушка, принесла местным много бед, потому что они к ней были очень агрессивно настроены. То, что она стоит привязанная к столбу, горожане считали справедливым возмездием.

Только вот одним столбом дело не должно было ограничиться. Сам столб был железный, один из уцелевших фонарных. А вот под ним уже наложили целую кучу всякого горючего хлама. Дровами это было сложно назвать, да и откуда их взять в разрушенном мегаполисе, но сюда стаскивали, кто что мог пожертвовать, из того, что могло гореть.

Похоже, что в этом была проблема, потому что «дров» в виде палок, веток и обломков мебели набиралось очень мало. Этого могло просто не хватить, чтобы сжечь человеческое тело. Но помучиться девочке придётся в этом костре. Организаторы сожжения были очень недовольны результатом сбора и продолжали агитировать людей, чтобы они принесли ещё чего-нибудь способное гореть.

Почему им приспичило именно сжечь девушку, оставалось непонятным. Возможно, был задуман акт устрашения, чтобы другим неповадно было. Но планировать сожжение и на самом деле жечь человека, это далеко не одно и то же. И по тем, кто суетился возле столба, было заметно, что они бы и дали заднюю, но не знают как.

Но те, кто стоял подальше, были лишены подобных сомнений, по крайней мере те, кто вслух выражал своё мнение. Естественно, ведь не их же руками должна произойти казнь. Удобно стоять в отдалении и требовать возмездия, не рискуя замарать руки и даже пожалев отдать припасённую вязанку дров.

Если в толпе и были те, кто возражал против сожжения, они никак себя не проявляли и отмалчивались, не желая обращать на себя внимание.

Судя по разговорам, девушка была воровка и в самом деле заставляла страдать весь район. Причём воровка неуловимая… несмотря на то что стояла сейчас привязанной к столбу. Судя по разговорам, её поимка далась нелегко, долго готовилась и представляла собой целую спецоперацию по заманиванию воровки в ловушку.

В общем, девушку хотели сжечь за воровство, даже не в особо крупных масштабах. На наш с Петей взгляд, наказание за это было чрезмерным. Да, в условиях рухнувшей цивилизации от украденных продуктов могла зависеть жизнь семьи, к примеру… но жечь на костре? Даже при всеобщей ненависти к воровке, нам с Петей казалось, что следовало найти другой способ возмездия. И даже если уж решили убить, то не нужно было это превращать в показательное выступление, которое теперь не хотелось доводить до конца. Наверняка придумали и решили это сделать на кураже от поимки, а потом уже было поздно отступать. А пристрелили бы по-тихому, и проблем бы не было… ну или придушили бы…

Походив и послушав разговоры местных, собрав на себе кучу подозрительных взглядов, мы отошли в сторонку, чтобы посовещаться.

— Что будем делать? — спросил Петя.

— Так-то, конечно, это не наше дело, да и девка сама, видно, очень виновата перед местными, но жечь на костре… не знаю, реально ли у них хватит на это духу? Я так понял, что они ещё ни разу такого не делали. Но если соберутся, думаю, что придётся вмешаться. Это же просто зверство какое-то! — сказал я.

— Ну да, — возбуждённо согласился Петя, — ладно бы она, как ты сказал, детей ела или что-то подобное. Ну, монстром бы была в человеческом обличии. Но за воровство! Мне кажется, что наказание не соразмерно преступлению.

— Интересно, а могли бы мы её выкупить? — задумался я.

— У кого? — задумался Петя, — всем не заплатишь, а если что-то дать главным, то придётся это делать публично, и народ не оценит. Даже не знаю… Может просто отбить?

— Ага, а драку устраивать с местными, по-твоему, нормально? Учитывая то, что мы хотели затеряться в толпе. Ладно ещё переговоры, но драться точно не стоит. Да и не виноваты эти люди ни в чём. Они и сами, похоже, уже не рады, что такое затеяли. Нужно просто предложить им выход из ситуации. Ну, грубо говоря, покарать девушку, но взять ответственность на себя. Чтобы им мараться не пришлось.

— И что конкретно ты предлагаешь? — спросил заинтересованно Петя.

— Давай отойдём за угол, и ты принесёшь наручники. Если не знаешь, где взять, спроси у Шторма и скажи, что это срочно. Я покараулю, и если что, если они всё же решатся перейти к делу, вмешаюсь, постараюсь их заболтать. Потом будем действовать по обстоятельствам, но, в крайнем случае, будь готов утянуть девку в карман. Потом вернёшься и скажешь, что отправил её куда-нибудь на… ну не знаю, на Аляску, к примеру. Но это самый крайний случай, если договориться не получится. Так-то карман, конечно, ни в коем случае светить не нужно. Думаю, что они будут рады от неё избавиться.

Петя исчез, а я вышел на место, откуда можно было видеть перекрёсток. Не зря я остался, ой не зря! Ничто не может продолжаться вечно, и организаторы этого сожжения тоже, видимо, начали «перегорать». Почувствовав, что если они не сделают этого прямо сейчас, то, скорее всего, вообще не смогут этого сделать, они стали накручивать и себя и толпу, криками поднимая ажиотаж и эмоциональный накал на перекрёстке. Оно и понятно, на «холодную» убивать человека тяжело. В состоянии, когда все на взводе, это делать куда проще.

Они кричали, сколько бед она им доставила, и как они настрадались. Сколько сил было потрачено, чтобы её изловить, и что без таких паскудных людей и мир, и уж тем более их район будет чище. Взвинчивать ситуацию они начали очень быстро, и я понял, что надо действовать, или девку уже придётся вытаскивать из огня.

Подойдя поближе, я обратил внимание на то, что девка была очень спортивная. Одежда на ней была сильно подрана и в просветах играли мышцы. Она извивалась на столбе, не оставляя безнадёжные попытки освободиться, и из-за этого всё тело выглядело сплошным переплетением жил. Волосы у неё были русые, средней длины и сплетены в две тугие косички, которые даже почти не растрепались, несмотря на всё произошедшее.

— И мы не позволим никому воровать в нашем районе! — надрывался один из организаторов, мужик лет пятидесяти. Он уже держал в руках факел, а второй его пытался поджечь, используя огниво.

— За такое всех постигнет неминуемая кара! — поддерживал градус истерики ещё один, уже пожилой, тоже держащий пока ещё не подожжённый факел наготове.

— И пусть случившееся станет для всех уроком! — крикнул третий.

— Стоп! Стоп! Стоп! Мужики, вы чего? — вошёл я в круг перед самым столбом, беря на себя внимание.

— Ты ещё кто такой? — опешил тот, у которого наконец-то загорелся факел.

— Да неважно кто я, важно кто вы! — крикнул я, — вы что, обалдели людей жечь? Это что за дичь? Очнитесь!

Я решил перехватить немного инициативу и смешать им мысли, поэтому начал с напором и немного даже преувеличенным возмущением.

Девка от неожиданности замерла и уставилась на меня. Лицо у неё было узко, хищное, а взгляд недобрый. Она меня тоже воспринимала как очередного врага. Видимо, она ко всем так относилась, без разбора. Такой жизненный принцип, для выживания не лишён смысла. Но на мой взгляд, иногда всё же необходимо проявлять гибкость.

— Ты сообщник её, что ли? — оскалился самый старый, — может и тебя рядом с ней привязать?

— Да у вас дров и на одного человека не хватит! — осадил я его, — вы же её даже не убьёте, а только искалечите. И что потом делать будете? Камнями забрасывать? Арматурой тыкать? Это же садизм в чистом виде!

— Точно, он с ней заодно! — крикнул старый, и они все угрожающе набычились в мою сторону. Пока никто не сделал ни одного шага, но любой триггер мог заставить их броситься на меня, и там уже всё зависело от того, сколько человек захотят в этом участвовать. Если много, то весь план пойдёт к чертям, и Пете придётся приводить подмогу, чтобы меня отбить. Может, и хорошо, что я пошёл сюда пока что один. Будет кому потом помочь, если что.

— Я впервые её вижу, — вскинул я руки, как бы призывая к спокойствию, — я так понял, она воровка и доставила вам много проблем. Может быть, она и заслужила смерть. Но подумайте сами, спалив человека на костре, как вы потом спать по ночам будете? Это ведь не шутки! Это хладнокровное убийство, причём очень жестоким образом. Если к вам сюда до сих пор возят гуманитарку, я расскажу этим людям, что вы сделали. Пусть подумают, заслуживаете ли вы их помощь!

До последней фразы мне казалось, что тучи сгущаются. Но голословный шантаж по поводу гуманитарки подействовал волшебным образом. Видимо, в этот район что-то всё же перепадало, и они очень боялись это потерять. И если есть даже намёк на такое, даже крохотный шанс, то они вдруг оказались готовы пересмотреть свою позицию.

Я почувствовал, что главные как-то сразу внутренне сдулись.

— И что ты предлагаешь? — пытаясь сохранять предыдущую тональность, крикнул тот, у которого факел уже горел. Но всем на перекрёстке было понятно, что ситуация изменилась.

— Отдайте её нам, — сказал я, — со своей стороны могу пообещать, что в ваш район она больше никогда не вернётся. И она вам это пообещает тоже, хотя возможности вернуться у неё и не будет.

— А куда ты её денешь, что она не сможет вернуться? — прищурился самый старый.

— Какая вам-то разница, если вы всё равно её сжечь собирались? — удивился я, — не будет её, да и ладно!

— Да отдайте её к чертям, что мы, звери что ли, в самом деле, людей жечь! — раздался из толпы женский голос, — пусть только пообещают, что здесь её не будет.

— Да как им можно верить? — крикнул старый, но его тут же заслонил тот, что с горящим факелом. Он почувствовал и изменившееся настроение толпы, и то, что ему, если что, придётся поджигать, а делать этого совершенно не хотелось. В общем, он уже был готов изменить мнение, нужно было только дожать.

— Обещай, что никогда сюда не вернёшься! — сказал я девке.

— Вот ещё! — окрысилась та.

— Обещай, дура! — спокойно сказал я, — это твой единственный шанс. Сдохнешь ведь! Пойми, драться за тебя никто не будет. Могла воровать, смоги и покаяться.

— Чего? — опешила девка.

— Кайся! — рявкнул я, — проси прощения за содеянное у этих людей и обещай, что никогда больше сюда не вернёшься.

Она уставилась на меня, и мы некоторое время смотрели в глаза друг другу, не видя больше ничего вокруг.

Что я увидел в её глазах? Бездну одиночества. Такое встречалось часто после магопокалипсиса, но все переживали это по-разному. Она вот прятала своё за агрессию и асоциальный образ жизни, выраженный через воровство.

— Думаешь, мы не пытались? — усмехнулся старый, — она не понимает русского языка и ни с кем не разговаривает. Это не человек, это дикий зверь в человеческом обличии. С такими говорить бесполезно, только истреблять.

Я не знаю, что она разглядела в моих глазах, но пока мы с ней играли в гляделки, в ней как будто что-то надломилось. Уж не знаю, поверила ли она мне, или, может, просто решила ухватиться за соломинку, но услышав слова старика про то, что она зверь, девушка вздрогнула, в уголке её левого глаза что-то на секунду блеснуло, она резко вскинула голову и повернулась к людям.

— Я прошу прощения за всё то зло, что вам причинила, — хриплым голосом сказала девушка, и был видно, как тяжело даются ей эти слова. Она сама до конца не верила, что извиняется перед жителями района, ведь до этого твёрдо решила, что никогда в жизни этого не сделает, — и я обещаю, что никогда сюда не вернусь, если вы меня отпустите.

Толпа удивлённо и даже немного удовлетворённо загудела.

— Да, это поразительно, — подозрительно сказала старый, — настолько, что попахивает подставой. Они с ней точно знакомы.

— Уймись уже! — недовольно огрызнулся на него тот, что с факелом, который, чем дальше, тем больше хотел разрешить эту ситуацию миром, без сжигания людей. И происходящее казалось ему хорошим шансом из этого выскочить. Старик сейчас только мешал, продолжая нагнетать обстановку. Все остальные вроде как тоже были не против отпустить девку.

— Ты не сможешь её контролировать, — сказал тот, что с факелом, но уже спокойно, и это было уже похоже на обсуждение деталей сделки, — она совершенно неуправляемая, и очень шустрая. Просто невероятно.

— Шустрила? — спросил я у девки.

Она вскинула голову и удивлённо на меня посмотрела. Похоже, что я попал в точку. Видимо, она знала, что у неё за дар, а жители района нет, и просто считали её хорошо подготовленной и спортивной.

— Шустрила! Ха! — усмехнулся мужик с факелом, — можно и так сказать. Ей подходит! В общем, я о том, что ты её не удержишь, если она вдруг решит сбежать.

— Что-нибудь придумаем, — кивнул я Пете, который уже пришёл и некоторое время наблюдал со стороны, ожидая от меня сигнала.

Петя подошёл и протянул мне наручники.

— Да у них здесь целя банда! — воскликнул старый, на что получил обжигающий взгляд от того, что с факелом.

Похоже, что по местной иерархии старик был ниже, так что ему всё же пришлось заткнуться и перестать провоцировать конфликт, тем более никто его начинание не поддерживал и он сам это прекрасно чувствовал.

Я взял наручники и одно кольцо замкнул вокруг своей кисти, а второе поднял вверх.

— Думаю, на первое время хватит, чтобы она не убежала, даже если захочет, а потом, думаю, мы договоримся. Но она и не захочет сбегать, — сказал я.

— А что, если она вернётся и всё пойдёт по-старому? — спросил тот, что с факелом.

— Такого не будет, — сказал я, — даю слово. Но если предположить гипотетически, что это случилось, то мой совет будет очень простой: пристрелите её. Не нужно вот этого самосуда на площади и сожжения на кострах.

— Мы хотели по нормальному, чтобы суд и приговор, — сказал факельщик.

— А получилось, наоборот, — сказал я, — в общем, не буду учить вас жить, вы здесь люди взрослые, сами разберётесь, что к чему.

— Ты там это, — неуверенно сказал факельщик, — если будет возможность, скажи гуманитарщикам, что нам очень не хватает продуктов. И помалу привозят, и не было уже давно их.

— Да, завозить продукты в город очень тяжело, а людей здесь осталось много. Сажайте огороды, что я вам могу сказать? Многие так уже давно делают. Перепахивают все газоны и всю открытую землю под грядки. В разрушенных домах устраивают теплицы. Надо либо работать, либо выбираться из города, но там всё равно работать. Гуманитарка скоро совсем может закончиться. Очень сложно её возить сюда. Вы даже представить себе не можете насколько! В районе, сколько человек осталось? — после паузы спросил я.

— Около тысячи двухсот, — сказал факельщик.

— Хорошо, — кивнул я, — будет возможность, я обязательно передам, но обещать ничего не могу.

— А у тебя правда есть связи с гуманитарщиками? — недоверчиво сказал старый.

— Есть, — сказал я, — но только это не значит, что я им что-то скажу, и они сразу побегут выполнять. Это не так работает.

— Да мы понимаем, — вздохнул факельщик, и по нему было понятно, что пусть даже слабая и призрачная надежда это всё равно лучше, чем никакой, — ладно, забирай её! Но ты уж слово своё сдержи! Мы и так тут едва с голода не мрём, а она последнее отбирает.

— Понять я ваши чувства могу, — сказал я, застёгивая второй браслет на девушке, — но принять нет. Развязывайте её.

Руки у неё были связаны сзади, за столбом. И связаны очень добротно. Пришлось подождать, пока размотают всю накрученную туда туго верёвку.

Когда путы сняли, она потрясла руками, которые видно онемели от недостатка крови, и взглянула на меня, мол, что дальше?

— Пойдём, Шустрила!

— Куда? — задала она мучивший её вопрос. Ведь то, что она избежала только что смерти, ещё ничего не значило. Мы вполне могли подвернуть её ещё большим страданиям.

— Держать данное нами слово, — улыбнулся я.