Пекло

Глава 16

Девушка никак не могла успокоиться. Она вытирала непрекращающиеся слезы трясущимися ладонями, замолкала, чтобы сделать вдох и снова принималась рыдать.

— Да хватит уже тебе, красавица. Помрешь еще от рыданий.

— Я щас, я щас… успокооооюсь.

— Подыши глубже, еще, еще, хватит поливать эту землю слезами, и так ступить некуда, кругом грязь. Молодец, получается, вооот. Смотри, какая красавица, когда не плачешь.

Девушка прерывисто вздыхала, старалась замереть на вдохе и медленно выдохнуть. Она не смотрела прямо на Гордея, будто боялась или стеснялась его. Гордей решил, что стеснялась. Катастрофа оставила на ней свои уродующие отметины.

— Да уж, кра… красавица. — Всхлипнула она и снова скукожила лицо, будто собиралась снова разрыдаться.

— Хватит! — Остановил ее Гордей. — Тебя как зовут?

— О… Ольга.

— Очень приятно. Гордей.

— Как? — Она недоверчиво уставилась красными припухшими глазами на Гордея.

— Гордей. Я из Зарянки. Слышала, про городище, экологический отель? Тут в десяти километрах? У нас там у всех старинные имена, вживаемся в роль древних славян. Вживались, в смысле.

— Да, знаю. Про имена не слышала. До вас что, не достало?

Гордей усмехнулся. Наверное, у каждого, кто сумел выжить, первый вопрос был о масштабе катастрофы.

— Достало. — Он оглядел разрушенный поселок. — Мы вообще думаем, что достало всю планету.

— Да? А я, дура, ждала спасателей.

— Ну, вот и дождалась. Я тебя спас.

— А толку-то, если и у вас то же самое?

— Не совсем так. Наши избушки меньше пострадали от землетрясения, и пекло их пощадило. У нас есть, где жить, не так как у тебя по щелям прятаться. С едой напряги скоро будут, это верно, поэтому я и решился прогуляться, и смотри, какую красавицу нашел.

— Да уж куда там, красавица. Что я себя не представляю.

— Ничего, подлечим, у нас тоже парень есть с ожогами, Вторуша, его подлечили, и теперь он почти, как новый стал.

— Вторуша? — Ольга наконец-то смогла улыбнуться. — Это имя или кличка?

— Имя. Прекрасное имя для второго ребенка в семье. — Гордей засмеялся.

— А вы что, уже решили, что я с вами пойду?

— А что, нет? Долго ты собираешься протянуть здесь в одиночку?

— Я не думала об этом. Еда у меня есть. — Она запнулась и подозрительно посмотрела на Гордея.

— И даже не думай, твою еду я возьму только с тобой. Не пойму только, по какой причине можно желать здесь остаться. — Он кивнул на узкую щель между обвалившимися перекрытиями.

— Я привыкла. Пока меня никто не видит, я такая, какая была.

— Ясно. Ты переоцениваешь свои изменения. Я вижу тебя красивой девушкой.

— А так? — Она скинула платок.

Досталось девушке серьезно. Ото лба и выше, по шее, ушам и за ними, все было покрыто коростой. Грязные волосы, спутавшиеся из-за сочившейся сукровицы, превратились в сосульки. Гордей не смог скрыть свои эмоции.

— Видишь? — Ольга снова покрылась платком.

— Что я увидел? Ничего неизлечимого. Болячки сойдут и будет, почти, как было. У нас и ветеринар есть, Фёкла, она любое животное на ноги ставила в пять минут.

— Спасибо. За животное.

— Да какая разница кого лечить. Животных еще сложнее, потому что они не говорят, что у них болит. Хочешь анекдот. — Гордей не дождался ответа. — Встречаются обычный врач и ветеринар и начинают спорить, кто из них профессиональнее. Врач говорит, давай, я попробую поставить тебе диагноз за один симптом. Ветеринар согласился. — На что жалуетесь? — спрашивает врач, а ветеринар отвечает: А-а-а, так любой дурак сможет. — Гордей засмеялся, а сам пристально вгляделся в глаза Ольги, ища в них отклик.

Она улыбнулась, но глаза ее не смеялись.

— Я привыкла быть одна.

— Понятно. — Гордей сник. — А потом что? Ты не сможешь долго быть одна. У тебя кончится еда, или не дай бог, начнется какая-нибудь гангрена и помрешь здесь, и никто об этом не узнает.

— И что? Я почти умерла в самом начале. Даже не знаю, сколько пробыла без сознания, день-два или неделю. Ничего страшного в этом нет, умру, скорее с родителями встречусь.

— Олечка, это мысли, которые ты думала в одиночестве. Давай, я дам тебе время, пока буду гулять тут, а ты подумаешь. У нас очень дружный коллектив, никому и в голову не придет как-то насмехаться над тобой, думаю, даже напротив, внимание тебе будет обеспечено. Дом тебе отделаем, будешь жить, как барыня, с нормальными дверьми, а не этой норой.

— Иди. — Отрезала девушка.

Гордей вздохнул.

— Я тебе имя придумал. Забава.

— Я тоже тебе придумала. Смутьян.

— Ну, вот, чувство юмора появилось. Значит, через четыре часа встречаемся на этом месте.

— Иди уже. Ты мешаешь мне сосредоточиться. — В голосе Ольги появилась некоторая мягкость.

— Я понял. — Гордей надел на ноги «лыжи» и потопал на улицу.

Когда он обернулся, Ольги уже не было. Ему даже стало не по себе, не сыграло ли воображение с ним такую шутку. На всякий случай он решил не оставаться в поселке на вторую ночевку.

В первую очередь Гордея интересовали погреба, самый вероятный источник продуктов питания. Он не пропускал ни одного двора, который хоть немного казался сохранившимся. Ему повезло еще один раз. Он нашел во дворе сгоревшего до самого фундамента дома отдельный вход в погреб, закрытый на амбарный замок. Гордей сбил его и спустился по уцелевшим ступеням вниз. Из-за того, что вход был на возвышении, вода не попала в него и погреб не затопило. Внутри температура все равно оказалась не совсем прохладной.

Припасов в нем оказалось не так много, как в первом, и некоторые консервированные овощи в банках помутнели. Однако и это можно было считать удачей. Гордей вывесил на уцелевших воротах кусок ткани.

Больше удача ему не сопутствовала. Да еще и мысли о девушке не давали ему сосредоточиться на поиске. Их встреча выглядела как божий промысел, как ответ на его просьбы, правда, достаточно своеобразный. Заслуживал ли он иной? Гордей был уверен, что нет. Ее дефекты красоты вовсе не значили, что она выберет любого, кто согласится принять ее такой. Подобная позиция выглядела высокомерной, на первый взгляд. Только Гордей доверял внутреннему голосу, который дарил ощущение, что Ольга это его судьба.

Ноги завели его в центр поселка, в местный даунтаун. Развалины здесь были выше, улицы шире, но реально пользы от этого не было. Пробраться в них, будь это развалины магазина, было нереально. Многие стояли в воде, некоторые покрыты слоем грязи. Если там и имелись подвалы, они, скорее всего, были залиты водой.

Как ни странно, но во многих местах сохранились почерневшие деревья. Они стояли без листьев, с обломанными верхушками и выглядели как деревья-покойники. Гордей обошел озеро, образовавшееся на центральной площади. Пробираясь по скользким камням, он споткнулся и рефлекторно оперся о руку, погрузившуюся в воду. Рука оперлась на шаткую опору и сорвалась. Гордей плюхнулся всем корпусом в воду.

Он выбрался из нее, отфыркиваясь.

— Черт побери! — Гордей утерся рукавом.

Ему показалось необычной по форме подведшая его опора. Он снова сунул руку в воду, пошарил ею и вынул предмет. Это был белый человеческий череп с вставной фиксой, потемневшей от агрессивной среды. На верхушке еще остался кусок кожи с волосами, а к основанию черепа крепились четыре шейных позвонка. Гордей мгновение рассматривал его, а потом, словно осознав, что ему попалось, резко выбросил в воду.

— Простите. — Его передернуло. — При жизни вы были, наверное, симпатичнее.

Ему показалось, что его реакция на череп была похожа на глумление над останками, но пересилить себя Гордей не мог.

Желание бродить дальше отпало начисто. В конце концов, он просто тянул время, чтобы Ольга созрела для правильного решения. Гордей посчитал, что для первого раза сделал многое. Разведал путь, нашел припасы и выжившего человека. Он представил изумленные лица товарищей, когда он приведет к ним Забаву. Главное, чтобы она согласилась.

Гордей решил возвращаться к девушке. Все равно окончательное решение человек принимает в первые минуты, а потом просто занимается мучительным сравнением доводов за или против. Едва он сделал несколько шагов, как почувствовал усиление ветра. Северный ветер, как раз со стороны Зарянки, стремительно нагонял тяжелые тучи. Тяжелый темный горизонт озарился вспышками молний. Гордей прибавил шагу.

В грозовых сумерках, которые обещали установиться через десяток минут, найти дорогу в незнакомой местности к убежищу Ольги он вряд ли бы смог. Гордей снял «лыжи» и, не обращая внимания на препятствия, перешел на бег. Гроза стремительно приближалась, а никакого укрытия он в упор не видел. Больше всего Гордея пугали молнии. Любой дождь он спокойно пересидел бы и снаружи.

Ему показалось, что он вышел на нужную улицу. Он побежал вдоль нее, надеясь увидеть кусок ткани на воротах. Нет, ни куска ткани, ни похожих ворот не было. Становилось все сумрачнее. Молнии, бьющие совсем рядом, слепили глаза, а гром разрывал барабанные перепонки. Гордей остановился. Он понял, что потерялся. Ему стало страшно до жути. Гроза превратила его в первобытного человека, боящегося грозы.

Гордей заметался из стороны в сторону, перебегая улицы прямо через дворы. Он сбил ноги в кровь об острые осколки кирпичей. И вдруг в свете вспышек он увидел колыхающийся из стороны в сторону огонек. Гордей, не раздумывая, побежал ему навстречу. Чем бы он не оказался, он все равно был безопаснее миллионовольтовых разрядов реанимирующих бессознательное тело планеты.

Это была Ольга. Она стояла возле своего убежища со свечкой в стеклянной банке. Когда она увидела бегущего Гордея, то рассмеялась и облегченно села прямо на кирпичи.

— Вот спасибо тебе, Забава! — Гордей сел рядом, часто дыша. — Потерялся я.

— Я так и думала.

Молния сверкнула совсем рядом, громыхнул гром и сразу хлестанул теплый и крупный дождь.

— Ползи за мной. — Ольга первой юркнула в щель и пропала в ней.

Гордей полез следом, цепляясь и ударяясь обо все, что можно. Он увидел узкую дверную щель, за которой светился огонек. Возле двери можно было подняться и выпрямиться в полный рост. Дверь упиралась сверху в просевший потолок, являющийся полом для первого этажа. Гордей снял с себя котомку и просунул ее внутрь.

— Возьми, только осторожнее, там банки.

Ольга забрала ее. Гордей выдохнул и полез в дверную щель, в которую проходил едва-едва.

— Это все потому, что кто-то слишком много ест. — Произнес он цитату Кролика из мультфильма про Винни-Пуха.

Дверь под его усилиями выгнулась и Гордей попал внутрь. Это был подвал дома, сохранившийся в целости. Рядом с входом стояла стиральная машинка, чуть дальше бойлер с расходящимися от него пластиковыми трубами. Дальше слабый свет свечи не осиливал рассеять мрак. Гордей замялся у дверей.

— Это твой дом?

— Мой. Проходи.

Ольга двинула Гордею табуретку.

— Мое убежище.

Ольга прикрыла дверь, и в подвале сразу стало тихо.

— Теперь я тебя понимаю, тяжело покинуть свой дом, который так хорошо сохранился. Он еще так хорошо скрыт от посторонних глаз.

— А может, ты останешься? — Неожиданно спросила Ольга, делая ударение на «ты».

Гордей не ожидал такого вопроса.

— Хм, а как мы тут с тобой? Там у нас всё есть, барин умный, планы всякие, что выращивать. А чем мы тут заниматься будем? Тебя бы подлечить.

Ольга взяла свечу и прошла в темный угол подвала. Огонь высветил картонные коробки, обмотанные скотчем и составленные друг на друга.

— Что это? — Гордей поднялся и подошел ближе.

Надписи на коробках указывали на то, что внутри находятся продукты.

— Мои родители предпринимателями были. Использовали подвал, как накопитель для некоторых продуктов, или просрочку прятали, а потом перебивали сроки и снова продавали. Короче, я тебе соврала, про то, что могу прожить месяц. Тут на год двоим хватит, а то и больше.

У Гордея разгорелись глаза. Последние недели он не ел ничего серьезного, кроме всяких маринованных овощей или моченых в квашеной капусте яблок. Идея, предложенная Ольгой, показалась ему такой дельной, что он чуть не согласился на нее с ходу.

— А можно мне чего-нибудь с мясом?

— Не, тушенки тут нет, она и так хорошо уходила. Зато полно всякой рыбы. Бычки в томате тебя устроят?

— Спрашиваешь. — Гордей громко сглотнул. Желудок отозвался урчанием.

Ольга рассмеялась.

— Голодный спаситель. — Она достала из открытой коробки банку консервов и передала ее вместе с ножом Гордею. — Открывай.

Он большими прорезями в три рывка вскрыл крышку банки и поднес ее к носу.

— М-м-м-а-а! Кайф!

Ольга протянула ему ложку. Гордей взял ее, зачерпнул с горкой и закинул в рот, не переставая издавать звуков наслаждения.

— Не подвал, а бомбоубежище оборудованное.

— Мой отец был немного повернутым на том, чтобы дом был крепостью. Считал себя зажиточным, опасался, что могут ограбить, поэтому подвал у нас был укреплен, как бункер. А в их спальне под завалами остался сейф, в котором лежат три винтовки и куча патронов к ним.

— Здорово. А это, родители-то сами…

— Нет, их дома не было, когда случилось землетрясение. Отец, как всегда, в разъездах, а мать была в больнице. Я долго не могла выбраться отсюда, дверь прижало, а когда смогла, то по дороге меня прихватил этот жар, так я не смогла в тот раз дойти до больницы. Выбралась снова, когда поняла, что там стало холодать.

— Это тогда тебя обожгло?

— Да. Я выбралась отсюда и пошла. Столько людей было у развалин домов, столько криков. Я шла, не глядя по сторонам, боялась смотреть. Потому, может и увидела, как горизонт изменился. Я сразу заметила, как начали таять облака. Прямо на глазах исчезали и это явление приближалось. Вот тот взрыв, который случился во время землетрясения, от него вверх поднимался столб пара и он тоже исчез.

— Я был возле той воронки, там озеро с горящим газом.

— Да? А я боялась туда идти, хотя зарево видела. — Ольга рассмотрела свои поврежденные кисти. — Я почувствовала еще до того, как дошел жар, что надо возвращаться и пошла. А когда начало жечь, я прикрыла лицо руками и побежала. А люди? Они метались, как умалишенные, кричали. Я попыталась позвать с собой кого-нибудь, но от боли и страха они меня не понимали. Да я и сама, признаться, когда почувствовала, что на мне вздуваются волдыри мало, что соображала. Заползла сюда, закрылась, а потом начались боли. Поднялась температура, я теряла сознание, приходила в себя, потом кипяток начал сочиться под дверь, тут стало, как в бане, все коробки начали раскисать. Я пришла в себя окончательно, когда на улице безостановочно шпарил дождь. С меня сошла вся кожа, как с шелудивой, даже там, где была прикрыта одеждой. Хорошо, хоть там следов таких не осталось. А вот ладони, шея и голова, — Она снова рассмотрела свои руки. — Эх.

— Бедняжка. Так ты была без сознания дней пять точно.

— Пять? Я так и думала.

— Слушай, ну ожоги если подлечить, то они уже не будут такими. Вон, у Вторуши спина сейчас поджила, а тоже лохмотьями свисала. Тебе надо к нам, подлечиться, как на курорт. Не дай бог инфекции попадут в раны, сепис начнется. Я же вижу, в сравнении со Вторушей у тебя процесс более запущенный.

— Что ты заладил, Вторуша. Вторуша. Дурацкое имя.

— Прости, мне тоже его имя поначалу слух резало. Дело не в нем, пока я тебя не нашел, ты могла сама с собой договариваться о том, как ты собираешься жить, но теперь, когда я знаю о тебе, позволь и мне влиять на твои решения.

— Почему это?

— Да потому, что людей, как нам видится из своей Зарянки, осталось не так уж и много. Нам надо держаться вместе и думать о том, как не сгинуть окончательно. Держаться по одиночке, самый верный вариант погубить самих себя.

— А у вас есть обожженные женщины?

— Нет. Мы вовремя успели спрятаться.

— А я что, буду, как белая ворона?

— Слушай, во-первых, у нас нет таких, кто станет это замечать, во-вторых, я никому не позволю обижать тебя. В-третьих… ты кто по профессии?

— Учитель музыки по классу фортепиано. — Ольга вздохнула, заранее предполагая, что выбор профессии для нового мира у нее совсем неподходящий.

— Замечательно! У нас где-то в тереме были гусли, ну там, слепец заезжий в сезон бренчал. А у нас больше никто на музыкальных инструментах не специалист. Вообще замечательно.

— Ага, представляю, вы горбатитесь с утра до вечера, я а на гуслях бренчу, ой ты гой еси добрый молодец.

— Ну, что-то кроме фортепиано ты же можешь? У нас и не требуются какие-то особые умения, программисты теперь никому не нужны. Барин велел плодиться и размножаться.

— Барин? Вы там совсем заигрались.

— Это я нашего босса так называю, Александра Сергеича, ему тоже не нравится.

— Ясно. Мне кажется, Гордей, что ты остался без пары. Верно?

— Я? Да.

— Ясно, откуда такая настойчивость.

— Ой, ну извини, мне повезло, что я встретил не бабушку столетнюю, которая могла бы заподозревать меня в желании иметь хоть какую-нибудь женщину. Ты красивая, молодая, это чудо просто, что ты выжила, а я наткнулся на тебя. Верить надо в чудеса, а не пытаться найти всему приземленное объяснение.

— Ладно, Гордей, что-то я в одиночестве в ведьму превращаться стала. Так оно, наверное, и происходит, вначале уединяешься от людей, потом начинаешь их тихонько ненавидеть, а потом нос крючком, взгляд исподлобья, летающая метла.

Гордей заржал, широко раскрыв рот. Ольга, заразившись его смехом, тоже рассмеялась.

— Реально, имя Забава тебе идет. — Посмеявшись, произнес Гордей.

— Забава? Мне кажется, это имя для меня подходит, как насмешка. Это как дистрофика назвать Арнольдом.

— Перестань. Нормальная ты. Хочешь, оставайся Ольгой, будешь, как княгиня Ольга.

— Эта которая за мужа отомстила, людей вместе с кораблем в землю закопала?

— Та самая. История, правда, хранит о ней не самые лучшие воспоминания, но женщина она была достойная.

— А когда ты собираешься назад?

— Ну, теперь-то завтра с утра. С тобой или без тебя. Но я вернусь, вернее, мы вернемся, чтобы почистить припасы, которые я разведал и забрать тебя, силой. — Гордей вложил в последнее слово всю иронию, на которую был способен.

— Как говорят в вашей сказке, утро вечера мудренее. Утром я дам ответ, остаюсь или иду с тобой.

Где-то наверху неистовствовала гроза. Через тяжелую железную дверь передавались раскаты грома. В подвале, с горящей свечой было по-домашнему уютно. Ольга накормила Гордея еще одним ужином, после которого его начало клонить в сон. Он сопротивлялся, чувствуя неловкость за свою слабость. Девушка постелила ему на пол одеяло и сделала подобие подушки из старого пальто.

— Сто лет не спал на постели. — Гордей вытянулся на приготовленной постели и сразу уснул, растянув губы в блаженной улыбке.

Ольга долго не могла уснуть, тяжело переживая необратимость надвигающихся перемен. Ей хотелось остаться здесь, но она понимала, что после того, как доест последние припасы, начнется обратный отсчет дней жизни. Этот мужчина, прицепившийся к ней, как клещ, вначале показался ей навязчивым и опасным, но теперь, когда он безмятежно спал в ее убежище, она почувствовала исходящую от него уверенность. Останавливал ее только страх, за свою внешность. Ожоги породили в ней комплекс, будто она превратилась из красавицы в дурнушку, над которой все будут насмехаться. Обессилев от невозможности выбрать единственное решение, она уснула, решив, что решение придет утром, на свежую голову.

Гордей проснулся раньше. Начал шарить в полной темноте свечку и нечаянно схватился за ногу Ольги. Девушка вскрикнула.

— Извини, извини, я свечку искал. В туалет хочу, капец как, не знаю в какой стороне дверь.

— Держи. — Ольга сама нащупала рукой Гордея.

В руке у нее находилась свечка и коробок спичек. Гордей разжег свечу. Слабое желтое пламя осветило подвал. Он нащел дверь, с трудом, чуть не потревожив содержимое внутренних органов, выбрался в узкую щель.

— Надо кувалдочкой подстучать. — Решил он, оглядывая места, в которые упиралась дверь.

Прошедший накануне дождь еще не успел впитаться. Рядом с развалинами дома Ольги стояла большая лужа. Гордей решил, что он не сильно подпортит экологию если облегчится прямо в нее.

Рассвет только начинался. Он больше не был похож на прежний, яркой нитью проступающий на горизонте, с четким кругом солнца. Теперь рассветы были похожи на светлеющее размытое пятно, на полтона светлее, чем остальной небосвод. Насыщенный влагой воздух, тяжелый и густой впитывал в себя солнечный свет, оставляя поверхности не больше десятой части от того, что давал раньше.

С обратной от рассвета стороны мерцало красное зарево. На фоне проступающих из тьмы руин домов, похожих на могильные холмы, становилось не по себе. Гордей скорее закончил утренний моцион и с большим физическим и моральным облегчением вернулся в подвал.

— Не знаю, как тебе, но мне у вас страшновато. В Зарянке никто не погиб, там все по-прежнему. Нет этого ощущения, что ты на кладбище, что ты зашел на территорию, принадлежащую теперь покойникам.

— Гордей, это все твое воображение.

— Не исключено. У меня с воображением проблем нет, это же неотъемлемая часть живого человека.

— Ха, так вот почему у меня его совсем нет. Я же давно умерла. — Ольга рассмеялась. — Страшно?

— Немного, если представить, что это так и есть на самом деле. Коллективные страдания жителей вашего поселка, материализовавшиеся в образе единственной девушки.

— Ну, ты загнул. У меня самой мурашки по спине забегали. А, я поняла, эти запугивания часть плана, чтобы я сделала выбор в пользу переселения в вашу этнографическую деревню?

— Эти? Нет, эти только для того, чтобы я не остался. А ты, что, так и не надумала?

— А у меня есть выбор? Вы же все равно придете ко мне, как доедите свою квашеную капусту?

— Придем, и не только из-за того, что закончилась еда, но и из-за безграничного человеколюбия.

— У вас там прямо общество святых, монастырь какой-то.

— Не монастырь, мы себя ни в чем не ограничиваем, в рамки аскетизма не загоняем, просто такие подобрались. Простой образ жизни как-то сам нас сделал такими, человеколюбивыми, хотя я и произнес изначально это слово с иронией.

— Ладно, пойду с тобой, но только при одном условии, если мне что-то не понравится, я вернусь назад. Посему, с собой я возьму только приданное, коробку чего-нибудь…

— В масле. — Обрадовано добавил Гордей.

— Будь по-твоему.

Сборы были недолгими. Гордей оставил стеклянные банки в подвале Ольги, забив свою котомку до отказа более практичными консервами. Девушка собрала кое-какие наряды, которые закрывали ей шею и руки.

— У нас есть нормальная одежда. — Предупредил ее Гордей.

— Знаешь, не учи девушку, что ей надо. Я не привыкла в лаптях ходить и сарафане.

— Напрасно. Последний писк моды. Ну, хочешь, мы тебе на лапти три полоски нарисуем?

— Я все равно возьму.

Ольга забила большую хозяйственную сумку нарядами.

— Я готова. — Сообщила она немного печально. — Веди меня.

Гордей посмотрел на ее ноги и вздохнул.

— А ты знаешь, что если глубоко провалиться в грязь, то можно сжечь ноги?

— Знаю. А то я только дома сидела.

— И что, ты ходила босиком?

— Нет, я ходила в кроссовках, но они быстро пришли в негодность.

— Думаю, после вчерашнего дождя лужи теперь переполнены, а дорога размыта. Идти будет нелегко.

— К черту эти предположения, я и так на грани отказаться.

— Я понял. — Испугался Гордей. — Если что, я перенесу тебя.

Они вышли на улицу. Рассвело достаточно, чтобы разглядеть направление в сторону железнодорожной станции. Ольга повздыхала возле развалин своего дома.

— Не переживайте, я скоро вернусь. — Пообещала она им.

— Ненадолго. — Добавил Гордей.

Гордей не стал одевать «лыжи» из солидарности и из-за того, что улицы не были размокшими и непролазными, как проселок между станцией и Зарянкой. Они миновали центр поселка, парк с памятником героям войны, вокзал, перебрались через насыпь. Гордею пришлось по грудь миновать лужи вдоль нее, перенести продукты и вещи на другую сторону, а потом перенести Ольгу.

Девушке было неловко. Она краснела и смущалась, больше всего из-за того, что Гордей видел ее недостатки вблизи. Но он специально не смотрел на них, сконцентрировавшись на том, куда ставить ногу. Дно могло изобиловать разными предметами, способными поранить. Хотя Фекла и выдвинула версию о том, что большая часть микробов стерилизовалась жаром и кипятком, все равно страшно было подцепить в грязной воде какую-нибудь гадость.

— И много еще впереди будет таких препятствий? — Поинтересовалась Ольга, с облегчением встав на ноги.

— Я бы не стал испытывать судьбу, форсируя их в другом месте. Не дай бог на дне будет грязевой вулкан. Их сейчас столько появилось. Хорошо, хоть пованивают тухлыми яйцами. По ветру можно издалека учуять.

— Надо же, как любопытно. В наших-то краях какие-то грязевые вулканы.

Дорога и в самом деле заполнилась дождевой водой до краев. Зато ее полосу теперь было хорошо видно. Идти босиком по обочине не получилось. Грязь расступалась под ногами. Гордей надел «лыжи», взял Ольгу под локоть, чтобы она смогла идти по центральной бровке дороги. Одну палку он оставил себе, вторую отдал девушке.

Их поход больше напоминал цирковое представление. То Ольга соскальзывала с дороги, то Гордей спотыкался. Пройдя не так много, они оба выбились из сил.

— Я сочувствую тебе. — Произнесла девушка. — Если бы я знала, каких усилий тебе стоило добраться к нам, я вела бы себя покладистее.

— И это ты еще не видела, какого дракона я завалил. — Гордей решил развить свой успех. — У него только глаз с мою голову был.

— Зря, надо было приручить его, сейчас бы за пять минут долетели.

— Ух, ты! Я и не подумал. Надеюсь, это был не последний дракон. — Гордей указал в сторону аномального туманного пятна, который Ольга разглядела только после этого. — Следующий вот, в том тумане скрывается. Вонючий, аж слезы из глаз.

— А что там?

— Не знаю, но близко подходить не стоит, кожу щиплет и глаза ест. Хрень какая-то из недр вырывается.

— Очень научное объяснение. Боже, как интересно теперь глянуть на это. Мы же не пройдем мимо?

— Вообще-то я собирался обойти это место стороной. В прошлый раз мне не понравилось стоять с ним рядом.

— Ну, пожалуйста, давай глянем одним глазком.

— Звучит не очень оптимистично. А тебе с твоими ранами точно не стоит соваться близко к этой штуке. Сдается мне, там кислота какая-то вырывается.

Ольга вздохнула.

— Я даже позабыла про них. — Она глянула на кисти рук. — Первый раз забыла напрочь.

— Это потому что отвлеклась. Наедине с собой ничего умного в голову не приходит, по себе знаю.

— Да, наверное. Ну, хватит сидеть, пора идти. Мы хотя бы половину прошли?

— Ты что, какую половину. Вон, обернись, вокзал видно. Одну десятую.

— Что? — В глазах девушки отразился неподдельный ужас.

— То. Легкой прогулки не будет. Но хочу сказать, трудности сближают людей. Вышла из дома Ольгой, а придешь в Зарянку Забавой.

Александр устал смотреть в сторону дороги, уходящей к станции. Он внутренне злился на Гордея, в основном за то, что тот отправился в дорогу накануне сильной грозы. Если она застала его на открытом пространстве, то могла и молнией зацепить, или увлечь куда-нибудь потоком воды, или еще хуже, грязевым потоком.

Жители Зарянки тоже, выходя на улицу, непроизвольно поворачивали голову на дорогу. Но там никого не было.

— Поспешил Гордей. — Решил Харитон. — Чего он так засобирался? Еда еще есть, работы полно.

— Бродяга по жизни. — Вставил свое мнение Гурьян.

— Если он бродяга, то я вообще пилигрим. — Александр воткнул в сырую землю деревянный брус, который готовил на стропила на крышу избы. — Однако, я не спешу отправиться в очередное путешествие.

— Прости, Сергеич, кто ты?

— Пилигрим.

— Надеюсь, это не заразно?

— Заразно. Еще как заразно. Это как шило в заднице, покоя нет.

— В каком смысле. Это психическое заболевание?

— Отстань, Гурьян, мне уже неудобно, что у меня был сотрудник с таким кругозором.

Гурьян ушел интересоваться значением слова «пилигрим». Александр подал на крышу брус. Харитон принял его и приладил на место, усаживая киянкой.

— Да, Сергеич, половина домов в зиму останется без крыш, а чем накрыть их, ума не приложу. Жалко, и печи облезут, и полы покоробит еще сильнее.

— Не переживай так сильно, может нам этими домами еще топиться придется. Уголь весь в твою кузню пойдет, топить печи будем дровами.

— Тогда дешевле выйдет снова в погреб переехать. Там всегда температура одинаковая.

— Этот вариант надо всегда держать про запас. А если зима все-таки будет морозной, придется обновить лед в погребе. Этот уже наполовину сел. Глянь сверху, не видать Гордея?

Харитон поднялся и всмотрелся вдаль.

— Сергеич? — Тревожным тоном произнес Харитон.

— Что там? — Александр отошел от дома, чтобы видеть дорогу.

— По-моему, у меня авитаминоз начался, в глазах двоится. — Харитон потер глаза.

Александр готов был поклясться, что и у него в глазах начало двоиться. На дороге, почти сливаясь с ней цветом, шли двое. Враскачку, будто из последних сил.

— Или Гордей начал двоиться, или это вообще не Гордеи. — Харитон спустился вниз по лестнице.

— Надо встретить. — Предложил Александр и первым направился к воротам.

Гурьян заметил движение и, еще не поняв причины, решил присоединиться.

— Я с вами. А куда вы?

— У нас гости? — Бросил Харитон на ходу, не вдаваясь в подробности.

— Гости? — Удивился Гурьян. — Пилигримы?

— Ну, все, Сергеич, Гурьян подхватил эту заразу.

Они втроем спустились по холму вниз, вышли на дорогу и пошли навстречу. Люди, увидев их, лишились сил и сели прямо в грязь, слившись с ней в одно целое. Только подойдя в упор, удалось опознать в одном из людей Гордея. Он был в грязи с головы до ног. Борода слиплась, повиснув грязным комом на груди. Его собственная котомка висела через один бок, через второй висела огромная сумка. Рядом с ним сидела женщина, не намного чище. Она все время поправляла платок на лице. Сергеич решил, что она прикрывает чумазость, хотя ей это не помогало.

— Барин, мы всё, дальше не пойдем. — Сообщил Гордей.

— Откуда такая красивая мадам? — Спросил удивленный Харитон

— Моё. — Коротко, как предупреждение произнес Гордей. — Забава.

— Очень приятно. — Кивнул Сергеич. — Перезнакомимся позже. Я могу поднять вас на плечо и донести.

— Спасибо, я не откажусь. — Голос у девушки едва был слышен

— Только осторожнее, у нее сожжены руки и шея.

— Ладно, Сергеич, я ее возьму, а вы Гордея поднимайте.

Харитон помог Ольге подняться. Стряхнул с ее одежды грязь.

— Подними руки. — Попросил он ее. Девушка подняла. Харитон приставил свое плечо в район ее живота и распрямившись, закинул Ольгу поперек него. Она только охнула.

— Забава, я тебя тоже на руках буду носить, но потом. — Пообещал Гордей.

Его самого вытянули из грязи за руки.

— Ну, ты даешь. — Шепнул ему на ухо Александр. — У тебя нюх на женщин?

— Да, и вот у меня еще полная котомка приданного. — Он постучал по грязной сумке. — В масле.