Пекло

Глава 14

С каждым днем Зарянка все меньше походила на остров, отрезанный от остального мира. Вода отступала, уходила в сторону поймы реки, обнажая потемневшую землю. Ступать по ней еще было нельзя. Провалившись глубоко в грязь можно было обжечься о законсервированный в ней жар. Земля продолжала отдавать его, подогревая влажные верхние слои, из-за чего над ней всегда висела влажная дымка.

Временами налетал шторм, приносящий обильный дождь, смывающий остатки почвы в воду. Овраги, размытые сходящими вниз к реке потоками, ширились. Поля вокруг городища краснели большими глиняными проплешинами, не сулившими никакого сельскохозяйственного интереса в будущем.

В поселке кипела жизнь. С утра до вечера стучали молотки, вжикали пилы, из кузни поднимался черный дым. К радости всех и особенно Харитона, кузня не сгорела. Запасам угля ничего не стало. Харитон, со Вторушей на побегушках, перековывал из любого железа скрепки для стяжки бревен, костыли и прочие вещи, необходимые для восстановления домов.

В первую очередь надо было позаботиться о крышах, которые текли, иначе ни о каком приемлемом комфорте не могло идти речи. Дерево пересохло от жара, покорежилось, приходилось разбирать крыши, чтобы накрыть хотя бы пару изб. Гидроизоляционный материал, скрытый под крышей от глаз туристов, от температуры превратился в труху, и теперь все зависело только от подгонки досок.

Одним из удивительных событий, случившихся вскоре после выхода из погреба, стала находка запеченной туши лошади. Бедное животное покрылось толстой обуглившейся коркой, но под ней оказалось вполне себе съедобное мясо, которое составило основной рацион взамен приевшихся консервированных овощей. Вторуша признал в лошади норовистую Гайку. Остальные животные, видимо, сгорели дотла вместе с сараями, не оставив после себя даже костей.

На свежем воздухе, наблюдая результаты последствий катастрофы, все яснее приходило понимание ее глобальности. Между обитателями Зарянки усилилось чувство общности, сплоченности и осознания некоей миссии, и в то же время появилось чувство коллективного одиночества, словно им начертано жить в изоляции до скончания веков.

Гордей занимался тем, что разрубал конские кости и убирал их в погреб, чтобы в будущем, когда наступят тяжелые голодные времена, достать их и выварить до основания. В том, что эти времена наступят, никто не сомневался. Добыть пропитание было неоткуда. Пока же покинуть Зарянку не представлялось возможным. Были некоторые надежды на зиму, которая скует сырую землю, чтобы можно было по ней дойти до станции или еще куда, чтобы попытаться найти еду.

В этот день Гордея одолевали мрачные мысли. Он старался гнать их от себя, разумом понимая, что случившееся с ним это чудо, и все, что будет случаться дальше, нужно стоически принимать и благодарить бога за то, что он сохранил ему жизнь. Однако доводы разума не всегда доходили до хандрящей души.

Хандрил Гордей от мысли, что из-за подпорченной кармы ему придется быть одному до самой смерти. По молодости он любил женщин, как охотник. Относился к ним, как к дичи, испытывая настоящий азарт от выслеживания, загона и контрольного выстрела в постели. После удачной охоты интерес Вадима, как его звали от рождения, к добыче пропадал. Чтобы вкусить полноту жизни, ему нужен был следующий объект охоты.

И вот как-то отлаженная схема сломалась о неприступную Майю. Нашла коса на камень. Девушка понизила статус альфа-самца до уровня неуверенного в себе неудачника. Все отработанные приемы на нее не действовали. Майя смотрела на Вадима, как на пустое место, отчего в его глазах горел безумный огонь желания обладать ею. Он потерял рассудок и попытался взять Майю силой. Девушка сопротивлялась, и Вадим не рассчитал своей силы. Ему показалось, что он убил ее.

Испугавшись, он бежал из города, моля судьбу затерять его следы в огромной стране. Вадим много колесил автостопом, пока случайно не наткнулся на объявление о наборе в какой-то реставрационный проект. Его взяли за подходящий типаж. Прошло несколько лет, полных раскаянья и переосмысления себя. Новое имя, иная атмосфера, как ему казалось, вылепили из него нового человека. Когда случилась катастрофа, Гордея не раз посещали мысли, что наказания он избежал, но внутреннее наказание ему еще предстоит, и виделось оно ему в одиночестве до самой старости.

Понимая, что это заслуженно, на душе легче не становилось. Иногда он думал подкатить к Аглае, но она ему сильно напоминала Майю. Несмотря на то, что они проработали вместе много времени, он чувствовал, что они не одного поля ягодки. Аглая будто видела его насквозь, и точно знала, что Гордей не вариант для нее. Вот барин, по его разумению, подходил Аглае гораздо лучше, несмотря на разницу в возрасте. Они понимали друг друга с полуслова, будто находились на одной волне. И это добавляло Гордею невеселых мыслей.

Он и Вторуша, который был согласен на любые проблемы, кроме голодовки, оставались в коллективе как два отщепенца, которым не положены женщины. Похоже, Вторушу это не беспокоило, а вот Гордея это занимало самым серьезным образом. Ему казалось, что из всех жителей Зарянки он больше всех думал о начале того времени, когда можно будет идти на разведку окрестностей.

Дожди выпадали грязные. После них деревянные поверхности изб выглядели серыми, а руки пачкались от прикосновения к ним. Александр считал, что в воздухе много вулканической пыли, которая после столь мощного землетрясения и последовавших за ним извержений еще долго будет вымываться из воздуха. Он рассказал о периодах истории, когда после крупного извержения вулкана наступали года без лета. Часто во время обеденных перерывов, когда коллектив собирался в восстановленной избе, начинались дискуссии на тему будущего.

— Теоретически и нас должна ждать суровая зима, но это неточно. Возможно, что не эта зима будет суровой, а следующая, потому что развеять такое количество тепла, запасенного в почве и атмосфере, насыщенной влагой, потребуется время.

— Жаль. — Покачал головой Гордей, думая о своем. — Хотелось бы в эту.

— Не терпится сорваться с места? По первому льду? — Усмехнулся Харитон.

— Не терпится. — Согласно закивал Гордей. — Чего жрать-то будем?

— Это, конечно, будет для нас самым серьезным делом на ближайшее будущее, но пока любая вылазка мне кажется самоубийственной.

Народ поддержал Александра короткими репликами и вздохами.

— Это, теперь каждый метр земли считай ловушка. — Деловито заметил Вторуша. — Не дай бог провалишься в лужу, которая еще не остыла, считай капец, сварился.

— Да остынут они скоро, не переживай. Осень скоро, похолодает…

— Дожди начнутся. — Перебила Гордея Аглая.

— И пусть, говноступы сделаем, чтобы по грязи ходить. Реально же в широкой обуви ходить по жиже?

Вторуша зачем-то посмотрел на свои босые грязные ноги, на которых налипли куски грязи и потер их друг о друга.

— Грязь налипнет. У нас же глина. Ноги не поднимешь.

— Прямо безысходность какая-то. — Гордей поднялся и выглянул в окно, словно хотел увидеть в нем подсказку, которая поможет ему организовать экспедицию. — Знаете, а я отсчитаю еще десять дней и пойду. Один. Дойду до станции, осмотрю, что там и как и вернусь. Если повезет, принесу чего-нибудь, по крайней мере, информацию. Не повезет… ничего не изменится. Баню только не запустите.

Аглая встала из-за стола и подошла к Гордею.

— А что ты вдруг стал таким фаталистом?

— Не фаталист я, реалист. Схожу один, зарисую маршрут, отмечу интересные или опасные места, чтобы в следующий раз можно было смелее идти скопом. И даже не думайте возражать, я отпрашиваться не буду. Решил пойти — пойду.

Гордей бросил взгляд на Александра.

— Ты такой решительный, будто вину хочешь какую-то загладить? Расскажи, может, мы чего-нибудь не знаем?

— Так это ты последний кусок сала доел? — Гурьян прищурил глаза.

— Какое сало? Тебе вообще, оказывается, свинину нельзя.

— Заряничам теперь можно что угодно. Те каноны после катастрофы больше не работают.

— Хорош хохмить, Гурьян. Нет у меня никакой тайны, с чего вы взяли?

— Ты рвешься в бой, как боец, который кровью решил искупить свою вину.

Проницательность Александра Сергеича в таких случаях работала достаточно точно.

— Да идите вы, психологи. Расселись, работать уже пора.

Манифест Гордея не прошел бесследно. Через пару относительно сухих дней решено было устроить небольшой выход на дистанцию прямой видимости от Зарянки. С собой взяли автомобильный трос, которым вытаскивали Гордея из западни, экспериментальные «говноступы», выточенные Гурьяном по совместному проекту из совсем негодных досок. Напоминали они короткие лыжи. Практичность их пока была под большим вопросом. Вторуша предложил так же взять с собой палки, проверять перед собой плотность земли.

Вечером, за пару часов до заката Александр, Гордей и Вторуша покинули городище. Гурьян решил остаться, на случай подстраховки. Как показалось остальным, он не горел желанием стать первопроходцем.

Группа из трех человек обошла забор городища, минуя еще мелкие овраги на самом верху, и спустилась вниз со стороны полей. Раскиселившаяся от непрерывных дождей земля не хотела держать человеческий вес. Расползалась под ногами как горячий пластилин и тут же стремилась сомкнуться. Ноги приходилось выдергивать с чавкающим звуком.

— На дорогу надо. — Решил Гордей. — Тут и раньше после дождей непроходимо было.

До дороги еще надо было дойти. Гордей встал на «говноступы» и закрепил их полосками крепкой ткани к стопе. Пока он стоял на одном месте, одна нога провалилась в грязь. Вытащить ее оказалось гораздо тяжелее, чем необутую.

— Стоять на одном месте не стоит. — Догадался он.

Обувшись в обе «лыжи», Гордей сделал несколько торопливых шагов и чуть не упал. Широкая плоская поверхность лыж неохотно отлипала от влажной грязи.

— Скользи. — Посоветовал ему Вторуша.

Гордей, широко расставив руки, попытался двигаться, как лыжник. Получилось немного лучше.

— Главное, не останавливаться. — Выкрикнул Гордей.

Он набрал приличную скорость, но запнулся ногой о кочку, которая оказалась крепче, чем он думал. Со всего маху Гордей свалился в грязь. Встать из нее оказалось делом тяжелым. Зыбкая опора и неуклюжие в такой ситуации лыжи мешали это сделать.

Вторуша и Александр подскочили, чтобы поднять товарища, перепачкавшегося с головы до ног.

— И торопиться тоже не надо. — Добавил Гордей, вытирая с лица грязь. Он осмотрел себя и попытался вынуть ноги, провалившиеся в грязь вместе с «говноступами». — Или лыжи не едут, или я…

— Если грязь немного захряснет, то ты точно таким стилем не сможешь идти. — Решил Александр. — Может быть, их сделать немного поменьше?

— Точно, ба… ваше благородие, их надо сделать меньше, чтобы походка была естественной, а в руки нужны палки, чтобы опираться, а не только втыкать перед собой.

До дороги в этот раз так и не добрались, хотя на ней «лыжи» могли показать себя достойнее. Гурьян переделал их по желанию Гордея, уменьшил размер и пропитал «подошву» жиром, чтобы не липла грязь. Сделал палки, похожие на костыли, которые упираются не под мышки, а в локти. Потренировавшись в пределах Зарянки, Гордей остался доволен.

Глядя на его настойчивые попытки овладеть новым способом передвижения, Аглая поделилась выводами с Александром.

— Усиленно готовится в поход. В одиночку.

— Думаешь, сбежит молчком?

— Уверена.

— А ты что-нибудь о нем знаешь? Анкету его ты проверяла?

— Я. Издалека он. Когда пришел наниматься на работу, выглядел по-бродяжьи. Глаза у него были, как у собаки, которая просится под кров, я и не выдержала. Ну, и борода ему шла. Вы же сами просили набирать людей похожих на славян.

— По нему сейчас не скажешь, что он бродяжничал. Хоть и считает меня барином, сам на помещика Троекурова похож.

— Отъелся, холеный стал. Не могу знать точно, но мне кажется, что он почувствовал себя лишним.

— С чего бы? — Удивился Александр.

— Он без пары. Гордей известный ходок. Пока у него тут текучка была, видимо ему пара не нужная была, а теперь, свое никто не отдаст.

— Шерше ля фам? Слушай, Аглая, так и у тебя пары нет. Почему бы тебе не остановить его?

— Послушайте, Александр Сергеич, вы хоть и мой бос, но я нарушу субординацию, если вы так переживаете за него, можете взять его себе.

— Тьфу, я не из этих. Женщин люблю беззаветно.

— Так может и вам лыжи навострить за ними. — Аглая хитро посмотрела на Александра. — Или поищете здесь?

— А-м. — Александр быстро сделал вычисления на предмет оставшихся свободных женщин и немного смутился. Он находил Аглаю симпатичной, но до сего момента считал, что между ними стоит воображаемый рубеж, поставленный рабочими отношениями и разницей в возрасте. — А если я еще не вдовец?

— Ой, ну вас. — Аглая уставилась на Гордея, без устали звонко шлепающего ногами по земле.

Александру стало неудобно, что он повел себя перед девушкой, сделавшей первый шаг, как напуганный школьник. Будь перед ним ровесница, он бы так не сомневался, а тут у него появился некоторый комплекс, который занижал его самооценку в глазах более молодых женщин. Александр так и не нашел, что ответить Аглае, но пообещал себе взять ситуацию под контроль, чтобы играть первую скрипку в их отношениях.

Через день обнаружилось, что Гордея нет. Характерные прямоугольные следы от его лыж начинались прямо от ворот и уходили к дороге. Дымка мешала разглядеть его фигуру. Ночью он уйти не мог, это было чистым воды самоубийством. Скорее всего, Гордей ушел с первыми лучами солнца.

— Сбежал. — Покачал головой Харитон, делая упор на скорость, с которой исчез Гордей.

Гордей боялся, что его подведет внутренний биологический будильник. Почему он собирался уйти до того, как проснутся товарищи? Просто он не хотел, чтобы они заронили зерно сомнения в принятое им решение. Он знал, что его начнут отговаривать, просить повременить до лучших времен. Он не хотел временить. Внутренний голос настойчиво просил надеть приспособления для ходьбы по грязи и отправляться в путь.

Впервые в жизни Гордей доверился внутреннему подсказчику, считая, что в этот раз он шепчет то, что надо. Проснулся он за час до рассвета. Сходил в погреб и взял себе пайку, которую он мог съесть за два дня. Надел «лыжи» и вышел за околицу, дожидаться рассвета.

Едва горизонт осветил небо до такой степени, что можно было без опаски сделать хотя бы один шаг, Гордей пошел. Он навернулся на крутом спуске, но не обратил на это внимание. Отряхнулся и пошел дальше. Миновал гейзеры, бьющие из-под воды. Ежеминутно он оборачивался поинтересоваться, заметили его отсутствие или нет. Поднимающаяся вверх теплая дымка вскоре скрыла от него Зарянку. В это мгновение его одолел страх, неуверенность и даже ощущение крайней легкомысленности задуманного мероприятия.

Гордей вышел на едва различимую под нанесенной грязью дорогу. Оказалось, что она пригодна для своего предназначения до сих пор. Центральная бровка, между колеями, была плотной. Приноровившись, можно было идти по ней как по нормальной дороге. У Гордея быстро развился навык, помогающий ему держать равновесие палками, когда разъезжались ноги.

Вскоре он наткнулся на первый овраг, перерезавший дорогу. Ширина его составляла три метра и глубина не меньше. Ручей на его дне слабо парил, но Гордей знал, что провалившись вниз, он может уйти в грязь настолько, что сожжет ноги. Пришлось обходить овраг по очень длинной дуге, теряя время. Перепрыгнул его Гордей только в том месте, где был уверен, что сможет это сделать. Вернулся на дорогу и поспешил наверстать упущенное время.

Гордей старался идти с широко открытыми глазами, чтобы подмечать все мелочи изменившегося ландшафта, в особенности те, которые могут быть опасны. Ему периодически попадались огромные лужи, которые к счастью всегда находились рядом с дорогой. Иногда они выглядели, как озера. Дважды ему попались места, похожие на грязевые вулканы. В них клокотала грязь и разносился ощутимый запах тухлых яиц.

В целом, ничего общего с тем, как выглядели эти места до катастрофы, не было. Почвенный слой во многих местах смыло обильными дождями, обнажив рыжую глину. А там где остался, он больше походил на родимые пятна, инородно смотрящиеся на теле земли.

Однажды Гордею повстречались ветки кустарника, растущие прямо на обочине дороги. Без листьев, мертвые, но набравшие влагу и оттого сохранившие гибкость. Гордей сломал одну ветку и взял с собой. Он отломил от нее щепку и мусолил ее по дороге, наслаждаясь вкусом.

Он дошел до остатков столбов, означающих начало владения Зарянки. Два черных пенька торчали из земли. С этого места начинался лес, однако ничего похожего на него Гордей не увидел. Волнистая степь, с пятнами водоемов. Пожар сожрал лес подчистую. Честно говоря, ему так даже было спокойнее, мертвый лес накрытый дымкой выглядел бы сейчас слишком мистически потусторонним.

Дорога пошла под уклон и утонула в воде. В лесу было полно балок, и это была только первая из них. Гордей устроил перед ней первый привал. Странно было лицезреть мир, лишенный звуков живого мира. Ни шелеста листьев, ни криков птиц, ни жужжания насекомых. Гордей спустился к воде и проверил ее температуру. Она была теплой. Он опустил руку глубже, но температура оставалась прежней. Рука вошла в илистую взвесь. Гордей зачерпнул ее и вынул руку из воды. Между пальцами сочилась грязь черного цвета. Пепел живого мира.

Он вздохнул, подумав о прошлом, как о покойнике и пожелал ему лучшей доли на небесах. Закончил свой короткий завтрак и скоро направился дальше. Идти по лесу оказалось намного тяжелее. Любое препятствие приходилось обходить по слишком рыхлой почве, но его усилия были вознаграждены, однажды он попал на скопления вымытых дождями корней деревьев и долго рассматривал их, прикасаясь к памяти. Гордей никогда бы не подумал, что он настолько сентиментален, чтобы при виде корявых корней испытывать чувства, от которых набирались слезы в глазах.

Ходьба по размытым дорогам совсем не напоминала легкую прогулку. Связки от непривычных движений разболелись. Сказывалась и атрофия мышц, вызванная продолжительным бездеятельным нахождением в погребе. Гордей не пройдя и полпути, смертельно устал. Он облюбовал лысый пригорок и решил устроить серьезный привал. У него возникли подозрения, что пытаясь держать равновесие, он надорвал связки на ногах.

Он упал на влажную и плотную глину, скинул «лыжи» и осмотрел припухшие щиколотки. Да, к такой вылазке надо было тренироваться дольше. Болели и паховые связки, проделывающие огромную работу, чтобы не разъезжались ноги. Малодушная часть Гордея попыталась было отговорить себя от дальнейшего пути, но другая, занимающая большую часть личности, категорически не приняла ее доводы. Любопытство, желание найти себе женщину, а так же специфическая часть души, любящая созерцать последствия катастрофы, были непреклонны в желании продолжить путь.

Время, отпущенное себе на восстановление сил. Гордей потратил на наблюдение и запоминание всего, что видел. Он чувствовал, что где-то неподалеку находится еще один гейзер. Из-за легкого тумана его не было видно, но слабый запах сероводорода намекал на его присутствие. Возможно, взрыв, ранивший Вторушу, и был причиной его возникновения.

Гордей решил удовлетворить любопытство и пройти рядом с ним. Врага надо было знать в лицо и ему, как первопроходцу, следовало оценить размер опасности. Прежде, чем идти дальше, Гордей просидел по пояс в луже с сильным запахом и отвратительным вкусом, надеясь, что концентрация солей в ней выше, чем клетках его тела и что это поможет ему снять отеки. Это сработало. Щиколотки почти вернулись к своему размеру. Ему даже показалось, что у него прибавилось сил.

Гордей вернулся на дорогу и отправился дальше. Туман усиливался. Вскоре он дошел до земляных отвалов, возле которых запах тухлых яиц усилился. Из душного тумана проступили покрытые желтым налетом берега дымящего паром водоема. Задержаться возле этого чуда природы Гордей не смог из-за того, что в носу начало свербеть, заслезились глаза и защипало кожу на лице.

Он понял, что в этом месте из недр земли извергалось что-то не слишком полезное. По возвращении он собирался поинтересоваться идеями на этот счет у барина. Из каких адских глубин исторгалась эта едкая вонь.

С каждым шагом в сторону от вонючего озера туман редел. Видимость улучшилась до километра. Под рассеянным светом солнца перед Гордеем открылась ровная, как-будто больная оспой степь. Вместо пузырьков были сотни мелких луж, в которых отражался небесный свет. Ветер гнал по степи дымку, как легкую поземку.

На самой границе видимости темнели неровные контуры. Гордей решил, что это должна быть железнодорожная станция. Ноги сами понесли его вперед. На продуваемой ветрами степи, в перерыве между дождями, дорога успевала захряснуть, так что Гордей скинул осточертевшие «лыжи» и пошел по ней босыми ногами, получая от этого неимоверное наслаждение.

Чем ближе он подходил, тем больше убеждался, что впереди находятся железнодорожные вагоны. Сердце тревожно забилось. Это был первый контакт с пострадавшей цивилизацией. До сего момента, как бы ни хотелось верить в глобальность катастрофы, сомнения все равно присутствовали. И если о Зарянке просто могли забыть, то рабочий поселок с его многотысячным населением никто бы просто так не бросил.

Впереди находилась товарная станция, на которой формировали составы, в основном с прибывающими с элеватора вагонами с зерном и с карьера, на котором добывали щебень. Даже с расстояния в двести метров можно было безошибочно понять, что этот инфраструктурный объект никто спасать не спешил. Вагоны и остатки зданий слились в один цвет с окружающим пейзажем.

Вдоль железнодорожной насыпи, насколько хватало взгляда, растянулись озера. В них лежали упавшие вагоны, выглядящие так, будто провалялись здесь не один десяток лет. Гордей походил вдоль берега, чтобы найти возможность перейти к насыпи посуху, не нашел и отправился вброд. Ноги вязли в теплой грязи, но он не обращал на это внимание. Ему было интересно рассмотреть вблизи причину, по которой железо выглядит именно так.

Он подошел к первой тележке, на которой возили щебень. Она лежала вверх коричневыми колесами, ржавчина на которых уже начала шелушиться. Она рассыпалась под пальцами, но под слоем осыпавшейся, еще не проступал чистый металл. В таком же состоянии, или еще худшем находились детали подвески и бортов. Металл, за месяц с небольшим, поржавел, как будто прошли десятилетия.

Гордей поднялся на насыпь по острому щебню. Ему было даже приятно ощущать его под ногами, потому что ноги на нам не разъезжались. Полотно разорвало и закрутило землетрясением. Стихия обошлась с ним, словно оно было не из металла и бетона, а из пластика и картона. Рельсы заржавели так же, как и вагоны. Влага, соли и температура не оставили им шанса.

Гордей направился по насыпи в сторону поселка. После того тяжелого пути, что он проделал, идти по ней было одно удовольствие. Насыпь достойно выдержала все испытания, справилась с землетрясением и потоками воды. Лишь в тех местах, где земля треснула, приходилось спускаться вниз и обходить разломы. Все они были полны водой и выглядели, как узкие и длинные озера.

Показались развалины железнодорожной станции. Гордея тронул суеверный страх. Начинало темнеть, а то, что он увидел, походило на место, где произошла массовая гибель людей, до сих пор не захороненных, как полагается. Территория ужаса и скорби. А выжить в тех разрушениях, которые он увидел, не представлялось возможным.

Здание вокзала сложилось и частично обрушилось на железнодорожные пути. На кирпичах видны были следы черного дыма. Видимо, развалины еще и горели. Запах в этом месте стоял специфический и пугающий. Гордей поспешил покинуть станцию, направившись туда, где находился принимающий терминал Зарянки. Он знал всех его сотрудников, многие из которых прошли через работу в городище. Их судьба волновала его больше всего.

Парка из дубов, сосен, и аккуратно стриженых кустов ирги, за вокзалом не осталось. Одинокий потемневший монумент героям Великой Отечественной сиротливо и чуждо смотрелся на фоне всеобщей разрухи. Все машины, что стояли у вокзала сгорели, после чего заржавели. Тонкий металл на капоте, крыше и багажнике у некоторых уже проржавел насквозь и начал осыпаться.

Гордей в сгущающихся сумерках боялся повстречать человеческие останки. Ему взбрело в голову думать, что неупокоенные души погибших людей с завистью взирают на него, живого и мечтают присоединить его в свои ряды. Не так представлял он себе разрушенный стихией поселок. Он ожидал увидеть что-то более яркое, пусть и в руинах. Но все выглядело одноцветным, серым, печальным и загробным. Его живая плоть выглядела на этом фоне инородно.

На месте терминала Зарянки плескалось озеро, отсвечивающее багровым в закатных оттенках неба. Длинный и широкий разлом протянулся из степи в самый поселок, прорезав разрушенные улицы. Идти по улицам оказалось проблематично из-за больших заболоченных участков. Гордей боялся налететь в них на какие-нибудь сюрпризы. Подумав, что исследовать поселок перед тьмой плохая затея, он вернулся к монументу героям, суеверно решив, что под их сенью он будет защищен от тех, кто бродит здесь по ночам.

На последних минутах перед наступлением тьмы, Гордей успел поужинать набившей оскомину квашеной капустой и микроскопическим куском мяса Гайки, запил водой и решил укладываться ко сну. Едва он перестал производить шум, опустилась давящая могильная тишина. Гордею стало жутко. Он пошарил вокруг себя рукой и нащупал камень или кирпич. Орудие придало ему уверенности, хотя применить его против тех, о ком он думал, вряд ли было возможно.

Гордей попытался уснуть сидя, но быстро отсидел на жестком камне задницу. Встал размяться и увидел вдалеке красное зарево. Вначале он испугался, что это горит Зарянка, но потом вспомнил, что он пришел с противоположной стороны. Зарево колыхалось, еще больше напоминая пожар. Гордей решил, что это может косвенно указывать на то, что огонь принадлежит людям. Самостоятельно разгореться при такой влажности или дождях вряд ли бы получилось.

От мыслей, что рядом могут находиться живые люди, Гордей успокоился и уснул. Проснулся он внезапно, от страха, что спал слишком крепко. Светало. С ним ничего не произошло. Его нехитрый скарб стоял на том же месте, что и с вечера. Следов рядом не было, серой не пахло. Хотя, если принюхаться, иногда ветер приносил легкий запах тухлых яиц.

Отсветов пожара больше не было видно. Рассветные лучи скрыли их. Утренний ветер порывами свистел в вершине монумента.

— Так, сегодняшнюю ночь пережил. Вий не пришел и, слава богу. — Гром расколол небо. — Прости, больше не буду поминать тебя в таком контексте.

Гордей решил оставить поселок на потом. Отсветы огня, которые он видел ночью, интересовали его больше. Утром, суеверный страх испытываемый ночью, показался глупым и несерьезным. При дневном свете разрушенный поселок выглядел обыкновенно, лишившись потустороннего наваждения.

Гордей перекусил и направился в сторону, где видел зарево. Он вышел на улицу, идущую от железнодорожного вокзала. Температура выжгла из нее битум, а дожди смыли верхний слой, оставив только крупную щебенку. Дорогу местами перерезали ручьи, благо большинство из них можно было перепрыгнуть. Гордей шел босиком, наслаждаясь тем, что может идти уверенно.

По сторонам от дороги лежали развалины. Многие со следами пожаров. Некоторым домам повезло во время землетрясения, но пожар их сгубил, оставив одни стены. Гордей решил, что при такой плотности застройки, огонь перекидывался по домам, как по головкам спичек. Пересохшие деревья, заборы и постройки вспыхивали мгновенно, как их сараи, сгоревшие без дыма и золы, как порох.

Ему попался гусеничный трактор, ржавый, как и все железо. Из-под его капота вытек расплавленный металл, застывший сосульками на раме, гусеницах, образовавший под трактором лужу. Металл покрылся окислами голубого цвета.

— И цветмет ржавеет. — Вздохнул Гордей. — А Харитон думает, что металла будет завались, успевай только ковать.

Хорошая дорога свернула в другую сторону. Гордей надел «лыжи» и сошел в грязь. Он выдохся примерно через километр. Остановился отдохнуть и заметил валуны, разбросанные тут и там. Подошел к одному, чтобы понять их природу. Валун походил формой на расплющенную о землю лепешку, имел шероховатую пористую поверхность и не напоминал ничего из того, что знал Гордей. Он сразу решил, что это вулканические бомбы, вылетевшие из жерла разверзнувшегося вулкана.

Чем дальше он шел, тем больше этих бомб попадалось. А вскоре вся поверхность земли стала такой же, как эти бомбы. Босиком из-за острых граней по ней идти было нельзя, поэтому Гордей шел в «лыжах». Для этого они не совсем были предназначены. Вулканическая поверхность стачивала ее, как абразивом. Однако, Гордей не мог оставить это место неизученным. Он хотел точно знать, что здесь случилось.

В какой-то миг дымка развеялась и ему открылась обширное черное поле в центре которого, в огромной воронке, горел огонь. Выбивался он из-под воды, залившей воронку наполовину ее размера. Огонь поднимался из нескольких мест водного зеркала. По центру горел устойчивый факел, а по периферии пламя срывалось, затем загоралось с хлопками. Запах сероводорода стоял в этом месте невообразимый.

Не сказать, что Гордей разочаровался в том, что не встретил людей, необычное явление, может быть, оказало на него даже большее впечатление. До сего момента он не видел ни вулканов, ни гейзеров, ни горящего над водой газа. Долго любоваться им он не стал, почувствовав, что ему не хватает воздуха. Его друзья из Зарянки помимо красочных историй ждали и более практичных результатов его вылазки.

Обратно он вернулся по своим следам. Не дойдя до окраины поселка, он решил, что будет исследовать его «змейкой», обходя каждую улицу, заглядывая в каждый подходящий дом.

Начал он с новостройки. В погоне за тщеславными попытками сделать дом больше, чем у соседа, люди пожертвовали своей безопасностью. Керамзитные кирпичи рассыпались под нагрузкой, сложившись бесформенной грудой под собственным весом. Гордей рассматривал в основном дворы, чтобы заметить в них что-нибудь интересное. Его интересовали погреба, подвалы и даже гаражи. Многие делали вход в погреб из них.

Гаражи еще держались, в особенности те, у которых был сварной металлический каркас или легкая деревянная конструкция. Примерно к концу первой десятки дворов ему улыбнулась удача, пустой гараж с закрытым творилом погреба. На полу гаража имелись следы стоявшей воды, так что Гордей особо не рассчитывал на то, что ему сразу повезет. Он поднял крышку. Вода в погребе стояла на самом дне. Теплый воздух из погреба сразу пошел вверх. Запах он имел довольно разнообразный, но вкупе, можно было сказать, что кулинарный.

Гордей спустился вниз по ржавой лестнице из толстого металла. Конструкция даже не дрогнула под его весом. Поживиться тут было чем. Запасливые хозяева держали достаточный запас консервированных продуктов. Банки частично лопнули, но большая часть пережила испытание температурой. Видимо, прошедшаяся волна жара не сильно затронула погреб. Пострадал он только от просочившегося внутрь кипятка, который провел повторную стерилизацию продуктов.

В сумраке Гордею показалось, что стены погреба имеют неровную форму. Он ощупал их и убедился, что ему это не кажется. Стены поплыли от влаги и едва удерживались кирпичными стенами. Чужие припасы, ставшие своими, надо было спасать. Это не входило в планы Гордея. Он повздыхал тяжко, после чего принялся поднимать наверх банки.

Вначале он ставил их рядом с творилом, но они быстро заполнили пространство вокруг. Гордей выбрался, отодвинул заготовки дальше, вернулся и достал еще больше банок всех форм и размеров. Хозяева, видимо, любили этим заниматься, батарея банок получилась внушительной. Гордей бросил себе в котомку три небольших банки, для еды и доказательства успешности своей экспедиции.

После душного и жаркого погреба на улице казалось прохладно. Гордей размялся прежде, чем продолжить обследование других подходящих дворов. Отошел от гаража, чтобы запомнить его. Понял, что они у многих сделаны одним подрядчиком, вернулся, нашел яркую зеленую тряпку и повесил ее в проушину для замка. Теперь он отличался от других.

Гордей оглядел дорогу, чтобы продумать свой маршрут. Лужи местами были шириной во всю улицу. Он увидел следы босых ног и решил, что тот, кто ходил здесь, наверняка помнил рельеф, выбирая места с неглубоким дном.

Гордея бросило в пот, когда до него дошло, что следы эти оставлены после последнего дождя, а значит им от силы несколько часов. Он простоял в ступоре не меньше минуты, считая следы наваждением. Когда они не исчезли, Гордей осторожно подошел к ним, боясь повредить, и рассмотрел. Нога была похожа на детскую или женскую, раза в полтора меньше ноги Гордея. Следы шли вдоль забора и уходили в воду.

Гордей направился по ним, разглядывая заборы и развалины, за которыми мог прятаться обладатель маленьких ступней. Он решил, что за ним могли шпионить давно, а то, что человек, или даже группа людей не пошла на контакт сразу, то могла задумать худое. Гордей сразу представил себя на вертящемся вертеле, подрумянивающегося с разных боков. Отец семейства стучал бы по рукам детям, пытающимся оторвать себе кусочек, и важно произносил:

— А ноги мы помоем и на холодец.

Подстегнутый разыгравшимся воображением Гордей оторвал от повалившегося забора штакетину.

Следы снова появились после лужи и грязными отпечатками на уложенной плиткой дорожке направились к развалинам дома. Гордей, стараясь быть бесшумным, направился по ним. Дому досталось серьезно, чтобы серьезно рассматривать его в качестве убежища. Какие-то причины у человека были, и одна их них, это завести Гордея в ловушку.

Видимо, ноги у человека обсохли, или он забрался на развалины. Гордей покружился немного, пока не наткнулся на потертые следы налета, присутствующего на всех поверхностях. Среди повалившихся стен имелся треугольный проход. Обладатель следов явно прятался там и намерения его были неясны. Гордей ни за что не полез бы в эту дыру, чтобы их узнать.

— Эй! Есть кто там? — Спросил он громко.

Тишина.

— Извините, я видел ваши следы и пришел по ним.

Он хотел рассказать про то, что он из Зарянки, но передумал.

— Я могу уйти и больше не вернуться. Мне интересно пообщаться с теми, кто остался. Я думал, что больше никого нет.

Из «норы» донеслась возня. Гордей отошел и встал в сторону от нее, крепко сжимая в руках штакетник. Вначале показались кисти рук, сожженные, в мокнущих болячках. Потом показалась голова в платке. Гордей расслабился, это была женщина. Он выбросил палку и помог женщине выбраться. Она поднялась, отряхнула одежду и смущенно посмотрела на Гордея.

— Привет. — Поздоровался с ней Гордей.

Это была молодая девушка. На вид ей было около двадцати. Симпатичное лицо, но девушка почему-то старательно прикрывала его платком.

— Здрасти. — Поздоровалась она.

Гордей без спроса взялся за край платка и отогнул его. Ее лицо глубже к голове тоже было сожжено и покрыто болячками.

— Бедняжка. — Поддавшись сильному чувству, он прижал ее к себе.

Плечи девушки затряслись в беззвучных рыданиях.