Патриот. Смута. Том 3

Глава 20

Дыма здесь было много. Очень много. Если вокруг острога он как-то еще развеивался на более-менее открытом пространстве, то между деревьями стоял настоящей стеной.

Пришлось вновь достать снятую ранее маску. Облил водой, промокнул, повязал. Спускался быстро по пологому склону в этом ночном мареве. Голоса слышались все ближе, особенно громогласные приказы Серафима. Люди вокруг работали. Валили деревья, рыли землю, расширяя уже имеющиеся укрепления, растаскивали, где это было нужно листву, и все, что могло гореть. Все они сейчас организовывали что-то вроде противопожарного рва — широкое пространство, метров пять.

Торопились, переругивались. Кашляли.

Труд был по-настоящему адским, помогало то, что здесь, по всей длине, уже были заранее вырыты фортификации. Их надо было чуть доработать, убрать деревья, на которые мог перекинуться верховой пожар, если такой случится. Этим бывшая посошная рать и занималась.

— Куда! Туда давай! Быстрее! Тащи! — Громкие приказы попа были слышны все лучше.

Впереди за цепочкой работающих людей все отчетливее виделись языки пламени. Огонь подступал.

Мужики, побросав бесполезные в этом бою копья, трудились, защищали острог от огня. Где-то дальше я видел присоединившихся к ним иных людей. Вроде бы пара казаков в темноте и думе рубила деревья. Видимо, там руководит Филка, только отсюда его неслышно.

— Воевода! Каха.

Наконец-то я добрался к батюшке.

— Остановим?

— С божьей помощью! От острога отсечем, потом расширим. — Лицо его было перемотано тряпкой, уже черной от копоти. Выражения лица не видно, только глаза горят. — Здесь затухнет, пойдет к старицам. А там болота. Там сильно не разгорится.

— Спасибо. — Я хлопнул его по плечу. Повторил — Спасибо, Серафим.

— Тебе благодарствую. Такое дело сдюжил! Кха… Даже не вериться. — Он вновь закашлялся. Закричал куда-то за спину. — Куда! Куда валите! Наверх надо, чтобы не перебралось пламя по стволу. Ироды! Наверх.

Раздались крики, ругань, скрип, а затем громкое «уух» и потом «бах». Дерево рухнуло, ломая другие, врезалось в землю.

— Вижу у тебя тут все схвачено.

— Работаем. Мужики-то толковые, оказались. Рук бы еще. Мало нас.

— Всех, кого мог, послал. Чершенские сейчас закончат, их тоже направлю.

— Добро. Казаки тоже работать хорошо умеют. — Серафим вновь закашлялся.

Протянул ему свой бурдюк. Там еще было прилично воды.

— О, за это благодарствую, воевода.

Он перекрестил меня. А я развернулся и быстрым шагом двинулся наверх. Шел, глядел по сторонам. Вроде бы победа над огнем складывалась. Отлично. Но силы Чершенских, как с татарами они покончат ночью — сюда нужно обязательно присылать.

Добрался до лагеря пленных. Здесь становилось еще более дымно.

— Давайте как их всех на противоположный склон! За лазарет! — Закричал я. — А то помрут еще.

— Сделаем. — Кивнул один из охранников. — Людей бы. А то, сбегут еще, пока водить будем.

— Григорий!

— Да, воевода. — Донеслось из дыма.

Подьячий и его люди работали как раз тоже здесь. Где-то еще тут же должен быть племянник воеводы.

— Бросай пока! — Отдал приказ. — Оставь пару человек, а остальными помогать пленных перегнать.

— Понял, Игорь Васильевич. — Чуть помолчал скомандовав. — Собратья! Вещи потом, татарву перегнать надо.

Из дыма вышло порядка пятнадцати человек, начали подхватывать татар, поднимать. Пинками гнали степняков на новое место. Тащили, понукая, толкая, крича. Те кашляли, но слушались. Убраться от этого места им самим давно хотелось. Уверен, каждый их этих басурман готов был отдать многое, чтобы вообще оказаться не здесь, а у себя дома.

Посмотрел на этот процесс с интересом. Никакой жалости, уважительного обращения с пленными здесь не наблюдалось. Это у князей и рыцарей вроде как принято, да и то… Не всегда получается и признается, могут и заморить в плену голодом и забить до смерти. Все от конкретного случая зависит. А тут — простые вояки. Зла на них у людей, часто страдавших от набегов, много.

Из дыма появился Ефим.

— Мы тоже поможем. — Проговорил, подтянул за собой свой отряд. — Мы своих пленных отведем и там сторожить людей оставим.

— Хорошо. Где Богатур?

— Да здесь вот. Дергается, гад. Удрать пытался, когда вели. Пришлось плетью промеж спины дать. — Парень закашлялся, тряпки налицо у него не было, не планировал я тащить эти силы сюда в дым и гарь. Продолжил, чуть переведя дух. — К дереву его привязали.

Махнул рукой, показывая направление.

— Пока гоняете, поговорю с ним.

— Не сгорим? — Обратился Григорий, раздавший своим людям приказы, а сам планирующий вернуться к имуществу. Как-то он с этой работой сроднился.

— Не должны. — Заверил его я. — Серафим сказал: с божьей помощью устоим.

Здесь мне пришла в голову мысль.

— Пошлите пару человек к Чершенким, поторопите. Пожар, если разгорится, всех накроет. Пускай людей приведут. Их много.

— Сделаем. — Григорий и Ефим переглянулись.

Люди начали выполнять приказ, а я подошел к знатному татарину, навис над ним. Он был раздет до исподнего. Какая-то широкая, светлая, непонятного мне кроя рубаха да штаны короткие. Ремень, шапку, доспех и все оружие изъяли. Даже сапоги сняли.

Молодцы, товарищи бойцы. Все верно. А то надумает еще удавиться или в обуви припрячет чего опасное. Ножик, как вариант.

Уставился на него. Лицо все в криви. Нос, видимо, я ему сломал и, возможно, несколько зубов выбил. Когда бил рукоятью сабли, как-то не думал о тяжелых последствиях. Ничего, шрамы украшают мужчину, воина. Порезы, которые я ему нанес, легко и просто перебинтованы отрезами его же одежды. Грязные, на них кровавые пятна. Мда. Ну хоть так. Вроде глубоких и опасных ран я ему не нанес, от такого помереть не должен. Организм закаленный, боевой.

Кашлянул из-под маски, заговорил медленно:

— Ну что, Богатур, Гирей Дивеев, поговорим. — Наклонился я над ним. Посмотрел в пылающие злобой глаза. Интонация моя не имела вопроса, потому что была уверенность, что иначе никак. Он со мной поговорит, хочет того или нет.

— Рус. Где мой мурза?

Я вздохнул.

За сегодня мне довелось убить в бою достаточно много народу. Бился, действовал зачастую на инстинктах. Кровь проливал, голову вон самому Кан-Темиру рассек. Но здесь больше уже с умыслом. Все же поединок был.

Переключиться на допросы было не так просто. А этот татарин провоцировал меня на агрессию. Зачем? Просто из своей дурости, горячности, гонора, пафоса или хочет действительно добиться быстрой смерти?

Нет, такой подарок я тебе не сделаю. Да и зубы… Пожалуй, выбито у тебя их вечером ровно столько, сколько надо. Больше — перебор.

Потратив пару мгновений на раздумья, проговорил:

— Здесь я задаю вопросы, бей. Или кто там ты? Родич Кан-Тамира? Кровник его?

— Нас многое связывает. Мы давали друг другу клятвы, делили с ним кумыс и мясо под этим солнцем. Мы бились бок о бок. Мы спасали друг другу жизнь.

Говорил пленник злобно, отрывисто, смотрел на меня с пренебрежением. Изучал.

Ага, ничего не понятно, в плане того в каком ты звании и статусе. Но, выходит, какие-то близкие люди. Можно сказать, друзья. Новость ему не понравится.

— Сколько вас сюда пришло? — Эта информация мне была очень интересна. Хотелось понять, скольких мы били, сколько ушло, и сколько было с самим Кровавым мечом. Вроде бы тысяча, но, кто знает.

— Рус. Спроси мурзу, он вождь, он скажет.

Да что же ты наглый та такой, а? Ну вот не хочу я тебе еще зубы выбивать. Но ты всеми силами стараешься. Огорчу тебя, может за языком следить начнешь.

— Он мертв, Богатур.

Смотрел ему в глаза и видел зарождающийся там страх. Удалось. Хорошо. Неужели ты думал, что Кан-Темир смог уйти. Удрал в Поле и вернется тебя выручать? Нет.

Проговорил, чуть помедлив:

— Ты здесь самый главный из все. Вроде как.

— Шайтан.

Ему явно не хотелось в это верить. А еще отвечать за всех. Бремя лидера тех, кто попал в плен, кто выжил, теперь ложилось на его плечи. В какой-то мере. Раз Кан-Темир мертв, то весь провал ляжет на его плечи?

— Он самый, Богатур, он самый. — Невесело улыбнулся. — Говори, сколько вас было.

Злобный взгляд буравил меня, татарин молчал. Затем опустил взгляд, отвел его, поник головой. Какие же вы упертые бараны.

— Послушай, я вижу ты отважный воин, Богатур. Я могу начать резать тебя. — Говорил это, а рука моя тем временем коснулась рукояти бебута. Чуть показал лезвие, оскалился. — Могу приказать забить плетьми. Могу начать казнить перед твоими глазами твоих верных воинов. Но, поверь, мне это не нужно. Я хочу отпустить тебя.

Он закашлялся от дыма. Вскинулся, ощерился, словно волк.

— Шайтан. Ты искушаешь меня. Пока Аллах не видит нас в темноте. Ты хочешь, чтобы я предал своих. Не бывать этому. Богатур, Гирей Дивеев верен хану и своему народу.

Глупец.

— Ой ли, ой ли. — Я от души засмеялся. Это даже не было игрой. В голове моей было знание, обличающее его во лжи. Отсмеявшись, продолжил. — Ой, татарин, Богатур. Насмешил.

Он в ярости дергался, не понимал, что происходит. Шипел, рычал, тянул путы, что доставляло ему еще большую боль.

— Не дури. — Резко схватил его за подбородок, сдавил, поднял голову так, чтобы смотреть глаза в глаза. Заговорил холодно. — Я знаю, что вы с Кан-Темиром хотели заманить Дженибека Герайя подальше на север, а там устроить переворот. Убить сына хана, хоть и приемного… — Сделал короткую паузу. — И ты Богатур, говоришь о верности своему народу и хану. Лжец.

Резко отпустил, толкнул голову в сторону, распрямился.

— Шайтан. — Зубы татарина аж заскрипели.

— Я отвез сыну хана подарок. — Продолжал говорить с презрением. — Тутай Аргчин, ваш славный разбойник. От него я узнал много…

Здесь я, конечно, покривил душой. Тутай был крепким орешком, молчал. Но и без него я узнал многое и понял прилично для того, чтобы построить логику заговора. Говорил дальше:

— Уверен, сын хана умеет развязывать языки. И Тутай многое ему рассказал. Так что… Это сам Дженибек Герай поручил мне убить твоего мурзу.

Продолжал немного искажать информацию, но в целом — плевать. Нужно было говорить так, и я это делал. Пленник молчал, глаза опустил. Чувствовалось, что решительность его уходит. Его поймали, раскусили, вывели на чистую воду.

То, что я раскрыл его самого, и планы его господина сильно ударило по самообладанию.

— Я все равно умру. — Проговорил он после паузы. — От твоей руки или руки людей Дженибека Герайя.

О, смирился. Уже не так яростен и напыщен. Ответил ему:

— Это знает только бог. Сейчас, если ты скажешь мне все, что я хочу знать, то обещаю… Я отпущу тебя. Пожалуй, завтра или через день. Мне нужен кто-то, кто доставит весть сыну хана. — При этих словах Богатур встрепенулся, уставился на меня. А я буравил его взглядом, изучал. — Ты, думаю, подходишь. И, тогда, возможно, он помилует тебя. Раз ты привез хорошие новости и подарки для него. Мне же не нужна твоя жизнь. Я уже сломил тебя и твоего мурзу.

Он вновь скрипнул зубами. Выругался на своем какой-то непонятной фразой. Может, опять про собак. Ну да ладно, раз не понял, не буду ему второй раз нос ломать.

— Говори.

— Нас было тысяча и еще почти одна. — Прошипел пленник сквозь зубы.

Начало положено. Вот и все, теперь ты весь мой. Но, я усомнился в его словах:

— Что-то вас сюда больше пришло. Семь сотен под твоим руководством было на просеке. Может даже тысяча. А может, и больше. Не знаю, резерв мог удрать. Правый фланг около тысячи и здесь по центру. — Я посмотрел на него задумчиво. Думаю тысячи две точно.

— Беи. — Он произнес это пренебрежительно. — Трусливые псы. Те, что пришли грабить и убивать, но не воевать.

— Понятно.

Я так и думал, именно поэтому мне удалось опрокинуть их, сломить боевой дух.

— Утром покажешь всех их. Всех, попавших в плен знакомых тебе аристократов.

Он, видимо, не понял последнего слова.

— Богатырей, беев, мурз. Людей имеющих вес.

Он с шипением кивнул. А я перешел к еще одной очень интересной теме:

— Что про девку знаешь?

Он уставил на меня удивленно.

— Я плотно поговорил с атаманом Борисом. Он выдал все, все, что знал. Но, этого мало. Думаю, вы тоже кое-что знали. Ты и твой мурза. — Говори.

— Русские должны были в Серпухове нам ее передать.

Ага, он тоже что-то знает.

— Вам? Не ляхам? — Специально сделал удивленное выражение в голосе.

— Шайтан. — Выругался он, скривился. — Ваши бояре, такие же хитрые, как наши мурзы, что возле трона. Они все делают свое. Все делят что-то. А мы… — Он шмыгнул разбитым носом, закашлялся, вдохнув много окружающего нас дыма. — Мы воюем, кровь льем, жизни отдаем.

— Кто?

— Встречать нас должен был Лыков-Оболенский. А делается все от имени Князя Ивана Федоровича Мстиславского. Большого человека. Почти… Хана.

В целом, все подтверждалось, сказанное лишь дополняло прошлую информацию.

— А деньги выделял Шуйский?

— Нам? Нет. Хану да. Мы же хотели сделать все по-своему.

— И что вы хотели, какой план?

— Я простой воин, рус, простой. Я даже не бей. Я Богатур. — Он покачал головой.

— Я тебя понял, Гирей Дивеев. Как и говорил, жизнь твоя, мне не нужна. Расскажи все, что касается девки и людей вокруг нее. Все, что знаешь, и я отпущу тебя. С письмом и подарками к сыну хана. Возможно, он оставит тебя в живых. — Сделал паузу, чуть обдумал ситуацию, продолжил — Ты же знаешь, хан болен. Дженибек Герай должен вернуться в Крым сейчас или, что?

— Это наши дела, рус. — Процедил сквозь зубы пленник.

— Видимо, есть какой-то другой преемник хана. В целом, что у вас там, в Бахчисарае твориться, мне плевать. Как воин воину говорю. Давай, Богатур, рассказывай. Ты хорошо бился, и я не хочу убивать тебя.

— Шайтан. — Процедил он сквозь зубы.

Сломался и поведал мне в общих чертах все, что я и без того знал или о чем догадывался. Весь заговор против Шуйского обрастал новыми подробностями. Девчонку хотели выдать замуж за сына Хана. По словам Богатура. Это казалось каким-то бредом, но пленник уверял, что идея была в том, чтобы вернуть власть орды на земли Руси. Чушь какая-то. Степняки сами несвободны. Давно. Они вассалы Турции. Как какой-то, даже не хан, а мурза, предводителя которого ставит султан, может стать правителем иного, хоть и ослабленного смутой, но все же могучего, независимого царства?

Почему Кан-Темир уверовал в это?

Задал еще несколько не столь важных, а больше технических вопросов и завершил допрос.

Распрямился. М-да. Оставшимся в живых людям Кан-Темира не позавидуешь. Их обвинят в поражении, предательстве, скорее всего, убьют. Имущество, обоз, что везли на запасных лошадях — все эти юрты и прочий скарб, разделят между собой бежавшие беи. Часть отойдет сыну хана. Преданные своему лидеру бойцы попадут в немилость. Возможно, их перережут.

Может, как-то получится это использовать? Как? Нанять их? Да они перережут нас и уйдут… Куда? В Поле их ждет незавидная участь, раз они предатели. К своему лидеру, который все это организовал? Кстати, а где он сейчас? Насколько для меня это важная информация?

Ладно, об ином думать надо. О более срочно.

Осмотрелся. Дыма казалось, стало меньше.

Говорить с атаманами и сотниками, но они все в работе. Лучше до утра оставить. Чершенские? Их точно надо бы повидать и отправить помогать с пожаром. С самим Иваном я пока так и не познакомился. Все переговоры велись через Василия. А он своеобразный малый.

— Воевода. — Это был Тренко. Чумазый, грязный, растрепанный.

Закашлялся.

— Собрат, ты откуда, что с тобой? Ты же при пленных был?

— Да я это… Людей здесь поставил, а сам к Филарету. На подмогу. Тушим. Вроде остановили. Кха… — Он сплюнул. — И сразу к тебе.

— Что потери, что люди?

Он уставился на Богатура, сидящего привязанным к дереву у моих ног. Потом взгляд перевел, глянул на тех, которых уводили сейчас от дыма. Осталось их здесь немного, все же допрос я вел достаточно долго и почти всех уже перегнали на северный склон холма.

Григорий и его малый отряд уже таскали имущество. Его оказалось слишком много, и нужно было хотя бы занести в сам острог, чтобы хоть как-то оно под присмотром было. Перевел взгляд на меня:

— Небольшие, воевода. Но лучше утром. Сейчас пламя остановим, дозоры выставим и отдыхать. Это был тяжелый день.

— Да. — Согласился с ним.

— Что за птица? Еще один мурза? — Кивнул на Богатура.

— Нет. Богатур. Вел левый фланг.

— Ясно. Точно, ты же с ним бился. Пока мы татар к реке давили. — Он оскалился, плюнул под ноги пленнику. — Получил, рожа басурманская.

Показал ему кулак.

— Возвращайся. — То что он покинул пост мне не понравилось. Да, огонь дело важное, но и пленные, дело ответственное. Людей поставил, а сам? Проговорил холодно. — Принимай всех этих пленных, за них головой отвечаешь. Выставь караулы, следи, чтобы не удрали.

Он криво улыбнулся.

— Все поручения. Сделаю, воевода. Для тебя, что угодно сделаю. — Уставился, спросить хотел чего-то и здесь решился, произнес. — Дай я тебя обниму, позволь.

Я рассмеялся. Напряжение как-то сразу ушло.

— Давай.

Он хлопнул меня по бокам, заключил в объятья.

— Татар побили, воевода. Ты пойми Игорь Васильевич, пойми! Татар побили мы!

— Знаю, Тренко, знаю. Но это только начало.

Довольный, он поднял Богатура, лицо которого при услышанном разговоре исказилось, наполнилось неприязнью. Толкнул перед собой, руки заломил. Повел туда, куда всех их увели. Я двинул следом.

По-хорошему мне бы отдохнуть, раз с пожаром все решилось или Чершенских искать идти. Чтобы направили людей огонь тушить.

Или сами придут.

Вышел к лазарету, осмотрелся. Тут все было уже достаточно тихо. Раненные спали, отдыхали. Девушки возились с бинтами. Несколько человек помогало с кострами, поддерживало огонь — легкораненые, преимущественно.

Все же основная масса воронежского войска сейчас занималась тушением пожара.

— Ванька! — Выкрикнул я.

Парень оторвался от своей надзирательной за лазаретом функции. Рысцой подбежал.

— Чершенские где?

— Не ведаю, хозяин. — Он был весь бледный, но какой-то возбужденный. На нервах.

Черт, придется идти их, что ли, самому искать ночью.