Патриот. Смута. Том 3

Глава 13

Я бежал вперед.

Волна отступающих, плохо снаряженных и вооруженных мужиков из посошной рати должна была мотивировать татар к атаке. Слишком уж желанная добыча для озлобленных потерями и воодушевленных прорывом людей. Сейчас, вот-вот они должны добраться до дымящих наших укреплений, быстро сломать их, разметать, просочиться в проломы. И понестись вдогонку нам, казалось бы, паникующим и оставшимся без прикрытия.

До второй линии укреплений нам оставалось еще половина пути, как за спиной я услышал характерные звуки падающих настилов. Щиты опрокидывались. Враг рвался в просеку, вливался через узкие, никем не прикрываемые щели в обороне.

— Алга! — Разнеслось над небольшим полем боя.

Смотреть некогда, нужно отступать, выманивать их на себя, торопиться.

— Алга!

Свистнуло несколько стрел, кто-то из мужиков слева закричал и рухнул ничком. Что с ним? Понять это нет времени. Сзади раздались крики, команды. Простые бойцы ликовали, улюлюкали, готовились мчаться нам вслед. Они радовались своей победе. Их предводители призывали к порядку, строили людей, тратили считаные секунды на наведение хоть какого-то порядка.

Секунды. Сейчас они понесутся за нами. Я — их главная цель. Они же видят доспешного, удирающего прочь, и не одного. Захватить воеводу! За такое мурза вознаградит, озолотит и приблизит отличившегося воина.

Но, хрен там!

Вы главное поверьте в свои возможности, а дальше… Рога-то ваши очень быстро обломаются. Только не ждите! Только вперед.

За спинами раздался дробный стук копыт. Ура! Свершилось! Они пошли на приступ. Пускали коней в разгон. Не стали ждать и пускать в ход луки.

Удалось, мы заманили их.

А вот и вторая линия. До нее рукой подать.

Пробежав еще несколько метров, я осознал, что вот-вот мои передовые, самые прыткие бегущие начнут прыгать через ров, бежать дальше. Добрались!

Резко остановил, развернулся, вскинул аркебузу, с которой бежал вверх.

— Стоять!

Кто-то слушался, останавливался, поворачивался. Трясся, но выставлял перед собой копье. Кто-то перемахивал вырытый ров, в котором прятались стрельцы, несся дальше. Это хорошо, это отлично. Настоящая, считай, неподдельная паника.

— Стоять!

Серафим был рядом со мной. Раскрасневшийся, пыхтящий. На лице боевой задор в глазах ярость. В руках у него все та же аркебуза. Он спешно начал ее перезаряжать, не обращая внимания ни на что вокруг. Взгляда было достаточно, чтобы понять — этот человек мастерски умеет это дело.

Ефим и Пантелей отставали. Племянник воеводы из-за раны двигался медленнее и здоровяку, который и так был не очень хорош в беге, приходилось помогать товарищу. Тащить его. А конница уже начинала движение в нашу сторону.

Черт, могут и не успеть.

— Стоять! — Закричал я в третий раз.

Сам рванулся навстречу этим двоим и прочим отстающим, которых было не так уж и много. Все же — в доспехе бежать ощутимо тяжелее, хотя люди служилые и привычны к этому.

Потрясал разряженным оружие, махал руками. Делал вид, что останавливаю людей своим примером. Все для того, чтобы татары уверовали в наш разгром и в очередной раз увидели меня — столь желанного для пленения воеводу.

Время на поле боя как будто встало.

Посошная рать делала вид, что готовиться к последнему судорожному и бессмысленному сопротивлению. Примерно половина бойцов перепрыгнули ров, пробежали по сооруженным настилам и удирали дальше на север по просеке к переправе. Их паника была неподдельной. Им действительно было страшно. Те, что покрепче и бесстрашнее остались здесь. Вся их смелость строилась на вере в меня и в то, что я говорил им.

Сказал воевода — татары до нас конными не дойдет, так тому и быть. Стрельцы же рядом. Вот, прямо перед носом в яме сидят. Тюфяки готовят.

Хорошо, много их. После боя в действующую армию переведу.

Человек шестьдесят ощетинились копьями, сгрудились в несколько кучек по десять-двенадцать человек. Ждали, казалось бы, удара татарской конницы. А та, после преодоления полыхающей и дымящей стены щитов вновь неслась на нас.

Внутрь между огненной линией щитов к нам втягивалось все больше и больше. Если первый удар был нанесен парой сотен, то сейчас за ней, восполняя потери от перехода по пространству, полному спрятанных кольев, подтягивались прочие отряды.

Хорошо, отлично. Чем больше, тем лучше.

Уже пол тысячи идет на нас. Единым порывом. Основные силы не отстают за авангардом. Отлично.

Все это я увидел и осмыслил за считаные секунды.

Добежал. Я перехватил у Пантелея бледного Ефима, подставил ему плечо.

— Уф. — Вздохнул здоровяк, весь красный и мокрый от пота. — Уф…

— Чего тебе дома не сиделось, Фима! — Вырвалось у меня как-то само.

Парень покачал головой, ничего не сказал. Бледный как мел, ногами перебирает невпопад. Черт, что-то ему совсем плохо. Чуть присел, схватил его, подкинул. Взвалил на плечи, как раненного бойца, понесся к нашим позициям.

— Да что же ты меня…

Остальное пропало в тряске. Ефим что-то ворчал, но я не слушал. Некогда отвлекаться на всякие причитания юнца, решившего стать героем. За спиной слышался топот конских ног. И он все ближе.

Татарская легкая кавалерия разгонялась, шла в атаку. Сейчас вот сейчас, еще немного.

Кто-то из них влетал в нарытые ямы, падал. Лошади ржали, стенали от боли. Люди кричали, ругались. Но накопали здесь мы довольно хитро.

Тащил Ефима, увидел готовящихся в овраге стрельцов. Они возились, хоть и пытались выглядеть незаметными, как я приказал. То здесь, то там к небу от позиции поднимались небольшие дымки.

Конница уже не могла остановиться. За спиной набрала скорость.

Добежал. Швырнул Ефима на землю, развернулся.

— Ааа! — Орал кто-то из ополченцев, выставляя вперед свое копье. — Ааа!

Я понимал его. Черт, это действительно было пугающе.

В голове промелькнули воспоминания.

В прошлой жизни я видел, как на меня шел танк, видел несколько БТР движущихся на наши позиции. А сейчас — конная лава. Да без должной подготовки, новобранцы могли просто навалить в штаны. Сотня идущих достаточно плотно, рядом друг с другом всадников неслось на нас. можно лица различить, морды лошадиные. Какие-то мгновения и последует удар.

— Давай!

Земля под ногами дрожала, копыта выбивали пыль…

И тут из-под земли, словно по мановению волшебной палочки поднялись колья. Стрельцы потянули, поднимая их примерно под тридцать градусов. То, что было спрятано и присыпано песком, дернулось и преградило путь атакующим.

Следом на бруствер вытолкнули те самые тюфяки, близ которых стояли опытные затинщики, готовы палить.

Посошная рать, что ранее стоявшая с копьями, прыгала в окопы, приседала, продолжая держать копья, сжималась.

А я, стоя в полный рост, выпятив грудь, смотрел вперед.

Враг, набравший разгон, паниковал. За метров тридцать до контакта с резко поднятыми кольями, в татарском строю начался полный кавардак. Кони отворачивали, вставали на дыбы, скидывали своих седоков. Они не хотели умирать и спасалиськак могли. Часть, что шли слева или справа пытались уйти, сманеврировать. Те, что были по центру, судорожно тормозили. Люди орали что-то несвязное. Сзади в них влетали те, что шел на полной скорости. Сбивал. Люди и животные падали. На них напирали, налетали идущие следом. Топтали тех, кто оказался бит на землю.

Все это стало настоящим хаосом.

Первые ряды смешались, а задние так быстро не поняли, что произошло.

Но, надо отдать должное татарам, до кольев не дошла ни одна лошадь. Они, идущие налегке, смогли, хоть и не без потерь остановиться метрах в десяти — пятнадцати. Сломали строй, калечили друг друга, вминали в грязь павших. Но все лучше, чем бездумно влететь в строй длинных заточенных бревен, нанизаться на них словно бабочки.

Но, колья — лишь первый акт.

— Пали! — Выкрикнул я совершенно безжалостно и даже с какой-то злорадной ухмылкой на лице.

Они попались, значит — они умрут.

Шесть тюфяков выдали нестройный залп. По ушам дало так, что казалось, совсем немного не хватило до контузии. Огрызки металла — импровизированная дробь из кусков рубленых гвоздей полетела во врага, поражая его первые стоящие ряды. Казалось бы — миг и они смогут оправиться, восстановить порядки, заместить павших. Возможно, отступить, имея преимущества в маневре, и начать опять обстреливать нас издали. Но нет. Шесть мощных дробовиков, девствующих каждый примерно на тридцатиметровом пространстве, сделали свое дело.

Первые линии вновь застегали от боли. Смешались кони люди. Все как у Лермонтова в Бородино. Залп в такой близи поразил многих и добавил в сердца уже дрогнувших духом паники.

Дальше работа была за стрельцами.

Пара мгновений ушло на то, чтобы побитые картечью рухнули, открывая сбившуюся толпу живых и начавших паниковать всадников. Полсотни аркебуз тут же выдало стройный залп.

Над второй линией обороны поднялся пороховой дым, окутывая ее непроглядным маревом. Сколько русских там, есть ли еще сюрпризы? Вперед, басурманы, проверяйте!

— Коня! — Выкрикнул я полуоглохший. — Вперед!

Оставшиеся до этого времени близь меня бойцы из посошной рати рванулись вперед. Выскочили за пределы копий, устремились к павшим, раненным, стонущим, пытавшим выбраться из-под убитых скакунов татарам. Не ждал я от вчерашних крестьян такой прыти и злости. Они, видимо, поняли, что впереди ослабленный и обреченный враг. Нужно добить его, вселить панику в тех, кто шел следом.

— Серафим! — Увидел тоже рванувшегося вперед попа. — Копейщики на тебе!

— Воевода! — Он ответил, давая понять, что услышал.

Тем временем из капонира мне вывели моего верного скакуна.

Стрелец, тот самый полусотенный, что руководил ими, улыбался злобно и яростно. Быстро передал узду и начал возиться с аркебузой.

— Перезаряжайте и вперед, тесните их к берегу, сейчас конница ударит. Дальше по ситуации.

— Сделаем. — Он не отрывался от перезарядки, добавил. — Воевода.

Я кинул свою аркебузу какому-то мужику из посошной рати, что возвращался из-за рва. Тот поклонился, чуть ли не в землю. Благо на колени не рухнул. Мне заряжать некогда, а ему сгодится.

— Бей басурман. — Сказал резко.

Взлетел в седло, толкнул скакуна пятками, понесся налево, вдоль укреплений, сквозь дым. К холму. Из ножен саблю выхватил. Справа от меня на просеке творился настоящий хаос, даже ад. Крики боли, стоны, проклятия, ржание лошадей и хрипы. В нос бил запах жженого пороха, смешивающийся с кровью. Первые ряды татарской конницы пали. Часть была затоптана своими же, а часть расстреляна впритык из тюфяков и аркебуз.

Те, что шли сзади налетали на трупы и раненых, тормозили, сбились с темпа не понимали, что делать. Управление потерялось. Первыми шли беи и они погибли. Кому управлять идущими во втором эшелоне? Что делать?

То ли рваться дальше, то ли отступать. Сзади напирали еще отряды. Началась неразбериха.

Я все это видел, но понимал — ждать нельзя. Считанные мгновения и опытный командир сможет организовать хоть немного продуманое отступление и тогда долгий позиционный бой. Или бегство, из которого уйдет в Поле много тех, кто потом сможет вернуться.

Нет, этого допускать нельзя.

И здесь в ход пошел еще один мой козырь.

Из леса выдвинулись, вышли прямо во фланг атаковавшей по просеке татарской коннице две сотни моих конных бойцов. Я видел их строй, торопился к ним.

Яков Семенович Ключев и Тренко Чернов ждали своего часа. Их отряды я укомплектовал по полной. Каждый разделен на две части. Кто более опытен в конной сшибке получил кольчугу и пику. Это, конечно, не крылатая гусария, но вполне себе средняя кавалерия, готовая бить бездоспехных, легких врагов прямым ударом, сбивать их с позиций, рассеивать. Вторая половина, более опытная в стрельбе, снаряжалась аркебузами. У всех также были пистолеты и сабли. Именно для них я раскрыл воронежский арсенал. Выдал по описи, все четко под отчет. Отчего Григорий и пропадал в городе так долго и смог присоединиться к подготовке обороны уже на самом завершающем ее этапе.

Первая линия — стрелки.

Сотня пистолей выдало стройный залп, и начавшие было перестраиваться татарские отряды вновь падали на землю. Весь правый фланг наступления истекал кровью, как меньше минуты назад авангард.

Следом, почти сразу, громыхнула сотня аркебуз. Это оружие было более дальнобойным. Досталось уже центру смешавшегося татаорского войска.

Отстрелявшиеся стрелки остались стоять, а через их свободный строй прошли доспешные. Сплотились на направлении главного удара. Две полусотни бронированной конницы против паникующих, побитых и ничего не понимающих татар.

Я видел это все с фланга атаки. Заходящее солнце отсвечивало на бронях русской рати, и она двинулась вперед. Неспешно, не переводя коней в галоп. Шла как волна, разила пиками тех, кто еще выжил, пытался встать. Топтала конями, массой своей давила на врага, прижимала его к берегу Дона.

Две полусотни стрелков в этот момент перезаряжали свой огнестрел. Минута и они вновь будут готовы рваться вперед, бить, догонять противника и втаптывать его в грязь. Отряд преследования тех, кто замешкается и решит отступать в последний момент.

Татары уже после первого нашего залпа запаниковали, замешкались, ряды их сбились. А получив еще две сотни выстрелов во фланг, окончательно впали в хаос.

— Ура! — Дружно грянула сотня глоток, наращивая темп и давя на узком пространстве оставшиеся силы степняков. Рассекая их надвое.

В бой также вступили стрельцы, что до этого были левым краем первой линии обороны. Они били в тыл, разворачивающейся и паникующей коннице. Да, их было немного. Два десятка, но сам факт стрельбы в тылу добавил ужаса в головы каждого татарина, находящегося в этом мешке.

Бьют отовсюду. Везде русские! Сколько же их? Должны бить жалкие сотни голозадых холопов, а здесь… Они просто везде! Они отлично вооружены! Они убивают нас! И убьют всех!

Это сводило с ума, заставляло паниковать и поворачивать коня назад.

И я рассчитывал на это. Желал всем сердцем, чтобы каждый из тех, кто пришел сюда, мыслил именно так, а не иначе. Это моя земля! вам здесь не рады и вам тут не место!

Тем временем я, пройдя по тылу атакующей доспешной конницы, махнул рукой перезаряжающимся стрелкам. Они еще не были готовы, нужно ждать, но недолго. Поторопил их.

Приметил среди прочих Григория, возящегося с пистолетом, направил скакуна к нему.

Бой превращался в избиение, нужно было действовать дальше по плану. Собрать людей, вести их против основных сил. Эти, что либо бегут, либо жмутся к камышам — уже не бойцы. Но, вряд ли здесь сам мурза. Кровавый меч штурмует холм. Можно голову дать на отсечение.

И мне нужно туда.

Левый берег Дона. Сразу за первой линией горящих русских укреплений

Богатур, Гирей Дивеев поднялся на стременах.

Его трясло. От злости, непонимания, накатывающего волнами ужаса.

Совсем недавно он испытывал невероятную радость и воодушевление от осознания того, что вверенные ему и столь плохо сплоченные друг с другом отряды прорвали хлипкую оборону. Они все, наплевав на приказы мурзы, двинулись в бой. Показали себя отлично.

Первыми ударили те, кто так жаждал ближнего боя и славы. Русские, казалось, дрогнули. Они бежали от своих укреплений. Неслись прочь, не ведая, что так их ждет только сметь. Словно испуганный скакун, бегущий из-под защиты человека, когда на них нападает волк.

Но…

Смотря на то, что происходит от разрушенных и дымящихся щитов, Боагтур приходи в ужас.

Татарская конница, понеся незначительные потери на переходе через подступы к щитам, прогнала врага. Авангард, спешившись, растащил проходы. Отряды, овеянные славой и впечатленные успехом, втянулись туда. Считанные мгновения ушли на то, чтобы построиться хоть как-то. Ведь им не противостоял враг. Просто надо было догнать и убить беглецов!

Они понеслись вперед, горячие и жаждущие победы. Чувствующие ее вкус.

И тут случилось нечто ужасное.

Что, за спинами бьющейся в агонии мешаниной конских и людских тел он не знал. Не понимал, как так быстро все поменялось. Смотрел и не видел. Слышались выстрелы пушек. Аллах, как русские смогли их перевести сюда так быстро? Затем стройный мушкетный залп. И…

Идущие вперед неровными рядами татары смешались, запаниковали.

Ужас в душе Богатура рос от осознания того, что с фланга из леса, выдвинулась русская конница. Первая сотня всадников дали залп, потом еще один. С такого расстояния это нанесло ужасные потери, проредив всех тех, кто пытался отвернуть от боя и отступить.

А спустя мгновения через неплотный строй стрелков выдвинулись еще бойцы. Доспешные, в бронях, с пиками. Сотня, не меньше!

Паника авангарда дополнилась смятением от внезапной атаки во фланг.

Богатур видел отсветы солнца на их доспехах, блеск пламени на остриях их копий. И сердце его замирало. Он понимал — это конец. Все, как тогда, четыре года назад.

Что он мог сделать?

Рядом были его тельники. Одиннадцать самых верных и преданных ему людей, которых он использовал как связных. Это были славные бойцы, лично отобранные им.

Богатур повернулся к самому молодому из них.

— Скачи к мурзе, скажи, что… — Он сам не узнал своего голоса. Безжизненный, пустой.

А что говорить? Сможем ли мы сдержать эту вроде бы малую, но столь смертоносную силу врага? Все повторялось. Что там, в битве у безымянного хутора, крылатая гусария малым числом вкатала их в грязь, что здесь…

Парень с ошалелым, ничего не понимающим взглядом, смотрел на своего господина.

— Скажи мурзе, что беи ударили через стену и полегли здесь все. — Он сжал эфес своей сабли. — Скачи и скажи ему, что русские зайдут с тыла. Быстрее!

Он кивнул и с хода погнал коня в галоп.

Сам же Гирей Дивеев переглянулся с оставшимися верными ему воинами. Мурза не простит ему такого поражения. Возможно, помилует, если он сам сделает все, что только в его силах.

Он толкнул коня ногами, выхватил саблю и двинул свой малый отряд во фланг начавшей наступать бронированной русской конной сотне.

— Алга! — Что есть силы выкрикнул он, пытаясь увлечь за собой отступающих, бегущих с поля боя, собрать хоть кого-то. Но, почти все, кто мчался мимо, обезумели от страха.

— Алга!