Перед тем как идти вниз на помощь казакам, я потратил несколько секунд. Поднял знамя мурзы. Оно пригодится. Сейчас нес его, сжимая древко левой рукой.
Мы обошли острог, собрались вблизи его ворот.
Здесь формировался наш госпиталь. Но времени смотреть, как в нем идет работа, не было.
— Заряжаем!
Замерли на несколько долгих мгновений, чтобы все бойцы, идущие сейчас со мной, перезарядили аркебузы и пистолеты у кого они были.
Я, тем временем, вышел чуть вперед. Осмотрел сверху то, что творилось ниже по склону. Отсюда открывался хороший обзор на проторенный подъем на холм со стороны пирсов. Виделся организованный и недавно сломанный нами брод. На середине пологого склона холма дымила наша артиллерийская батарея, которая била во фланг выступающей из густого леса татарской массе.
Огнем руководил лично Филка. Лучшего специалиста в артиллерии у меня не было, и я знал, что этот человек справится с поставленной задачей.
Ниже на подступах к бродам шел бой. Вышедшие из густого в более редкий, часто хоженый и расчищенный от сушняка и валежника лес, отряды степняков уперлись в укрепления. За надолбами и деревянными щитами стояли и встречали их донские казаки.
Татары были измотаны встречным боем и ловушками. Идя в обход, сотни степняков, постоянно подвергались атакам малых групп наших сил под командованием братьев Чершенских. Били аркебузы и луки, срабатывали ловушки. Бревна, мешки с песком падали на головы. Люди проваливались в волчьи ямы. Наступали на прикопанные в земле колья. Здесь взрывов я не организовывал. Слишком много огня, слишком опасно все это потом не затушить и не уступать отойти вместе с раненными и пленными. Одолеть врага и сжечь весь свой успех.
Надеялся на долгий путь через густой, почти нехоженый лес.
По моим прикидкам и без взрывов моральный дух татарского правого фланга должен был прилично упасть.
Казаки умели воевать в лесу. Партизанская война, в целом — их привычное дело. Наскок и отход, знакомая тактика. Степняки, привыкшие к бою в седле, оказавшиеся в этом «вьетнамском» аду, страдали не только от потерь, но и подавлялись морально. Когда из-за каждого дерева ждешь атаку, каждый шаг сулит ловушку тебе или тем, кто идет рядом — это сводит с ума.
Сейчас татарские нестройные ряды пытались преодолеть последнюю линию обороны. Из-за нее копьями и редкими выстрелами карабинов отбивались казаки. Они тоже были измотаны. Две сотни, отступая через лес, постоянно вели бой. Это нелегкая работа. Постоянно выходить из-под удара. Заманивать, обманывать. Они также несли потери. А еще четыре сотни — подошли только-только. Примерно в одно время, как и силы Кан-Темира. С марша заняли укрепления и дожидались врага. Шли весь день, торопились.
Это тоже сказалось на их боеспособности. Отдохнуть они смогли совсем недолго и вот враг уже перед ними.
— Вперед! — Поднял я вверх свой карабин, тряхнул им, призывая в бой.
И мы двинулись вниз по склону.
В левой руке тащил копье, на котором было прикреплен стяг мурзы — треугольное белое истерзанное полотно с черной птицей. Надо показать этим степнякам, что их лидер пал. Это сломает их окончательно, полностью выбьет из колеи.
Уверенность в том, что стройного залпа и павшего флага хватит, чтобы обратить врага в бегство, жила в моем сердце.
Примерно полсотни стрельцов, столько же бывших кавалеристов — дворян и детей боярских впереди. Вторым эшелоном еще сотня с небольшим сборная солянка из воронежских казаков, что присоединились к нам.
Итого, больше двух сотен стволов, что залпом должны опрокинуть степняков в бегство.
Пушкари, услышав со своей позиции, что к ним кто-то идет, озирались, занервничали. Но, увидев знакомые кафтаны и привычные русские лица, вернулись к работе. Продолжили перезарядку и наводку орудий.
— Филка! Как оно! — Прокричал я на подходе.
Видел, что он раздает приказы. Сам направляет людей, старается изо всех сил.
— Палим, воевода. Во фланг бьем. — Сотник над пушкарями был собран и напряжен.
Все же он не был человеком военным. Больше зодчим и инженером, сейчас ему было явно не по себе. Опасался, что татары полезут на холм, и придется биться врукопашную.
А часть их уже разворачивалась для этого.
— Молодец! — Выкрикнул я. — За мной!
Бойцов повел чуть левее, чтобы не попасть под выстрелы орудий.
Татары, ведущие бой и разворачивающиеся для атаки батареи, заметили наше приближение метров за сто. Все же здесь лес был редким, светлым, и даже в поздних вечерних сумерках они разобрали, что это не им идет подмога. А их противникам подтягивается резерв.
Раздались крики, началась легкая паника.
Беи, стоящие на флангах, не ожидали, что между ними и оружиями появится две сотни вооруженных бойцов. Строй дрогнул, по нему пошли волны. Кто-то призывал к отходу и сам пытался убраться отсюда подальше.
Это дало нам фору и возможность подойти ближе. Враг выпустил в нас всего несколько стрел и, судя по их действиям, уже не планировал активного сопротивления. Единое командование сломалось.
Казаки за укреплениями, почувствовав слабость татар, выдали громогласное.
— Ура!
Они принялись сражаться с большим воодушевлением и остервенением. Вот-вот и перейдут от обороны в наступление. Раздвинут щиты и начнут теснить степняков.
Я вел людей дальше, вниз. Бить лучше всего с близкой дистанции, чтобы вселить ужас. Двумя линиями.
Пятьдесят метров… Еще немного. Тридцать. Примерно так.
— Строй! — Закричал громко. Остановился. Добавил. — Первый ряд, колено!
Конечно, после пробежки вниз по холму, какого-то сверх четкого построения не вышло. Люди шли вразнобой, не держась плеча сотоварища. Но те, кто не видел перед собой соотечественников, понимали — вырвались вперед. Они припали, вскинули аркебузы.
Те же, что были за ними кое-как встали в линию, не очень плотную.
Мне получилось подвести людей очень близко. Предельно, чтобы татары не успели выйти из ступора, в который впали, и кинуться в безумную атаку.
Им сейчас было страшно до жути. Смерть смотрела на них с наших позиций. Стоящие перед нами во всех тех же метрах тридцати попятились. Плотное построение врага развалилось.
Миг.
Пока попасть по густому скоплению еще не так уж сложно. Да, может, многие пули ударят в одних и тех же людей. Неважно, задача маневра и залпа — внушить страх. Последнюю каплю его, чтобы переполнила чашу терпения татарских беев.
— Теслим олмак! — Что есть мочи выдала моя глотка. — Теслим! Олмак!
Я взмахнул знаменем мурзы и швырнул его вперед, вложи всю силу. Скомандовал.
— Огонь!
Копье с развевающимся на нем полотном полетело во врага. Медленно. Докинуть я, конечно, бы не смог. Левой, тяжелую увесистую палку. Неважно… вмиг двести аркебуз дали залп. Уши заложило от грома. В нос ударил запах жженого пороха. Дымом заволокло все вокруг. Я слышал, как пули секут ветки, ударяют с громким «чвак» в тела.
Людская масса впереди корчилась от боли, ревела, словно умирающий дикий зверь. Степняки падали, хватались руками за раны. Строй их дрогнул! Мгновение! Шаги назад и…
Со склона холма, из-за наших спин раздался артиллерийский залп. Ядра угодили в центр строя. Пробивали там настоящие просеки в рядах. Люди отлетали от малейшего соприкосновения с ядром. У них отрывались конечности. Кому-то снесло голову.
В полумраке это все было плохо видно, но очень хорошо слышно. Вой, начавшийся близ нас, подхватили сотни глоток.
И тут началось.
Никто не хотел сражаться и погибать здесь. Паника захлестнула ряды степняков. Да, будь здесь верные Кан-Темиру люди, нас бы ждал тяжелый бой. Они, скорее всего, развернулись бы и ударили на пушки. Попытались сломить нас.
Надо отдать должное тысяче мурзы. Люди стояли почти до последнего. Сдались только когда он пал сам, перед их глазами.
А здесь…
Это были не они. Беи, прибились к идущему на штурм войску ради грабежа и добычи. А их не предвиделось. Каждый степняк все отчетливее понимал: слишком много жизней придется заплатить за шанс разорить на русской земле хоть что-то. Невероятно много. В этот миг почти все они пришли к выводу, что не готовы платить такую цену. Лучше жизнь, чем шанс пограбить.
Беи отдавали приказ к отходу, поворачивали сами, командовали своим тельникам. Но, организованное, казалось, в первые мгновения отступление почти сразу превратилось в разрозненный отход. А спустя считаные секунды уже в паническое бегство.
Казаки, раздвигая баррикады, завалы и щиты рванулись вслед. С яростными и злобными криками. Настигали татар, били саблями, прикладами аркебуз, разили копьями. Вся ярость, ненависть и злоба, копившиеся годами, выплеснулись наружу.
— Бей, убивай! — Орал кто-то.
Не Васька ли Цешренский?
— Не щадить никого!
— Браты, казаки! За мной!
Там, чуть ниже наших позиций пошла настоящая резня. Останавливать ее я не хотел и не видел смысла. Будут пленные, хорошо. Не будет — да и черт с ним.
— Зря вы покинули лагерь Дженибека Герайя. Ой зря. — Процедил я сквозь зубы.
Люди, что стояли за моими спинами не стремились вперед. Ждали. Они видели, что донцы справляются с ситуацией сами, и попадать к ним под горячую руку как-то без приказа не считали нужным.
Я сам спокойно начал перезаряжать аркебузу. Это была победа. Сколько догонят и добьют бойцы Чершенских уже не так важно. Это никак не относится к выбору между победой или поражением. Это уже итог победы.
— Ура! — Закричал я.
— Ура!!! — Две сотни глоток вторили мне.
Это наша первая крупная победа.
Но теперь, после ее осознания, предстояло еще несколько важных дел. Самое важное — Одолеть пожар, распространяющийся на южной части холма. Второе — раненные. Нужно позаботиться о них. У нас каждый боец на счету. Я кратко, еще до боя объяснил сотникам, что и как делать. Как обрабатывать раны. Но, времени было слишком мало, много не объяснишь, не втолкуешь. Да, в дальнейшем этому надо уделить больше времени, сейчас придется смириться с потерями от заражений крови, гангрен и прочих прелестей низкого уровня медицины.
Лазарет был развернут, это уже плюс. Глянуть, проверить, поправить, если нужно. Здесь без меня никак.
Треть. Сохранить как можно больше пленных, чтобы не разбежались. Их много, достаточно много, а мои бойцы устали и измотаны. К тому же их большая часть пойдет тушить лес. Нужно выставить достаточную охрану.
Потом допросы и какие-то действия по отношению Дженибека Герайя. С ним надо что-то делать. Писать ли письма. Отправлять ли ему пленных. Нужно как-то встретиться, обсудить, переговорить условия передачи всей этой толпы. Но, это терпит до утра. Хотя бы так.
Дозорами уже озаботился.
Еще один момент. Важный. У нас имущества вновь прибавилось. Его нужно хотя бы как-то разобрать, разложить, подготовить к передаче в арсеналы или постановке на вооружение.
Хм… слово то, какое. Поставить татарские доспехи на вооружение воронежскому воинству.
Я торопливым шагом поднимался наверх собранный, задумчивый. Битва выиграна, но дел по горло.
— Победа, воевода! Как мы их! — Филка в своей укрепленной батарее ликовал вместе с пушкарями. Им, пожалуй, пришлось проще всего. Сидели здесь весь бой и дали два выстрела. Лафа.
Значит, сил много и парни они толковые.
— Филарет! — Я пристально взглянул на него. — Оставь тут человека четыре охраны. Бери остальных и живо тушить лес. Просеку сделайте, подлесок уберите. Или что еще, что придумаешь. Ты, человек смышленый. Нужно, чтобы острог не сгорел.
— Сделаю. — Его радостное лицо сразу стало собранным.
— Серафим где-то справа с посошной ратью. Думаю, они займутся там. Ты со своими иди налево и центр бери. И еще людей возьми. Всех, кто не занят ничем.
Он закивал, провел рукой по лицу. Явно задумался. Искал быстрый выход из ситуации.
— Будут кто чего против. — Добавил я. — Говори, что приказ мой. Пугай тем, что угорим все. Раненных не успеем вытащить.
Это была сущая правда. Если огонь подойдет к стенам острога, начнет его окружать, вытащить всех будет очень и очень сложно. Да и имущества, сколько погорит. Нет, не должно так быть. Отбиться надо.
— Сделаю. — Проговорил Филка. — Воевода.
Отвернулся и принялся отдавать приказы.
— Григорий! — Выпалил громко
Подьячий был тут как тут. Он вообще все время двигался рядом, прикрывал меня, а я его. Как-то мы в тандеме с ним сработались в бою. Ведущий и ведомый.
— Да, воевода. — Лицо его было напряженным, но в глазах я видел неподдельный восторг и счастье.
— На тебе трофеи. Бери людей, немного. Как-то все нужно собрать, участь. Все татарское барахло в острог затащить. Все трофеи ценные. Потом в Воронеж доставим.
Он вздохнул, покачал головой, нахмурился.
— Понимаю, что ночь настает. Но надо хоть какой-то минимальный порядок навести. А то хищений и пропаж не миновать. Да и у нас пленных сотни. Доберутся до оружия, освободятся, утекут.
— Сделаю, воевода. — Он кивнул и тут же стал собирать отряд из воевавших плечом к плечу людей. Другим указывал идти вместе с Филой. Тушение леса было важнейшей задачей.
Оставил их позади.
Поднялся быстрым шагом к воротам острога.
Горели костры, кипела вода, и уже вовсю работал лазарет. Ванька с четырьмя девушками здесь верховодил. Еще до боя я кратко объяснил самые базовые принципы о том, что раны обрабатывать надо хотя бы… Хотя бы! Кипяченой водой. Мыть руки со щелоком перед перевязками, переходя от одного раненного к другому. Дезинфицировать зеленым вином иглы. Благо найдено оно было в закромах у Жука.
Еще внедрил одну штуку. Надеялся, что поможет. Вокруг было довольно много хвои. Сосновый лес, как-никак. Ее потребовал добавлять в котлы. Это, конечно, не современные и привычные мне антисептики, но что есть под рукой, то и использую.
Работа кипела.
Людей здесь уже размещено было прилично. Беглым взглядом насчитал человек сто и тащили еще. По одежде, преимущественно — казаки, как воронежские, так и донские. Все же на них пришлось самое сложное. Сдерживать удар превосходящих сил противника, заманивать, бить наскоком, отходить. Еще несколько человек из бывшей Помошной рати ютились на краю организованного лазарета.
Из темноты справа от ворот доносились крики Серафима. Судя по тому, что я слышал, он организовал оставшихся в живых бойцов на борьбу с огненной стихией. Хорошо, молодец — святой отец. Сам взял, без приказа. Нельзя дать огню распространиться.
Дымило сильно. Хутор и лазарет покрывала легкая дымка, но она усиливалась, сгущалась. Зарево пожара поднималось за острогом. Мой план разбить Кан-Темира сработал, теперь нужно бороться с его последствиями.
— Яков! Тренко!
Завертел головой, вроде бы они оставались где-то здесь, не пошли со мной вместе со стрелками.
— Здесь я, воевода. — Откликнулся подьячий Разрядного приказа. Подошел покашливая.
Видно было, что тяжело ему. Все же нездоров он, как и говорил еще в Чертовицком, до конца не восстановился. А здесь стремительный бой, да еще и путь через дым и пожар.
Даже в темноте видно, что бледный он.
Поморщился, посылать его на дело мне не хотелось, но служба есть служба.
— Яков. Давай как-то вниз, в обход пламени. Лошадей собрать. Бери людей. Ищи Тренко.
— Не даешь продыху, воевода. — Он скривил лицо. Усмехнулся. Закашлялся.
— Знаю, собрат мой, знаю. Но пойми. Ночь уже, разбегутся. А у нас все на счету.
— Сделаю, не помру.
— Где Тренко?
— Та это…
В этот момент из-за острога раздались какие-то крики, шум, гам.
— Что там еще.
Махнул Якову, выполняй, мол, быстрым шагом двинулся туда.
Люди вокруг суетились. Кто-то тащил из темноты раненого товарища к кострам лазарета, кто-то, собравшись небольшой ватагой, двигался к границе пожара за острог. Тушить. Большинство понимало, что после победы над врагом есть еще один, более опасный враг — огонь!
В то время города горели с приличной периодичностью. Люди знали, что выпущенное в свободное путешествие пламя — это смерть всему в округе. В полной мере осознавали ужасы, которые может сотворить огонь. Неосторожное обращение приводило к ужасным последствиям. Москва за прошлый шестнадцатый век горела несколько раз.
Торопился.
Шум и гам шел оттуда, где я совсем недавно убил Кан-Темира. Там пленные татары, и туда я отправил Григория. Что творится? Какого черта?
Вывернул, в дыму надвигающегося пожара увидел несколько зажженных для света факелов и людей, готовых обнажить друг на друга оружие. Наших, русских, еще недавно сражавшихся плечом к плечу с общим врагом.
Чего не поделили, идиоты!
Широкими шагами двинулся к ним. Пока шел, осматривался.
Связанные степняки были частично раздеты, разуты, частично сидели, как пришли сюда, но скрученными по полной. Все у опушки леса, разделенные надвое по факту изъятия ценного имущества. Стонали, ворчали, покашливали в темноте от клубящегося дыма.
Отряд полковых казаков и служилые люди, пришедшие с Григорием, стояли друг против друга. Лица напряженные, руки на эфесах. А между ними куча имущества.
Вот оно что. Мародерство. Дележка добычи. Разберемся.
— У меня приказ! — Громко говорил Григорий. — Все собрать, описать.
— Наше это! Мы кровь проливали!
Человек, спорящий с подьячим, не был мне знаком. Это не сотник. Кстати, где он?
— Что происходит⁈ — Зло спросил я подходя.
Их было человек десять, стоящих прямо здесь у злополучной кучи. Но еще несколько скрывались в темноте, занималась разоблачением степняков. Охраной пленных тоже заведовали воронежские казаки.
М-да… А их здесь много. Как бы не вышло чего нехорошего.
— Мы кровь проливали, воевода. А этот… — Парень указал на Григория — Отобрать хочет.
— Это мой приказ.
Я уставился на него сурово. Смотрел исподлобья. Он вцепился в саблю, что болталась на поясе, тоже смотрел, взгляд не отводил. Вокруг все как-то подтянулись, напряглись.