Отражение птицы в лезвии

49

Аттон, совершенно голый, сидел на берегу озера и внимательно разглядывал свои колени, сплошь покрытые бордовыми синяками. Рядом, у костра, где сушились его веши, сидели остальные караванщики, голые и злые. Краб, весь покрытый черной кучерявой шерстью, как заморский зверь Чух, лежал на медвежьей шкуре, положив под голову секиру, и горестно вздыхал. Ураган стоил им четырех повозок, и двух, захлебнувшихся в грязи, охранников. Всю ночь, караван, с трудом продираясь через наносы глины, вперемешку с вывороченным тростником, выбирался к каменистому берегу озера ХемЛаор. Озеро, окруженное черными стволами сгнивших деревьев, находилось на границе тростниковой равнины. За ним поднимались пологие холмы, покрытые густым кустарником.

Краб, предварительно хорошенько дернув себя за бороду, сел и обратился к одному из караванщиков.

— Эй, Карл! Достань-ка тот самый бочонок, что ты так ловко прятал от меня всю дорогу…

Карл, высокий черноволосый парень, с вечно недовольным лицом, криво усмехнулся и пожал плечами:

— Какой бочонок, Старый?

— Э-э-э, ты это брось… Я видел, как во время бури ты вцепился в него, словно бантуйский матрос в шлюху… Доставай, я сказал…

Карл, нехотя поднялся, и побрел к телеге, опустив голову. Краб, поковырявшись в своем дорожном мешке, достал резные бирольской работы счетные кости, и теребя бороду, углубился в подсчет убытков.

Мерриз сидел на берегу, рядом с Аттоном, и, тихонько напевая, штопал свой зеленый плащ. Буря, словно, обошла его стороной — на нем не было ни единой царапины. Распущенные волосы цвета платины скрывали от Аттона лицо его спасителя. Он подсел поближе.

— Ты спас меня…

Мерриз откинул волосы и утвердительно кивнул.

— Я вытащил пятерых… В том числе, и тебя…

Аттон задумчиво почесал нос. Ему хотелось сказать что-либо, в благодарность этому странному человеку, но ничего подходящего в голову не приходило.

— Ты не спрятался за волов, не побежал от смерча…

— Ты тоже… — Мерриз подшил последний лоскут, и улыбнувшись, извлек откуда-то грязный комочек спутанных кожаных шнурков и кинул Аттону.

— Возьми, ты обронил это.

Аттон подхватил послание Торка и подозрительно уставился на Мерриза. Тот загадочно улыбнулся.

— Не бойся. Я не читал. Доверься слову моему, как доверился рукам моим, ибо слова и жесты мои суть едины…

Аттон сжал комочек в кулаке, и тихо, так, чтобы не услышали у костра, произнес:

— Ты монах… Из далекой обители Долгор…

Мерриз улыбнулся в ответ.

— Ты обвиняешь меня в святости?

— Ты за мной через пустоши…

— Угу… А до этого, шел за тобой до Тарра. Я думаю, что нам обоим есть что скрывать…

Аттон обернулся и посмотрел на Файю.

— Он знает, что ты монах. Но знает ли он, откуда ты?

— Для того, чтобы верить, знание не обязательно, порою, даже вредно… Файя платит долги. Мне. Тебе… Скажи, Птица-Лезвие, а огры, они какие?

Аттон потемневшим взглядом уставился на Мерриза, но тот смотрел на него чистыми мальчишескими глазами, так, как сам Аттон смотрел когда-то на своего отца, вернувшегося из очередного путешествия. Он задумался.

— Они… Они сильные, честные, глубокие… Не такие, как мы… В них нет коварства, озлобленности. Они другие…

Мерриз, совсем как мальчишка, смотрел на него широко раскрытыми зелеными глазами.

— А других нелюдей ты видел?

Аттон кивнул:

— Видел… Эльфов. Гремлинов. Тварей Холода… Неужели, ты, странствую по Лаоре, не встречал никого?

Мерриз помрачнел.

— Да нет. Как-то не довелось. Людей вот повидал всяких, и таких, что покажутся страшнее любого огра.

— И такое бывает… — Аттон встал, прошел к костру, и натянул на себя сырые штаны и рубаху. Потом вернулся к Мерризу.

— Ну ладно, монах… Ты спас мне жизнь. Если позволят духи Иллара, я верну тебе долг… Но теперь скажи мне, не моей ли дорогой ты идешь?

Мерриз встал, поправил висящие по бокам мечи в ножнах из черного дерева, накинул плащ и расправил плечи. Перед Аттоном стоял суровый и жестокий монах из далекой загадочной обители.

— Наши дороги пересекались, Птица-Лезвие… Дороги людей пересекаются не по их воле, а по воле Всевышнего. Ибо только ему ведомо, куда вьётся спираль Бытия. Я подставил тебе плечо помощи. Может, в какой-то точке пересечения, ты выдернешь мою голову из грязи…

— Ты святой… Я знаю, монахов Долгора выпускают в мир только, после того как они свершат подвиг во имя Иллара, и обретут святость… Если ты скрываешься, значит тому есть повод. Но я не хотел бы, чтобы ты становился у меня на дороге…

Мерриз промолчал. Он вытащил серебряную цепь и заплел волосы в толстую косу. Потом достал из своего мешка моток суровой нитки и огромный ржавый крючок.

— Хочешь рыбки? Здесь должна быть замечательная рыбалка!

Аттон улыбнулся и покачал головой. Суровый монах исчез. Перед ним стоял азартный мальчишка, с горящими от возбуждения глазами.

— Лови. Надоела солонина, подавись ею джайлларские свиньи… — он заметил, приближающегося к ним по берегу озера человека, и, махнув рукой Файе, пошел на встречу.

Рыбак стоял перед голым Крабом, и сокрушенно качая головой, не отводил взгляда от черного лезвия секиры. Файя неистовствовал:

— Что ты несешь, Джайллар тебя забери! Какие, к свиньям, Ваши Превосходительства? Я подданный Великого Герцога Аведжийского Фердинанда, и срать хотел на всех ландграфов с маркизами, вместе взятых… Я Арукан Бодиус Виктор Анжелика Файя! Я все ихние регалии у себя в нужнике вешал! К моему батюшке сам банкир Сигизмунд Монтесса, со своим братом Соломоном захаживали, пропустить стаканчик. Да я…

— Подожди, Старый. — Аттон прервал поток ругательств и обратился к старику. — Повтори еще раз, почтенный, что велел тебе передать тот самый, на коне?

Рыбак потупился, морщинистое лицо его подергивалось от страха.

— Господин велел передать господам купцам, что бы они оставили свой товар и … — Он взглянул на побелевшие пальцы Краба, сжимающие секиру, и замолчал.

— Продолжай, почтенный, не бойся. — Аттон ободряюще похлопал его по плечу.

— Чтобы господа купцы, значить, бросили свой товар и катились в свою Аведжию, пока целы. — Старик выпалил все одним духом и вжал голову в плечи, словно, ожидая неминуемой страшной смерти. Аттон спокойно посмотрел на взбешенного Краба.

— И что же, господа эти — разбойники?

Старик, осознавший, что убивать его сейчас не собираются, бодро замахал головой.

— Нет, что вы, господин купец… Я же говорю. Войско это, ландграфа нашего… Все в форме, с гербами, и рыцарь, тот что передать велел, на коне, важный такой… В латах… Маркиз, говорит.

— А что, старик. Может война, какая началась? Мы долго в пути уже…

— Нет, господин купец… Не было войны. Вот змей вчерась прошел, небесный. Рыбы из озер вымыло, страсть как много. А про войну не слыхали ничего…

Аттон посмотрел на Файю.

— Нет разбойников, нет войны… Обнаглел, видать, молодой ландграф, если такое себе позволяет. Может, в Зиффе арионы стали Имперские, как думаешь, Краб?

Файя уже взял себя в руки, и косясь злым глазом на рыбака, напяливал штаны.

— Не знаю, Птица-Лезвие, не знаю… Кто там, Император ли, ландграф… Пусть хоть сам архиепископ сунется. Не было такого, что бы Старый Краб Файя товар свой добровольно отдал. И не будет! — Застряв в штанине, он запрыгал на одной ноге, — что встали, остолопы! К обороне готовьтесь!

Молодой аведжиец, почесав грязную шевелюру, проворчал:

— Слышь, это… Краб… Там солдаты, рыцари, мать их. Слышал, что старый пердун говорил. Десятка три…

Файя подскакал к нему на одной ноге и с размаху залепил в ухо.

— Я свои караваны из Штикларна выводил! Из Забринии! Из Бриуля! А здесь… На пороге дома! Да пусть хоть три сотни рыцарей!

Аттон сунул рыбаку медный карат.

— Иди, почтенный! Да не к солдатам иди, а домой… Где ты говоришь, они стоят?

— В три стрелы на восток, у развилки, господин купец.

— Никак не обойти… Хорошо, почтенный, теперь иди.

Аттон подошел к Мерризу, когда тот выуживал крупного окуня. Оглянувшись, через плечо, монах поинтересовался:

— Что, плохи дела?

Окунь сделал свечу и натянул нитку так, что она зазвенела.

— Красавец! — Аттон причмокнул, представив себе, как такая рыба будет выглядеть на сковороде. — Да, солдаты ландграфа изымают имущество аведжийских купцов.

— Что-то здесь не то… — Мерриз подтянул рыбу ближе и оглушил палкой. — У нас сегодня будет воистину прекрасный обед. У тех, конечно, кто доживет… — Он подмигнул Аттону, и выбросил рыбу на берег.