43

На широкой площади у постоялого двора Воулы стояли клети с каторжниками. Несколько костров освещали копошение грязных, забитых тел. Охранники, бантуйские темнокожие остроносые головорезы, проводили Аттона мутными взглядами. Заунывная каторжная песнь причудливо вплеталась в сизый дым, добавляя в вездесущую вонь что-то такое, от чего хотелось бежать без оглядки…

Аттон прошел в полумрак зала и махнул рукой хозяину. Хозяин Воула, чудовищно толстый, как болотный свин, заорал так, что с потолочных балок посыпались тощие крысы:

— Будь я проклят! Три тысячи отборных джайлларских свиней, так похожих на моего покойника папашу! Сам господин Птица-Лезвие пожаловал, растуды его туды!

— Привет, старый болотный змей! — Аттон обнял огромного старика.

Воула, колыхая брюхом, сделавшим бы честь любому морскому чудовищу, захохотал.

— Давненько, давненько, друг мой, ты не был в этих местах! Соскучился по пиву, что делает папаша Воула? Или работенка нужна? Есть тут один винтирец, игрок… — зашипел он Аттону на ухо, предпринимая попытку увести его в сторону своих покоев. Аттон легко вывернулся.

— Спасибо, хозяин ночи… Я уже нанялся…

— Ты? И к кому же?

Аттон ткнул пальцем в глубь зала, где пировала компания бородачей.

— К Крабу? — Воула развел огромными руками. — Ты ведь дорогой мечник, Птица-Лезвие! А Старый пустой! Второй год в прогаре. У него и денег-то, как в бедняцкой ухе — рыбы… Опять один воск тащит, да телегу бронзы. И волов заложил…

— Уж не тебе ли?

— Кому еще? Не Монтессе же, в кабалу соваться… Эх, Старый, Старый… У него и охрана-то, оттого, что коротким путем ходит, через Гземей… Куда нормальный купец не сунется. А людишек понабирал, тьфу, а не караванщики. Сопляки аведжийские, да пару работников с большака. Братов Косых вон взял… По мне так лучше гремлин какой. Все оттого, что денег у него…

— Слышал—слышал… Говорить ты много стал, на старости.

— Да, уж… Ну ты подумай, у меня работенка найдется…

Аттон оставил старика у стойки и подошел к Крабу.

— А, Птица-Лезвие… Не передумал? Что энтот болотный свин про меня наговорил? Как волов моих в заклад захапал?

— Да ладно тебе, Старый! Не будь его сердце таким же большим, как и живот, висеть тебе всю жизнь на крючке у Монтессы.

— Да… Тот угорь своего не упустит. Как узнал, что я по оказии волов своих Воуле заложил, так ядом плевался, что передохли все мухи до самого Тарра… Да, Птица-Лезвие, а ты часом не из Боравии путь держишь?

— Что ты, Старый? Там нелюди королю задницу надирают… А я из Данлона. А что, интерес какой?

— Да вот, опять шибко интересуются мечниками, приехавшими со стороны Пустошей… Человек, по имени Гайсер. Может знаешь такого?

— Охотник за головами? Что-то не слышал…

— Да, нет. На господина Дибо работает, чтоб торчать ему до скончания веков в Джайлларе…

— Дибо? Что забыл этот палач в Бадболе?

— Не знаю, Птица-Лезвие. Но у меня перед тобой должок. А потому и не думай об этом… Я все устрою… У меня с господином Дибо свои счеты. Смотри, вот дружки твои, на этот переход. — Файя махнул рукой в сторону разношерстной компании, восседающей на лавках.

Аттон всмотрелся в смуглые молодые лица. Большинство караванщиков были аведжийцами.

— Это Лломми, — Краб представил пожилого данлонца с широченными плечами — мой помощник…

— Это… Это Мерриз… Лучший караванщик Рифлера…

Аттон посмотрел на молодого паренька в тяжелом зеленом плаще, и сразу его узнал. Он протянул руку для приветствия, и улыбнулся:

— Не болит голова?

Парень, которого Файя назвал Мерризом, не ответил, лишь слегка улыбнулся уголками губ. Краб посмотрел на Аттона:

— Знакомы?

— Да, нет. Он вчера при мне опустошил половину винных запасов хозяина «Гиблого места»…

Краб посмотрел на Мерриза с удивлением. Потом повернулся к Аттону:

— Да? Ну и ладно. Пойдете вместе замыкающими…

Загрузка...