Осколки Нации

Глава № 2

Вот уже третий час сотрудники дружины пытались расколоть Давида, на его теле не осталось живого места от побоев, лицо было разбито, почки по-видимому были отбиты и по его самочувствию переломано как минимум пару рёбер. Но сколько не били, он все твердил одно и тоже раз за разом: — Ничего не знаю, ничего не видел. Такой расклад начал явно выводить из себя отца Павла и он, трепля волосы на голове арестанта, орал тому в лицо:

— Гнида! Думаешь, что ты сможешь вечно отмалчиваться?! Ошибаешься! И не таких кололи! И не такие фраера кровавыми слезами ревели! Последний шанс. Говори! Кто зачинщик?! Сколько вас человек?! Как вооружены, какой пароль для своих?! Говори паскуда!

— Я… Я ничего не знаю…

— Ну все тварь ты меня вывел из себя. Введите подозреваемую!

Через несколько мгновений в комнату вошёл ещё один охранник, таща за собой упирающуюся девушку.

— Настя! — Ели слышно прохрипел герой. — Милая, все будет в порядке, слышишь? Не волнуйся, все будет хорошо. Они сделали тебе больно?

— Давидик! — Узнала Настя своего мужа в этом окровавленном куске мяса, и сразу же слезы страха и сопереживания боли мужа потекли по её щекам. — Они сказали, что тебя вызвали для серьёзного разговора, что я должна пройти с ними. Господин… Отец Павел! — Обратилась супруга к следователю. — За что вы так избили моего мужа? За что?!

Отец Павел не услышал заданный ему вопрос, или же сделал вид, что не услышал, подошёл к Насте и больно сдавил рукой её запястье, да так что девушка побелела от боли, и невольно вскрикнула. Насладившись моментом доминирования над слабой девушкой, обратился к пленнику:

— Ну что, теперь доволен? Твоя жена у нас. Не боишься боли, ну-ну. Посмотрим, какой из тебя любящий муж. — С этими словами он достал из кобуры дружинника наган и приставил дуло к её виску.

— Ну что теперь мне скажешь, дружок?

Мысли метались с лихорадочной скоростью в голове у Давида. И он тут же воскликнул:

— Я всё расскажу! Всё! Только не трогай её, она ни в чём не виновата! Это всё я! Да это я убил тех людей! Это я хотел поднять бунт против администрации! Я один более сторонников я не нашёл!

— Не ври мне щенок! — Заорал, брызжа слюной следователь. — Нам известно, что у тебя есть сторонники! Имена живо!

— Я хотел привлечь на свою сторону людей, но они меня не послушали! Делайте со мной что хотите, пристрелите меня прямо на месте, только не трогайте Настю! Она здесь не причём.

— Застрелите, говоришь? — В глазах у отца Павла промелькнул сумасшедший блеск. — Застрелить? Это можно, только вот не сразу.

С этими словами следователь направил дуло нагана на Давида и спустил курок. Прогремел выстрел, и в комнате стало трудно дышать от запаха пороха. Герой заорал от нестерпимой боли, прижимая ладони рук к ране на правой ноге. И тут произошло событие, которое никто не ожидал, которое раз и навсегда переменило жизнь героя и его самого.

Настя, вывернувшись, укусила следователя за руку. Отец Павел, вскрикнув от боли, отдёрнулся от Насти и со злобой ударил её рукояткой пистолета по лицу. Громова Анастасия единственный лучик света в жизни героя, его любовь и вера в счастливое будущее, упала на спину и ударилась об дверной косяк затылком, оставшись так лежать без движения. На минуту в камере повисла тишина, все смотрели на безжизненное тело девушки с прекрасным умиротворённым лицом. Можно было бы принять, что девушка спит, если бы не ручеёк густой багряной крови, медленно заполняю щели в полу. Несмотря на жуткую боль в ноге, Давид рывком подался к бездыханному быстро бледнеющему телу супруги. Одной рукой приподняв её за талию, а вторую запустив в её длинные чёрные волосы, которая тут же обагрились кровью. Прижал свою супругу к себе и горько заплакал.

Тем временем отец Павел, побледнев, выскочил в коридор в сопровождении двух дружинников. Оставив Громова с одним мордоворотом для охраны.

Сколько времени Давид вот так просидел на полу, прижимая к себе тело супруги? Час? День? Вечность? Для героя это было не важно, он потерял над собой контроль, не замечая, что вокруг него происходит. В чувство его привёл мощная пощёчина и басистый голос своего отчима:

— Вставай малой! Вставай! Слышишь ей уже не помочь! Ты должен отпустить её. Сейчас любое промедление для нас смерти подобно. Ты ранен? Дай я тебя осмотрю, может получиться под шаманить из походной аптечки…

Герой, опустевшим взглядом смотрел на лицо своей ещё так недавно живой и любимой супруги. Какой смысл ему бежать? Куда? Для чего ему теперь жить? Все краски яркой счастливой прошлой жизни разом померкли, не оставив в душе ничего кроме пустоты. Но где-то в середине грудной клетки, где-то в районе набирающего темп мужского сердца, из глубины души вырвалось новое чувство. Оно заволокло сознание героя, не о чём другом думать более не представлялось возможным. В один миг цель его жизни определилась в один мощный порыв. МЕСТЬ! Вот для чего ему стоит прожить лишний день, год, вечность, и не успокоится он, пока не увидит мучительную смерть Павла. Кто принесёт ему эту смерть? Этот вопрос для героя был абсолютно ясен. Только он должен это сделать! Он и некто другой!

Давид опустил тело своей покойной супруги на пол, и с любовью закрытые её карие глаза.

— Спи спокойно любимая, ты будешь отомщена…

Рука отчима легла на его плечо, Громов старший молвил:

— Пора уходить… Она хотела бы, чтобы ты жил дальше…

— Пойдёмте, только куда?

— Есть у меня одна мыслишка. Давай-ка я тебя для начала осмотрю. Нифига себе! Огнестрельное! Так-так, дайка глянуть.

Разорвав штанину, Александр Семёныч внимательно осмотрел рану и сделал вывод, что пуля пошла на вылет.

— Пуля на вылет. Ничего жить будешь. Сейчас мы тебя перебинтуем… Так… Попробуй теперь на ногу стать. Сможешь?

Давид без особых усилий поднялся на ноги. Рана до этого не болевшая, по всей видимости из-за большого содержания в крови адреналина, начала тянуть и ныть.

— Встал, вот и хорошо. Я уже боялся, что тебя тащить придётся. Ты вот что, забери одежду этого жмура — она тебе пригодится.

Только сейчас герой заметил, что в комнате лежало ещё одно бездыханное тело, того самого амбала охранника. Охранник сидел, прислонившись спиной к стене, и все бы нечего, если бы не вываленный язык и следы от струны на шее. Семёныч тоже был переодет в форму дружинника, что сначала Давид не заметил.

Поступивши так как ему приказал отчим, герой переоделся в форму своего тюремщика и, опираясь на дружески подставленное плечо, поплёлся к выходу.

В убежище жизнь шла своим чередом. Люди просыпались в своих комнатах, в столовой ели курятину с гречкой, спешили на работу, сдавали смену и снова шли спать или есть. Жизнь в Юпитере, как и было выше упомянуто, текла своим чередом, своим однообразным, бесцветным чередом. Иногда в зале проводились работы или душещипательные собрания хоть как-то разбавлявшие томящее постоянство.

Из жизни Юпитера разительно выбивались двое человек. Оба были одеты в форму дружинников, но ими не являлись. Оба вели себя странно, если не сказать подозрительно. Козырьки их фуражек были натянуты на голову так, что скрывали за собой половину лица. Передвигались только по пустым коридорам. И когда они проходили мимо компании мальчиков подростков, и один из юнцов выругался нецензурной лексикой, они даже не сделали ему замечание. Нет, эти двое явно не вписывались в жизнь убежища.

Сначала Давид не мог свыкнуться с мыслью, что он теперь вне закона, и форма дружинника доставляли ему массу неудобств. Казалось будто все люди его в чём-то подозревают. Он ежечасно оборачивался и не найдя взгляда, который так прожигал его спину успокаивался. Но через минуту, другую все повторялось снова, и снова. Чувство слежки стало для него настолько невыносимым, что это заметил Семёныч.

— Не крутись, ты привлекаешь лишнее внимание, у меня все под контролем.

— Семёныч, ты хотя бы можешь мне сказать куда мы идём? Может я что и подскажу дельное.

— Нам сейчас прямая дорога в церковный зал собраний. Лишь бы поспеть, без нас не должны начать…

— Что начать? Я не понимаю, что происходит? А хотя мне всё одно… Меня впутали в какой-то заговор без моего ведома, и они ответят мне за Настю! Я лично распотрошу этого ублюдочного святошу!

— Не время, Давидик, горячку пороть. Мы должны действовать крайне хладнокровно и расчётливо. У меня есть план, в который я тебя пока не могу посвятить, просто доверься мне. Если что-то пойдёт не так, много хороших людей поляжет. Будем пытаться всё провернуть без кровопролития. Так что пока держи себя в руках. Время для мести ещё придёт.

Как ни волновался Громов старший, но в зал собраний они успели вовремя. В окружении дружины, вооружённых против обычного до зубов огнестрельным оружием. С небольшой самодельной трибуны, гневно потрясая в воздухе своим маленьким кулачком, произносил речь сам отец Павел. Его ораторский голос эхом отражался от стен зала. Как могло бы показаться наблюдательному слушателю, отец Павел был чем-то взволнован, а очень храбрые наблюдатели могли бы ещё заметить, как взгляд оратора лихорадочно метался из стороны в сторону, в руке он сжимал платок, которым то и дело вытирал пот, обильно выступавший на его сальном лице. Всё это и многое другое указывало на то, что человек был чем-то явно встревожен, если не испуган. Но этого никто не заметил, люди стояли, склонивши голову, и внимали каждому слову, принимали для себя, они впитывали жадно каждый звук, как губка впитывает воду:

— Братья! Сестры! Возрадуйтесь! Ибо сегодня мне Господь наш спаситель ниспослал знак во сне… Сей знак гласил, что скоро настанет эдем на земле, возрадуйтесь! Мы чтили его заповеди! Мы изгнали из наших бессмертных душ того чьё имя нельзя называть в храме Божьем! Этой ночью ко мне пришло видение Святого Петра, он сказал мне, отрёкшись от сатаны, найдите вы ко мне дорогу! Но будь осторожен, сказал он мне. Коварен Люцифер подошлёт к тебе приспешников своих, дабы увели они тебя с пути истинного. Пускай тебя не введёт в обман их лик, ибо явиться они могут в любом обличии. Пускай огонь твоей веры покарает приспешников! Хвала! — Срывающимся на хрип голосом прокричал отец Павел.

— Хвала! — Множеством голосов грянуло общество.

— Хвала! — Эхом отозвались бетонные стены.

Мысли в голове Давида летали с бешеной скоростью, он не слышал и половины этой чепухи, его голова была занята другим…, Казалось бы, после трагической смерти супруги его ничто не сможет напугать. Отрекаясь от жуткой действительности, как от дурного сна, он так и не заметил для себя, когда он перешёл черту между выдумкой и реальностью. Вот сейчас всё закончится, и он проснётся у себя в комнате, и под боком будет мирно посапывать его Настя. Но с каждым шагом рана в ноге ныла все больнее и больнее. Следы побоев и переломанные ребра начали давать о себе знать. И верить в то, что это лишь его очередной кошмар становилось все труднее и труднее.

В последнее три месяца ему только и снятся кошмары, один другого ужасней. Единственное что их объединяло, в каждом сне он был на поверхности. И хотя он знал, что без защитного костюма и противогаза на верху не продержатся и пяти минут, в нем зарождались чувства, которые он не мог себе объяснить.

«С раннего детства мне внушали, что наверху жизнь невозможно, что массированные авиаудары прикончили все живое в этом некогда развитом промышленном регионе. Кажется, старики называли эту землю Донбассом. Будто нам повезло больше остальных, один из континентов вовсе ушёл под воду, а про судьбу оставшихся выживших после войны можно было только догадываться. А как же переселенцы? Многие из этих бедолаг приходили к блокпосту обезвоженными потерявшими всякую надежду, правда, много о своём жизни на поверхности они не болтали, разговоры на эти темы были в корне пресечены дружиной, но все же, как им удалось выжить?» — Чувство сомнения неспешно, но цепко охватывало его… — «Правду ли мне внушали все эти годы? Если нет, тогда зачем администрация это скрывает? Какой смысл держать нас взаперти? В этой бетонной могиле не может быть жизни. Разве человек может жить в пожизненном заточении?» — Его мысли прервал отчим.

— Не вздумай ничего отчебучить, помни, о чём мы договаривались. — Прошептал взволнованным голосом ему на ухо.

Возле трибуны проходило какое-то оживление. Голос отца Павла уже не отражался мягко от стен, он гремел.

— Этот человек продал себя сатане!

Двое дружинников под руки тащили к трибуне какого-то человека. Человек был без сознания, его лицо было сильно изуродовано гематомами, комбинезон был разорван до пояса. Когда обессилено повисшее на руках тело вынесли в центр зала, герой ели сдержался от крика. Это был Дима Руднев! Тишина повисла в зале, так что стало слышно, как капает вода с труб. Вдохновлённый произведённым эффектом, отец Павел продолжил, и теперь казалось, что вся община превратилась вслух.

— Этот человек, — он вытянул перст указывая на пленника, — предал нас. В его комнате мы нашли вот это. — Павел достал и поднял над головой книгу. Давид смог рассмотреть перевёрнутую звезду, нарисованную на обложке, и ещё пару непонятных знаков, которых ему до этого никогда не приходилось видеть. — Братья и сестры! Вам решать судьбу этого человека, но прежде чем вы дадите свой ответ помните, это он своим нечистым колдовством наводил мор на скот! Это он совратил Анну! Это он призывал на нас все беды и страдания нами пережитые. Так каково будет ваше решение?!

Тишина повисла в зале, но она продолжалась не долго. В самом конце послышался детский голос.

— Смерть!

Тут же его подхватили ещё дюжина глоток.

— Смерть! — Теперь бушевала вся община.

— Смерть демону! Отдайте его нам! — Оратор воздел свою длань, и в зале снова воцарилась тишина.

— Смерть, ну что вы сами вынесли ему приговор. Его приведут в исполнение завтра. Мы предадим этого человека огню, дабы очистить его душу, хотя я и не знаю, есть ли она у него, хм…

— Лжёшь собака! — Прогремел басовитый голос отчима. — Лжёшь! Расскажи людям, кто на самом деле убил больше народу, чем все крысы и болезни вместе взятые! Кто убил Анастасию Громову? Твои руки по локти в крови! Ты не смеешь попирать своими грешными ногами устав убежища!

Павел лихорадочно замотал головой, ища в рядом стоявших дружинниках поддержки, бойцы, словно по команде скинули с плеча автоматы и привели их в боевую готовность. Увидав это, оратор завопил дурным голосом:

— Убейте этих двоих, это зачинщики бунта! Они сбежали из-под стражи!

— Не так быстро! — Вступил в разговор до этого момента, стоявший молча человек в балахоне. Он рывком скинул с головы капюшон, и герой узнал в этом человеке начальника караула дядю Славика. Скинув балахон, и оставшись в защитном костюме цвета хаки, начальник караула, а попросту начкар, отдал команду бросить оружие дружинникам. В этот момент рядом с ним ещё около пяти бойцов, снимая балахоны, оказались одетыми в точно такой же защитный костюм, вооружённые автоматами довоенного образца АКМ-74.

— Вы в меньшинстве, и живыми вам отсюда не выбраться. Так что бросайте оружие на пол по добру — по здорову, и возможно администрация пересмотрит ваши дела. — Бросаясь слюной, проорал Павел.

Начкар усмехнувшись в свои мохнатые седые усы, ответил:

— Ну это ещё как посмотреть кто окружён. — И указал пальцем вверх. Над самым потолком часовни, на деревянных лесах расположилось отделение разведки отчима, вооружённые снайперскими винтовками и автоматами.

Отец Павел только сейчас понял, в какую передрягу он попал. Краска медленно отливала от его лица, придавая ему зеленоватый оттенок. Яростно шипя себе под нос проклятия, и пятясь за спины ребят ДДБУ.

— Ты не посмеешь пролить кровь в храме Божием!

— Вот и я тебе говорю. Пускай твои ребятки пушки опустят, и мы с тобой, Павлуша, с глазу на глаз потолкуем. Никто не пострадает, слово офицера.

Оратор уже было согласился на переговоры, как вдруг его, лихорадочно блуждающий взгляд, зацепился за одну очень знакомую фигуру в форме. Внимательно присмотревшись, к своему несказанному ужасу узнал в ней бывшего арестанта Давида Александровича Громова, который, не скрываясь, молча смотрел в глаза своему недавнему палачу.

То, что прочитал в глазах героя Павел, заставило содрогнуться от ужаса каждую клеточку его тела. Из этих чёрных, как ночь, глаз на него смотрела смерть. И это заставило его резко пересмотреть свои шансы во вражеском плену. Внезапно он выхватил у рядом стоящего совсем молодого пацанёнка автомат и, прикрывшись его телом, дал длинной очередью в сторону героя.

Давид чудом успел упасть на пол и пули, просвистев над самой головой, покосили с десяток ни в чём не повинных прихожан мужчин и женщин. И тут в зале, под ликами образов и ярко пылающих свечей, разразился настоящий ад. Обе стороны открыли беспощадный огонь друг по другу, а зажатые между ними прихожане в ужасе метались от трибуны к выходу. Герой, воспользовавшись неразберихой, поднялся с пола и, пригнувшись, принялся обходить трибуну короткими перебежками, надеясь, самостоятельно расправится со своим ненавистным врагом. Но у него ничего не получилось, слишком шквальный огонь вели их противники.

Бойцы из дружинников были аховые, не имея опыта ведения боя стрелковым оружием, они выпустили все свои патроны за считанные мгновения. И в пример на уровень выше были бойцы караула и разведки, имевшие большой опыт в этом деле и методично отстреливавших врагов одного за другим. Вскоре в зале воцарилась тишина и начкар дал команду перегруппироваться.

К герою подбежал растрёпанного вида отчим с автоматом наперевес, участливо поинтересовался:

— Ну как ты, цел? Тебя не задело? Вот и славно, а то эти фанатики половину наших положили. Теперь самое главное укрепится на позициях. Дай Бог, чтоб всё гладко прошло.

Герой поднялся на ноги и направился к трибуне. Потопчась пару минут около неё, и переворачивая трупы бойцов дружины, он понял, что Павел смог как-то улизнуть. Ничего, это простое везение. Никуда он отсюда не сбежит, и когда он поймает его ещё живого и напуганного, словно крыса, месть героя будет страшна и сладка.