Орден Креста

8

Сражаться с чем-то туманным и незримым практически невозможно. Все что нельзя ощутить, увидеть, потрогать или хоть как-то определить его количество едва ли пригодно для борьбы. Разве можно пронзить мечом свою мысль? Или быть может ударить собственное сомнение? Едва ли. Зато каждый из нас может накричать на незадачливого друга, попавшегося нам под руку в неподходящий момент или ударить неприятеля в запале. Когда ты видишь врага, ты можешь с ним бороться, а если нет, борьба становиться уделом узкого круга особенных людей. Такой борьба была до создания темного мира. Неосязаемая, невидимая тьма казалась человечеству мифом и глупой сказочкой, и только единицы знали о ней правду, в то время как сама тьма безжалостно поражала всех знающих и незнающих. Для нее все были едины. Так было раньше, но теперь она была зрима. Верховные демоны и их последователи отдали свои жизни, свою плоть и кровь чтобы эта чернь, стала зримым врагом. Теперь она была страшнее, больше, живее, но все же уязвимей. Более того человечеству было дано оружие против тьмы — магия экзорцистов, но на что уходила эта магия годами? Она лишь полнила темный мир и взваливала все больше на плечи темных повелителей.

Такая сказка могла бы позабавить ребенка, но Стенета она по-настоящему тревожила. Оттого, прибыв в столицу накануне собрания, он не спал всю ночь, думая обо всех ошибках прошлого. Раньше все казалось очень простым: есть добро и есть зло, тьма и свет, а экзорцист — защитник этой границы, человек призванный разделять их. Вот только теперь Стенет доподлинно знал, что тьма и свет не были противоположностями, а являли собой два разных проявления одной и той же силы. Он ощутил на себе все это могущество Тьмы и Света в единстве, пропустив сквозь себя всю магию Ричарда и силу всего своего подразделения. Вот только темные пятна быстро исчезли, а мелкие ожоги от света, оставили на нем россыпь небольших шрамов, что на загорелой коже, напоминали россыпь мелких светлых звездочек. Стен не мог объяснить это, но в глубине души чувствовал, что это естественный ход вещей. Впрочем, после смерти Ричарда и письменных откровений Керхара, Стен уже ничего не мог знать наверняка. Все это разрушало в нем привычные представления о мире, о силе, о борьбе. И будучи человеком покладистым, привыкшим к своей работе и своему долгу, он плохо понимал теперь, что действительно должен делать, ибо точно знал, что совершенно неверно, бороться с тьмой старыми методами, точно так же как неверно с ней не бороться.

Среди людей деятельных есть два типа. Один, подобно Ричарду — Кометы. Они внезапно врываются в некий процесс, делают что-то невероятное, удивительное, многое меняют или оставляют повод для перемен и исчезают. Эти люди сложны, непостоянны, неуловимы и бесконечно ускользают разумом за пределы мира, чтобы потом вновь ворваться в реальность. А есть деятели тихие и постоянные, как Стен. Он хотел разумных перемен, вдумчивых решений. Он медленно все анализировал и продумывал детали. Таких людей нельзя назвать робкими, скорее они осторожны и разумны. Они взвешивают все возможные ходы и только затем принимают решения. Стен знал, что решение действительно нужно. Свое личное он принял, пока долгими ночами сидел в тишине опустевшей комнате погибшего подопечного. Осталось принять другое решение — решение ордена. Примет ли его организация правду и сможет ли она с ней существовать? Вот что волновало Стена, и он хорошо понимал, что ответ на этот вопрос будет зависеть от его слов и его поведения.

Жизнь Ричарда, его путь и его слова всегда поражали Стенета, оказывая на него неизгладимое впечатление. Они постоянно спорили с привычным укладом и буквально кричали: вы все ошибаетесь! Это заставляло думать. Но его смерть была тем, что для Стена было равнозначно мощному толчку. Словно тогда уходя и улыбаясь, Керхар безжалостно толкнул его вперед, напоминая о необходимости действовать. Только теперь, вспоминая слова и фразы Ричарда, его усмешки, шутки и комментарии, Стен понимал истинный смысл темного пути. Все эти годы юноша буквально готовил Стена к правде, подводил его к необходимости перемен, давал ему почву для размышлений, вот только не успел завершить все до конца, оставив часть тайн не разгаданными. Стен хотел знать все, что мог поведать ему Ричард, он хотел бы иметь связь с Керхаром, иметь возможность посоветоваться с ним, но такой просто не существовало.

— Что мне делать, если я стану епископом? — спрашивал он у пустоты, пытаясь представить ответ воспитанника.

Разум рисовал одну лишь усмешку и больше ничего. Вот и приходилось засыпать без ответов, оставаясь без точных решений перед самым важным днем.

— Ты знаешь, что делать, — слышался ему во сне знакомый хриплый голос. — У тебя достаточно знаний, так что не бойся принимать решения, а если нет, то можешь просто положиться на свою интуицию. Она не обманет тебя.

Он так хотел спросить о многом у этого наваждения, но оно отрицательно качало головой и исчезало, тихо обещая:

— Я приду, если ты позовешь, только зови тогда, когда без меня уже будет невозможно…

Когда утром Стен открыл глаза, эти слова звучали в его голове отчетливо, словно он слышал их мгновение назад. Его веки чуть приоткрывали черные глаза и тут же медленно опускались, давая хозяину миг для окончательного осознания своих снов и мыслей, а глазам на сокрытие своих тайн.

Когда он встал, никакой тьмы не было видно в его голубых глазах. А при его появлении на совете, синева озарялась ясным светом.

Он пришел туда совсем один, без помощников и замов, полностью подтверждая свой уход с прежней должности. На нем была лишь строгая черная сутана, на которой не было ни одной из множества его наград, только строгий серебряный крест с черным камнем висел у него на груди.

К его появлению, в столице были уже наслышаны о событиях в Ксаме, о подвиге Стена и героической, совершенно новой магии Ричарда, оттого все почтенно и молча приветствовали преемника и главного кандидата на роль нового главы, надеясь все же услышать правду из первых уст. Именно поэтому, когда Стен попросил слово, никто не возражал.

Он не говорил с места, как это было в прошлый раз. Он вышел к трибуне, чтобы все могли хорошо его слышать.

— Три дня назад каждый из нас столкнулся с самой страшной атакой Тьмы за всю историю ордена, — проговорил он спокойно. — Наши потери в этом столкновении огромны, но может ли кто-нибудь из вас сказать, что смог действовать как настоящий профессионал?

Ответом ему стала немая тишина.

— Я думаю, все из вас в той или иной мере испытали тоже, что почувствовал я, а именно растерянность и страх. Едва ли хоть кто-то в тот день не допустил мысли, что это будет его последний бой, но мне и Ксаму повезло больше остальных — у нас был Ричард, он же воплощенный Керхар — верховный демон Темного мира.

По залу прошелся пораженный шепот.

— Это мне сообщил сам Ричард, и так как я видел его в битве, у меня нет ни малейших причин для сомнения в его честности. Как я понимаю, здесь нет ни одного человека, кто еще не знал бы о том, что я доверился этому темному и дал ему в распоряжение практически всех своих людей. Ему удалось слив две энергии вновь разделить Тьму и Свет, и если сопоставить это с происходящим в других городах, легко можно понять, что сделано это было не только в Ксаме, но равновесие тут же было нарушено вновь, и после смерти Ричарда, не я один видел появление демона, который впрочем едва ли отличался от обычного темного, а его возвращение в Темный мир окончательно стабилизировало границу. Разве все это не говорит нам о бесконечном заблуждении, которым мы руководствуемся в своей борьбе. Нас учили с юных лет, что демоны — это существа совершенно иного мира, которые претендуют на нашу землю, что Тьма это потустороннее явление от которого мы должны защищать мир, но знаете, что писал об этом Ричард? Тьма рождается на свету, в тени человеческих страстей! Мы сами веками порождаем тьму, а те, кто создал мир Тьмы, только отделили ее от нас, дали ей плоть и возможность нам бороться с ней. Смогут ли они держать темный мир, в который мы бесконечно сливаем темную энергию? Не нужно быть гением, что бы понять всю очевидность невозможности этого явления. Рано или поздно темный мир взорвется, как гнойник, если мы не изменим свою политику. Поэтому как названный наследником и как претендент на роль епископа, я должен вам сказать, если вы дадите мне право стать лидером, наша борьба не будет прежней, если же вы предпочтете следовать старым догмам, то я уйду уже сегодня. Человек на мою должность уже есть, отчет о событиях в Ксаме я уже предоставил и любой из вас может ознакомиться с деталями. Все записи, что оставил Ричард тоже будут предоставлены ордену независимо от вашего решения, но лично я не смогу жить как прежде.

Он немного помолчал, прикрыв глаза, и невольно коснулся черного камня на своем кресте.

— Это все, что я хотел сказать. Если у вас есть вопросы я готов на них ответить, — проговорил он, отогнав мгновение слабости.

— Что будет новой борьбой?

Этот вопрос был самым тяжелым и самым важным для Стена.

— Ответить на это однозначно я не могу. Новый путь придется создавать совместно, но если учесть, все что я знаю теперь, цели ордена мне видятся иначе. Посудите сами, если Тьму порождают люди и она всего лишь второе воплощение энергии, которое теоретически можно изменить, то почему бы не найти способ очищать темную энергию, а не загонять в другое измерение. Если принять за истину, что темные это демоны, которые смогли частично очиститься и поверить Ричарду, что если им удастся прожить жизнь, так и не вызвав Тьму, то вновь смогут стать людьми в новой жизни. Тогда почему мы не можем помочь им пройти этот путь? Более того, вы можете в это не верить, но он утверждает, что множество людей после смерти становятся демонами, и среди этих людей большинство экзорцисты, потому что несут внутри себя слишком много тьмы. И лично я уже не сомневаюсь, что после смерти не окажусь в темном мире. Во что будете верить вы — решать вам самим, но Керхар оставил нам очень много записей о древней магии, о тайнах темного мира, о демонах и людях, на основании которых можно найти новый путь, вывести новые техники и утвердить новые принципы работы.

По залу пошел шепот.

— Как я понимаю, вопросов больше нет?

Все затихли.

— В таком случаи, я удаляюсь, чтобы дать вам возможность, все открыто обсудить. Мой новый адрес в моем личном деле, так что найти меня не составит труда.

На трибуну он положил папку.

— Это копия моего отчета о Ксаме и некоторые выписки из записей Ричарда.

Больше не говоря ни слова, он удалился, слыша, как зашумел зал, как только он закрыл дверь. Управлению ордена было о чем поговорить. Стен же не хотел тратить на это время и поспешил домой.

Откровенно говоря, он не чувствовал себя членом ордена и нуждался в некой независимости и оттого совершил довольно дикий поступок для экзорциста своего уровня. Он не стал въезжать в служебную квартиру, а продав все свои награды, он купил на окраине столицы небольшой добротный домик, где теперь пытался обжиться с младшим сыном. Продать же отцовский дом он не смог, но передал его Лейну.

Казалось, у него есть свой план, которого он сам еще не понял. Наверняка он знал только одно — жить, как прежде он не будет никогда. И потому, вернувшись домой, он сразу приступил к работе, застав Артэма за разбором рукописей.

Гостиная, как самая большая комната превратилась в настоящее подобие магической лаборатории. На полу лежали разложенные листы, по которым рисовались копии описанных печатей. На стенах висели разные листы с самыми разнообразными пометками. Весь стол был завален новыми записями и повсюду мелом были начертаны самые разнообразные символы.

— Они не приняли тебя? — спросил Артэм, поднимая глаза от своей работы.

— Скорее я сказал, что не приму их прежними, теперь они думают, а я не хочу тратить время на разговоры.

С этими словами Стенет опустился на пол и продолжил работу.

— Ну и правильно, я тоже до сих пор не стал на учет в столице, — пробормотал Артэм и вновь начал рисовать символы.

У них было еще слишком много работы чтобы тратить время на условности.

Ответа от ордена не было, впрочем нельзя сказать, что Стен его ждал. Ему было куда важнее найти решение, хотя бы первое, базовое, чтобы не быть голословным, а предлагать ордену конкретную альтернативу. Благо в этой работе он был не один и Артэм легко помогал ему. Ученик Керхара хорошо понимал подчерк наставника и легко расшифровывал символы, когда рука писавшего вздрагивала. Даже там, где Ричард невольно переходил на язык тьмы, мальчишка легко понимал смысл. Это открытие поразило Стена.

— А чему ты удивляешься? — не понимал Арием.

— Люди не должны понимать этот язык, — неуверенно отвечал Стенет, понимая что это тоже старая догма, которую стоит еще проверить.

— Ты ведь тоже его понимаешь, разве ты не человек? — спросил Артем.

— Человек, но я был уверен, что всему виной открытый проход в темный мир. Кстати, проход ли это?

— Нет! — воскликнул Артэм и стал что-то искать в записях, а когда нашел — прочел: — Ровно так же, как уничтожить тьму, человеческая душа способна ее поглотить и сделать частью себя. Этот метод впервые применил Ларе-Дан, что привело к расщеплению его души. Позже при той же технике Стенет Аврелар смог поглотить тьму и подчинить ее, в то время как все его предшественники, поддавшись тьме, становились ее частью.

Мальчишка отложил листы и внимательно посмотрел на отца, после вывел:

— Так что нет, ты поглотил того низшего демона.

Стена эта новость озадачила. Ему было куда проще думать, что тот черный змей, пройдя через его сердце, исчез в ином мире.

— Впрочем, если он часть тебя, — продолжал Артэм, — можно допустить, что именно так ты и узнал темный язык, но тогда мои знания выглядят странно.

Стен кивнул, но, не желая увязать в пустые теории, спросил:

— А часто он пишет о существующих печатях?

— Нет, очень редко, — он протянул отцу небольшую стопку. — Правда все эти печати он критикует и расписывает их возможные полезные перестройки.

Стен взял бумаги и стал читать, отвлекаясь от своих разборов догм и основ. Так они условились. Пока Стен искал новые принципы для экзорцизма в целом и то, что могло помочь мечникам, Артэм пытался систематизировать все, что писалось о печатях. Потому Стен о некоторых вещах сначала узнавал от сына, а потом заглядывал в оригинал, который изучал в мельчайших подробностях, так же внимательно, как сейчас. При этом он даже не заметил странный внимательный взгляд Артэма, изучающего черты лица отца. Только тогда в его душу прокрались сомнения. Он не раз замечал схожесть Лейна с отцом, особенно в улыбке и манере спорить. Они порою были практически идентичны, но только сейчас он вдруг понял, что растет совершенно не похожим на Стенета. Привыкший быть честным и искренним с отцом, он впервые нервно прикусил губу и, промолчав, поспешил вернуться к работе. Правда, как натура увлекающаяся, он очень скоро отбросил эти мысли и вернулся к работе.

Только на третий день тишины, Артэм вышел из дома и заодно решил узнать, что слышно о новом главе ордена. Он отправился в лавку через дорогу, потому Стен отпустил его одного, но вернулся он не только с покупками, но и новостями.

— Представляешь, совет ордена так и не принял решение, — сообщил он по возвращению. — Там говорят третий день шумные споры. Уже ходит слух о возможном расколе ордена.

— А что с обстановкой? — спросил Стен, словно его совсем не волновал вопрос правления в организации.

— Вроде все тихо, — пожимая плечами проговорил мальчишка. — Или они скрывают, или работа идет в штатном режиме, никаких демонов, захватов, дыр в Темный мир — ничего.

Это было хорошей новостью.

— Ну надеюсь совету хватит ума сохранить орден цельным, — проговорил Стен и вернулся к работе, понимая, что уже сейчас кое-что конкретное может предложить.

Когда вечером того же дня в дверь постучали, он открыл ее, ожидая увидеть кого угодно, но не своего наставника Рейнхарда.

— Я могу войти? — спросил исхудавший, совсем постаревший мужчина.

— Да конечно, — неловко отозвался Стен, спешно пропуская наставника, к которому всегда питал особо уважение. — Проходите, правда, у меня тут легкий хаос.

Рейнхарду было странно видеть Стена таким. Он привык к собранному, сдержанному и всегда серьезному юноше, который следовал всем догмам и традициям, а сейчас перед ним стоял растрепанный и, мягко говоря, странный человек. Его нельзя было назвать старым и даже «человек в возрасте» определение не для его положения. Рейнхард с удивлением изучал этого человека, словно видел впервые. Его удивляло все: кожа, явно впитавшая в себя немало солнца и познавшая силу горного ветра; взгляд полный огня уверенности и задумчивой печали; мелкие звездочки, как метки, разрезающие тонкие морщинки в углах глаз; седые локоны, подобные серебряным нитям, падающие на черную одежду испачканную мелом. Во всем облике Стена он не находил ни одной условности, ни одного правила, напротив, он словно перечеркивал все. Даже сутана внезапно стала другой в его одеянии. Без золотых наград, белоснежных воротников и даже без креста, она вдруг предстала строгим сдержанным нарядом человека, отдавшего себя своему делу.

— Я пришел от имени совета, — начал было Рейнхард, но войдя в гостиную и увидев огромное количество бумаг, тут же умолк.

Машинально кивнув мальчику-послушнику, он пробежал взглядом по исписанным стенам и бумагам, заполнявшим всю комнату в сложном, трудно уловимом порядке.

— Это все оставил Ричард? — уточнил пораженно мужчина.

— Да, он чуть больше полугода писал все это. Тут много разных записей, например это.

Стен совершенно спокойно протянул наставнику несколько листов описывающих влияние разного рода ударов освященных мечей, на энергии темных существ. Причем все это сопровождалось конкретными цифрами и примерами из истории ордена.

Только просмотрев эти листы, Рейнхард почти потерял дар речи.

— Я…

— Не волнуйтесь, я не буду прятать эту информацию, просто в таком виде, как мы ее нашли, ее сложно предоставить, она нуждается в систематизации и переработке, — спокойно говорил Стен. — У Ричарда отвратительный подчерк, впрочем, учитывая его болезнь, его сложно в этом винить.

Рейнхард прекрасно понимал, что без пометок Стена, поверх сильно искаженных букв он бы очень долго разбирал некоторые слова и фразы, но не мог даже предположить, что местами и вовсе не смог бы понять, что рваные символы принадлежат совершенно другому языку. В этом и был ужас всех этих записей, казалось, каждый лист писался настолько торопливо, что сам автор боялся упустить какую-нибудь деталь, что делало записи катастрофически небрежными.

— Он как будто предчувствовал…

— Нет, — уверенно покачал головой Стен. — Он просто знал, что жить ему еще несколько лет и спешил записывать все, что открывалось ему в моменты прозрения, все же не всегда память Керхара была ему доступна. Я думаю, что он планировал сам все это систематизировать и написал бы много больше, если бы не погиб.

— Но почему он молчал столько лет?! — пораженно воскликнул Рейнхард, в очередной раз, скользя взглядом по стенам.

— А вы бы его послушали?

Вместо ответа, старый боец просто вздохнул и отвел взгляд, все же признавая, что в столице паренька не воспринимали всерьез никогда, видя в нем только инструмент.

— Вот видите. Так зачем вы пришли? — спросил Стен, наконец, расчистив место на небольшом диване, усаживая гостя.

Сам же он устроился на подушке на полу, как и сидел до появления наставника. Артэм к тому моменту успел незаметно ускользнуть на кухню, понимая, что может помешать разговору, однако всем своим естеством он внимательно слушал все, что происходило в гостиной, ибо переживал куда больше отца. Пока Стен искал ответы, юный заклинатель, опасался, что в ордене испугаются перемен, отвергнут Стена и те знания, которыми так отчаянно хотел поделиться Ричард. И от одной этой мысли мальчику становилось обидно за своего брата и отца, но все оказалось не так плачевно.

— Мы очень долго спорили, — проговорил Рейнхард. — Жаль, конечно, что нельзя было показать все это тем, кто не хотел верить твоим словам, но в итоге…

Мужчина выдохнул и заговорил явно официально:

— Мы просим вас — Стенет Аврелар — принять командование Орденом Креста.

Стен долго смотрел на наставника, так словно собирался отказаться от всего этого, но вместо ответа, он потянул серебряную цепочку на своей шее и извлек из-под черного одеяния серебряный крест, взглянул на него, а после молча и почтительно кивнул.

— Ты согласен? — взволнованно уточнял Рейнхард.

— Я приду завтра и принесу клятву. На этот счет, можете не беспокоится.

Он улыбался мягко и легко, словно речь шла о легкой деловой беседе, а не о руководстве огромной организацией нуждающейся в кардинальных реформах. Эта улыбка была с ним всегда в стенах главного отделения, но за его пределами, когда кто-то из официальных лиц становился у него на пути, Стен становился настоящим чудовищем, уверенным, грозным и беспощадным.

Даже король, вынужденный принять все требования нового епископа, шутливо спрашивал:

— Он у вас точно человек?

Но для Ордена ответ был очевиден. Большинству инквизиторов нравился новый епископ. Он не выделялся внешне и часто мелькал в огромных коридорах в самой простой черной сутане. Оттого молодые ребята, еще не знавшие его в лицо частенько попадали в неловкие ситуации, а Стен только улыбался и ускользал по своим делам. Он предлагал конкретные реформы и не принимал единоличного решения, вынося на обсуждение каждое предложение, при этом нередко оставлял верха ордена обсуждать новые проекты, а сам ускользал в свой кабинет, чтобы быть и рядом и не мешать в то же время другим людям работать. Он четко выдавал свою позицию, обозначал варианты и давал ордену выбирать, но когда решение было принято, он покидал здание совета, все же одевая золотую звезду, как символ своей должности, что сразу бросалось в глаза на черной шелковой ленте блеском золота. Тогда в нем что-то менялось и, защищая позицию ордена, он уже не был мягок. Он добивался, доказывал, порой стучал кулаком по столу и даже в некотором роде угрожал: он описывал такие возможные исходы, что у чиновников волосы вставали дыбом от ужаса.

— Тогда нападение прошлого месяца, покажутся вам раем, — говорил он страшным тихим голосом. — Так, что подписывайте и не сомневайтесь в том, что это нужно.

И его слушали, боясь даже возразить.

Так за первую неделю своей работы он стал личностью, которую в лицо знали даже дворовые мальчишки. А видя его на улице, простые люди частенько кланялись, в очередной раз, поражаясь отсутствию регалий. И только на окраине города ночью, соседи епископа удивленно наблюдали, как на балконе человек в черном одеянии долго курил о чем-то думая. Он не стал переезжать в центр, заселяться на территории ордена, утверждая, что прогулки пойдут ему на пользу.

Не все это понимают, но в действительности каждому человеку идут на пользу небольшие паузы в работе. Остановиться, задуматься и осмотреться. Это действительно помогает, ибо каждый из нас, сам того не замечая, при долгом взгляде на один предмет теряем иные взгляды на него же. Именно поэтому, смена деятельности, прогулки, другие лица и впечатления, оживляют работу. В бесконечном стремлении сделать что-то важное, мы часто теряет саму причину нашего пути и постепенно становится не важно «как» и важно только «что», и в тоже время сама причина, само «зачем» исчезает, оставив нам пустую дорогу без света. Смешно порою замечать, как ради цели кто-то другой буквально танком проезжается по причине своих начинаний. Сколько в мире родителей уходят в карьеру ради лучшей жизни детей, а после кричат и отталкиваю своих чад, чтобы те не мешали работать. Со стороны это бывает нелепо и глупо, но сами люди верят в свою правоту. Так и Стен боялся, что в один прекрасный миг не сможет заметить потребности самого мира, самого света, людей, которых он защищал. И потому с большой радостью, неспешно шагал домой, наблюдая как город прячется в ночь, как кто-то спешит с работы, забирая ребенка домой и при этом беседовал с сыном. Они забывали временно о делах, вскользь обсуждали их и переходили к беседам о самих себе. Артэм делился своими планами и мыслями о самых разных вещах, начиная с теории Тьмы и Света, заканчивая обстановкой нового дома, что была еще не завершена. Утром же напротив, Артэм часто молчал, думая о том, что предстояло сделать, как члену команды разработчиков новых печатей. Он все еще оставался послушником, но в нем уже признавали гения и обращали внимание на его идеи, не превращая мальчишку в расшифровщика записей Ричарда.

Зато Стен ловя запах свежей выпечки, порой задерживался, чтобы переговорить с кем-нибудь из городских властей или с необычайно хмурым лавочником, позволяя сыну опередить себя и приступить к работе. Все это давало ему силы, чтобы лучше видеть свои собственные цели.

Он очень быстро привык к существующему положению вещей и был уверен, что готов ко всему, но не прошло и месяца, как на его лице возникло выражение испуганной растерянности. Он просто спешно выскочил из кабинета и чуть не сбил белокурую целительницу.

— Камилла? — только и смог прошептать он, не веря, что на него вновь смотрят те самые завороженные глаза.

Заливаясь краской, молодая женщина прятала глаза и отступала.

— Не думала, что вы знаете мое имя, — прошептала она тихо. — Я думала, вы давно его забыли.

— Что ты делаешь здесь? — недоумевал Стен.

— Я перевелась сюда, — шептал ласковый голос. — Что бы быть рядом с вами.

В этот миг, она все же решилась посмотреть на него. Именно тогда их глаза встретились впервые по-настоящему, не вскользь, не убегая в сомнении. Она видела синеву, которая чуть дрожала, озаряясь странным блеском надежды. Он же видел в ней живые осколки неба и поражался, как мало он знал о той, что вот уже пять лет робко завораживала его взгляд.

Она улыбнулась, но он уже опомнился и спешно отвернулся, вспоминая, что все-таки женат, а через миг, посмотрев на нее, он был уже серьезен, одев официальное выражение лица поверх человеческого лика.

— Это хорошо, что ты здесь, сейчас в столице мало практиков, а теоретики не способны в одиночку создавать новые законы так, чтобы они были пригодны для использования. Добро пожаловать в команду.

Он мягко улыбнулся, и признавшись, что спешит, ускользнул, отчаянно понимая, что сердце в его груди беспокойно стучит, какой-то давно позабытый ритм.

Он не был готов говорить с ней, хотя отсутствие товарища и долгих ночных бесед, нехватка той открытости и честности, что давали беседы с Ричардом, как бы подводили его к необходимости сделать этот шаг, но он снова и снова напоминал себе, что не был вдовцом, что врал все эти годы, что браки не расторгаются и что где-то в этом мире, есть его законная жена, а это девочка не заслуживает такой безжалостной жестокости, и главное от кого — от самого епископа! Этого Стен просто не мог допустить. И уходил в дела так, что все чаще оставался ночевать в своем кабинете, особенно тогда, когда в столицу прибыл Лейн. Он не спешил сюда, опасаясь не быть таким же особенным, как в Ксаме. Будучи натурой тщеславной, он в этом отличался от отца. Молодой Стен, получив возможность попасть в столицу, не раздумывая мчался туда. Он прекрасно понимал, что дома он — молодое талантливое дарование, а в столице просто мальчишка, которого заметили, но одна мыль о том, что у него будет возможность учиться у самых лучших, путешествовать по всей стране и осваивать то, что в Ксаме просто невозможно — приводило его в восторг. Лейн же хмурился, понимая, что ему придется вновь завоевывать авторитет и доказывать всем, что он не просто сын своего отца, а тоже способен на что-то значимое. Впрочем, он не был готов признаться себе, что попадает в столицу только потому, что туда попал отец, а не потому что поразил столичного мечника, как это было со Стеном. Вот только долгие раздумья, сомнения и уговоры младшего брата смогли убедить Лейна приехать. При этом у него был вид человека, делающего одолжение своей семье, которое заставляло Артэма смеяться.

Стен же не обращал на это внимание, буквально перепоручив капризного юнца своему наставнику.

— Много у него спеси, — жаловался старый Рейнхард, — но ничего, мы его перевоспитаем.

Стен только улыбался, прекрасно зная, что Рейнхард может и научить, и осадить, если надо, и даже проучить; и ничего дурного в этом не видел, потому даже не думал вмешиваться и вслушиваться в жалобы сына, давая ему полную свободу выбора. Сам же тоже выбирал, что хотел и в особо сложные дни, он оставался в кабинете. Его дети уже не ждали его, а Артэм сам уходил домой и встречал Стена там, если тот все же появлялся, как правило, в полном мраке.

В ту ночь он уснул в кабинете, незаметно для самого себя. Просто усталость взяла верх, и он невольно погрузился в мир дремы. Перед ним в ярком свете стоял тот самый черноглазый с его лицом, совсем молодой, улыбчивый, но странно бледный. Никогда прежде Стен не мог рассмотреть его так внимательно как сейчас. Бледная кожа темного, казалась прозрачной и словно призрачный туман едва прикрывала черные жилы под кожей. Стен был уверен, что в прошлый раз он был явно сильнее, а теперь казался истощенным и болезненным.

Жестом темный позвал епископа к себе, и Стен шагнул, чувствуя себя буквально подвластным этому жесту.

— Кто ты? — шептал он взволнованно.

— Ты знаешь, — беззвучно шептали тонкие губы.

— Как зовут тебя?

Бледная рука коснулась губ епископа.

«Ты знаешь» — эхом звучало в его голове.

А в голове почему-то вновь всплывали странные обрывки воспоминаний, словно он стоял на холме и видел перед собой белый город в зелени, как он медленно разводит руки, словно открывается этому миру.

«Авалар!» — кричит ему испуганный взволнованный голос.

А он оборачивается и видит синие глаза Керхара, полные мольбы, но без малейшей жалости лишь закрывает веки, и шепчет:

«Пора…»

А темный смотрит на него и смеется, медленно касается своей груди и вдруг, буквально на глазах у Стена, разрывает свою грудную клетку, словно кожа только жалкая тряпица, а кости жалкий песок. Вот только от этого на его лице не появляется боли. Он улыбается. Нет ни единой капли крови и сердца в его груди нет, только огромный черный камень, этакий идеальный шар в котором потоки тьмы исполняют свой танец.

Стен не успел даже испугаться, как темный протянул ему этот камень.

— Смотри, — шептал он тихо. — Смотри внимательно, если хочешь увидеть Керхара…

Это имя заставило Стена буквально вцепиться в странный шар, и смотреть в него, словно он мог открыть ему тайну всего мироздания, но ничего не происходило. По пальцам пробегали спазмы, голова начинала кружиться, а к горлу подступал ком тошноты.

Он поднял глаза, но темного не было, а свет быстро исчезал, охваченный Тьмой со всех сторон. Она подкрадывалась к нему и, касаясь, вызывала в нем такой страшный холод, что он терял самого себя. Камень выскользнул из рук.

Свет разлетелся осколками, а звон мгновенно увяз в пелене темной массы. Все исчезло. Стен был готов поклясться, что его больше нет, что он сам это тьма, струящаяся в этих непроглядных потоках. Ему хотелось достичь того, кто сидел, прям перед ним. Раньше он его не видел, но теперь, прямо перед ним на алтаре сидел мужчина, прислонившись к кресту. Капюшон не скрывал его лица, а мантия походила на лохмотья. Он был бледен и истощен так же, как тот темный, что встретил его в этом сне, но его темные глаза были завязаны бинтами. Стен почти достиг ее, но внезапно уперся в преграду. Странная стена из тусклого незримого света охраняла этого человека. Только теперь можно было разлучить тусклое сияние, исходящее, от лица и дрожащих рук. Его губы что-то шептали, но различить слов было нельзя.

Но вдруг возникла еще одна фигура. Этого он стразу узнал. Керхар медленно приближался к неизвестному, но только когда смог коснуться его бледной руки, заговорил:

— Это я, Медлар. Я вернулся.

Существо с завязанными глазами, тут же дернулось, пришло в движение и буквально вцепилось в мантию Керхара. Он что-то говорил, вернее, отчаянно хрипел, неспособный внятно выражаться.

— Все хорошо, — шептал Керхар.

А это существо буквально рвало на нем мантию и прорывалось к его груди, чтобы точно так же вскрыть ее и застыть.

Яркая пульсирующая искра, осветила купол. И тьма отступила, а Стен невидимой, бесформенной силой, напротив устремился к свету и стал восторженно плясать вокруг этих двоих. Он не мог объяснить чему рад, но что-то подсказывало, что нет ничего лучше этого света.

Керхар сорвал повязку с товарища, раскрывая две зияющие дыры в которых явно не было ничего похожего на глаза человека, но тут же в пустых глазницах шевельнулась тьма и мгновенно распахнулись узкие огненные зрачки.

Он улыбался и словно оживал, буквально вдыхая свет.

— Пора, — прошептал Керхар и поднял руку ввысь.

Он был уже совершено цел, словно никто его и не трогал, точно так же, как его товарищ казался полным сил.

Светлая звезда поднялась ввысь и залив все светом — взорвалась. Вновь заплясали вихри тьмы и света, а в тишине магии зазвучал хохот, столь дикий, что Стен вскочил, резко делая вдох и замирая в своем кресле у стола.

Перед ним стоял темный — молодой, полный сил и уверенности. Он держал в руках меч епископа и смеялся.

— Какой же ты дурень, — проговорил он, неспешно опустив меч на стол и тут же исчез, заставляя Стена провалиться в полное забытье.

Утром, открыв глаза, он сразу невольно застонал от сильной боли в груди, а через миг увидел меч на своем столе и в ужасе не мог дышать. Часом позже епископ был найден в своем кабинете без сознания. У этого горячего сильного экзорциста, было все же сердце человека, которое устало и отправило Стената Аврелара на больничную койку.

Столица и орден испуганно затихли, боясь даже обсуждать инфаркт нового епископа. Сомнений не было, мужчина просто измотал себя.

— Ты уже не молод, — говорил ему Онгри. — Надо учитывать это.

Но Стен подозрительно смотрел сквозь него во время всех нотаций. Как не странно свое состояние его волновало мало, он продолжал работать даже в постели, но одно его задание всем казалось странным:

— Мне нужна вся активность тьмы в ту ночь.

— Зачем? — не понимал его помощник.

— Надо!

Но ничего необычного не было. Он вновь перепроверил все и убедился, что не только в столице, но и вообще во всей стране эта ночь была тихой настолько, что эту тишину можно было считать паранормальной.

— Тогда узнайте о, всех происшествиях этой ночью, — требовал он.

Да так настойчиво, что врачи, наблюдавшие за этим, начинали сомневаться в его вменяемости, но так, как буквально через миг епископ становился привычно сдержанным и спокойным, всем пришлось смириться, что у Аврелара просто личный интерес. Особых происшествий не нашлось, но список мелких ему все же предоставили. И как только ему позволили встать, он сразу занялся их изучать.

Все было довольно просто. Он точно знал, что оставил меч дома. Он брал его редко, прекрасно понимая, что он теперь лицо официальное, а в случае необходимости в здании ордена для него найдется оружие. К тому же, благодаря «наследию Керхара» — а именно так был назван целый ряд мощных печатей — он мог сражаться и без меча, давая тьме шанс обратиться обратно светом или стать хотя бы неопределенной силой человеческого духа. Впрочем, для него был важен сам факт того, что меча при нем не было, теперь же изучая меч в пазах рунной резьбы он замечал едва различимые следы крови и ужасался от одной только мыли, что его мечом могли причинить вред человеку.

Все это так сильно волновало Стена, что он не мог ни о чем думать, даже не замечал Камиллу, что все время старалась за ним ухаживать во время болезни, а когда замечал, поддавался ей, невольно, нуждаясь в беседе. Он говорил с ней вечерами, и даже не заметил, как начал позволять ей касаться его рук, сжимать его ладонь, ронять голову на свое плечо, как сам скользил пальцами по ее запястью, гладил ее светлые локоны и по своему пытался заботиться об этой девочке.

Но стоило ему встать на ноги, как он спешно сбежал подальше от госпиталя, чтобы не думать, как объяснить этой девочке свою слабость. Благо ничего недопустимого он так и не совершил, а их сближение не перешло черту, чтобы нужно было действительно что-то объяснять.

Зато самому себе Стен просто обязан был объяснить следы крови на своем оружии. Первым делом он заглянул в один небольшой кабачок, мимо которого нередко ходит на работу. В ту ночь там случилась странная драка, в которой был убит человек. С хозяином он был знаком, поэтому легко узнал все детали случившегося. Все оказалось довольно банальным. Ревнивый муж застал жену в кабаке с любовником и зарезал несчастного. Стен хмыкнул и забыл об этом. Было еще одно ограбление, в котором никто не пострадал и драка, в которой все действующие лица были известны.

Изучив все детали, Стену пришлось сдаться, просто вычистить оружие и вернуться к нормальной жизни. Он совсем не знал, что в это время Камилла, наблюдавшая странности Стена решила сама узнать о той ночи, она решила спросить у охраны главного подразделения, где был Стен той ночью. Ей сказали, что он ушел очень поздно и вернулся на рассвете с мечом, при этом ни с кем не разговаривал и одет был в штатское. Это удивило девушку, ибо она точно помнила, что сам Стен утверждал, что провел ночь в кабинете и что видел кошмар. Но она промолчала, просто поблагодарив стражу и соврав, что это важно для его лечения. После она удалилась, радуясь тому, что едва ли кому-то придет в голову интересоваться подобным. Она же его действительно любила и продолжала украдкой наблюдать, пока он сам не заговорил с ней, поймав в одном из коридоров.

— Мы можем поговорить? — спросил он без лишних церемоний.

— Да, конечно. Как вам будет угодно, — отвечала она с явной готовностью принять любые его желания.

— Я хочу поговорить не здесь, — продолжил он.

Голос его становился тише, он касался ее руки и только затем смотрел в глаза.

— И говорить я хочу не о работе, — шептал он смущенной Камилле. — Мы можем встретиться вечером?

Она только кивнула и, приняв его предложение, умчалась, краснея до самых ушей. О подобном предложении она даже не мечтала. Он же понимал, что так больше не может продолжаться и хотел навсегда покончить с этим напряженным молчанием.

Когда ее увидел вне ордена, то застыл. Перед ним не стояла больше скромная девочка в черном одеянии, перед ним стояло чудо в светло-голубом платье. Белые локоны крупными волнами падали на ее плечи, а она сияла.

— Я так рада поговорить с вами, — говорила она, садясь с ним рядом в центральном парке столицы. — Я так привыкла к нашим беседам, что мне без них стало очень грустно.

Он смотрел на нее и уже не знал, какой выбор был верным, однако все же начал разговор, решив просто быть честным.

— Камилла, я хотел бы, чтобы ты вернулась домой, — признался он.

Девушка сразу поникла и опустила голову.

— Я вас раздражаю?

— Нет! Что ты?

Он даже испугался такого предположения и невольно коснулся ее руки.

— Ты удивительная и для меня ты похожа на глоток свежего воздуха, но я старше тебя на двадцать лет и я не могу…

Он сам сбился, понимая, что в своих словах выдал все свои мысли.

— Не на двадцать, а на восемнадцать, — исправил его тихий голос.

Тонкие пальцы легли поверх его ладони, и она повернулась к нему, не поднимая глаз, просто подавшись ближе и заговорив очень тихо.

— Я ведь все понимаю. Я знаю, что вы не можете, что вы лицо официальное и служебные романы не для вас, но я ничего не могу с собой поделать. Много лет назад, когда вы вернулись в Ксам, я увидела вас. Тогда вы были очень печальным и таким строгим, а я была еще девчонкой, но вы заметили меня среди сирот при епархии. Вы наверняка этого не помните, но вы дали мне яблоко и погладили по волосам и с того дня я постоянно думала о вас.

Она подняла глаза и посмотрела на него своими огромными голубыми глазами. Он же вспомнил эти глаза и поразился, осознав, что та угловатая девочка с короткими волосами и ссадиной на лице и была та самая Камилла, что теперь прекрасным ангелом сидела перед ним.

— Моих родителей убил одержимый, только меня спасли, а я тогда всех ненавидела и совсем ничего не хотела, пока не появились вы, — продолжила девушка. — Я живу ради вас и благодаря вам. Да сначала это была детская глупость, но я наблюдала за вами с тех самых пор и знаю о вас очень много. Мне кажется, я понимаю вас, и я люблю ваши мысли, ваши поступки, вашу горячность и вашу улыбку. Я, правда, все это люблю!

Ее тонкие пальцы крепко сжали его руку и в порыве прижали ее к своей груди.

— У меня от вашего присутствия сердце замирает. Поверьте, я не стану компрометировать вас, плести интриги и делать глупости. Просто позвольте мне остаться рядом, как и прежде.

Она говорила это так, что он не мог даже извиниться за свои слова, за свое мнение и желание избавиться от нее. Вместо этого он ласково привлек ее к себе и обнял.

— Просто ты мне нравишься, я думаю о тебе, но не хочу разрушать твою жизнь, — шептал он тихо.

— Вы не можете ее разрушить, потому что она принадлежит вам.

После таких слов Стен не смог устоять. У всех мужчин есть одна слабость, они любят быть нужными. Если рядом с мужчиной оказывается робкая слабая женщина, вверяющая себя в его волю, под его защиту и его опеку, это непременно пробуждает в нем самое лучшее, даже если это будет не долгим пробуждением. Юные мальчишки частенько с большим восторгом взваливают на себя это сокровище, а потом понимают, что не способны его защитить и увязают в страхах и сомнениях. Самолюбивые мужчины вскоре начинают красоваться, деспотичные — подавлять, слабые — распускаться. И только единицы зрелых сильных мужчин могут принять роль защитника и опоры. Стен был таким мужчиной, особенно теперь, когда смог сам вырастить своих сыновей, достиг верха карьеры по службе и чувствовал себя не до конца раскрытым в отсутствии пары. Где-то в глубине души, он признавал, что в нем просто живет дикое желание о ком-то заботиться, кого-то защищать, ради кого-то строить свою жизнь и быт. Его дети уже выросли, и даже Артэм был уже на пороге того, чтобы стать самостоятельным, а это сулило мужчине одиночество, мысль о котором болезненно саднила в груди. Но он не мог закрутить невинную девушку в вихре своих прихотей. Он узнавал ее и поражался сходством их мыслей и переживаний. Она тоже очень многое принимала близко к сердцу, точно так же, как он в молодости. Она старалась помогать людям и много улыбалась, чтобы не происходило у нее на душе, но говоря с ним, она обнажала все свои переживания и искренне делилась с ним всем.

Именно поэтому он очень скоро понял, что стоит на очень опасном пути, общаясь с этой юной особой. Поймав себя на желании ее поцеловать, он чуть не сделал это, вовремя остановившись.

— Камилла, я не могу заводить отношения, — поспешно попытался он объясниться.

— Из-за должности?

— Не только. Даже скорее совсем не из-за нее.

При этом он отвел взгляд, чтобы не видеть, как каждая эмоция отражается в ее глазах, но она поразила его.

— Вы беспокоитесь о том, что вы женаты?

Стен вздрогнул и посмотрел на нее пораженно.

— Я знаю, вы всем говорите, что вы вдовец и ваша жена умерла, но не так уж и сложно при желании узнать, что ваша жена исчезла, оставила вас с двумя детьми, а вы все еще не хотите ей изменять? — Поразилась девушка. — Разве она стоит такой верности?

— Нет, но…

Стен мягко брал ее руки в свои и смотрел в ее глаза.

— Я не хочу, чтобы ты была с тем, кто не может предложить тебе настоящую семью, настоящий брак, настоящую верность.

— Но для меня это не важно, — шептала девушка. — Если я могу быть с вами, я буду рада быть кем угодно. И никто не узнает, а если захотите, я даже ребеночка вам рожу. Я была бы даже рада родить от вас малыша.

— Глупенькая, в нашем мире трудно внебрачным детям, — шептал он, поражаясь сиянию ее глаз.

— Это вы глупый, — отвечала она. — Трудно всем, но куда важнее быть живым и здоровым и совершенно неважно в браке ты родился или нет, важно, что ты пришел в этот мир, а если ты пришел в него благодаря любви, то ты благословлен самой великой силой на земле.

— Ты права, — шептал он, позволяя тонким рукам Камиллы, обнимать его шею.

Но как только ее нежные губы коснулись его дыхания, он крепко обнял тонкую фигурку за которой пряталось невероятно сильное завораживающее существо.

С этого момента их странный медленный роман, стал очень бурным и уже через пару дней, молодая любовница епископа переехала к нему домой.

Артэм принял это спокойно. С Камиллой он все давно обсудил до ее окончательного переезда, поймав ее на попытке подружиться с ним.

— Не надо мне угождать, — проговорил он холодно тогда.

Эти слова напугали девушку, но улыбающийся Артэм, продолжил:

— Не делай такое лицо. Ты ведь не думаешь, что я буду называть тебя мамой?

— Нет, но…

— Все хорошо, — перебил ее мальчишка. — Я нормально отношусь к тебе, ты хорошая девушка, но твои отношения с отцом меня не касаются. Как он решит, так и будет, так что просто живи спокойно.

Произнеся это, он вновь вернулся к чтению старинной книги о магических печатях.

— И ты не боишься, что отец станет уделять тебе меньше внимания? — поразилась девушка, ожидавшая совсем другого поведения ребенка.

— Нет.

Артэм даже удивился такому предположению.

— Отец всегда найдет на меня время, если я его попрошу.

— И ты не считаешь, что он стал занят больше обычного?

Артэм рассмеялся, но все же отложил книгу.

— Всю мою жизнь, отец был занят. У него была работа, но никогда он мне не отказал, никогда за всю мою жизнь он не оставил меня тогда, когда это было нужно и всякий раз исполнял мои просьбы. Да, иногда нужно было немного подождать, но мой отец останется моим отцом, чтобы там между вами не происходило. Так что я повторюсь, просто живи дальше.

Лейн же отреагировал совсем по-другому:

— Отец, ты сошел с ума! — кричал он, считая, что его предка настигло старческое безумие.

Но прежде чем Стен успел хоть что-то возразить, Камилла наградила экзорциста хлесткой пощечиной.

— Ты права не имеешь так говорить со своим отцом! — заявила она, поразив всех.

Лейн привычно хлопнул дверью. Артэм отвлекся от своих дел, а Стен хорошо знавший ее и знакомый с ее острыми реакциями на несправедливость был удивлен.

— Он такой неблагодарный, — говорила она после епископу тихо. — Ты ведь вырастил его, я видела, как много ты для него делал, а он совсем этого не ценит.

— Это не повод с ним ссориться, не обращай внимания.

Но она обращала и потому отношения с Лейном у нее совсем не складывались. Девушка даже не думала мириться с заносчивым юношей.

— Кто ты такая вообще?! — ругался он после очередного ее замечания. — Ты мне не мать и вообще, если бы мама была жива, в нашем доме не было бы таких продажных женщин как ты.

В этот раз Лейн получил пощечину от отца. Никогда в жизни Стен не был так зол на него и никогда прежде не поднимал на него руку, но теперь смотрел буквально диким зверем. Все в нем тогда смешалось. И гнев от того, что Лейн вспоминал о матери, и негодование от сравнения двух совершенно разных женщин его жизни и сам факт оскорбления той, что делала все ради него. Тогда он впервые посмотрел на Лейна холодным высокомерным взглядом.

— Извинись.

Но Лейн только смотрел на него с гневом.

— Извинись немедленно, или убирайся.

Его голос был леденяще спокоен, а на лице не дрогнул ни один мускул.

— Вот и уйду! — крикнул Лейн в ответ. — Не желаю жить в этом притоне!

Он не ушел, хлопнув дверью, как это было обычно. Он промчался мимо Стена к себе, спеша собрать вещи и уйти. Ему было не понять, как болезненно и остро сжималось отцовское сердце. Он не мог даже представить, как горела от боли рука, посмевшая ударить свое продолжение. И конечно, о муках совести он ничего не знал.

Стен же молча пил таблетки, вновь ощущая тяжесть в груди, и обнимал Камиллу, не желая ничего объяснять. Она же догадывалась, но молчала.

Она действительно видела многое. В детстве она отмечала отношения Стена к своему сыну и даже немного завидовала ему. Она находила в Лейне черты лица Стена, читала в характере их сходства, но куда ярче она видела их отличая, делавшие их совершенно противоположными людьми.

— Если хочешь, я поговорю с ним и верну домой, — говорила она на следующее утро, видя, как нервно курит Стен. — В конце концов, я могу жить отдельно, а будешь приходить ко мне, как прежде.

Он тушил сигарету, ловил ее тонкую руку и целовал пальцы.

— Не надо, ты ни в чем не виновата, — шептал он. — Я давно потерял контакт с ним, просто я не должен был его трогать.

Только так он выдавал свои мысли и тут же привлекал ее к себе, чтобы скользнуть губами по ее шее. Ее любовь и ее ласка, становились для него источником энергии, благодаря которому он продолжал свою революцию в истории экзорцизма.

Уже через полгода все подразделения отказались от техник изгнания. Через год большинство действующих экзорцистов освоили техники захвата и изоляции Тьмы. По всей стране начались проповеди о необходимости хранить покой внутри себя. В столице их нередко читал Стен.

— Важно по-настоящему понять, что отсутствие порока не защитит вас от темной энергии. Вы можете бесконечно долго отказывать себе в низменных желаниях, так и не поняв, что беда таится не в действии, а в самом желании, в чувстве, которое толкает вас к нему, — говорил он спокойно в стенах храма. — Важно понять, что темная энергия такая же часть вас, как и светлая и вы сами решаете, какую сторону примет ваша душа, а действия это только отражение, того, что живет внутри вас.

Он запнулся, ибо в толпе горожан мелькнули яркие рыжие локоны. Странно до боли, до спазма в груди, содрогнулось все, а неизвестная в толпе, чуть отступила в сторону и показалась ему. Тот комок нервов, что сжимал его грудь, внезапно оборвался, а она внимательно посмотрела на него, без улыбки, без страха, без сомнения.

Стен закрыл глаза, глубоко вздохнул и продолжил, стараясь смотреть в другую сторону, но все же невольно глазами вновь и вновь находил ее в толпе. Он наблюдал, как она уходила, и чувствовал, как замирает его сердце.

В дверях она обернулась. Изумруды ее глаз сверкнули в солнечном свете, а губы что-то прошептали.

Стен сделал вдох, надеясь на облегчение, но стало только хуже. Она уходила, а это значило, что прямо сейчас появившись на краткий миг, она могла исчезнуть навсегда.

— Простите, я не могу продолжать, — признался он, отступая от трибуны.

— Стен, снова сердце? — взволнованно спросила Камилла, быстро подбегая к нему.

— Хуже, — неоднозначно, ответил он и сорвался с места.

Выскочив из храма с черного хода, он выбежал на улицу и увидел ее, стоящую, совсем рядом. Она улыбнулась, подняла глаза и посмотрела на него. Это была она. Ему не показалось, она — его Ане стояла перед ним. В голове стоял туман, в висках нервно стучала кровь. Не помня себя, он метнулся к ней и сразу с силой сжал тонкое запястье женщины, прижимая ее к стене. Она изменилась, на ее лице глубокими полосами ложились морщины, но, как и прежде, нервничая, она кусала губы.

Не находя слов, он коснулся лбом ее лба и только искал ответы в ее глазах.

— Что, опять возьмешь меня силой? — спросила она тихо.

Тогда только она могла видеть темные пятна в его глазах, которые быстро исчезали. Он тут же отшатнулся, опасаясь своих чувств и желаний. Тяжелое дыхание мешало ему говорить, но ее тонкие пальцы скользнули по его щеке.

— Ты не тронешь меня, мой Стенат не такой, — тихо шептали ее губы.

Она прильнула к нему и тихо прошептала:

— Я люблю тебя…

И тут же отстранилась, чтобы поспешить уйти.

Он не мог ничего говорить, только молча смотрел в стену. В глазах темнело, в ушах стоял гул. Находя наощупь стену, он слышал дикий хохот того темного в своих ушах, пока тихий голос не окликнул его. Кто-то бережно касался его плеча, а он, внезапно обернувшись, крепко обнял белокурую Камиллу.

— Что случилось? — спрашивала она.

— Просто не оставляй меня, — говорил он, целуя ее светлые волосы.

С ее появлением он снова смог дышать. В голове прояснилось, а наваждение отступило. Он словно очнулся от кошмара и еще не мог унять дрожь.

— Я не уйду, — шептала Камилла, обнимая его. — Я никогда не уйду.

Она не понимала его в этот миг, но знала, что никто кроме нее никогда не увидит его слабость, никому и никогда он не покажет эту нервную дрожь в руках и голосе, никому и никогда он не признаться, что есть еще в этом мире вещи, способные выбить его из колеи.

Она соврала, что ему плохо, и обеспечила ему небольшой отдых. Она с волнением замечала, что его время от времени бросало в жар, затем он вновь становился бодрым и здоровым, но через пару часов, словно провалился, бормоча что-то странное.

— Стен, Стенет! — звала она его. И только тогда он вздрагивал и смотрел на нее быстро светлеющими глазами.

— Мне кажется, что ты куда-то уходишь, — говорила она, и крепко обнимала его.

Он обнимал ее в ответ и пытался понять, что на этот раз так упрямо нашептывал ему темный голос, но ничего не мог вспомнить.

Уже завтра он обо всем забыл, вновь став самим собой и все же признался той, что хранила его душу:

— Я вчера видел ее.

— Анне Аврелар? — поразилась Камилла.

— Да, я боюсь, что она найдет наших детей и тогда… Как они вообще это примут? — не скрывая тревоги говорил он.

— Тогда ты должен сам им все рассказать. Это в любом случае лучше, чем если это станет для них шоком.

— Лейн не поймет.

Лейн и не понял, ибо в этот же вечер, на улице его остановила женщина в черном одеянии, и мальчишка узнав мать, подумал, что сошел с ума.