Выбор нового епископа был неизбежным, точно так же, как восход солнца. Причем это было делом неотложным, столь важным, что заседание проводилось так скоро, как это только было возможным. Если бы все необходимые главы подразделений были бы в столице, то наверно собрание было бы созвано в тот же час, когда были закрыты веки епископа. Подобное может ужасать, однако речь шла о большом ордене, который, оставшись без главы, мог потерпеть поражение в битве за все человечество. Причем для экзорцистов это были не просто громкие слова. Каждый из них понимал, что главенство необходимо, причем даже самые тщеславные понимали, что это серьезный вопрос, требующий внимательного рассмотрения.
По сути в мире существует три вида принятия решений. Первый — это путь лени, он проявляется в стремлении принять решение, чтобы быстрее избавиться от необходимости его принимать. Такие решения чаще всего принимаются большими людьми и касаются судеб малых. Слишком часто большому начальнику просто нет дела до подчиненного или принимать решение слишком тяжело. Вы скажете, что подобный метод просто опасен для ордена белого креста, но члены ордена тоже люди, им порою просто хочется отдохнуть от суеты вереницы странных ничего не значащих для них вопросов. Да, так частенько подписываются не те бумаги и принимаются неверные решения. Вот только если это случается с экзорцистом, высока вероятность, что он вернется к своей ошибке по той простой причине, что с самой юности его учили помнить, что он не выше людей — он такой же человек. Он предупрежден о своем несовершенстве, он изучил его и на примере сотен чужих историй знает, что все это часть его врага. Поэтому, когда речь касается чего-то действительно важного, каждый экзорцист напоминает себе, что его человеческие слабости так и ждут его ошибки и делает все, что бы ее не допустить. Он стремится напомнить себе, что от этого решения зависит и его личная судьба.
Именно это приводит нас ко второму пути — пути эгоизма. Стремление к принятию выгодных для себя решений так же естественно, как желание человека есть или спать. Кто бы что не говорил, но у каждого из нас есть свои желания и как только что-то прикасается к ним мы очень хотим принять «наше» решение теряя объективность. Предупрежденный о своем несовершенстве, экзорцист не позволит себе подобного? Увы, но позволит. В конце концов, одно дело заставить себя посмотреть на неинтересный предмет, потому что это нужно и совершенно другое заставить отрешиться от своих интересов в важном предмете. Конечно, существуют такие редкие удивительные личности, которые в принятии своих решений легко отказываются и от своего интереса и от глупых рассуждений. Эти люди бесконечно проверяют каждое свое суждение ставя верхом всего истину, справедливость, благородство или честь.
И вот перед нами уже третий путь принятия решения — путь совести, редкий и самый сложный путь. Идти по нему к решению так же трудно, как и описывать его. Он полон подводных камней и опасностей по дороге свернуть к первому или второму или и вовсе в поисках истины и мифической справедливости потеряться в бесконечных коридорах разных взглядов на предмет. Этот третий путь, путь самый верный и самый честный, если быть объективным, просто не досягаем, поэтому вернее и куда логичнее будет признать этим путем стремление к нему, к этому несбыточному идеалу, в котором истина дороже личных мыслей и целей.
Было логично, что именно этот третий путь мог привести к верному решению при выборе епископа, но глядя на Стената Аврелара, мало кто верил, что именно это сейчас движет им. Те кто совсем его не знали, были уверены, что он, если и не согласится сразу, то станет уклоняться только, чтобы поднять свою ценность и польстить себе. Поэтому они готовились осадить молодого, пусть и особенного коллегу. Те же, кто знали, напротив, думали, что нетщеславный Стенет попытается сбежать и готовили аргументы, чтобы удержать названного приемника покойного. Вот только ни те, ни другие не представляли, что именно происходило в голове Стената. У него было достаточно времени, чтобы все обдумать. Несмотря на то, что это были сложные и сумбурные три дня, он проводил их с сыном, в казалось бы беспечном безделье, а ночами читал и писал распоряжения в родной экзархат. Можно было подумать, что вопрос о назначении его вообще не волновал, словно все это принципиально не имело ни малейшего значения и если честно, в некотором роде, это было правдой. Эти три странных дня показали ему много нового внутри себя и позволили почувствовать себя свободным. Он вдруг снова почувствовал в себе жизнь, способность не просто выполнять свои обязанности, а творить. Словно тот огонь, о котором говорил Онгри, снова вспыхнул в его сердце. Впрочем, исчезало ли это пламя или быть может он сам долго и упорно подавлял его, сдерживал его вместе с болью? Стен не уходил в такие мысли и не мучал себя столь сложным самоанализом, зато он отчетливо видел, что прожил несколько лет, словно в тумане, будто под завесой пелены, которая, наконец, спала. Нет, он не забыл Ани и возможно даже не разлюбил, но он увидел, что все это не так уж и важно, ибо кроме этой любви внутри него было много других сил и чувств, которым он не давал свободы все это время. Теперь, когда он это понял, казалось бы, было самое время, чтобы принять волю покойного и стать главой ордена, чтобы дать ордену свою молодость и сияние, ведь именно этого от него и ждали. Стен же видел все иначе, но пока молчал.
Когда же собрание началось, он очень спокойно слушал доклад о воле покойного епископа и даже не думал возражать, как и спешить, чувствуя, как закипает большинство людей в зале.
— Он слишком молод, ему еще и сорока нет, — тут же возразил глава одного из столичных подразделений. — Нельзя доверять такое дело юнцу.
— Но он уже шесть лет успешно управляет целым округом и значительно улучшил его показатели. Самым бедным и глухим округом, между прочим! — тут же возразили ему.
— Финансирование у Восточного округа такое же, как у всех.
— Но это глушь, где слишком много совершенно неграмотных людей, не понимающих всей значимости ордена.
— Неграмотные наоборот преувеличивают эту значимость.
— Спор вообще не о том!
Стен только слушал, переводя взгляд с одного говорящего на другого, словно речь шла не о нем. Он задумчиво упирался пальцами в висок и чуть придерживал голову, словно она лениво не желала во всем этом участвовать. Но в действительности им владела отрешенность, позволяющая все происходящее видеть, словно со стороны.
— Да, совсем не о том, мы не можем сделать главой ордена алкоголика!
Это заявление заставило зал умолкнуть и посмотреть на Стената. Онгри, что тоже был здесь, сразу вздрогнул, понимая, что его друга только что выдала его болтливость, но Стен только мягко улыбнулся, так как улыбался наблюдая за мелкими шалостями маленького Артема.
— Это очень громкое обвинение, — прошептал Рейнхард, не желавший воспринимать подобное.
— И это грубое искажение действительности, — начал было Онгри, стараясь оправдаться.
— У меня действительно проблемы в алкоголем, — внезапно признался Стен, убрав наконец руку от виска, — но я над этим работаю и вот уже четыре дня, как я совсем ничего не пил.
Это заявление вызвало явное оживление, но Стен тут же продолжил:
— Только прежде, чем вы начнете обсуждать мои грехи, быть может вы выслушаете мое мнение?
Рейнхард тут же согласно кивнул.
— Ну и что ты можешь сказать, если у тебя есть полное право занять это место по воле прошлого главы!? — вскрикнул нервно глава центрального округа, что еще в юности невзлюбил Стена за чрезмерную дотошность в отчетах.
— Точно так же у меня есть право отклонить свою кандидатуру, — абсолютно спокойно сказал Стен, скрестив пальцы в замок.
— Стенат, может, ты этого не понимаешь, но в действительности ты очень нужен ордену, — заговорил Рейнхард. — Что бы тут не говорили, но ты особенный. В тебе есть та сила, которой орден давно не видел.
— Простите меня, учитель, но я не только экзорцист, я еще и отец. Мой старший сын — подросток с которым очень сложно, а младший — еще совсем ребенок и я не могу уйти сейчас в подобного рода работу. Более того, начатая мною перестройка восточного округа еще не завершена и я не могу передать другому недоделанную работу. И это я не говорю о всем том, о чем вы можете мне сейчас говорить часами. Я просто не имею права бросать недоделанную работу, лишать своих сыновей внимания и эгоистично идти на должность с которой я не смогу справиться на должном уровне. По крайней мере сейчас, ни мое моральное состояние, ни моя реальность не позволят мне занять эту должность.
В зале вновь повисло молчание, видимо, спорить с подобным было глупо.
— Я думаю, что переубеждать его было бы глупо, — проговорил Рейнхард. — Однако я настаиваю на его переводе в столицу, ибо то, что он сделал в последней битве, однозначно говорит о том, что он должен работать на уровне всей страны, а не в своем глухом округе.
С этим не мог поспорить никто, даже Стен.
— Согласен, но прежде я должен довести до ума восточный округ, или вы предпочтете снять меня силой?
Желающих отбирать должность у самых молодых членов данного собрания не нашлось. Все перешли к поиску иного кандидата на должность епископа. Здесь уже Стен оживился, подключившись к обсуждению. Через несколько часов сложных споров, епископом был объявлен Серед Шард — глава центрального столичного подразделения или как его иногда называли — королевского. Серед устроил всех. Он не был молод, но и не был стар. В свои 52 года он уже имел достаточно опыта и в то же время мощи для сражений. Он был хорошим руководителем, мудрым человеком и был готов учиться. Правда, можно было сказать, что в нем не было ничего удивительного, и дикий огонь не плясал в его глазах, зато в верности его сомнений быть не могло.
Решение было принято, можно было ехать домой с чистым сердцем и начинать новую жизнь. Именно так на все это смотрел Стен и улыбался, покидая зал заседаний. Ему не нужны были извинения Онгри, но он с удовольствием пожал крепкую руку старого наставника и дал обещание вернуться в столицу.
— Можете не сомневаться, я обязательно вернусь, и снова буду сражаться под вашим командованием.
— Боюсь, пришло время мне исполнять твои приказы, — усмехнулся Рейнхард, отпуская ученика.
Стен не стал спорить, а просто поспешил завершить последнее дело, чтобы как можно скорее вернуться. Это дело носило имя Ричарда, только теперь Стен точно знал, что далеко не всегда этот мальчишка отзывался на человеческое имя, и не просто так на его губах порою скользила дикая улыбка.
Казалось бы, куда логичней было не трогать Ричарда и просто забыть о нем, но в тот момент, когда пенена дурмана спала с его глаз, личное дело Ричарда уде было у него в пуках. Быть может, если бы Стен не зашел за этими бумагами сразу после госпиталя, то возможно не зашел бы за ними никогда.
Ранним утром он увидел эти бумаги на своем столе и после недолгих сомнений, открыл папку. То, что он там прочел объяснило ему многое.
Этого юношу мать хотела назвать Нором, но когда он родился, она увидела черные глаза и испугалась. В семье экзорцистов родился темный. Оба его родителя были служителями ордена креста, и если мать просто боялась, то отец негодовал. Мальчика все же назвали Нором, зарегистрировали в списках темных и оставили у себя, хотя детально узнавали о возможностях отказа от этого «порченого» ребенка. Кто-то все же их уговорил и Нор остался с отцом — Каслом и матерью — Эмили. Вот только с каждым годом его мать все больше боялась его и шарахалась всякий раз, когда черноглазый мальчик шел к ней. Когда Нору было пять, его мать вновь ждала ребенка и чтобы не нервничать запирала мальчика в чулане или выгоняла его из дома. Это стало распространять слухи о жестокости родителей экзорцистов и чтобы унять их Касл начал брать Нора с собой, на миссии и задания. Об этом времени мало что было известно. Сам мальчик не говорил о нем ни слова, но коллеги его отца утверждали, что мальчишка боялся отца и часто был неестественно тих, а на его руках и ногах почти всегда виднелись синяки и ссадины. Касл говорил, что его сын очень невнимательный и бестолковый. Это принимали за правду и не оспаривали. Мальчик же молчал. У него родилась сестра, нормальная, здоровая девочка с синими глазами. Эмили окончательно перестала признавать сына, заботясь только о дочери. Мальчик продолжал молчать.
Стоит все же пояснить, что Стен читал не просто биографию, а выдержки из протокола расследования среди которых были и сухие, скудные комментарии самого темного.
Что происходило в его душе и как он переживал подобный ужас, нигде не говорилось, но скупые факты говорили лишь о терпении ребенка. Он просто молчал, даже тогда, когда Тьма начала на него охоту. Когда ему было восемь, одержимый, с которым сражалась команда его отца, набросился на мальчика и попытался его задушить. Испуганный ребенок, к которому почему-то не пришли на помощь мгновенно, совершенно внезапно, заговорил на языке тьмы, заставив темное создание покинуть тело человека и убраться восвояси. Это был первый случай магической активности мальчика. Отчет об этом послужил толчком к началу обучения юного гения. У него оказался удивительный талант к магии экзорцистов. Он легко запоминал сложнейшие письмена и воспроизводил их и уже через несколько месяцев занятий, был в бою не просто обузой, а поддержкой для своего отца и его команды. Вот только чем чаще он вступал в бой, тем быстрее на него нападали новые темные, словно они знали, кто он и заведомо его боялись, пока однажды десятилетний мальчик не впал в ступор при виде одержимого. Он смотрел на него и не делал ничего, не подчинялся приказам и, казалось, не слышал, что чуть не привело к гибели одного из инквизиторов. Тогда в ответ на вопросы мальчик лишь плакал и повторял только одно "не могу". Тогда же впервые отец темного ударил его при свидетелях, и это могло превратиться в жестокое избиение, если бы нервного мужчину не остановили. Позже, мальчик признался, что чувствовал давление этой тьмы и ему казалось, что если он сделает хоть одно движение — то окажется во власти врага, оттого старался даже не дышать. Подобная реакция была очень странной, но никто не стал обвинять ребенка. Однако с того раза нападения на Нора участились. Казалось существа не просто нападали на него первыми, они приходили за ним. Тогда мальчишку просто заперли. Это страшное и жестокое решение привело к трагедии из-за которой Нор оказался в столице, сменил имя и почти всегда носил цепи. Той ночью в доме была маленькая сестра темного, его мать и сам Нор. Касл — отец семейства возвращался очень поздно с миссии, но подойдя к дому, услышал пронзительный крик своей жены и помчался быстрее домой.
События той ночи были настолько ужасны, что Стен с трудом сдерживал ужас, представляя себе цельную картину, собирая ее из множества разбросанных осколков. Когда он прочел все это, то тут же отправился в госпиталь.
— Мне снова очень нужно поговорить с Ричардом, — признался он сыну. — И возможно это потребует много времени.
Оставив сына в приюте ордена, он поклялся, что все объяснит ему чуть позже. В нем смешались ужас и сожаление, но теперь он вдруг понял смысл своего странного сна.
Была в нем темная сущность или это только иллюзия, но она явно говорила Стену о человеке, нуждающемся в помощи.
Никому ничего не объясняя, не заходя к Онгри, он помчался в палату Ричарда, чтобы открыть дверь и застать мальчишку за спокойным чтением.
— Эй, твои кошмары уже гоняются за тобой? — спросил он, явно насмехаясь.
— Нет, я пришел за тобой.
Ричард расхохотался.
— Я не шучу. Скажи мне Ричард, ты хотел бы уйти отсюда со мной? Одно твое согласие и я усыновлю тебя и увезу из столицы. Больше не будет ни цепей, ни тестов, только стандартные проверки в случае необходимости.
Ричард долго смотрел на мужчину, стоявшего в дверях и предлагающего подобное.
— Я вроде уже говорил, что пока ты не разберешься с собой…
— Про себя я все знаю, и епископом сейчас я не буду. Я не готов, а вот отцом на бумаге и другом реально для тебя я могу быть уже сейчас. Мой старший сын как раз твой ровесник.
— Не знаю, что ты там придумал, но вообще-то я убийца своей семьи и презыватель демонов. Я преступник, отрабатывающий свой грех…
— Вздор, — отмахнулся Стен и, переставив стул от стены ближе к кровати собеседника, заговорил: — Это Олли так говорил?
Ричард только зловеще усмехнулся.
— Ты ведь этого не делал, — продолжал Стенет. — Я хотел бы узнать, что в действительности произошло той ночью.
— Я призвал демона и он убил мою мать и брата, а когда отец справился с ним, он планировал применить ко мне печать изгнания и начал вырезать их на моем теле, но завершить ее не успел, потому что я первым убил его.
Все это Ричард проговорил так спокойно и насмешливо, будто все это было просто пустяком.
Стен вздохнул, понимая, что парень просто повторяет обвинение, не говоря правды.
— Хорошо, — проговорил он, — Только это мое предложение не отменяет. Я готов усыновить тебя даже с такой правдой.
— Даже? — переспросил Ричард. — Разве ты не боишься, что я сделаю тоже самое с твоей семьей?
— Нет, ты же сам назвал меня братом, точно так же, как темный я назвал в моем сне братом Керхара.
Ричард вздрогнул и опустил глаза, теряя контроль над своей насмешливой маской.
— Зачем тебе все это?
— Я еще и сам не понимаю, но в одном из моих странных снов, ты попросил меня о помощи, назвавшись Керхаром, и эта просьба сделала меня не равнодушным. Ричард, я одинок и мне точно так же нужен друг, как и тебе. Неужели ты не хочешь, что бы у тебя была семья?
— У меня уже была…
Мальчишка не смотрел на Стената, а напротив показательно отворачивался, боясь выдать свои слезы. Убеждать его Стен не стал.
— Я не стану тебя уговаривать, однако мое предложение остается в силе. Передумаешь, просто дай знать.
— Проваливай…
Стен ушел, прекрасно понимая, что имя Керхар для Ричарда не пустой звук, а значит он не мог ошибиться.
С тяжелым вздохом он забрал Артэма, признавшись сыну, что хотел усыновить Ричарда. Мальчик тоже огорчился отказом.
Теперь же, когда вопрос с избранием епископа был решен и можно было возвращаться Стен хотел поговорил с Ричардом еще раз, и если мальчишка останется непреклонным, оставить ему хотя бы адрес, чтобы он мог написать ему лично, а не посылать послания через сложную систему ордена.
Вот только парня на месте не оказалось.
— Он выписался пару часов назад, — пояснила Стену медсестра.
— И кто забрал его? — недоумевал Стен.
— Никто, он сам уехал.
Для собеседницы это казалось нормальным, а Стена просто ужасало. Он конечно понимал, что Ричард не был пленником, знал, что его давно ни в чем не обвиняют, а лишь наблюдают, в то время как мальчишка сам позволял и сдерживать себя и использовать. Теперь же он сбежал.
Как человек совестливый, Стенет искал в случившемся свою вину, пытаясь анализировать каждое слово. Он опасался, что мог тронуть слишком болезненную тему и тем самым травмировать парня своими глупыми вопросами и разговорами. Возвращаясь туда, где он остановился с сыном, Стен думал о том, как стоит искать Ричарда и стоит ли делать это самому, чтобы не измучить парня еще больше.
Вот только, поднявшись наверх, он услышал в своей комнате голоса и ускорил шаг, опасаясь, что кто-то недобрый мог проникнуть в комнату к его сыну. Хотя он хорошо знал Артэма, и для него было очевидно, что мальчик не пустил бы никого незнакомого или малоизвестного, но ведь кто-то мог ворваться и силой. Резко открыв дверь, он сразу услышал звонкий смех мальчика, сквозь который слышалось чье-то бормотание, которое впрочем, его успокоило. В комнате он нашел сына, весело болтающего с Ричардом.
— Как ты сюда попал? — пораженно воскликнул Стенет, не скрывая своей радости.
— Я боялся, что вы уедете, — проговорил тихо юноша. — Вы ведь не передумали?
— Нет, Ричард, я только что был в больнице и уже начал волноваться, что ты так внезапно исчез.
— А я спешил сюда.
Голос Ричарда дрожал, и он как никогда внимательно и открыто смотрел на собеседника.
— Я хочу рассказать всю правду.
Стен кивнул и посмотрел на Артэма, присев возле сына на корточки и стал думать о том, что сказать мальчику, чтобы его не обидеть.
— Ты хочешь, чтобы я ушел, потому что я маленький, а у вас взрослые разговоры? — надувая губы, спросил Артэм, видя выражение лица своего отца.
Стен невольно улыбнулся и ласково потрепал волосы сына.
— Нет, я хотел попросить не смущать Ричарда, которому нужно рассказать кое-что очень личное.
Артэм посмотрел на юношу внимательно и, видя как тот нервно отводит взгляд, все же согласился пойти почитать книгу в соседней комнате.
Стен сел напротив и заговорил первым:
— Ты никогда не рассказывал о том, что случилось?
— Это никому не было нужно, — ответил парень, нервно ломая пальцы.
Он явно делал над собой усилие, заставляя себя быть честным. Просто Ричард был из тех людей, кого не поняли, а он так устал доказывать, что на его счет ошибаются, что стал именно таким, каким его считали и то только на первый взгляд. Жестокость, наглость и бесцеремонность были только его защитой, его притворным щитом обиженной натуры. Если обидеть первым, то колкость уже не так страшна. Если бросить язву, прежде чем тебя кто-то в чем-то обвинит, то можно смеяться наглым смехом виновного, а не дрожать о собственной беспомощности против несправедливости.
— Все началось еще тогда, когда на меня впервые напали. До этого момента я был просто ребенком с черными глазами. Я боялся этого мира и все меня пугало, но тот одержимый и его запах, когда его пальцы сомкнулись на моем горле, я даже обрадовался что, наконец, покину этот мир. Однако в следующий миг, я все вспомнил. Я больше не был тем мальчиком, который хотел исчезнуть. В моей голове от страха открылось все. Я отчетливо знал кто я, зачем и как я пришел в этот мир. Моя цель отчетливо была в моем сознании, и я точно знал, что жалкое создание передо мной не может мне помешать. Тогда я заговорил впервые и пока я говорил, я точно знал, что я делаю и как, но как только это существо ушло, оставив шлейф противной вони, я понял, что ничего не могу объяснить и даже вспомнить смысл того, что я говорил, но это пробуждение изменило меня. Я стал старше, я это чувствовал. Я меньше боялся и легче сносил отцовские побои, словно эта смертная часть истории действительно не имеет ни малейшего смысла. Но меня начали учить, и каждый раз когда я читал заклинение, активировал пентаграмму или запускал в движение энергию внутри себя, что-то просыпалось во мне и подобия смутных воспоминаний мерцали в моем сознании. Так я видел себя в двух разных темных ипостасях. Одна была почти как человеческая, но совсем не детская и глаза у меня действительно были черными, но иногда я терял эту форму превращаясь в бесформенное чудовище, по доброй воле становясь страшным существом, чтобы сражаться с такими же темными. Я воевал с ними по ту сторону, поверишь ты мне или нет, но я не вру. Тогда я действительно видел свои битвы против темных ради другого такого же как я Черноглазого с твоим лицом, который звал меня Керхаром.
Стен удивленно посмотрел на Ричарда, но перебивать его не стал.
— Все одержимые, нападавшие на меня, тоже произносили это имя. Я к десяти годам уже легко понимал их, но крайне редко мог ответить, только тогда когда тот самый Керхар пробуждался. Это он говорил с ним моими губами, он побеждал их и безжалостно изгонял, а когда он уходил, мне становилось страшно, но я не мог никому рассказать о своих проблесках воспоминаний. Я боялся, хоть и становился сильнее и старше с каждым таким пробуждением. А однажды и вовсе я увидел того, кого не имел права тронуть.
Ричард, взгляд которого нервно и взволнованно скользил по полу и частенько застревал на сомкнутых в замок, пальцах, внезапно посмотрел на Стена и прикусил губу.
— Я до сих пор не могу объяснить, что именно тогда произошло, и что именно я чувствую в подобных случаях. Просто в определенный миг я понял, что мой враг зовет меня, причем того меня — монстра уничтожающего темных. Он будто вызывал меня на бой, если бы я принял вызов, я бы его уничтожил, но в то же время я знал, что на этом моя жизнь оборвется, и я уже никогда не сделаю то, ради чего пришел сюда.
— Ты имеешь в виду свою цель?
— Наверно правильнее сказать мечту. Я пришел сюда ради мечты, но если бы я вышел вот так по причине вызова на бой и принял бы истинную форму, то случилось бы что-то ужасное. Поэтому я тогда ничего не сделал, хотя я понимал, что еще миг, и он убил бы Эстера, а Эстер… хорошо относился ко мне, один из всего подразделения.
Мальчик чуть не плакал, по крайней мере, его голос дрожал, и он нервно покусывал губы, стараясь взять себя в руки.
— Меня тогда назвали предателем, хотя я просто боялся причинить им вред и не только им. Я правда не был ни в чем виноват. Впрочем, я и теперь ни в чем не виновен, кроме того, в чем признался.
— Ты действительно убил своего отца?
Ричард кивнул, вновь отвернувшись.
— Ты не обязан это рассказывать, — напомнил ему Стен.
— Я знаю, ты ведь готов принять меня с любой правдой, но…
Мальчишка улыбнулся, посмотрев на Стена.
— Мне правда очень хочется разделить с кем-то эту правду.
— Может принести тебе воды или если хочешь, могу налить немного вина.
Ричард только нервно покачал головой.
— Я справлюсь, просто, когда я понимаю, что не приди я в этот мир и все было бы иначе, мне становится очень горько, что моя сущность приносит людям столько горя. А мою маму она и вовсе убила. Ты же читал мое дело, да?
Стен кивнул.
— Значит, ты знаешь, что меня заперли, только вряд ли знаешь, что меня держали в холодном подвале, словно ждали, пока я там замерзну, ибо голодом морить не решались. Но я грелся тем, что рисовал маленькие печати и запускал энергию. Я ведь тогда еще ходил и мог легко исписать каждый уголок подвала разными письменами. Тогда, сам того не понимая, я перешел с писем экзорцистов к каким-то другим. Я не знаю их значения, но они вызывали тепло и согревали меня. Однако я точно могу сказать, что я никого не вызывал. Это был древний язык, который знал Керхар и этот язык имел куда большую силу, чем современная магия, но он не открывает врат в мир тьмы, не вызывает тьму, он только может пугать ее. Однако оно пришло. Это существо пришло за мной. Я не знаю, как и почему, я даже не знаю, как оно появилось, просто я почувствовал, что меня вызывают на бой, прямо здесь и сейчас, а после услышал крик матери. И зная, что отца нет дома, я понимал, что только я могу защитить ее и мою сестренку. Я был готов даже принять этот вызов. Я кричал и бил люк подвала, требуя чтобы, оно никого не трогало, а просто пришло за мной, я клялся ему на языке тьмы, что приму его вызов вне дома, если он никого не тронет. И в доме стало тихо, а после он согласился, вот только в следующий миг, моя мать видно решила поиграть в героя и, судя по тому что я слышал, сама напала на этого монстра и тот ответил на ее удар обороной. Я слышал звуки борьбы, и старался вырваться, пока не выбил заклинанием люк и не поднялся наверх. Спасти мать я уже не мог, я только услышал ее последний крик, прежде как это чудовище переломило ей позвоночник.
На лестнице заплакала моя маленькая сестра, разбуженная криками. Она была очень хорошей и доброй. Она любила меня, немного эгоистично и странно, но любила. Называла меня Нори и частенько щипала за нос, но она была очень добрым и веселым ребенком, который не верил что я плохой. И я совсем не желал ей смерти, а когда она закричала от страха, то это чудовище сразу помчалось к ней.
В этот момент появился отец. Я стоял внизу, у лестницы старательно пытаясь собраться и говорить на языке тьмы. Фразы получались рваные и довольно бредовые. Я уже не мог говорить складно, наверно поэтому он не слушал меня. Отец же оттолкнул меня и бросился на темную бесформенную массу, внутри которой, я с самого начала читал подобие гигантской собаки. Отец победил, но маленькая Сина была безжалостно сброшена с лестницы, а я впал в такой ступор, что даже не попытался ее поймать. Теоретически у меня могло получиться. Она бы наверняка пострадала, но она была бы жива, попробуй я ее поймать. Вот только я стоял и смотрел на все происходящее буквально парализованный.
Когда же поверженный темный исчез, отец что-то кричал, но я его не слышал и даже не видел. Я не знаю, что было со мной в тот миг, но я словно находился в каком-то ином месте и оттуда наблюдал за происходящим, но когда в меня ударилась печать изгнания, я ожил и одним движением руки разбил их, прежде чем они навредят мне. В тот миг мной владела вся моя память. Это был Керхар, но появившись, он тут же исчез, окончательно разозлив моего отца. Он обвинял во всем меня, говорил, что я за все буду платить… дальше все как по протоколу… он сначала бил меня, что бы я уже не мог сопротивляться, потом вырезал на моем теле печати изгнания. А когда начал активировать их, и волна энергии пошла по моим ногам, мне начало казаться что мои ноги превращаются в туман и рассеиваются. Я испугался, потому что исчезать мне не хотелось. Этот страх пробудил меня вновь. Я не знаю как, но тьма черным дымом исходившая от моих ног, вдруг стала моим оружием и разрушителем печатей.
Ричард устало уронил голову.
— Я убил его, спасая себя. Мне просто не хотелось умирать, и я призвал на помощь свою истинную темную сущность.
— То есть Керхар убил твоего отца?
— Можно и так сказать, но я и есть Керхар. Меж нами разница лишь в знаниях и та довольно быстро стирается.
— Но ты ведь контролируешь себя? Что-то я не вижу причин держать тебя в цепях.
Ричард неловко поправил браслет от невидимой магической цепи.
— Неужели тебе нельзя доверять? Тебе как Керхару?
Ричард неловко пожал плечами:
— Не доверяли и вряд ли будут, после моего преступления.
— А по-моему преступник тут твой отец, обрекший тебя на ад и в итоге еще сделавший тебя инвалидом своей бессмысленной жестокостью; и Олли, решивший приручить темного, словно собачонку, уж прости за это сравнение.
— Олли был хорошим. Ему просто были нужны деньги. Вот он и выкрутился столь странным методом, но он заботился обо мне, терпел мои выходки и возился со мной. Он был сносным опекуном.
Стен рассмеялся.
— Что ж надеюсь, я тоже смогу быть сносным, ну а пока будь как дома, Возможно удастся сделать все нужные бумаги быстро и мы отправимся домой, но прежде чем я займусь всем этим…
Стен встал и без всяких церемоний взял руки мальчика и легким движением вскрыл магический замок цепей, заставив их слететь. Он планировал начать для Ричарда совершенно новую жизнь, благо все действительно можно было сделать быстро, ибо Стен, надеявшийся все же на подобный исход, заранее подготовил немало бумаг, чтобы теперь все оформить в считанные часы и стать отцом уже не двоих, а троих сыновей: Ричарда, Лейна и Артэма.
Возвращение Аврелара домой, казалось всем странным. Известие о его отказе от должности, поразило его родной округ.
— Странный у тебя отец, — говорили друзья Лейну, а тот в ответ только хмурился и молчал.
Он думал о своем, когда стало известно о смерти епископа и о том, что приемником он называл именно Аврелара, Лейн злился и все время бормотал, что его отец совсем не тот, каким кажется. Он был уверен, что никто просто не знает всей слабости и ничтожности духа его отца. Когда же заговорили о том подвиге, что совершил его отец, рассуждать о силе, необходимой для подобного, он злился еще больше, считая, что подобного просто не может быть. Он искал мысленно разные способы обмануть других в подобной игре и не находил, злясь еще больше, не желая отцу успеха на подобном поприще. Однако, рыча и злясь, слушая слова других, он невольно привыкал к мысли о будущем своей семьи и находил пользу для себя. "Он не может упустить подобный шанс" — думал Лейн и выводил следом за этим множество других идей.
Однако следом за всем этим возникла новость о возвращении отца и его отказе от должности. Эта новость ничуть не меньше поразила Лейна и тоже разозлила. Теперь ему казалось, что его отец не только слаб, но еще и глуп. Поэтому он встречал родных с крайне недовольным видом. Он был настроен спорить и ругаться, но, как только дверь открылась, и радостный Артэм вбежал в дом, Лейн опешил, ибо мальчик потребовал, чтобы Лейн держал дверь, а сам снова выбежал из дома. В полном недоумении Лейн наблюдал, как в их дом въехало инвалидное кресло. Блеснули черные глаза и зловещая усмешка. Просто Ричард был уже не в духе от усталости.
— Привет Лейн, — спокойно проговорил Стен. — Это Ричард и он отныне будет жить с нами. Ричард, это Лейн, мой старший сын.
— Как я и думал, — ехидно прошипел Ричард глядя на юношу своих лет, — Коль младший гений, старший бездарь.
— Что!? — взвыл злобно Лейн и хотел даже броситься на парализованного наглеца, но крепкая рука отца, остановила его.
— Спокойно Лейн, он просто специфически смотрит на вещи.
Проговорив эту туманную фразу Стен, сразу обратился к Ричарду:
— Это очень грубо по отношению к сводному брату, извинись пожалуйста.
— Но он действительно слишком обычный, чтобы не называться бездарностью, — пробормотал Ричард.
Вот только Лейн его уже не слушал. Он взволнованно смотрел на отца.
— Сводного! Хочешь сказать, что этот хам твой сын!?
Настала очередь Стена лишаться дара речи. Для него было очевидно, что он не мог иметь внебрачных детей, особенно такого возраста, но видимо Лейн смотрел на все иначе.
Ричард сразу залился смехом, буквально вздрагивая от приступа хохота.
— Ричард наш брат, папа подписал все нужные бумаги, что бы он был нашим братом, — заявил Артэм и нахмурился. — И лично я очень рад, что теперь он будет с нами.
При этом мальчишка обнял Ричарда, что продолжал смеяться и тем самым, унял нервный смех темного.
— Я усыновил Ричарда, — спокойно пояснил Стен и тут же вновь обратился к темному:
— Ты наверняка устал, хочешь отдохнуть или осмотреть дом?
— Я бы немного полежал, — признался Ричард, — А то спина болит.
Стен просто кивнул и молча покатил коляску к гостевой комнате на первом этаже.
— Тут, правда, все довольно скучно, если захочешь что-нибудь изменить…
— Не захочу, — перебил его Ричард, даже не дослушав. — Зачем что-то менять, если я все равно скоро умру.
— Я хочу, что бы ты менял и делал все, что захочешь для себя сейчас, не думая о том, что будет после.
— Походу ты дурак, — смущенно прошептал Ричард и, легко перебравшись на постель, буквально упал, позволив себе расслабиться.
— Большая кровать, это очень хорошо, — прошептал он.
— А можно я посижу с тобой? — спросил маленький Артэм, заглянув в комнату.
— Ричард устал, дай ему отдохнуть…
— Пусть остается, — уверенно заявил Ричард, — Я ему почитаю, да и говорить с ним, мне всегда приятно.
Стен кивнул. Это, по сути, было единственное, что он мог сделать, просто принять волю Ричарда и дать ему право решать самому. Все же, они с Лейном хоть и были одного возраста, но внутри были совсем разными, и каждому из них нужно было что-то свое. Лейн мнил себя взрослым и делал все, чтобы самому все решать, ни на кого не оглядываясь. Ему нужна была невидимая опека, иллюзия полной свободы. Стен конечно понимал, что позволять сыну самому руководить своей жизнью дело довольно опасное, если учесть его юный возраст, но это было, по мнению Стена, куда лучше, чем тиранично пытаться его опекать. Он хотел поговорить с Лейном и попытаться ему все объяснить, однако тот успел уйти, в очередной раз хлопнув дверью.
Стен вздохнул и принялся разбирать бумаги, которые накопились дома. Солнце уже клонилось к закату и идти в город в свой рабочий кабинет, было глупо. Не собирался же он там ночевать. Поэтому он разобрал скучные бумаги, просмотрел отчеты и поужинал с сыновьями, правда без Лейна ибо тот так и не вернулся.
Ричард проявил желание немного отдохнуть и не спешил заниматься миссиями ордена.
— Конечно, если захочешь приступить, ты только мне скажи, впрочем, если захочешь заняться чем-то другим, я тебе тоже помогу.
Ричард явно такого не ожидал.
— Я могу не сражаться?
— Да, ты ведь свободный человек ты даже обет ордену не давал, а просто являешься сотрудничающим лицом. Может раньше, тебя могли запугать и заставить, но теперь я никому не позволю этого делать.
— А если захочу, я могу вообще ничего не делать для ордена?
— Имеешь полное право, главное не действовать против него.
Ричард хмыкнул, явно собираясь подумать над этим, однако уже через пару минут, вся серьезность исчезла с его лица. Подобно беспечному ребенку, он весело смеялся, болтая с Артемом, а после они еще и устроили своеобразную игру, пытаясь догнать друг друга, пока коляска не врезалась в одну из тумб, а старинная ваза не слетела с нее с сильным грохотом. И ребенок и подросток испуганно посмотрели на Стенета, перечитывающего один из отчетов.
— Я понял, в гостиной нужно очистить пространство, — только и сказал Стен, посмотрев на них. — Не волнуйтесь, я все уберу.
— Я могу и сам, — поспешно выпалил Ричард, словно старался загладить вину.
— Да я и не сомневаюсь, — усмехнулся Стенет, — но ты еще успеешь побыть за старшего, а сегодня у меня на это есть время, так что не беспокойся.
Все еще немного сконфуженные ребята, скрылись в комнате Ричарда. Убирая осколки, Стен отчетливо слышал голос темного, читающего мальчишке очередную историю. Но вскоре Ричард тихо позвал Стена.
Артэм спал на кровати темного, тихо посапывая.
— Он уснул, его ведь надо накрыть чем-нибудь теплым, а то замерзнет, — робко прошептал он.
— Он очень беспокойно спит, так что я отнесу его к себе. Нужно будет придумать способ подниматься наверх тебе, мало ли, что может понадобиться.
— Ты и так делаешь для меня очень много.
Стен не стал спорить, предпочитая дать этому юноше время, что бы свыкнуться с новой жизнью.
— Ты сам-то не замерзнешь? — уточнил Стен, вспомнив, что здесь было лишь легкое одеяло, а дом был протоплен слабо.
— Нет, все хорошо.
Стен кивнул, бережно забирая маленького Артэма. Однако вскоре вернулся с теплым шерстяным покрывалом, которое просто положил на край кровати.
— На всякий случай, — прошептал он и, поеелав черноглазому доброй ночи, оставил его одного.
Беспокоиться было не о чем. У Ричарда все было прямо в комнате, и Стен уже успел убедиться, что действительно ничего кроме одеяла не забыл, а сам Ричард настолько ловко владеет собой и своим телом, что легко справится со всем, однако поспешил добавить:
— Если что, зови, я еще поработаю тут внизу, хочу дождаться Лейна.
— Жалко, все же, что ты отказался от должности, — прошептал внезапно Ричард. — Из тебя получился бы хороший епископ.
— Может и хороший, но скорее очень наивный, — усмехнулся Стен.
— Это да.
Ричард тут же рассмеялся.
— Ты в этом смысле просто идиот, — проговорил он и тут же испугался. — Извини я…
— Расслабься, я прекрасно знаю о чем ты говоришь и помню, что в этом есть твоя правда. Так что не делай такое лицо.
— А ты не будь таким добрым, за языком мне нужно учиться следить.
— Учись, — усмехнулся Стен вновь и тихо вышел, понимая, что с этим юношей не так уж и трудно, как казалось на первый взгляд. Однако самому Ричарду было тяжело. Он хорошо понимал, что ему желают добра, но понятия не имел, как к этому относиться. Ему было куда проще среди настороженных людей, которым легко можно было язвить и с которыми можно играть роль злобного гения. Здесь же он чувствовал вину, всякий раз, когда надевал маску и совсем не знал, как объяснить свои чувства, о чем говорить и чего ждать. Его принимали так, как никто никогда не принимал прежде, вот он и смущался и терялся, сталкиваясь с искренней открытостью отца и сына. Но ни думать об этом, ни спать, он не мог, потому долго читал, прислушиваясь к тишине за стеной. И когда под утро вернулся Лейн, хлопнув дверь, Ричард точно знал, что Стен уже поднялся к себе, вот только Ричард ждал его и пока Лейн гремел тарелками на кухне, в дверях возникла коляска.
— Ты зачем так шумишь? Твои все спят.
Лейн обернулся.
— И что? — спросил он не очень трезвым голосом.
— Ну, ты и говнюк, однако. Отец тебя ждал.
Лейн рассмеялся.
— Ты мне еще и нотации читать будешь? Да кто ты вообще такой?
— Отныне, я твой старший брат, — невозмутимо отозвался Ричард.
Усмехнувшись Лейн, решил проучить незнакомого наглеца с черными глазами и замахнулся, чтобы показательно стукнуть собеседника.
Вот только Ричард не мог растеряться в общении с Лейном. Что делать в подобную минуту, он знал хорошо. Стоило Лейну начать свою самодовольную речь и вскинуть руку, как в ответ поднялась рука Ричарда и, поймав Лейна, с силой сжала запястья, заставив молодого послушника вскрикнуть.
— Мои руки, заменяют мне ноги, так что мне хватит силы не только остановить тебя, но и переломить твою руку за дерзость.
Сказав это, Ричард еще сильнее вцепился в руку сводного брата и тут же отпустил, оставляя на месте пальцев заметные кровоподтеки.
— Иди спать, а завтра будешь извиняться за свой эгоизм, — уверенно велел ему Ричард и тут же развернул коляску, покатив ее назад к себе.
— Не боишься, что я тебя изгоню? — крикнул ему в след Лейн.
— Силенок не хватит, — прошептал Ричард и скрылся, чтобы, наконец, лечь спать.
Эта маленькая перепалка оживила его, придав сил. В конце концов он сейчас вел себя так, как привык вести себя с другими. Ему даже было приятно с кем-то повздорить, одеть маску и показать себя с темной стороны, если конечно, так можно было выразиться.
Лейна же, это только раздражало, но спать он все равно пошел.
На рассвете, Стен нашел всех своих сыновей в своих постелях. Маленький Артэм спал, обнимая подушку. Ему Стен нежно поправил одеяло, поцеловал в лоб и ускользнул.
Лейн спал прямо в одежде, явно буквально рухнув в кровать. Глядя на него, Стен тяжело вздохнул, понимая, что явно дал сыну слишком много свободы, однако стянул с вредного ребенка ботинки и набросил покрывало. Ричарда же он тоже нашел крепко спящим с книгой в руках. Темный даже укрылся теплым покрывалом по самый нос прячась в нем и сопел. Аккуратно забрав из рук воспитанника книгу, он положил в нее денежную купюру вместо закладки и тихо ускользнул на работу.
Настоящая забота, почти всегда совершенно невидима. Ей движет уважение к чувствам и делам другого. Ее суть в тихой незримой помощи. Стен, правда, совсем не задумывался о подобном, но просто желал им добра и хотел защитить от тех мелочей, от которых легко оградить человека в стенах дома. Хотел чтобы они знали, что в этом доме они в полной безопасности. Ему просто казалось, что это правильно, а все остальное было в руках самих мальчиков, и вообще его еще ждала работа. Первым делом он занялся разбором бумаг, и еще до полудня, разобрав большую их часть, он отправился по своим небольшим делам. Первым делом он заглянул в местный госпиталь. Глава старого сооружения торопливо засуетился, увидев главу экзархата. Невольно улыбаясь, Стен сразу заверил его, что пришел по личным вопросам. Первым делом, он сказал, что его самого нужно взять на контроль по алкоголю и все результаты отправлять в столицу.
— А какие должны быть результаты? — едва слышно спросил врач.
— Что за вопросы? — негодовал Стен, — Настоящими, какими бы они не были, или вы тут фальсификацией занимаетесь?!
— Нет, нет, конечно нет, что вы. Просто речь же о вас…
— Речь о законах ордена, а они едины для всех!
Объявил Стен и решил не переходить ко второму вопросу, а просто спросил, кто в госпитале профилируется по поражениям тьмой.
Ему ответили, боясь уже задавать вопросы.
Стен же отправился к указанному врачу. Это оказался уже известный ему, постоянно требующий что-то Дилан Гарден. Стенет уважал этого человека, старательно пытающегося найти все самое лучшее для своих пациентов.
— Вот, вы видите в каких мы условиях? — тут же спросил он, увидев Аврелара.
— Я повторяюсь, потерпите еще немного, ремонтировать это здание не выгодно, а строительство нового мы начнем буквально через пару месяцев. Надеюсь вы видели проект?
— Проект? — удивился Дилан. — А он существует?
— Да, я его даже утвердил перед отъездом, новый госпиталь будет построен возле Собора Прощения. Он уже давно должен был к вам попасть для ознакомления, к тому же я настаивал, чтобы проектировщики учли пожелания врачей.
— Видно мне специально ничего не сказали, — прошептал огорченно Дилан.
— Но вы не волнуйтесь, все, на что вы жаловались, в том проекте учтено, но все же посмотрите и сообщите мне, если будете с чем-то не согласны.
Дилан кивнул.
— А я ведь думал, что вы мне врете, просто, чтобы я перестал просить ремонта.
Стен только усмехнулся.
— Вообще я по личному вопросу, мы могли бы поговорить?
Дилан кивнул, пригласил экзорциста в свой кабинет, но стоило Стену обернуться, как совершенно внезапно он увидел девушку, пристально смотрящую на него и поспешно отводящую смущенный взгляд. Она показалась ему удивительной. Белокурая, синеглазая, с робкой улыбкой на пухлых губах. Она показалась ему чудом, но этот ее взгляд он счел иллюзией, назвал своей выдумкой и поспешил продолжить путь, вот только ангельское создание в строгой сутане, действительно смотрело на него, не понимая, что такие как он избегают женских глаз далеко не просто так. Впрочем, сейчас Стена волновало совсем другое.
— О чем же вы хотели поговорить? — интересовался Дилан, — У вас есть повреждения, после битвы в столице?
— Нет, у меня было только истощение, симптомов которого я давно уже не чувствую.
— Это действительно удивительно, но зачем тогда вам я?
— Вы когда-нибудь работали с темными?
Дилан удивленно распахнул глаза.
— Видимо нет, но, надеюсь, вы ничего против них не имеете?
— Речь о темном из ордена?
— Почти. Он не приносил клятву, но подписал договор о сотрудничестве и сражался, как заклинатель с раннего детства, так что он свой маралью, я ручаюсь, однако…
Поняв, что Дилан заинтересован, Стенет протянул ему документы.
— Здесь значиться имя Нор Селтос, но сейчас он Ричард Аврелар, мой приемный сын.
Дилан удивился еще больше, листая карту.
— Он не может ходить из-за сильных повреждений, возникших в результате активации печать изгнания, — продолжал Стен. — Он оборвал цикл и потому еще жив, однако, процесс изгнания медленно продолжается и струпные язвы распространяется по его нервам, как мне сказали, его физиологическая нервная система погибает, покрываясь этой коркой.
— Я вижу, но мы не сможем восстановить погибшую ткань и поставить его на ноги, — отвечал врач, с восторгом изучая бумаги, очень радуясь чему-то совершенно новому.
— Я понимаю, но может мы сможем замедлить процесс. В столице ему пророчили весьма короткую жизнь и страшную смерть.
— Да я вижу, тут все написано…
И быстро подняв глаза, Дилан вдруг спросил:
— Ему не помогли в столице, и вы думаете, что я здесь, смогу ему помочь?
— У них там так глаза не горят, — ответил Стен вставая. — Вы просто подумайте и если будут мысли, сообщайте мне.
Стен знал, что зажигает в этом человеке искру и понимал, что эта искра может свершить чудо. Он даже жалел, что не догадался сразу пойти к этой страстной горячей личности.
Это было первое небольшое дело Стена, затем он отправился в боевой отдел, где тренировались, дежурили и готовились к миссиям боевые команды его города. Ему нужен был один из командиров, самый лучший по его мнению.
— О Стенет, — приветствовал его этот самый лучший, усмехаясь, — пришел узнать о сыне?
— И это тоже, — проговорил спокойно Стен. — Как он тут в мое отсутствие, ничего не натворил?
— Ох, и сложный он. Слишком большого мнения о себе, благо он действительно способен на многое. Так-то все спокойно, но боюсь с его гонором, у него будут проблемы с командой.
— Значит, они его чему-нибудь научат. Но вообще я хотел попросить взять меня в команду.
Воин пораженно уставился на начальника.
— Не смотри на меня так, Женд, меня отпустили из столицы завершать свои проекты, только при условии, что я потом вернусь в боевой отряд, а я просидел в кабинете не один год.
Жендар Форс, знавший Стената еще мальчишкой послушником, удивился.
— Ну да, после того, что ты сделал, было бы глупо оспаривать твое права находиться в элите ордена.
Стен жалобно посмотрел на коллегу, будто умолял не иронизировать.
— Вообще-то ты совершил невозможное.
— Я сделал это случайно, благодаря большому везению, — пробормотал Стен. — Так ты возьмешь меня?
— Шутишь? Ты мой начальник, имеешь право делать что захочешь.
— Ты меня не понял, Женд. Я прошусь под твое командование. Возьмешь ли ты меня в команду рядовым мечником?
— Рядовым? Стен, не смеши меня. Ты первоклассный боец и там, куда ходят рядовые мечники, тебе даже меч не понабиться, но я буду звать тебя на все сложные случаи, раз уж ты хочешь практики.
— И на том спасибо.
— Кстати, видел перемены в статистике?
Стен кивнул.
— Повсеместно участились атаки тьмы первого и второго класса, мы это даже обсуждали в столице, но пока сочли это эпизодической проблемой, системности у этих атак пока никто не выявил.
— Да, какая там система? Просто Тьма становиться сильнее, а мы остаемся на том же уровне уже много веков.
— Ну а что я могу сделать? — вздохнул Стен, пожимая плечами.
— Стать епископом или хотя бы паладином!
Женд был явно раздражен, словно собеседник относился к вопросу несерьезно.
— Почему я? — тут же спросил Стен, действительно не понимая.
— Если бы ты мог увидеть себя моими глазами, то сразу понял бы, что твое место не в этой дыре, да и оружие твое не меч, — уже куда мягче проговорил опытный боец.
— Не меч? А что тогда?
— Твоя душа.
Рука Женда легко хлопнула по плечу Стената.
— Ты сам и есть оружие, жаль, что ты этого еще не понял…
Стен действительно этого не понял и не мог понять, по крайней мере сейчас.