Орден Креста

10

Трагедия в столице вызвала грозный общественный резонанс. Столкновение темных сил прямо на территории ордена, пугало еще больше, чем массовые проникновение темных сил. Слухи о случившемся быстро разбрелись по городу, противореча друг другу. Кто-то говорил, что экзорцисты сами вызвали демона. Кто-то рассказывал, что видел, как два демона сражались друг с другом, и никто не мог их остановить. Кто-то утверждал, что это была планомерная атака на орден, а кто-то утверждал, что орден сам виноват, мол породив энергию Тьмы они от нее и пострадали.

— Нельзя было верить темному, — рассуждали простые люди.

— И Тьму нельзя было рассеивать.

— Хорошо, что жилые дома не пострадали, и вообще никто из мирных.

— Но экзорцисты же пострадали…

— Погибших много, раненных еще больше.

— Они сами виноваты!

— Они погибли, защищая нас, им ведь удалось удержать тьму.

— Не хватало, чтобы из-за их опытов еще кто-то страдал!

— Говорят, церковь отказалась от ордена.

— А епископ сбежал…

— Вранье, все это, погиб он в бою с демоном.

— Сбежал, тебе говорят!

— Жив он и никуда не сбегал, — не выдержал Артэм.

Он слушал эти разговоры каждый день, но терпеливо молчал, когда говорили об ордене, обвиняли его технику, но когда речь заходила об отце он тут же вспыхивал.

— Стенат Аврелар сейчас в госпитале, в тяжелом состоянии.

В нем сразу же узнали сына епископа, в конце концов, других мальчишек среди инквизиторов не было, но в этот раз, как и во все остальные, он видел в глазах людей так много противоречивых реакций. Замечая усмешки или виноватые взгляды, он раздражался еще сильнее.

— Да что вы понимаете!? — отчаянно вскрикивал он и спешно уходил, забывая о том, что заставило его выйти из дома.

Ему было трудно смериться с тем, что никто не знал, что действительно произошло, но факт оставался фактом — весь столичный экзархат был разрушен, архив сожжен. Из-под обломков все еще доставали погибших, но из выживших никто не мог сказать, что именно случилось. Известное же было не однозначно. Очевидцы говорили, что внезапно появилась тьма, действительно сильная, что никто не мог ее остановить. Энергия просто сносила экзорцистов и ту же убивала их, а в центре нее стоял демон или человек, окутанный черным огнем. Он никого не трогал, не нападал, не реагировал даже на нападения, но именно от него пульсациями расходилась тьма, силы способной разбивать стены. Были, правда те, кто говорил странные вещи, мол на демоне была сутана ордена, а в руках меч епископа.

Этот демон просто шел по коридору, что-то бормоча, игнорируя все печати и мечи. В него даже в отчаянье метали вещи, но чтобы не коснулось его пламени, оно исчезало, осыпаясь пеплом. Так было до тех пор, пока на пути неизвестного не открылся проход в темный мир. Из зияющий дыры появился Керхар с потоком черной дымки.

— Эти две тьмы были совсем не похожи, — рассказывал один из инквизиторов в госпитале. — Та, что пришла из темного мира, была подобна туману, отбредшему форму. Она словно проходила сквозь предметы и вела себя совсем как тьма, к которой мы привыкли, а та — другая — была очень густой. Она словно состояла из комочков, плотных мелких шариков и очень легко причиняла вред. Она врезалась в кожу, в стены, в оружие и при этом, разбивала все.

— Неизвестная Тьма раскрошила мой меч, словно стеклянную игрушку. Она только коснулась, а металл покрылся трещинами, — говорил другой. — А демон ничего не замечал.

— Мне на какой-то миг показалось, что я вижу сияние сквозь черное пламя. Причем не просто сияние, а блеск слез, скользящих за этой пеленой.

— Не знаю, кто он и не могу сказать, что он желал нам зла, но он разрушал все на своем пути и непременно вышел бы в город. Мы поставили задачу загнать его в подземелье, но все усилия были тщетны. Что бы мы не делали, он продолжал двигаться к смотровой башне.

— Я уже был уверен, что мы проиграли. Но появился второй демон и сцепился с нашим врагом. Внезапно, сразу, без малейших попыток договориться. Просто открылся проход, и он тут же набросился на неизвестного. Второй демон, по описанию похож на Керхара, и я верю, что это именно он. Вряд ли кто-то другой сражался бы так за нас.

— Появление Керхара перевернуло всю картину, но что самое ужасное — увеличило опасность. Вторая Тьма не трогала нас, даже защищала от первой, но битва двух демонов не знала пощады.

— Когда печать сталкивалась с лезвием меча, одной только волной энергии выбивало окна. Стены трескались. А если один из них все же доставал другого, то отбросив противника, непременно проламывал дыру в стене, рушил несколько этажей или и вовсе заставлял обрушиться часть здания.

— Когда рухнула смотровая башня, — признавался Рейнхард, — я взял командование на себя. Мы не могли найти епископа, и я воспользовался правом старшего по званию. Понимая, что в этом бою мы ничего не решаем, я объявил эвакуацию под свою ответственность.

— То есть вы признаете, что орден просто сбежал? — спрашивал расследующий это дело вельможа из королевских приближенных.

— Нет, мы не сбежали, а сменили позицию, чтобы выжить, — отвечал спокойно Рейнхард.

Он тоже был ранен, но раны его были незначительными. Сломанная рука и пара ожогов, не мешали ему взять на себя ответственность за судьбу ордена и держать оборону пред властями от лица всего ордена.

— Не было никакого смысла становиться жертвами падающих стен и потолков. И нам никто не мог гарантировать, что Керхар, если он вообще сражался за нас, победил бы в этой битве, поэтому нам нужно было подготовиться, на случай если демон попытается выйти с территории епархии в город.

— И что вы сделали?

— Организовали несколько команд и подняли барьер, однако это нам не пригодилось. Все стихло само.

— Значит, вы не знаете, кто и как победил?

— Нет. Мы только видели, как неизвестный демон пытался взлететь, создавая крылья из неизученной густой Тьмы, но Керхар сбил его печатью и после недолгих звуков борьбы все стихло. Мы только слышали, как открылся и закрылся портал — это происходит с характерным звуком.

— Значит, вы не можете гарантировать, что на территории руин нет тьмы и демонов.

— Нет, — честно признавал Рейнхард. — Поэтому мы не пускаем туда гражданских и сами занимаемся обыском обрушенных зданий. Однако печати никакой темной энергии не находят.

— А что вы скажете о мече епископа. Он был у демона, не так ли? И говорят, на нем следы человеческой крови. Уверены ли вы что ваш епископ не одержимый? У нас есть показания, утверждающие именно это.

Рейнхард пораженно смотрел на мужчину, даже не зная, как можно ответить на подобный вопрос, но подумав немного заговорил:

— Ума не приложу, кто мог такое сообщить, но это исключено. На оружии Стенета действительно следы крови, но это кровь его супруги, явно убитой темной энергией, и его самого.

— У Анне Аврелар изранены руки, насколько мне известно.

— Да, и умерла она именно из-за потока темной энергии, грубо говоря сгорела от прикосновения Тьмы, раны же Стена куда прозаичнее и ваши эксперты подтвердили, что нанесены они его собственным мечом. Было бы очень странно для одержимого атаковать себя самого.

— Но ему была выгодна смерть жены…

— Об этом я ничего не знаю. Личная жизнь епископа меня не касается, но как боевой экзорцист я повторюсь: одержимость Аврелара совершенно не разумная выдумка. Более того, мы считаем, что именно епископ вступил в битву с демоном первым.

Ему казалось, верили, но тут же задавали другой вопрос:

— А что вы думаете о новой технике? Не она ли стала причиной возникновения новой тьмы?

Рейнхард так не считал, но понимал, что доказать это будет очень трудно. Однако старик уже напряженно думал о том, как он будет держать оборону, защищая орден, епископа и его сына. Вот только защищать никого не пришлось. В день суда неожиданно для всех в зале появился сам епископ. Он с трудом ходил, опираясь на трость, тихо говорил, и казался живым мертвецом, но отступать не собирался.

— Ты не обязан это делать, — напоминал ему Рейнхард. — Еще вчера мы не знали, выживешь ли ты, а сегодня ты собираешься идти на суд и представлять орден.

— Я просил перенести слушанье, но мне отказали, — спокойно ответил Стен, неспешно одевая сутану поверх бинтов, покрывающих почти все тело. — Если власти не дают мне права восстановится и не дают вам работать до суда, значит, я обязан выйти.

Сложно сказать был ли он прав, но многие обвинения потеряли вес, как только он сам появился в зале суда. Вот только к большому сожалению Стен не помнил ничего о событиях того дня.

Врач на суде утверждал, что это нормально и в это даже поверили, пока не вышел свидетелем Лейн.

— Мой отец Стенет Аврелар — одержимый, — заявил он. — Моя мать Анне Аврелар знала это, но не хотела вредить его карьере, однако она не однократно писала донесения в орден. На них не реагировали, а после она сама решила изгнать демона из тела черного епископа. Когда она приняла это решения, все и случилось.

От такого заявления зал ахнул. Артэм был готов наброситься на брата с кулаками, он даже рванул к нему, но его удалось удержать. Зато Стен увидел надменные глаза сына и просто ужаснулся, не понимая откуда столько ненависти возникло в глазах его родного ребенка. Эта новость и этот взгляд повергли Стена в такое отчаянье, что он с большим трудом заставил себя продержаться до конца суда, что бы в итоге снова свалиться.

Представленные документы, казалось, полностью доказывали слова Лейна, но в них были лишь свидетельства покойной Анне, и никто не мог их подтвердил.

— Видели ли вы когда-нибудь черные глаза у Стената Аврелара?

— Нет.

— Нет.

— Нет.

— Нет.

Даже Лей был вынужден ответить «Нет». Но появление Ричарда, перемена политики и трагедия укладывались в столь складную цепочку, что подозрения только усиливались.

За одним судом был второй, а затем третий.

— Все очевидцы утверждают, что Керхар сражался с неизвестным демоном. Это значит, что они не были заодно, — говорил Стен, стараясь сохранять самообладание.

— Вы можете быть уверенны, что это был Керхар?

— Больше никто не мог перейти границу, чтобы помочь нам.

— Тогда призовите Керхара, как свидетеля.

— Это невозможно! — быстрее Стенета воскликнул один из заклинателей. — Речь о верховом демоне темного мира!

— Тогда не ссылайтесь на него, — заключил судья, окончательно подтверждая убеждение Стена, что судьба ордена уже решена.

За третьим судом был четвертый. На пятый Лейн уже пришел в форме гвардейца, а Артэм не пришел совсем, проклиная всю эту бумажную систему.

Все это могло длиться бесконечно. Голос Стена охрип. Орден раскололся. Появились те, кто вдруг стали поддерживать обвинение:

— Нельзя было слушать темного. Он сам легко мог устроить атаку и потом спасать нас, что ему стоил подобный маневр для усыпления нашей бдительности? Письмена древние и особенно Книга Истин гласит, что темным верить нельзя, что демоны во все, временя, будут опасны. Мы же посмели усомниться в мудрости предков и пустили к власти отступника, — заявил на одном из заседаний Эйден Асер, так и не добившийся желанного успеха в рамках ордена.

Стен на это уже даже не протестовал. Защищать свою честь он уже даже не хотел. Ему даже не было обидно слышать подобное от старого товарища. Главным для него сьало возобновить работу ордена.

— Если во всем виноват я, если я — темный, если я — отступники, если это я виновник всех трагедий, то почему бы не арестовать меня прямо сейчас и снять обвинения с ордена. Ведь это значит, что они такие же жертвы, как власти и представители народа.

— Не насмехайтесь над судом, мы склонны предполагать, что все вы в едином сговоре, — холодно отвечал обвинитель, вызывая в Стене отчаянное желание, просто уйти из зала суда, но он оставался.

Однако пока шла эта бесконечная тяжба, темные мысли и чувства в сердцах людей продолжали существовать и вырываться наружу. Это заставило орден начать действовать тайно. По приказу Стената, Рейнхард отобрал тех, кому можно было доверять, тех, кто действительно сражался за покой людских душ.

— Наши предшественники воевали в тени, — говорил старик. — Я сам начинал именно так. Именно поэтому не стоит бояться, считайте, что вы просто на заданиях, требующих особой осторожности и действуйте по протоколу.

Артэм с радостью вернулся к работе. Это хоть немного спасло его от бесконечных вопросов, на которые он не знал ответов. Когда его вызывали в суд, он являлся только чтобы напомнить о том, что уже предоставил все бумаги относительно своего исследования и ему нечего добавить. После этого он всегда сразу уходил, награждая брата злобным взглядом.

Шестой суд. Седьмой. Восьмой, а там и десятый. Стен выдержал их все, но все больше молчал, лишь отвечая на вопросы. Он перестал пытаться говорить с чиновниками, которые даже слушать его не хотели. Перестал требовать и стараться повлиять на короля. Более того, ему случайно удалось услышать разговор, в котором советники короля размышляли о том, как выгодно преподнести падение ордена. Вздыхая, он решил тогда, что ему не случайно дали услышать этот разговор и больше не приходил.

Его состояние ухудшалось. Каждый раз его товарищи настаивали на его отдыхе, считая, что епископу не стоит появляться в здании суда. Только Аврелар оставался непреклонным в своем решении. Он медленно худел, превращаясь в живой призрак самого себя, словно что-то пожирало его изнутри. Его кожа стала такой же белой, как и его волосы. Светлые «звезды» окончательно растворились, не оставив даже и воспоминания. Только нежная рука Камиллы, скользнув по его щеке, легко нашла бы эти крохотные шрамы. Но ее не было. Ее письма он долго читал, изучая каждое слово, понимая, почему вздрогнул тот или иной символ, понимая все ее эмоции, но не находил слов чтобы ответить. Точно так же, как не находил слез для того, чтобы оплакать, свою Анне. Боль постепенно сменялась равнодушием, гнев — безразличием, а желание бороться — смирением.

Но даже так, в решающий момент он предстал пред судом от имени ордена. Он принял обвинение в свой адрес без тени страха.

— Вы обвиняетесь в разрушении древней системы, пособничестве демоном и распространению темной силы, путем манипулирования орденом и своими детьми. Вы признаете свою вину?

— Нет, — спокойно отвечал он.

Только это уже ничего не решало. Его признали виновным, а орден объявили вне закона. Когда же Стена собирались взять под стражу в зале суда, представители ордена были готовы боем его отбивать, но он лишь покачал головой и произнес.

— Защитите моих детей, большего мне не нужно.

С этим спорить никто не мог. Один лишь Артэм проклинал их и ругался, не понимая, как могли подобное допустить. Он кричал и бил кулаками стены, но в действительности он просто винил самого себя в том, что не был рядом, не нашел в себе сил защитить епископа, а просто трусливо сбежал. Именно поэтому он очень старался продолжить дело отца, сохранить новый тайный орден и укрепить его тихую деятельность.

Кто-то отказался от клятвы и от епископа, уйдя на королевскую службу в подразделения борцов с тьмой, задача которых состояла в старом добром изгнании. Кто-то отрекся и просто навсегда ушел от этого дела, желая забыть, словно страшный сон все случившееся. Кто-то отказался отрекаться, и был вынужден покинуть столицу и вечно быть под наблюдением, помня о запрете на любую деятельность в сфере экзорцизма.

Лейн отказался первым, еще до суда, потому в новом подразделении стал командиром и смело отдавал приказы. Он не брезговал в своей работе ни печатями Мендаля, ни случайными убийствами одержимых, прикрывая это все вынужденной необходимостью.

Артэм же, как полная противоположность, покинул столицу, стал частью тайного ордена и стремился тихо и незаметно рассеивать Тьму, снова и снова вспоминая отца. Вместо него он с большим трудом нашел в себе силы появиться на пороге старого дома, чтобы сказать Камилле о том, что случилось. Она уже все знала и только крепко обняла парнишку, сожалея, о случившемся.

Только через три года, Артэму позволили увидеть отца. Он просил об этом неоднократно, но ему отказывали снова и снова, заставляя уже и не ждать положительно ответа. Случившееся чудо напугала Артэма, он тут же сорвался в столицу, предчувствуя неладное.

Его встретил Лейн.

— Отец умирает, — сразу предупредил он, провожая брата в темницу. — Я просил его отказаться от всего не один раз, но он меня…

— Не говори мне об этом даже, — перебил его Артэм. — Если он действительно покидает нас, то я просто хочу с ним проститься без всей этой политики.

— Ты хоть понимаешь, что это возможно только благодаря мне!? — злился Лейн. — Это я убедил позволить тебе попасть в столицу, ради этой встречи.

Взгляды братьев встретились. Младший долго изучал дрожащие морщины гнева на лбу брата, а после спросил:

— А ты понимаешь, что без твоего предательства всего этого просто бы не было?

— Он убил нашу мать!

«Эта она убила его» — мысленно отвечал Артэм, но не произносил ни слова, понимая, что споры будут бессмысленны и бесполезны.

Ему просто нужно было увидеть отца.

Он опасался, что при таком обвинении и пожизненном заключении без права свиданий и писем, его держат в ужасных условиях, но к своему удивлению он нашел мужчину в светлой темнице, больше похожей на кабинет, спрятанный в подземелье.

Его отец сидел в кресле, не открывая глаз, и не походил на живого человека, скорее на призрак. Иссохший, белый и равнодушный ко всему происходящему, он даже не сразу заметил появление своих сыновей. Вот только ошеломленный Артэм быстро справился с волнением и просто бросился к ногам отца.

— Папа, это я — Артэм, ты слышишь меня? — тихо прошептал он, опасаясь, что мог опоздать.

Белые веки медленно распахнулись, открывая синие глаза, как и прежде полные силы и энергии.

— Мальчик мой, — почти беззвучно прошептали синеватые губы старика.

Он поднял руку, и его худые пальцы коснулись черных волос мальчишки.

— Ты так вырос…

Он неспешно убрал волосы с лица юноши, чтобы внимательно рассмотреть его. Зрение его не обманывало. Перед ним был Его сын.

— На меня он так не реагирует, — вздохнул Лейн.

В нем смешалось все: и зависть, и пренебрежение, и гнев. Он сам не знал, чего хотел от отца: толи признания, толи ненависти. Но ни того ни другого не получил. Стен словно не замечал его и тем самым выводил Лейна из себя. Однако теперь, видя прояснение в лице отца и радость в глазах брата, он просто отступил, оставив их наедине.

— Мне так много нужно тебе рассказать, — шептал Артэм. — Ты даже не представляешь, как много всего произошло.

И он рассказывал, а Стен слушал, внимательно наблюдая за каждой чертой своего сына. С большим изумлением он видел в них свои черты, свои привычки, свою манеру приподнимать брови и кривить губы. Он с радостью слушал все, что мог рассказать ему сын, о маленьком сынишк, которого родила Камилла, о смерти Рейнхарда, о тайном ордене, о выходках нового отдела гвардии. Но даже самый печальный рассказ, не мог омрачить радость понимания, что именно Артэм продолжает его дело, что Артэм дышит тем же, что обжигало молодого Стена, тем же что заставляло его не отрекаться от своих идей.

— Поверь мне, мы обязательно сможем защитить людей и когда-нибудь, мир обязательно узнает…

В этот миг тяжелая дверь распахнулась и в темницу зашел стражник.

— Вам пора уходить, — заявил он строго.

Артэм посмотрел на него, послушно кивнул и обнял отца.

— Что мне передать Камилле? — спросил он, незаметно вкладывая в руки отца какие-то бумаги.

— Передай, что я любил ее, — ответил Стен, пряча листы пергамента.

Он не знал, что скрывается в этих бумагах, но легко понимал, что его сын не принес бы ему ничего не нужного.

Артэм отступил, понимая, что уже никогда не увидит отца. Он хотел бы сказать ему, что любит его, что ему не хватает его, что он был самым лучшим отцом, что никто и никогда не сможет стать таким же экзорцистом как он, но видя любовь в синих глазах, понимал, что все это слова в действительности просто ничтожны. Сжимая до боли, зубы он просто ушел, чтобы так же молча ускользнуть от Лейна и покинуть столицу, невзирая на темноту ночи.

Стен же остался наедине с бумагами, которыми ему принесли.

Есть он не мог, чувствуя упрямую тошноту. Спать он тоже не мог, чувствуя, как вновь оживает его сознание. Ему оставалось читать. Странными были эти документы. Все они когда-то принадлежали архиву Ксама, но все были удалены из него. Судя по печатям и подписям, его приемник приказал изъять их и убрать их упоминание. Получила же их Камилла. Он даже не догадывался, что все это время эти бумаги лежали в его старом доме только для того, чтобы сейчас попасть в его руки. Он не знал, что в год его рождения, даже в тот же месяц, в лесу подле городка был найден ребенок с черными глазам. Маленький мальчик был помещен в приют ордена. Это принесли поздней ночью, на утро же обнаружили, что черные глаза стали голубыми и решили, что совершили ошибку. Чуть позже мальчика усыновила местная семья, его семья. Тогда видимо все и забыли об этом.

Странный холод овладел Стеном от прочтения. Он не чувствовал себя напуганным или пораженным, скорее задумчивым. Его рука сама потянулась к свече. Листы мгновенно вспыхнули, затрещали, и пепел стал осыпаться в расплавленный воск. Только холод внутри никуда не исчезал.

«Так значит, это был я?» — спрашивал он у себя спокойно, впервые предположив, что все обвинения могли быть правдой.

Сознание становилось туманным, словно он погружался в очередной сон. Свеча погасла, оставив тонкий столбик дыма. Остальной свет тоже исчез, мгновенно, оставив Стена в полном мраке, но только почему-то странное сияние освещало темноту. Здесь не было ни единственного источника света, но голубоватое сияние окружало хорошо знакомый силуэт.

— Ты? — удивился Стен, предчувствуя появление вечного гостя своих снов.

Силуэт чуть приблизился, показывая свое лицо. Это был действительно Он, тот самый черноглазый, что снова и снова приходил к нему. Его лицо и белые волосы, он так и не изменился, но его черные глаза был куда сильнее прежнего.

— Понял, наконец? — смиренно и даже отрешенно спросил демон.

— Значит ты Авалар? — спросил Стен, не желая отвечать, но зная, что он и так почувствует ответ в его сердце.

— Нет, — отвечал демон приближаясь. — Это ты демон Авалар, а я всего лишь человек.

Еще шаг, и он сел напротив в таком же кресле, став отражением Стенета. Это не было сон, но и реальностью не являлось. Именно сейчас ему предстояло познакомиться с самим собой.

— Значит, это я убил Анне? — спросил он, чувствуя, как мысль об этом впивается в его сознание.

— Не торопись, — шептал черноглазый. — Давай по порядку. Зачем ты пришел в этот мир?

— Я хотел…

«А ведь и правда, чего я хотел?»

Вот только сознание рисовало странную местность, где средь тьмы стоит алтарь, а Керхар устало вздыхал.

— Иди, если хочешь, — спокойно говорил мужчина с золотыми глазами.

— Только не забирай ничего с собой?! — возмущался Керхар. — Хочешь идти, давай, но оставь душу нам. Мы понятия не имеем, что может произойти.

— Тогда это не будет иметь смысла. Что бы знать люди мы или демоны, мне нужна моя душа…

— … полная тьмы и демонов, — закончил фразу черноглазый. — И как? Человек ты или демон?

Стен не знал ответа.

— Может быть, ты узнаешь ответ, когда все вспомнишь, — скучающим тоном говорил черноглазый.

Его белые волосы стали длиннее прежнего и рассыпались по плечам, отражая синеватое сияние. Его глаза казались холодными, но тьма в них словно живая переливалась в ярком свечении. Стен смотрел в эти глаза и постепенно вспоминал все. Он всю свою жизнь, сам того не понимая прибегал к силе демона, еще в юности, в трудный миг, оказываясь в темной дымке, он невольно скалился и глаза его темнели, помогая видеть врага, чувствовать врага. Его тело на короткие мгновения обретало особую силу, и совсем редко он забывался, как тогда в далеком бою на глазах у старого епископа. Стен был уверен, что одолев демона, он рухнул без памяти, но теперь он точно знал, что вышел на свет, представ перед епископом во всей своей демонической красе: черные глаза, жилы на руках, хриплый голос и ледяное спокойствие, вот что могло охарактеризовать того молодого человека.

— Как твое имя? — спросил Эвар Дерос, видя, что демон спокойно убирает меч и явно не собирается причинять ему вреда.

— Авалар, — ответили ему тонкие губы, — но я слишком устал для бесед.

После этого он действительно рухнул от сильного истощения, чтобы потом открыть голубые глаза и жаловаться на полную опустошенность, но не более.

— Только теперь заметил, что данная тебе фамилия так созвучна с этим именем, не так ли? — спрашивал черноглазый. — А ведь это не случайно…

— Все было не случайно, — невольно шептал Стен, забывая уже о демоне.

Тот был ему больше не нужен, ибо правда медленно возвращалась в его сознание. Он сам был демоном с самого начала, но все было не так, как думали многие, все было не так, как думала Анне.

Почти сразу после свадьбы он показал ей истинную свою сущность. Он не был опасен, не угрожал ей, не проявлял агрессию, просто от переизбытка чувств, не мог скрывать свое истинное лицо. Темный глянец вырывался наружу, голос начинал меняться, но она тут же била его чем-нибудь тяжелым. Сколько же споров было между ней и демоном. Он постоянно пытался ей все объяснить, но она не слушала. Быть может, если бы синеглазый Стен сказал хоть раз тоже самое, что говорил темный, она бы ему поверила, но тот ничего не помнил, не понимая ее странных вопросов:

— Тебя когда на одержимость проверяли?

— Вчера. После каждого контакта положена проверка, ты же знаешь, — растерянно отвечал Стен.

— И все было хорошо? — настороженно спрашивала она.

— Если бы что-то было не так, я бы не пришел домой, меня бы просто не отпустили, — отвечая это, он обнимал ее за плечи и хриплый голос шептал ей на ухо: — Демоны не бывают одержимы.

Теперь он видел все причины ее недовольства, ее страхов и ее сомнений. Вот почему она вздрагивала и порой прогоняла его. Вот отчего она ушла. И как же сильно она его любила, если смогла вернуться? Как же сильно она его боялась, если решила убить ребенка?

Стен до боли сжимал виски, понимая как глупо и губительно было отрицать свою собственную сущность.

«Я не демон, я все еще человек» — с этой мыслью он шагнул в этот мир, чтобы разделить себя самого на две половины. Вот только зло ли тьма внутри него? Да, она необузданно, она свирепа, она сильна, но разве она была когда-нибудь ему врагом? Давным-давно была. Теперь, он помнил, как было больно от этой чужой тьмы. Как она выжирала его душу. Как впивалась она в его собственные страхи, в его боль и его сомнения. Он помнил теперь, как ломало его самого, как ломало его товарищей, как они дичали и теряли человеческое лицо и как обретали вновь, находя, наконец, силу подняться.

Тогда он возвысился первым, осознав, что его страхи, его боль, его суть ничто перед его Светом. Теперь же он смотрел на свою смертную жизнь и понимал, как сильно его свет проиграл, как он был глуп и слаб, рядом с самым страшным демонам в истории — его истинным лицом. Именно тьма заставила его принять Ричарда, именно Тьма заставила его бороться, именно Тьма изменила орден, именно она вдохнула в него жизнь, своим нетерпением, своей жаждой и стремлением. Конечно, не вдохни он в нее свою волю, свой дух, свои цели эта необузданная мощь могла бы разрушить мир, но она была его тьмой, а значит жила по его законам.

Просто Анне была его бедой, его болью и его смыслом. Чувства к ней не подчинялись никакой логике. Увидев ее в городе, он сразу обезумел и почти в ту же минуту схватился за меч, чтобы напасть на ее спутника. Он никого не убил, но все же ранил. Чувства заставили его напасть на человека! Это казалось немыслимым, но было правдой. Чувства и гнев, вырываясь наружу от одного лишь взгляда поздней ночью. И вырвались так сильно, что он совсем забылся, даже удержал ее силой, пусть и на одну лишь ночь, но все же… Было нелепо впускать свои настоящие чувства, чтобы потом прятать все под ликом странных снов.

Человек внутри него, не смог бы быть столь откровенным, и если бы она только послушала его, если бы она остановилась в тот раковой день, но она не желал уходить. Более того, она сама выхватила меч и напала на демона, желая освободить того, кого действительно любила.

Это было так смешно и нелепо. В нем кипело все, и ненависть, и злость, и любовь. Ей нужно было просто уйти, ведь еще миг и он наконец-то бы осознал истину своих проблем. Если бы в тот день, она ушла, закрыв дверь, Авалар и Стенет встретились бы в кабинете епископа, чтобы стать единым целым навсегда, чтобы продолжить откровение тьмы, чтобы раскрыть ее тайны и показать миру все на что способен демон, на что способен человек властвующей над своим демоном. Но она напала на него. Оружие просто отлетело от мощного темного потока. Дальше все уходило в туман. Он видел, как эта тьма отравила ее, он помнил, как горечь обожгла в нем не только человека, но монстра.

Демоны тоже могут страдать.

Все случившееся с ним — его вина. Теперь же в качестве награды ему доставался привкус понимания.

Он знал, что его жизнь заканчивалась, что его слова давно сказаны, а путь пройден. Он понимал, что все уже закончено, но оборачиваясь назад, уже не мог винить себя ни в чем, только горечь и боль напоминали о бессмысленности всего случившегося. Кому он бросал вызов? Миру? Демону? Любви? Женщине? Или может быть, все это время он бессмысленно боролся с собой? Защищал он этот мир или быть может, вел в нем свои эксперименты? Проверял людей на прочность или себя на способность дышать?

Человек он или демон?

Закрывая глаза, он знал ответы на эти вопросы. На губах появлялась та самая легкая улыбка, полная смиренья.

Он все понял, осталось только принять собственную смерть, вот только явилась она в довольно странном облике.

— Смешно, но величие проиграло битву женщине, — усмехнулся Керхар.

Стен пораженно поднял глаза, удивляясь, что во тьме вдруг появился этот знакомый голос, чеканящий слова темного языка.

— Не удивляйся, я пришел за тобой.

Демон с улыбкой протянул руку.

— Ты не злишься на меня? — удивился Стен, чувствуя, как жизни возвращается в его тело.

— Ты мой брат. Я просто должен был остановить тебя.

Стен кивнул, зная, что ответы ему не нужны. Неспешно встал. Темные глаза позволяли безупречно видеть во мраке. Белые волосы падали на черную демоническую мантию. В руки вернулась сила. Одно резкое движение и в руку скользнул тот самый меч. Он просто возник в его руке, отозвавшись на зов инквизитора и покорившись демону. Голубое сияние рун сменилось насыщенным фиолетовым сиянием. И два демона тут же исчезли во мраке.