Опоздавшие на электричку

Глава 14

Глава 14. А в ресторане…а в ресторане

Ресторан “Восток”, снаружи был двухэтажным зданием с вывеской на котором горели буквы из жёлтых неоновых трубок, часть которых уже горела плохо, а буква “О” вначале слова вообще постоянно пропадала и получалось “Всток” . У входа — стеклянные двери, на них табличка:

“Просьба входить в пиджаках. Без галстука не обслуживаем”.

Валера и Глеб одетые в чёрные костюмы, белые рубашки и галстуки с красными полосками, каждый со своей новой пассией вошли внутрь. Девушки были ослепительно красивы в своих новомодных для 70-х платьях и уложенных с помощью шиньона и лака для волос высоких причёсках.

У гардероба — пожилой мужчина в форме швейцара с медными пуговицами. Он принимает плащи, кепки, женские платки, выдаёт жетоны с номерами. К нему тянется небольшая очередь, жаждущие попасть в ресторан должны были заранее бронировать столики. Изнутри зала уже тянет смесью жареного лука, табака, парфюма и алкоголя — запах, который будет потом ещё долго стоять в одежде.

Они вошли внутрь, к ним подошёл один из официантов, спросил номер столика какой они бронировали и провёл их через зал. Они оказались недалеко от сцены, на какой эстрадный ансамбль из четырёх человек на электрогитаре “Урал”,

Барабанах “Тама”, электрооргане “Юность” вместе с вокалисткой в блестящем платье, с крупными серьгами-кольцами играют песню “Ты мне не снишься, я тебе тоже”. Между песнями — короткие объявления, шутки, смех. Иногда танцплощадка оживает: несколько пар двигаются осторожно, кто-то размахивает руками чересчур широко — видно, уже “приняли”.

Музыка звучит громко, но не мешает разговорам. На фоне — гул голосов, звон рюмок, звуки ножей и вилок, глухие хлопки от открываемых бутылок шампанского.

Валера с Глебом не скрывая интереса рассматривали интерьер вокруг. Зал был большой, низкий, вытянутый.

Потолок беленый, по нему идут вентиляторы, не справляющиеся с духотой. Стены обиты тёмным деревом, местами висят ковры и картины с видами Тбилиси и Сочи. На подоконниках — фикусы в глиняных горшках. Из настенных бра под матовыми плафонами, льётся тёплый жёлтый свет.

На полу постелен паркет, затёртый до блеска.

Столы — массивные, квадратные, застелены крахмальными скатертями, на каждом — стеклянная ваза с гвоздиками, иногда с искусственными цветами.

На тарелках — хрустальные салатницы, алюминиевые приборы с чуть потёртыми ручками.

Официанты — мужчины лет сорока, с короткими волосами, в белых пиджаках и чёрных брюках, на груди — металлические значки с номерами. Они движутся неторопливо, но уверенно, с лёгкой надменностью: здесь они — власть.

Глеб открыл протянутое меню:

Холодные закуски:

Сельдь под шубой — 0.60

Салат “Столичный” — 0.75

Ветчина с горошком — 1.10

Заливное из языка — 1.30

Солёные огурцы и квашеная капуста — 0.25

Горячие блюда:

Котлета “Пожарская” — 1.80

Бефстроганов с пюре — 2.10

Телятина жареная с грибами — 2.80

Судак под соусом — 2.00

Шашлык из свинины — 2.50

Гарниры:

Картофель жареный — 0.30

Рис с овощами — 0.35

Гречка — 0.25

Супы:

Борщ московский со сметаной — 0.60

Рассольник ленинградский — 0.55

Десерты:

Мороженое “Пломбир” в вазочке — 0.50

Торт “Птичье молоко” (по праздникам) — 1.20

Компот из сухофруктов — 0.20

Напитки:

Водка “Столичная” (0,5 л) — 5.30

Коньяк “Арарат” — 8.50

Вино “Кагор”, “Алиготе”, “Тбилиси” — 2–3 руб. за бутылку

Минеральная вода “Ессентуки №17” — 0.20

Сок яблочный в графине — 0.30

В целом цены для человека из 2025 года выглядят смешными, но с учётом средней зарплаты из этого времени получается, на четверых, если они захотят гульнуть по полной выйдет не менее рублей пятьдесят, а может и больше. Как бы приличная сумма, но в конце-концов, они не каждый день в советском ресторане бывают, надо оттянуться да и девушки сговорчивее будут после хорошо накрытого стола.

Они переглянулись с Валерой и едва заметно кивнули друг-другу.

Официант со слегка вытянутым высокомерным лицом, принял заказ. Помня из рассказов своих родителей, как сделать, чтобы официант проявлял бо́льшую лояльность к их столику, Глеб после оглашения заказа сунул тому незаметно в руки десятку, отчего тот слегка поклонился и на лице появилось даже подобие улыбки.

Жанна поправила локон, блестящий от лака, и, откинувшись на спинку стула, с улыбкой посмотрела на Глеба:

— А красиво здесь, правда? Я уже лет пять не была в ресторане. Всё работа да дом, да эти студийные съёмки...

— Да, сами с Валеркой уже забыли, когда последний раз в ресторане сидели. — Поддакнул Глеб сказав в сущности чистую правду,— мы ж с ним до этого на стройке работали, в Туле, но как-то на последнем месте работы отношения с руководством не сложились и уволились. С семейной жизнью тоже, как-то в последние годы не ладилось и решили попытать счастья в Москве. Думали поехать на строительство подготовки Олимпиады, да где там… там уже всё забито и так просто не всунешься, поэтому пришлось пока разнорабочими на киностудию устраиваться.

— А кто ты вообще по специальности?— Жанна продолжала наматывать локон на палец изучая пристально Глеба.

— Я вообще сварщик, но могу и другие работы выполнять.

— Господи, неужели во всей Москве не нашлось лучше места чем прийти сюда к нам на студию ящики таскать? С вашей то специальностью?— Вмешалась Дарья в разговор.

— Да, тут ещё одно обстоятельство сложилось… Нас с Валеркой в поезде обокрали, включая деньги и документы. Хорошо по пути попался посёлок, где родственники жили, дали денег на первое время. А в Москве куда без прописки? Да без документов? В милицию конечно обратились сразу, но понятно никто документы нам не вернёт, а новые делать время нужно ждать, выдали нам временные удостоверения личности. Но жить то всё равно за что-то надо, плюс жить, где-то. Поэтому пришлось нам с Валерием, чтобы штаны не упали немного денег раздобыть, поработав грузчиками по разгрузке вагонов, жили там же, а потом случайно увидели объявление о том, что на “Мосфильм” требуются разнорабочие, в отделе кадров пообещали поспособствовать с пропиской и главное дали комнату в общежитие. Так что я считаю у нас всё сложилось не так уж и плохо ещё. Кроме того, мы с ним сейчас пишем сценарии к будущим фильмам и на днях кстати предложили свои варианты Гайдаю и Меньшову.

— Гайдаю и Меньшову?— С каким-то благоговением произнесли Даша с Жанной глядя восхищённо на него.— И что, они приняли их?

— Сказали посмотрят на досуге. Они сейчас заняты своими новыми фильмами и возможно это произойдёт не быстро.— Вставил Валера.

— Ах, да, Меньшов сейчас монтирует свой новый двухсерийный фильм “Москва слезам не верит”, я участвую сейчас, как раз в этом процессе. И мне кажется фильм должен получиться хорошим…жизнеутверждающим.— Кивнула Даша.

— Да, он станет очень популярным на многие десятилетия и кстати получит американскую премию “Оскар”, после показа его на международном кинофестивале. — Ответил Глеб и осёкся.

— Ничего себе! Откуда ты знаешь?— Жанна явно была заинтригована такими новостями.

— Так…предчувствие…— Засмеялся нервно Глеб. К счастью принесли заказы и разговоры ушли в другое русло.

На столе появились первые блюда: прозрачные хрустальные салатницы, аккуратно разложенная “сельдь под шубой”, пышный “Столичный” с горошком, ветчина, нарезанная ровными пластами, и квашеная капуста с брусникой. Рядом — корзинка с белым хлебом.

— Вот это я понимаю — закуска, — одобрительно произнёс Глеб, — как в старые добрые времена.

Официант ловко наполнил рюмки и бокалы, поставил бутылку “Алиготе” для женщин, кувшин с яблочным соком и минералку.

— Ну, за встречу, — сказал Валера. — Чтоб и дальше вот так — по-простому, без лишней суеты.

— И за то, что судьба сводит людей даже среди декораций, — добавила Жанна.

Они выпили. Дарья чуть поморщилась от вина, но улыбнулась.

Глеб закусил сельдью под шубой, промолчал секунду, потом сказал:

— Знаете, а ведь странно, как всё переплетается. Мы с Валерой когда-то, считай, мимо кино проходили, а теперь в нём живём. С утра — свет, дрова, лестницы, а сейчас вот ужинаем с прекрасными девушками какие пускай косвенно имеют отношение к кино.

Жизнь удивительная и непредсказуемая штука, жаль только проблем подкидывает больше чем хороших моментов.

Жанна подперла подбородок рукой:

— А у кого их нет… У меня, например, вся жизнь — сплошные черновики. Два брака, оба впустую. Первый муж — музыкантом был, пропадал постоянно на гастролях. Второй — технарь, рассудительный, но скучный до одури. Всё у него по линейке: “Жанночка, зачем эти фантазии? Надо жить рационально.” Вот и дожила рационально — одна.

Дарья добавила тихо, с лёгкой грустью:

— А я вот тоже через это прошла. Муж — оператор, хороший вроде человек, но как фильм смонтирует — сразу на “застолье творческое”. В итоге сын с бабушкой, я на работе с утра до ночи. Так и живём — у каждого своя лента, только без финальных титров.

Валера слушал внимательно, без шуток. Он кивнул и сказал:

— Может, потому и держимся за работу. Хоть там жизнь идёт — всё время движение, люди, разговоры. Не успеешь заскучать.

Глеб поддакнул:

— Да, там интересно. Мы-то вроде простые работяги, но через нас всё проходит — от реквизита до звёзд. Видим, как снимают, как играют, как спорят. Иногда думаешь: вот бы самому в кадр попасть, хоть на минуту.

— А вы не пробовали? — спросила Жанна. — Сейчас, говорят, всех подряд берут — массовку, эпизоды.

— Было дело, — усмехнулся Глеб. — Есть чем похвастаться, мы у Говорухина в одном из эпизодов в фильме “Место встречи изменить нельзя” в массовке статистами снялись, даже с Высоцким удалось перекинуться парой слов.

— Да, Высоцкий это— глыба. Мне кажется его песни будут слушать и через десять лет.— Дарья кивнула.

— И даже больше, его творчества хватит на несколько поколений вперёд. Но и мы с Глебом засветились в этом шедевре от Говорухина, так что будем теперь кинозвёздами.

Все рассмеялись. Дарья покачала головой:

— А я ведь сама мечтала в кино попасть. Ещё девчонкой, в драмкружке читала “Грозу”. Даже режиссёр сказал, что талант. А потом — институт, замужество, ребёнок, и всё закрутилось.

— Ничего, — сказал Валера. — Может, ещё сыграешь. Жизнь — она тоже как кино. Только сценарий никто заранее не знает.

Официант снова подошёл, уже с горячим. На больших тарелках — котлеты “Пожарские” с хрустящей корочкой, бефстроганов с пюре и судак под соусом. Всё дымилось, пахло сливочным маслом и перцем.

— Вот это да… — восхищённо сказала Дарья. — Ребята, вы решили всю зарплату здесь сегодня оставить?

Валера улыбнулся, поднял налитую стопку, встал из-за стола и произнёс тост с лёгким кавказским акцентом:

— Мы, прибыли сюда из далёкой страны, там не все люди могли себе позволить такой роскошный банкет, там было мало радости и много горя, но теперь всё позади и мы счастливы поднять эти бокалы за то что мы все здесь сегодня собрались!

— Вот за это и выпьем, — сказал Глеб, наливая по второй. — Он прекрасно понял двойной смысл тоста, но девушки похоже восприняли его просто, как шутку и не придали значения.

Они чокнулись. Музыка на сцене сменилась, заиграл медленный танец. Люди начали выходить на площадку.

Дарья задумчиво посмотрела на танцующих:

— Иногда смотришь на них и думаешь — у кого-то ведь всё просто: работа, дом, ужин, музыка. А у нас всё как-то между делом, как будто не живём, а готовимся.

— Может, просто не тот кадр пока, — сказал Глеб. — Бывает, что сюжет ещё не начался.

— Или уже закончился, — ответила Жанна и чуть улыбнулась.

Валера достал сигареты, предложил дамам — те отказались. Он закурил, задумчиво глядя на сцену. Дым плавно поднимался к вентилятору, где его тянуло сквозняком, и казалось — будто само время тут вяло тлеет, сгорает без спешки.

Они ели, пили, говорили обо всём — о съёмках, о смешных случаях на студии, о том, как кто-то из актёров устроил скандал из-за костюма, как осветители напились и вместо своей студии ушли ставить свет в другую, как ассистент уронил декорацию прямо в кадре. Смех возвращался, лица разгорались, а за окнами темнело — город погружался в вечер.

Постепенно разговор стал тише, теплее. Глеб и Валера ловко лавировали в своих рассказах, не выдавая себя — упоминая “далёкие стройки”, “эксперименты с новой аппаратурой”, “опыт в производстве”. Всё звучало правдоподобно. Женщины слушали внимательно, будто каждое слово — щепотка из чужой, но заманчивой жизни.

Жанна вдруг сказала:

— А ведь всё равно здорово, что мы там, на студии, пересеклись. Вроде бы суета, шум, провода — а вот видите, куда привело.

Глеб улыбнулся, глядя в её глаза:

— Значит, так и должно было быть.

Заиграл очередной “медляк”. Валера отложил сигарету, встал и, чуть неловко поклонившись, протянул руку Дарье:

— Разрешите пригласить вас?

Дарья вспыхнула, но согласилась.

Глеб посмотрел на Жанну, которая всё это время молча вертела в пальцах бокал, и сказал:

— Пойдём и мы? Пока песня не кончилась.

Она кивнула.

И когда они вышли на площадку, среди множества пар, в полутемноте под медленным светом ламп, казалось, что всё вокруг растворилось — осталась только музыка, мягкая, чуть дрожащая, как сама память.

Ближе к одиннадцати в зале становится душно, шторы наполовину прикрыты, музыканты окончательно перешли на медленные танцы.

Несколько пар крутятся у сцены — всё чинно, но в воздухе витает лёгкая хмельная свобода.

Кто-то заказывает “ещё бутылочку “Кагора”, официанты устало перекладывают приборы.

В углу пара шумных мужчин спорит о хоккее, а у сцены дама в сиреневом платье просит песню “Там где клён шумит”.

За окном — ночь, в окнах отражаются люстры, а внутри всё продолжается как будто вне времени.

Здесь нет будущего, нет спешки — только вино, музыка и ощущение маленького праздника посреди застойной эпохи.