Опалённые

Глава 8

СССР, Москва, сентябрь 1932 года

Лето выдалось жаркое! Не столько даже в прямом, сколько в переносном смысле слова. После встречи с генералом Туркулом мне без особых проблем удалось добраться до Берна, поместить документы в пару больших сейфов, а там и воспользоваться одним из резервных каналов для эвакуации на «советскую родину», заешь её клопы.

И началось… хождение до кругам бюрократического ада внутри уже привычного «гнездилища чекистов», ОГПУ. Задание было выполнено, тут ни у кого сомнений быть не могло. Лев Давидович Троцкий скончался от острого свинцового отравления, сей факт признавали все европейские газеты. Более того, я сумел добыть немалую часть его архива, что служило дополнительным взносов в «копилку» лично мою и главы ИНО Артузова. Гибель группы под руководством Серебрянского в таких условиях без особых душевных мук списывалась в приемлемые потери даже без учёта посторонних факторов. Однако именно они и вызывали «бурление болотных газов» не только в ОГПУ, но и там, за стенами Кремля.

Письма Троцкого, спустя несколько дней после его убийства всплывшие в редакциях крупнейших газет Европы и за океаном. Их подлинность была несомненная. Содержание, учитывая ранее произошедшие события, тоже практически никем не опровергалось. Вот потому советскую верхушку и лично «товарища» Сталина-Джугашвили крючило, словно эпилептика в момент особо сильного припадка. Покойный Лев Давидович и из своей могилы ухитрился испортить Сталину настроение, посмертно обвинив того в своей гибели. Более того, письма показывали, что даже командир группы, посланной убить бывшего председателя Реввоенсовета оказался из числа симпатизирующих беглецу из СССР, проигравшему раунд, но продолжавшему быть опасным и пользоваться поддержкой не только вовне, но и внутри «красной машины».

Генеральный секретарь ЦК ВКПб был в ярости и эхо от этого его чувства расходилось во все стороны, подобно взрывной волне. В том, что Троцкого предупредили, сомнений не было. В виновности Серебрянского практически не имелось. Против «товарища Яши» играли такие факты как давнее покровительство расстрелянного троцкиста Блюмкина, связи с иными симпатизантами Троцкого, туда же подшили и порой звучавшие высказывания, бывшие не самого верноподданнического по отношению к Сталину-Джугашвили тона. Был бы человек а обвинить его в СССР всегда могли. А уж если он и защититься не может по причине смерти…

Остатки его группы рвали в клочья. Многих уже арестовали в превентивномпорядке, часть оставалась на свободе, но… Один пустился в бега из естественного чувства самосохранения, сим фактом столь роскошно сыграв на руку моей версии, что я чуть не прослезился от умиления… когда был уверен, что этого никто не увидит.

Подозрения в мой адрес? Упаси боги! Главная цель – собственно Троцкий – устранена, а с ней и неожиданные, из разряда «гнусных предателей-троцкистов». В их число попали сам Серебрянский – по понятным причинам – а также его ученица и протеже Светлана Кожина. Почему именно она? Хотя бы по причине выказываемой антипатии к моей персоне, которую не могли не заметить ещё в Париже. Всего то и надо было заменить истинную причину на подкорректированную. Вуаля, готова убеждённая троцкистка, под стать «товарищу Яше», её наставнику и кумиру. Я узнавал раньше, она и впрямь считала его образцом для подражания. Итог, как говорится. закономерен, грешно было не воспользоваться такой хорошей картой. Ах да. я ещё и не позволил, чтобы в руки швейцарской полиции попали формальные доказательства причастности СССР к убийству Троцкого. Устроенный пожар повредил тела до такой степени, что ни о каком опознании и речи быть не могло. Разве что по зубным картам, но их можно применить лишь к тем, у кого они есть. А карты Серебрянского со товарищи имелись лишь в СССР, откуда их никто выдавать не собирался.

К сожалению, я недооценил степень бюрократизма и волокиты, которая царила в ОГПУ. Меня допрашивали и передопрашивали, прося и настаивая. Требуя и приказывая как можно более подробно расписать все действия Серебрянского, Кожиной. Иных членов группы от и до. Проклятье, да их даже что они ели на завтрак и сколько раз в сортир ходили интересовало! Изучение проявивших своё нутро троцкистов во всех мельчайших подробностях. Чёрт, чёрт, чёрт!

Почти месяц этого донельзя раздражающего безумия. Предельно вежливого, доброжелательного, но я находится под постоянным присмотром как особо важный и ценный источник информации. Лариса аж со смеху покатывалась, наблюдая за выражением безграничного страдания на моём лице. Лишним было бы упоминать, что контакты с группой Ларионова поддерживала она, да и то в довольно усечённом варианте. Сейчас от них требовалось лишь готовиться и ждать. Готовиться к новых операциям и ждать прибытия очередных групп.

К слову сказать, за время моего отсутствия они разок отличились, в порядке личной инициативы совершив ещё одно громкое убийство. На сей раз под раздачу подвернулся Шкляр Моисей Изральевич, председатель правления Торгсина. Его изрешетили вместе с водителем прямо в автомобиле у собственного дома, из трёх пистолетов. Два были в руках у Павла Игнатьевича, один у Ларионова. С отрезанием голов возиться времени не было, но табличку «Красный ростовщик подавился скупаемыми за бесценок золотом и валютой» на капот автомобиля положили и про фото не забыли. Этакая коррекция планов. Грабить Торгсин за ради получения необходимых для функционирования резидентуры средств уже не было смысла. но совсем отказываться от работы со столь гнусной конторой никому не хотелось. Вот и результат.

Особо важной персоной Шкляра назвать не получилось бы. но его принадлежность к успевшему получить довольно гнусную известность Торгсину многое значила. Зарубежная пресса ухватилась и за эту смерть. Произошла то она не абы когда, а спустя несколько дней после смерти Троцкого, когда о ней писали во всех газетах. В том числе и советских. Сложить два и два мог даже тупой как пробка рабфаковец.

Новый виток безуспешных попыток найти виновных, новые передовицы в газетах о происках врагов советской власти и всё в этом духе. И куда более важные разговоры на верхних ярусах, где серьёзно обсуждалась возможность начала открытой кампании против малейших проявлений троцкизма. Невзирая ни на какие прошлые заслуги перед советской властью. Припекло болезных!

Лишь к сентябрю от меня отвязались, перестав с утра до вечера мучить очередными беседами со всей их безграничной занудливостью. Вовремя. Потому как именно в этом месяце, пусть и без привязки к определённому моменту, должно было произойти очередное весьма интересное событие. Нужно было только дождаться его, а потом уже начинать действовать, плетя паутину таким образом, чтобы в неё попались нужные жертвы.

В кои то веки выходной день! Возможность прогуляться по городу в раннюю осеннюю пору, насладиться отсутствием вокруг опостылевших по самое не могу чекистских физиономий. Никого не мог удивить факт моего желания прогуляться по улицам столицы. Затеряться на них и того проще, если знаешь местность и некоторые специфические маршруты. Это мы с Ларисой и сделали, предварительно убедившись, что за нами никто не следит. Кто мог бы? Родное, мать его, ОГПУ, причём исключительно из беспокойства за ценного сотрудника. Но нет, до такого пока не дошло.

– Что, милый ты мой муженёк, совсем замучили тебя на работе? – источая иронию пополам с ехидством, поинтересовалась Лара. – Расспросы, допросы, желание выяснить всё и обо всех?

– Допросами они это не называли. Все из себя такие благожелательные, улыбающиеся. И сама знаешь, что они мне как очередной подарок вручили за «заслуги перед партией и трудовым народом».

Девушка цинично усмехнулась, благо на память сроду не жаловалась.

– В твоём положении и второй орден… Иронично.

Что да, то да. Был орден Красной Звезды, теперь вот «Красное знамя» вручить изволили, сделав, таким образом, дважды орденоносцем. Лично председатель ОГПУ вручал, Менжинский Вячеслав Рудольфович. Благодарил за проявленные мужество и героизм, выразившиеся в мертвом Троцком, ликвидированных «предателях» и доставленном архиве. Аж плакать хочется от умиления… и сдерживаемого смеха.

– Полезно, Лариса. Два ордена, четыре кубика в петлицах – это для моего возраста и стажа работы более чем успешный карьерный рост.

– Смена кубиков на шпалу была бы ещё полезнее.

– Бесспорно. Но по сути повышение я получил авансом, перед отправкой в «зарубежное турне». Для нового взлёта потребуется очередной весомый повод.

– Но ты ведь его уже придумал?

– Есть такое, – не стал я скрывать.

– Значит, сейчас и расскажешь, – улыбнулась очаровательная и опасная леди, – после чего посмотрела в сторону одного из двориков, который, как она знала, отличался как малолюдностью, так и удобными лавочками. – Надоело ходить, пойдём туда, присядем. Там тебя и попытаю.

Возражать, отказывая девушке в такой малости? Даже не собираюсь. Так что уже через несколько минут мы с ней сидели на одной из лавочек, украшавших тот ещё, старого вида московский дворик, не особо испоганенный даже пронесшимися переменами. Людей в нём и правда почти не было. Только одна женщина гуляла с карапузом лет трёх, не более, да четверо мальчишек играли в ножички. Безобидная публика, к излишнему и неуместному любопытству не склонная. Но даже если и попытаются греть уши, то мы это заметим. Осторожность у меня на уровне инстинкта вбита, у Лары немногим менее серьёзное отношение к подобному. Иначе с такой как у нас жизнью просто не выжить.

– Рассказывай уже, – игриво ткнула мне пальцами под рёбра Лариса. – Не заставляй добропорядочную девушку применять недозволенные меры.

– Даже интересно, какие именно, – усмехнулся я, но заострять внимание на этом аспекте не стал. Знал, что у Лары с фантазией… богато. – Скоро в тех же газетах, которые получили «предсмертное письмо Троцкого, опасающегося смерти от рук людей Сталина», появится кое-что новое. Вроде как от тех же «верных троцкистов».

– И что это будет в этот раз?

– Раскрытие личностей тех, кто участвовал в «подлом убийстве великого революционера». Как мёртвых, так и единственного живого среди исполнителей, так и тех, кто отдавал приказы, то есть цепочки Артузов-Менжинский-Сталин. Понимаешь, к чему я веду?

– Известность такого рода… может сослужить как хорошую, так и плохую службу.

– Верно. Если не предпринять кое-что дополнительное, способное повысить мою значимость в глазах власть имущих. И это…

Лариса лишь пожала плечами, тем самым признаваясь, что сей нюанс не просчитывает. И ждёт открытия карт с моей стороны.

– На кого обычно устраивают покушения «троцкисты»?

– Целями становятся важные фигуры на «шахматной доске». Мы специально… – тут Лариса осекслась и очень внимательно на меня посмотрела. Выражение глубокого изумления и неверия на её лице постепенно сменялось пониманием. – Алекс, ты… сумасшедший. Устроить покушение на самого себя, дабы показать собственную значимость и выводя из-под потенциально возможных в будущем подозрений. И те статьи, они подведут основу под покушение, сделав тебя публичной фигурой. Кто?

Последнее слово-вопрос в пояснениях не нуждалось. Лара спрашивала о том. кто именно будет это самое «покушение» осуществлять. А ещё, кого именно планируется подставить в качестве организатора. Что ж, у меня имелись ответы на обе части вопроса.

– На роль организатора очень хочется притянуть некоего Трилиссера, Меера Абрамовича, бывшего видного чекиста, ныне заместителя наркома Рабоче-крестьянской Инспекции. Главное для нас, что прослеживаются явные связи с Блюмкиным, Серебрянским и иными троцкистами, действительными и назначенными в результате определённых событий. Никто особенно и не удивится.

– Сам он с наганом наперевес в подворотне не окажется, – ехидно заметила Лариса. – Он же аж замнаркома!

– Группа Ларионова изымет в нужный момент парочку людей из его окружения, замеченных в симпатиях к Троцкому. И устроят так, чтобы их тела, лучше всего живые по поры, оказались на месте покушения с пистолетами в руках и следами пороха на руках. Про отпечатки пальцев и говорить не стоит.

– Коварненько… Мне нравится.

– Я и не сомневался. Жаль, меня придётся немного ранить. В неопасные для жизни места, но так, чтобы недельку-другую в больнице подержали, создавая впечатление лишь чудом спасшегося от неминуемой смерти.

Девушка откинулась на спинку лавочки с мечтательной улыбкой на лице. Она смотрела на небо, на деревья, листву которых шевелил лёгкий ветерок. Зная её, я понимал. что Лариса находится в состоянии лёгкой отрешённости, предвкушая очередное событие, радующее до глубины души. Три минуты, четыре… Всё, витание в облаках закончилась и девушка вновь стала тем. кем обычно и являлась – матёрой, опытной, безжалостной агентессой РОВС.

– Устроить покушение можно. Похитить в нужный момент кого-то из сотрудников, связанных с Трилиссером, тоже. Список лучше сделать с запасом. не двух, а человек пять.

– Подстраховка?

– Да. Вдруг кто-то уедет или окажется постоянно на виду.

– Разумно, – согласился я с таким подходом. – В окружении Трилиссера таких более чем достаточно.

– И вот ещё что… Почему именно он?

Хороший вопрос. Напрашивался ответ: «А почему бы и нет?». Только лучше будет более развёрнуто, а не ограничиваться обычной иронией.

– Во-первых, заместитель наркома весьма важного с политической точки зрения наркомата. Подозрения в его адрес и наверняка неминуемое в скором времени устранение – в той или иной форме – внесёт добрую толику хаоса в работу наркомата. Во-вторых, чекист со стажем с самого начала создания сей структуры, имеющий связи с Блюмкиным. Серебрянским и прочими. Первого, явного и открытого троцкиста, он и вовсе всеми силами защищал от расстрела. Этого ему не забыли и не забудут. В-третьих…

– Есть ещё и в-третьих?

– Есть, Лар, очень даже есть. Прямо вытекающее из «во-вторых». Если Трилиссеру не удастся «обделаться лёгким испугом» и последующим просто увольнением со значимой должности, то перед нами открываются обширные перспективы по дискредитации и подведением под троцкизм или пособничество оному немалой части сотрудников ОГПУ. А что значит расколотое ОГПУ в преддверии определённых событий?

– Падение эффективности работы. Атмосфера не просто страха, он после отрезанных голов не утихал толком, а взаимной подозрительности. Возможные доносы с целью упрочить своё положение или защититься от порочащих связей в прошлом. И возможности для тебя шагнуть ещё выше.

– Умница ты у меня, равно как и красавица. Ну так что, стоит это одной двух неопасных ран?

Лариса лишь кивнула, хотя посмотрела на меня с неслабой долей сочувствия. Догадывается, что мне ни разу не улыбается терпеть боль и потом валяться в больнице за ради полной достоверности покушения. Но игра по любому стоит свеч!

– Алекс, а ты не забыл, что скоро прибывают две новые группы через финскую границу? – вернула меня с небес на землю Лариса. – Планы насчёт них не изменились?

– Прежними остаются. Одна тут будет, другая в Ленинграде, – тут я привычно удержался от гримасы отвращения от одного упоминания нового названия великого города, Северной Пальмиры и бывшей столицы империи. – Документы им передадут самые что ни на есть настоящие, а те, кого они заменят, как я понимаю, уже «исчезли» или готовятся это сделать.

– Ага, на дно реки или в топки кочечарок, – улыбнулась девушка. – Павел Игнатьевич с Олегом умеют заметать следы.

– Замечательно. Пару месяцев на освоение и врастание в местный быт, а затем можно начинать подготовку.

– К новым устранениям?

– Им – да. А вот новые группы, те уже исключительно на внедрение в стройные ряды Рабоче-крестьянской Красной армии. Скоро начнётся новый этап нашей партии. Куда более интересный, масштабный, рассчитанный на весьма своеобразных людей.

– Я знаю, Алекс… Но ты уверен, что двух групп на силовые действия нам хватит?

– Будем надеяться. Не в числе дело, а в умении. Руководители групп люди с достойной подготовкой, сама знаешь.

Лариса знала, равно как и я. Дело в том, что группами руководили Солодов и Монахов – доверенно-перепроверенные, абсолютно преданные идеям РОВС и сработавшиеся лично с Ларионовым, который готовил их под свои цели, готовясь рано или поздно снова оказаться в СССР с вполне конкретными задачами. Это также было немаловажно. Группа Монахова в составе четырёх человек должна была прибыть сюда, в Москву. Солодов со своими тремя бойцами останется в Ленинграде. Работы что для одних, что для других будет более чем достаточно.

Был вопрос с внешностью. Монахов с Солодовым хоть и не настолько известны среди чекистов как Ларионов, но всё же и не абы кто. Агенты ОГПУ могли отследить контакты Ларионова, а ведь именно он давал им основы. Плодить же обожжённых как под копирку – не вариант. Зато изменение лица на постоянной основе – это другое дело. Я не говорю про такие нюансы как изменение причёски, усов с бородой, походки и прочие мелочи, тут требовалось нечто иное, более весомое.

И оно нашлось. Многим понимающим людям известно, что шрамы не только украшают мужчину, но, будучи расположенными на лице, меняют его – лица то бишь – выражение очень сильно. Вот оба и обзавелись парочкой заметных шрамов. Поневоле притягивающих к себе внимание и отвлекающих от остального. Эти «украшения» они получили заблаговременно, ещё только готовясь в заброске на территорию СССР. Доверенные врачи из числа состоящих в РОВС, затем изоляция от большей части своих боевых товарищей и появление исключительно в скрывающих лицо масках. Всё было более чем серьёзно, повторения ранее случившихся провалов обновляющийся РОВС не хотел. И берущее власть в свои руки радикальное крыло делало всё, чтобы избежать не то что провалов, но даже минимальной утечки информации.

– Не нами едиными, – перевела Лариса тему. – Помнишь, ты на днях говорил мне, чтона Украине, в Поволжье и в иных местах вот-вот начнётся голод?

– Как тут не помнить? – поневоле поморщился я. – Эти озабоченные исключительно пожеланиями вождя партийцы ничего ни понимать, ни даже думать о последствиях творимого не собираются. После коллективизационных безумий средняя урожайность по стране снизилась более чем на двадцать процентов. Ну нет энтузиазма у людей работать на чужой карман, пребывая при этом в положении, которое куда хуже, чем у крепостных крестьян. Зато план по заготовкам зерна и прочего по Украине и тому же Поволжью вырос более чем на треть. Вот ты только представь – урожайность снижается, а они план только вверх задирают. И это не я говорю, а неумолимая наука под названием статистика.

– Я не удивлена.

– Я тоже. Потому те, кто ещё не утратил разум, осознают, что грядёт голод. Большинство молчит, некоторые пытаются что-то сказать, вразумить власть имущих.

– Результат, я так думаю, отсутствует.

– Ну почему же? – скривился я. – ЦК во главе лично со Сталиным всё выслушал, ознакомился с докладами партийцев с мест и принял очень своеобразное решение… выполнить план заготовок зерновых культур и прочего в полном объёме. А для неукоснительного выполнения директивы послать на Украину и в Поволжье две чрезвычайные комиссии. Возглавлять их будут члены ЦК, правда. кандидатуры я пока не знаю. При них же значимые персоны из числа чекистов. По предварительным сведениям будут задействованы Ягода и Бокий.

– Не Артузов?

– Нет. А что вдруг?

– Алекс, разве ты не понял? Два наиболее вероятных кандидата на место Менжинского, ты сам говорил!

Твою дивизию под хвост кобыле Будённого и усами Джугашвили поглубже утрамбовать! Моя промашка, не обратил внимания совсем уж на очевидное, в глаза так и бросающееся.

– Каюсь, оплошал. Неужто своего рода последняя – или одна из последних – проверка?

Попробуй узнать. У самого Артузова, – подмигнула Лариса. – Он ведь очень хочет занять место Вячеслава Рудольфовича. Не станет отказываться поговорить об этом с тем человеком, которых так полезен ему, настолько оправдывает возложенные на него чаяния.

– Рано! – отрезал я. Впрочем, не сразу. а спустя полминуты размышлений. – Пусть комиссии отправятся, а на меня нападут «злобные и коварные троцкисты». Вот тогда и впрямь настанет время для разговоров по душам.

– Тебе виднее, – не стала спорить Лариса. – Но голод сейчас… он неестественный. Вот что действительно страшно. Даже разрухой не оправдать, её давно нет.

– Когда это им нужно было что-то оправдывать.

Невесёлая усмешка, поневоле появившаяся у меня на лице, к комментариям не располагала. Потому Лара и предпочла промолчать, давая мне немного посидеть в тишине и подумать. Мысли были тоскливые. Голод – это всегда ужасно. Я хорошо помнил то, что творилось в начале двадцатых. Достаточно сказать лишь о том. что каннибализм был отнюдь не редким явлением.

Излишний пессимизм ещё до того, как что-то произошло? Вовсе нет. Право слово, я хотел бы ошибиться, но весь мой опыт даже не шептал, а вопил насчёт того, что нет, не обойдётся. Если апологеты «единственно верного учения» сочли необходимым ради индустриализации пустить под нож сельское хозяйство, то непременно это сделают. План есть, план будет выполнен. И точка! Никаких сомнений. Никаких колебаний. Что до голода, возможных массовых смертей, каннибализма… им на это наплевать. Ведь по дороге к «светлому будущему» допустимо угробить большую часть идущих. Не себя, разумеется, себя они всегда будут холить и лелеять.

Две чрезвычайные комиссии с членами ЦК во главе и с участием высокопоставленных чекистов – заместителя Председателя ОГПУ Ягоды и главы Специального (шифровального) отдела Бокия. И поставленные перед ними задачи – выполнить план, не останавливаясь перед самыми жёсткими мерами. Понятно, какими они, эти самые меры, будут. Очередная реинкарнация печально известных продразвёрсток. Проще говоря, будут выгребать всё подчистую, оставляя лишь запас на будущий посев, да и то под личную ответственность партработников среднего звена. А что в колхозах будут, извините, жрать – это чрезвычайные комиссии точно волновать не станет.

Особых бунтов ожидать не стоило. Уж точно не через столь короткое время после активного раскулачивания. Пассионариев – хотя называть так пытавшихся защитить собственное добро значило очень сильно польстить последним – уже частью постреляли, частью посалили, а остаток просто выслали в далёкие северные края. Зато симпатии к соввласти напрочь испарятся даже у тех, кого она, власть, считала своей опорой. Когда в желудке волки воют, иллюзии быстро слетают у немалой такой части людей, даже если с мозгом не так чтобы хорошо дело обстоит.

Цинизм с моей стороны? Не сказал бы. Сейчас этим людям никак не помочь. Они сами посадили себе на шею уродливого красного голема и терпели его почти полтора десятка лет, давая тому как следует отожраться. Теперь просто так не скинуть.

Зато появляются возможности и планы на среднесрочную перспективу. Реальные планы, основанные на прочном фундаменте. Какие именно? Персонификация конкретных людей, ответственных за грядущий голод. От этого им при всём на то желании не отвертеться. Но не сейчас, позже. Пока придётся ждать и наблюдать. На этом направлении. само собой разумеется, потому как на остальных следует действовать более чем активно.

– Не унывай, Алекс, – видя моё не самое лучшее настроение, Лариса попыталась меня приободрить. – Вот возьму тебя под руку и поведу в один из немногих оставшихся в Москве нормальных ресторанов. Посидишь там. хорошую музыку послушаешь, немного выпьешь для лучшего аппетита. А потом домой на машине. Там тоже… расслаблю и воодушевлю. Как тебе такие планы на вечер?

– Найди дурака, который от такого откажется! – поневоле улыбнулся я. – А отвлечься мне и впрямь надо. Тем более и повод очень уж красивый.

Действительно. всё время о делах думать – это никакой крепости духа не хватит. И так уже много лет только и делал, что выкладывался на пределе собственных возможностей, а порой выходя за оный. Надо снижать нагрузку. Не эпизодически, а на постоянной основе. Иначе и загнать себя недолго. Нервный срыв, он никому на пользу не идёт.

А через несколько дней грянул гром! Неслышно для подавляющего большинства людей, но весьма громко для той малой части советских граждан, которые имели доступ с зарубежной прессе и относились к числу сотрудников ОГПУ. Иными словами, европейские и американские газеты разродились статьями с новыми подробностями об убийстве Троцкого. «Удивительно», но на сей раз они узнали от «одного из верных соратников» покойного Льва Давидовича имена как убийц в целом, так и того, кто остался жив после перестрелки с охраной. Особо пикантным был факт, что имя Серебрянского как-то не упоминалось.

Более того, тот же самый источник заявлял, что верные сторонники подло и коварно убитого Троцкого непременно отомстят сначала исполнителям, а потом и организаторам жестокого убийства. И не будут откладывать это дело в долгий ящик по причине необходимости «дать укорот коварному тирану, обманным путём захватившему власть в СССР».

Прелестно, просто прелестно! Опубликованное в газетах письмо за авторством анонимного приближённого почившего Льва Давидовича было написано неплохим публицистом. Сразу видно, Туркул явно нашёл среди доверенных людей того, что с печатным словом на короткой ноге да к тому же умеет достоверно изображать речевые обороты и стилистику самых верных и упёртых сторонников Троцкого. Выпад в сторону Сталина-Джугашвили и сам по себе многое значил, но угрозы в адрес сначала исполнителей а потом и организаторов… О, это была воистину «вишенка на торте»! Не сейчас, а чуть позже, когда угрозы начнут сбываться. Естественно, при самом непосредственном участии агентов РОВС.

Последовавший вызов к начальнику ИНО не удивил меня. Предсказанное событие. что ни говори. Зато проходя мимо его секретарши – симпатичной такой дамочки, далёкой от «советского стандарта», отрицавшего само понятие красоты, тем паче изысканной – я услышал слова, которые были довольно любопытными:

– Товарищ Фомин, у заместителя Председателя ОГПУ Артузова начальник Секретно-политического отдела товарищ Молчанов.

– Хорошо, я подожду, – философски и без тени раздражения ответил я, ища взглядом кресло, которое поближе.

– Нет-нет, вас там тоже ждут.

Хм, однако! Меня, начальника оперпункта, носителя всего лишь четырёх кубиков в петлицах ждут носители двух и трёх ромбов, если по старому, то генералы. Душевно! И да, никакой ошибки, Артуру Христиановичу Артузову после ликвидации Троцкого немало благ перепало. В том числе и повышение в звании до зампреда ОГПУ. Тем самым он встал на одну ступень с тем же Ягодой, оказавшись в одном шаге от самой вершины, нарастив условный вес до максимально возможного. Официальный вес, потому как количество ромбов в петлицах значило далеко не всё в запутанной советской иерархии.

Ждут, значит медлить не стоит. А робеть перед врагами своими… Право слово, это даже не смешно, особенно если учитывать то, что они всё сильнее запутываются в тщательно выплетаемой паутине. Стучусь, пару секунд дожидаюсь разрешения войти и захожу в кабинет начальника ИНО. На сей разведу себя предельно формально, понимая, что сейчас именно эта тактика лучшая.

– Начальник оперпункта Фомин по вашему приказанию прибыл.

И вытянуться в струнку, ожидая разрешения пройти или же продолжать изображать застывшую статую нерукотворную.

– Не утруждайтесь, товарищ Фомин. Вы ведь знакомы с начальником Секретно-политического отдела товарищем Молчановым?

– Я его знаю… Знакомство – это не то, что может связывать начальника оперпункта и начальника отдела. Кубики и ромбы – большая разница.

– Вот видите, Георгий Андреевич, каков у меня сотрудник, – улыбнулся Артузов, явно довольный чем-то. – Своеобразен, прагматичен, не без цинизма. Зато эффективно выполняет любое поручение и способен удивить своими прогнозами.

– Вижу, Артур Христианович. Далеко пойдёт, если не оступится.

И пристальный взгляд в мою сторону. Пытается таким вот образом проверить на силу духа? Ну-ну, успеха тебе, приспособленческая твоя душа!

Именно так и никак иначе. Ещё один выходец из вполне пристойной, на сей раз офицерской, семьи. Примкнул к большевикам, вступив в их партию аккурат в семнадцатом, когда стало понятно, что именно они могут взять власть в свои руки. С самого начала болтался близ видных большевиков, особенно из числа их высшего военного командования, в частности, являлся адъютантом Фрунзе. Оттуда, с той должности, перепрыгнул в ВЧК, сочтя эту структуру наиболее перспективной в карьерном плане. В общем, того же поля ягода, что и глава Иностранного отдела, не из дубоголовых красных фанатиков, хотя с уровнем ума и хитрости похуже чем у Артура Христиановича. И это более чем хорошо. Второй Артузов – это было бы чересчур. Я вообще сторонник увеличения процента тупых и ограниченных чекистов.

Всё равно, Молчанов был довольно опасен именно из-за занимаемой должности. Секретно-политический отдел использовался Сталиным-Джугашвили для сведения счётов с политическими противниками. Цепной пёсик вождя, абсолютно верный и послушный, но вместе с тем себе на уме. И вот он тут, в кабинете Артузова, явно с целью, помимо всего прочего, меня не то увидеть, не то со мной поговорить.

Стою, улыбаюсь эдак слегка, смотрю выжидающе на главу Секретно-политического. Спокойствие и ещё раз оно. Нервничать, в общем то, не моё амплуа. Доброжелательной улыбке очень способствует в мыслях представлять себе этих двоих на эшафоте, поблизости от пустых петелек, в которые оба чекиста вот-вот просунут свои головы. Лепота то какая будет!

– Присаживайтесь, товарищ Фомин, – процедил Молчанов, поняв, что меня его взгляды абсолютно не смущают. – Вы знаете, почему вас сегодня вызвали?

– Я догадываюсь, товарищ начальник отдела.

– Можно по имени-отчеству, – вздохнул Молчанов. – Излагайте.

– Угрозы приспешников Троцкого. Публикация тех самых статеек, которые явственно показывают, что одним Серебрянским и даже членами его группы дело не ограничивается. Они не могли знать, кто выжил в той операции. Сначала не могли. А потом им бы просто не дали передать информацию.

– Один из членов группы бежал, – счёл нужным напомнить Артузов.

– Маловероятно это, Артур Христианович. В смысле, им не могло ограничиться. Мне необходимо пояснять очевидное?

– Нет. Это лишнее, – отмахнулся глава ИНО. – Председатель ОГПУ и лично товарищ Сталин относятся к угрозам, отправленным в газету как к не слишком возможным, но всё же возможным. Мы не можем их игнорировать. Сначала исполнители…

Тут я обошёлся согласным кивком. Дескать всё внимательно читал, угрозу понимаю, но паниковать не намерен. Артузов особо – да и вообще – не удивился, поскольку успел, как искренне считал, меня изучить. Правда принимал второй слой маски за истинную суть, но не в том дело. Зато Молчанов не удержался от высказывания:

– Не боитесь проснуться с отрезанной головой, Фомин?

– Страх – это не моё, Георгий Андреевич. Согласен с императором Марком Аврелием. Кажется, именно он говорил: «Делай, что должно и будь что будет». Вот и я буду делать всё, чтобы избежать печальной участи обезглавливания, но затуманивать свой разум бессмысленной паникой не намерен. Надеюсь, что удастся выстрелить быстрее и точнее тех, кто придёт за мной. Если придёт.

– Видите, Георгий Андреевич, как я и говорил.

– Да… уж, – слегка поморщился Молчанов при прозвучавших словах Артузова. – Типаж!

– Зато результат. Так что с документами? Он будет работать с особенным усердием, его лично касается.

– Пришлю курьера. Под вашу. Артур Христианович, личную подпись. Работа по «рютинцам», «смирновцам» и по сторонникам Троцкого в целом. Первые две части подробны, третья… не очень. И охрану ему выделите. Это важно.

Мда, вот это я вляпался. Да по самые уши, с громким плеском! Охрана – это хоть и можно было ожидать, но хотелось бы избежать такой помехи. Нет, лжепокушению она помешать в принципе не способна. Ну будет ещё пара-тройка трупов, только и всего. Проблема в том. что я уже в самом скором времени лишусь значительной части мобильности. С охраной на встречи с группой Ларионова особенно не потаскаешься. Печально и досадно. Ай, справлюсь, как-никак такой вариант развития событий также предусматривался, Будет немного сложнее руководить людьми, но… всё равно возможно.

Затем меня вежливо попросили удалиться. Не совсем, а на время, пока снова не позовут. Что ж. не проблема. Посидеть в приёмной, обмениваясь ничего не значащими фразами с секретаршей – тоже неплохое времяпрепровождение. Параллельно подумаю над меняющейся обстановкой и тем, что именно предстоит сделать в ближайшее время.

Однако, я заметил нечто особенное в отношении к своей персоне. Предупредительность со стороны Диты, новой секретарши Артузова. На сей раз ради меня расстарались на чай с печеньем, да и тон обращённых ко мне фраз понимающему человеку о многом говорил. Перспективность! Вот какое клеймо на меня поставила сия довольно проницательная девушка. А с такими людьми лучше всего проявлять вежливость и доброжелательность, что она всячески и демонстрировала. Вне зависимости от того, что основным патроном для неё однозначно был сам Артузов.

Любопытно. Что именно? Многое, но особенно появление тут Молчанова и моё при сём событии присутствие. Если бы глава Секретно-политического отдела захотел на меня посмотреть – легко мог вызвать к себе. А тут вон оно как, в присутствии Артузова. Интрига со стороны главы Иностранного отдела? Возможно. Смысл? Мало информации, сделать определённые выводы просто не получится. Остаётся лишь ещё более пристально наблюдать за происходящим и корректировать собственные действия исходя из узнанного.

В компании секретарши и чая с печеньками я просидел минут двадцать. Потом пришлось встать, потому как из кабинета Артузова вышел Молчанов, важно прошествовав по направлению к выходу. Меня он на сей раз практически полностью проигнорировал, лишь мимолётным взглядом удостоил. Вроде как обо всём нужном уже поговорили и нет больше необходимости обращать внимание на «четырёхкубикового» сотрудника, к тому же из другого отдела. Ну-ну, прямо вот взял и поверил! Вдвойне поверил, потому как в дверях кабинета появился Артузов и произнёс одно только обращённое ко мне слово:

– Зайди!

А видок у Артура Христиановича стал ещё более озабоченный, чем был до того. Никак Молчанов чем-то серьёзным моё как бы начальство озадачил? Так и хочется узнать о сути произошедшей после моего ухода части беседы. Но я понимал – суетиться насчёт этого не стоит. Удастся определить по косвенным признакам и обмолвкам – хорошо. Не удастся… невелика потеря, переживём.

– Чай не предлагаю, видел, что Дита уже позаботилась, – криво усмехнулся Артузов после того, как мы оба присели, а сам глава ИНО пододвинул к себе папку с какими-то бумагами. – Ты привлёк к себе внимание очень важных людей, Алексей.

– И это помимо ликвидации Троцкого?

– Помимо. Тогда тебя не знали вовне замкнутого мира «тайных полиций». Сейчас имя выплеснулось наружу, этого больше не изменить. «Человек, убивший Троцкого» – несколько газет в Европе уже тиснули такие вот заголовки. Хорошо, что пока без твоих фотографий.

– Я не люблю фотографироваться.

– К счастью, – процедил Артузов. – Но этого всё равно не избежать. Найдутся «доброжелатели», готовые передать и фотокарточку, и более полные о тебе сведения. Потому рассматривается вопрос об ответных мерах. Догадываешься, какими они будут?

– Засекретить внутри страны можно, но выгоды никакой. Задвинуть меня на малозначительную должность можно, но лишено смысла. Я полезен, в том числе и вам лично. Визит же главы Секретно-политического отдела показывает его ко мне интерес. Он… присматривался? – увидев подтверждающий жест Артузова, я продолжил. – Тогда остаётся одно – меня начнут «выводить в люди».

– Скорее на газетные полосы, – поправил Артур Христианович. – Это даст тебе большие возможности, но… Ты, Алексей, не глуп и должен понимать.

– Что мне выгодно держаться вас.

Циничная такая улыбка Артузова показала, что мы друг друга понимаем. Мне и впрямь было выгодно его держаться. Более того, полезно всячески содействовать нынешнему начальству, делая его положение как можно более прочным. Он… мой щит. В случае чего и от недоброжелателей прикрыть способен в межфракционной борьбе внутри ВКПб, и послужить «искупительной жертвой», если это вдруг понадобится. Однако именно сейчас самое время прощупать почву касаемо одной интересной темы.

– Вы ведь имели возможность убедиться в том, что я делаю неплохие прогнозы, Артур Христианович… Не желаете ли услышать ещё один?

– Тема сторонников Троцкого сейчас крайне уместна, Алексей. К одному из разработчиков плана ликвидации Льва Давидовича и непосредственному исполнителю прислушаются. Тем более я.

– Не троцкистами едиными, – позволил я себе лёгкую улыбку, которая должна была немного да подействовать на Артузова. – Тема другая, не по профилю ИНО, но для вас, зампреда ОГПУ, способная оказаться интересной.

Навострил уши, едва только заслышал слова «зампред ОГПУ». Для обладателя столь высокого звания, особенно полученного совсем недавно, важно упрочить своё положение. А в конкретном случае, учитывая состояние Менжинского… В общем, всем всё понятно.

– И до аппаратных игрищ успели добраться. Слущаю…

– Вот и я привык внимательно слушать и смотреть, Артур Христианович. Две чрезвычайные комиссии, которые скоро отправят в Поволжье и на Украину, для контроля за выполнением плана заготовки зерновых и прочего. При каждой видный сотрудник ОГПУ. Не просто в высоком звании, а с самого верха нашей структуры.

– Это не тайна, знают многие, кому хоть чуточку интересно.

– За место представителей от ОГПУ шла, скажем так. борьба?

– Естественно, – кивнул глава ИНО. – Шанс выполнить ответственное поручение даже не Менжинского, а самого товарища Сталина. Повышенное внимание при успехе, награды.

– И возможный взлёт в итоге, Артур Христианович. Не сейчас, через некоторое время.

Явный намёк на продолжающее ухудшаться здоровье Председателя ОГПУ был услышан. На меня посмотрели очень внимательно, но замолчать не приказали. Сказалось то, что предъидущие наработки привели к возвышению Артузова до звания зампреда ОГПУ и закрепления репутации человека, умеющего быстро и надёжно устранять реальные угрозы для СССР. Операции «Трест» и «Синдикат» были раньше, дивиденды от них успели растаять, а вот ликвидация Троцкого случилась совсем недавно.

– К чему это упоминание, Алексей?

– Чем дальше будут представители ИНО и лично вы от этих комиссий, тем лучше. По сделанным прогнозам, исполнителей сначала похвалят, но случившееся потом… Может и не накажут, но не забудут, припомнив в нужное время.

– Опять ты за своё, Алексей! После таких слов мне ничего другого не остаётся, кроме как приказать рассказать обо всём, что привело к такому умозаключению.

– К вашим услугам, Артур Христианович. Началось всё с того, что я посмотрел кое-какую статистику, к которой у нашего ведомства есть полный доступ…

Поняв, что Артузов всерьёз заинтересовался, я вывалил на него прогноз о печальном будущем заготовок зерновых и надвигающемся голоде, который будет не слабее того, случившегося в 1921-22 годах. О том, что выгоды от участия в таком деле крайне сомнительны, а показное дистанцирование может в будущем принести много пользы. О вероятных масштабных арестах и судах над не желающими сдавать всё зерно, тем самым обрекая себя на вполне вероятную гибель от голода. О вполне вероятных голодных и просто бунтах, которые при мало-мальски серьёзной поддержке могут полыхнуть так, что и по ту сторону океана заметно будет. В общем. много чего было сказано и с карандашом в руках доказана весьма высокая вероятность подобного развития событий.

Глава Иностранного отдела хоть периодически и изображал саркастическую улыбку, но меня не прерывал. Более того, даже задавал уточняющие вопросы. Понимаю. вникать во внутренние дела, тем более такого рода, у него времени совсем не осталось. Тут бы с основным фронтом работ управиться.

– А ведь тебе очень хочется, чтобы именно я со временем сменил Вячеслава Рудольфовича на посту Председателя ОГПУ, – саркастически хмыкнул Артузов после того, каквыслушал мой прогноз от и до. – Каков предел мечтаний?

– Чем выше, тем лучше, – не стал я скрывать естественные для второго слоя личины стремления. – В моём случае естественно опираться на сильного покровителя, которому я могу быть полезен.

– Там посмотрим. Но насчёт голода и последствий не сгущаешь ли краски, Алексей?

– Отнюдь, Артур Христианович. Скоро начнутся действительно тяжёлые времена. И если к ним добавятся очередные акции сторонников покойного, но не ставшего от этого безопасным Троцкого… Советскому государству может стать очень неуютно. А они начнутся.

– Снова террор? Даже после устранения «головы».

– Скорее уж символа. Голова, а скорее даже несколько голов – они здесь, внутри СССР. Хотя и за пределами страны наверняка имеются руководители. Я пока не готов назвать их, мне нужно время и доступ к широкому пласту информации. Не только нашей, но и из других отделов. Тут документы из Секретно-политического сильно помогут.

– Время?

– На то, чтобы понять, где хотя бы одна из голов притаилась? Два месяца. Минимум полтора.

– Месяц! – сказал, как отрезал глава Иностранного отдела. – Нужны будут дополнительные документы, сразу обращайся лично ко мне. Я смогу достать почти всё. Может поможет архив Троцкого?

Тут я улыбнулся во все тридцать два зуба, показывая своё скептическое отношение к подобному. И объяснил такую реакцию.

– Столь важные вещи такие люди как Троцкий держат в голове. И уж точно не в архиве, который могут выкрасть. Но месяц сроку – это очень сложно.

– Больше дать не получится, – вздохнул Артузов. – Вячеславу Рудольфовичу приказано уже через три недели начать аресты виновных и вообще троцкистов. Внимательно прочитай про «рютинцев» и «смирновцев», дела на которых принесут из Секретно-политического. Возможно, они и есть организаторы террора. Не террористы, хотя… Сам Рютин бывший боевик.

– Тогда мне предстоит очень много работы. Разрешите начинать?

– Начинай! И с этого дня ты под охраной. Автомобиль с прикреплённым шофёром и охранник-порученец Хочешь прогуляться с женой – охранник идёт сзади. Выбрать что-то в магазинах – только на автомобиле… Хорошо, что живёшь в центре города. не придётся переселять. Понял?

– Буду исполнять, Артур Христианович, – даже не пытался спорить я. Понимал, что всё едино не избежать, а подозрения в свой адрес уж точно не требовались.

– Иди. Документы принесут в твой кабинет уже сегодня. И автомобиль с шофёром и охранником тоже.

– Принесут?

– Шутник! Будут ждать у выхода. Привыкай, Алексей, теперь ты перешёл на более высокий уровень. Партия заботится о тех, кто ей нужен.

Поблагодарив, да так, чтобы звучало искренне и от всей души, я вышел из кабинета начальства и отправился в свой. Дел предстояло много, но все они были более чем полезны. Уже потому. что не противоречили планам. Забота партии, ха! Знаю я её заботу, видел во всей красе. Сначала нужен, а потом р-раз, и по миновании надобности быстренько в лагеря или и вовсе к расстрельной стенке. Красный голем чувств не ведает, да и со здравым смыслом у него большие проблемы. В этом его сила, но в этом же и огромная слабость.