Опалённые

Глава 6

Швейцария, Церматт, июль 1932 года

Вот ты куда забрался, негодник Лёва! Именно эти слова хотелось произнести мне, стоя на улице тихого городка Церматт на юге Швейцарии. Зарылся, словно крот, в тихую норку, дабы там отсидеться в это беспокойное время. И не просто так. а под надёжной охраной из полутора десятков верных лично тебе людей. Всяк твари по паре, ведь среди охранников были и русские, и немцы, и прибалты с китайцами. Классический такой интернационал, всё как в его многочисленных трудах!

Мне даже было немного интересно, неужто швейцарские власти не понимали, что пребывание на их земле Троцкого – это неплохой такой фактор риска. Да нет, наверняка понимали, просто пока не считали нужным реагировать. А может преследовали какие-то далеко идущие планы, кто ж их разберёт то. В любом случае, цель была не просто найдена, но и место её обитания люди Серебрянского успели в достаточной степени изучить.

Достаточной для чего? Для быстрой атаки и отхода спустя некоторое время. Разумеется, на территорию собственно шале и «приусадебного участка» попасть, не вызывая подозрений, не получилось бы. Вот туда и не совались, ограничившись наблюдением при помощи биноклей. Количество людей, примерный график обходов и всё в этом роде можно было узнать и так.

Надо отдать должное Серебрянскому, он неплохо выдрессировал своих людей. Вот и Шпигельглас, который прибыл в Швейцарию с основными боевиками группы через Германию и Италию, сделал всё, что от него требовалось. В результате группа в пять человек, включая его самого, прибыла пусть по отдельности, но в целости и сохранности, равно как и необходимое снаряжение. Какое именно? Оружие, в том числе и бесшумное – ага те самые «наганы» снабжённые устройством «брамит» – кое-какие специальные препараты, комплекты формы швейцарской полиции. Вдруг да понадобится. Про необходимые комплекты документов и говорить не стоило.

План проникновения на территорию шале уже имелся, требовалось лишь окончательно удостовериться в его действенности и, если что, внести последние коррективы. Так что в наблюдении я поучаствовал, отказать в этом у Серебрянского никак не выходило, не мог он подобрать достаточно веского довода. В отличие от моего непосредственного участия в боевой части операции. Тут Серебрянский упёрся рогами и копытами, заявляя:

– Вы разработали план, оценили ситуации на объекте и внесли несколько поправок. Признаю, что полезных. На этом ваша работа заканчивается. Но помня о полученном приказе, я не возражаю, если вы будете наблюдать и за нашей работой. Издалека.

– Насколько издалека? Неразумно не использовать одного из членов группы.

– Я использую, – слегка усмехнулся «товарищ Яша». – Вы и ещё один человек из группы будете группой прикрытия отхода. Если что-то пойдёт не по плану, нам понадобится автомобиль, на котором нужно будет или отрываться от преследователей, или перевозить бумаги.

Архив. Всё упирается в клятый архив. Сама по себе идея группы прикрытия была более чем логична, спорить относительно этого я даже не собирался, разве что самую малость, для вида. По сути же предложение Серебрянского меня более чем устраивало. Хотя бы тем, что я не собирался играть отведённую им для меня роль изначально. А присутствие рядом одного из членов группы делало его по сути агнцем на заклание. Нереально, чтобы он ожидал от меня удара в спину.

Касаемо же действий основной группы у меня особых опасений не имелось. Расчёт был как на внезапность нападения, так и на отвлекающий внимание фактор. В качестве оного должна была выступить единственная в группе женщина, Света Кожина. Как ни крути, но от женщин определённого возраста внешности и стиля не привыкли ожидать угрозы. Точнее сказать, успели отвыкнуть за прошедшие со времён революционного террора годы. Думаю, что и сам Лев Давидович подрасслабился, не ожидает такого вот афронта. А если даже и ожидает, то какие-то мгновения форы группа «товарища Яши» получит. Они, что ни говори, расходный материал. Для меня особенно.

Девятое июля одна тысяча девятьсот тридцать второго года. Обычный такой летний день, но именно сегодня должна была состояться ликвидация месье Троцкого. Забавным было лишь то, что один план прикрывался другим, ну да это уже нюансы.

Все члены группы были вооружены, да так, что мало не покажется. Бесшумные наганы у каждого, кроме девушки, вторым оружием либо нормальный пистолет системы «парабеллум» или «вальтер», либо, как у двух, автоматы Томпсона. Последние совсем уж на крайний случай, потому как поднимать шум откровенно не хотелось. В идеале лучше и вовсе обойтись без шума, однако все понимали, что сие маловероятно. Касаемо Светланы… Дамский «браунинг» и пара замаскированных стилетов – вот то оружие, которое она при себе имела.

Выдвигались вечером, когда уже начинало темнеть. Самое время для задуманного. Людей не так много, видно не так чтобы очень хорошо. А в то же время ещё не ночь, потому и появление девушки на территории близ шале вполне реально замотивировать.

Транспорт? Заблаговременно был на подложные документы приобретен «Ситроен С-6», вполне отвечавший поставленным задачам. Способный развивать высокую скорость, достаточно надёжный и с неплохой грузоподъёмностью. К тому же не абы какая колымага, такой покупали вполне обеспеченные люди. Не шикующие, а именно обеспеченные. За рулём был Григорий Рыжиков, в его же обязанности входил не то присмотр за моей персоной, не то охрана. Плевать, всё едино термин значения не имел.

Исходная позиция. Заранее выбранная, учитывающая как удобство наблюдения за шале, так и возможность на полном автомобильном ходу убраться в любом направлении. Здесь оставались я, Рыжиков и наш «железный друг». В случае получения того или иного сигнала нам следовало или подавать авто под погрузку или содействовать эвакуации остатков группы. А пока – ждать и только.

Я смотрел за «товарищем Яшей» и его группой, которые удалялись, разделяясь на двойки, как и было запланировано. Точнее две двойки, Светлана и прикрывающий её боевик, держащийся, однако, на должном расстоянии. Маловато будет, если учитывать те полтора десятка охраны Троцкого? Это ещё как сказать! Решает не количество, а качество. Я же, при всей своей ненависти к чекистам, признавал, что террор-группы, пусть и в небольшом числе, у них более чем пристойные. С не ожидающей такого нападения охраной, расслабившейся за прошедшие месяцы бездействия, они вполне способны справиться.

Двойки, ведомые Серебрянским и Шпигельгласом, первым делом должны ликвидировать внешнюю охрану. По предварительно проведённым наблюдениям их должно быть трое, максимум четверо. Бесшумное оружие… при должном мастерстве шума не поднимется. Светлана же должна идти открыто, прямо по направлению к дому, изображая жертву обстоятельств. Каких именно? Повредившая в результате падения ногу страдалица, нуждающаяся в медицинской помощи и словах утешения. Дорогая одежда для верховой езды, косметика, украшения – всё это работало на версию упавшей с лошади и травмированной бедняжки. Где лошадь? Убежала в неведомые дали, вот и пришлось девушке ковылять до ближайшего жилья.

Потом – выстрелы из миниатюрного «браунинга», звук которого глушился, если он был прижат к телу жертвы. Или же работа холодным оружием, в зависимости от ситуации. Высока вероятность, что одного-двух из числа охраны она ликвидирует без проблем. А дальше… тут уж от сложившегося расклада зависит. Как бы то ни было, после устранения внешней охраны группа Серебрянского должна проникнуть внутрь дома, устраняя там всех, кроме главной цели. Устранение обязано быть быстрым, дабы никто не успел подать сигнал тревоги. Каким таким образом? Уж точно не позвонив по телефону, кабель к моменту нападения был перерезан. Не зря же разведка местности осуществлялась не спустя рукава, а во всех деталях. Зато если кто-то из охраны, к примеру, будет палить из автомата длинными очередями, высунув ствол в окно… По любому подобное явление вызовет пристальное внимание полиции. В Швейцарии она и профессиональна, и быстро приезжает на место происшествия.

Поэтому тишина, тишина и ещё раз отсутствие слишком громких звуков. Несколько пистолетных выстрелов допустимы, особенно внутри дома. Стены частично приглушат звук, а удалённость этого шале сделает остальное. К тому же никто не мешает местным жителям стрелять ворон или просто повышать меткость, расстреливая бутылки за заднем дворе. Табу исключительно на многочисленные выстрелы и применение автоматического оружия. Недаром Серебрянский даже своим автоматчикам разрешил применять «томпсоны» лишь при крайней необходимости, когда уже терять нечего будет.

Смотреть и ждать сигнала. Именно на эти мои действия рассчитывал Серебрянский, приставляя Григория Рыжикова к моей персоне. Ну-ну! Ждать я и впрямь буду, но очень недолго. Ровно такой промежуток времени, чтобы убедиться в начале активной фазы операции. Бинокль в руки и внимательно следить за творящимся поблизости от шале. Сложно отслеживать происходящее, не видя, где именно находятся «боевые двойки». Зато Светлана, та даже не помышляла скрываться, ей оно по плану положено быть на виду.

Где она? А вот она, изображает из себя раненого лебедя, всем видом вызывает жалость и сочувствие. Учитывая же красоту и внешний вид – многие на этот крючок попадутся. Отлично, один из охранников уже идёт к ней, подавая какой-то знак своим коллегам. Знак внимания, сигнал о возможной угрозе? Кто знает. Подходит, о чём то говорит… И берёт за руку, помогая девушке в помятой одежде и с кровью на ноге идти. Сработало! Идут они по направлению к дому. Там Светлана может развернуться по полной, пусть и с повышенным для себя риском.

Знак и для меня. Активная фаза началась, её уже точно не остановить. Выходит, песок в верхней ёмкости часов, отмеряющих жизнь Григория Рыжикова, почти иссяк. Судьба его такая, он сам ёё выбрал.

– Григорий, там нечто интересное у дома происходит. Тебе стоит посмотреть.

– А может…

– Точно стоит, – делаю пару шагов в его сторону и протягиваю бинокль. – Возьми.

Берёт, однозначно ничего не подозревая. Начинает «наводиться» на нужную точку, поневоле хоть частично, да утрачивая связь с происходящим рядом. Извлечь узкий клинок из нарукавных ножен и, зайдя Рыжикову за спину, нанести первый удар в почку, а вторым, предварительно зафиксировав боевика группы рукой, перехватить тому глотку. Финита! Одним врагом меньше, да и вооружиться теперь можно как подобает. Серебрянский, собака краснопузая, вооружил «наганами» с прибором для бесшумной стрельбы всех… кроме меня. Считал, что наблюдателю такое оружие не требуется и хоть ему кол на голове теши! Зато у Рыжикова такой «наган» имелся, равно как и запасные патроны. Хорошо. Убрать тело, расположив оное среди раскидистого кустарника, дабы со стороны заметно не было. Кровь… Сорванными ветками её, на скорую руку, лишь чтобы издалека не заметили. Всё? Пожалуй. Теперь можно и даже нужно двигаться по направлению к шале. Внимательно, со всей возможной осторожностью, но двигаться. Необходимо появиться в нужный отрезок времени. Появишься раньше – велик риск поучаствовать в самой гуще событий, подставляя себя под пули охраны Троцкого. Сильно сомневаюсь, что люди «товарища Яши» сработают совсем уж безукоризненно. Промедлишь – у оставшихся членов группы могут появиться подозрения. Дескать, а чего это «группа прикрытия» на сигналы не отвечает?

Передвигаться бесшумно и незаметно – это я привык. Только больше в городе, среди камня и асфальта, а не на природе. Угроза может появиться откуда угодно, как со стороны охраны Троцкого – кто знает, может не всех ликвидировали – так и от членов группы Серебрянского. Последние крайне удивятся, увидев меня с «наганом» в руке и не в том месте. где я должен быть. Ай, они всё равно увидят, но надо, чтобы это произошло не сейчас.

Выстрел, затем ещё парочка. Слышны слабо, а это значит лишь одно – они раздались не снаружи, а внутри дома. Слава богам! Дальше звуковые эффекты будут? Нет, снова тишина. Душа прямо радуется, слов нет. Я уже близко к дому… шале. Хотя мне от смены названия особой разницы не наблюдается. Вижу труп, ещё парочку. Это всё снаружи. И не только трупы. Один из боевиков Серебрянского стоит, в руке «наган» с насадкой для бесшумной стрельбы, за спиной автомат Томпсона с большим круглым диском на сотню патронов. Вид прямо как у гангстера родом из Чикаго или иного крупного американского города. Шляпы только не хватает и сигареты в зубах.

Пристрелить его так, чтобы он и не заметил? Далековато, но в принципе возможно. Нужно ли делать именно это? Сомневаюсь. Фактор неожиданности пока не исчерпан, пусть сейчас он относится исключительно ко мне. Януш Пильнек – именно так зовут этого боевика – меня знает. Более того, считает чуть ли не вторым лицом после самого «товарища Яши», этаким куратором лично от Артузова. По большей части это так и есть, следовательно, данным козырем можно воспользоваться.

Появляюсь из-за дерева, но жестом показываю, что прошу сохранять абсолютную тишину. Сработает? Да. Пильнек даже не попытался крикнуть, оповещая о моём прибытии других членов группы Мне оставалось лишь подойти к нему, стараясь не издавать ни малейшего шума, после чего прошептать:

– Была попытка нападения на нас. Что в доме?

– Стоцкий убит, Шпигельглас ранен в плечо. Не смертельно, но нужна операция, – тоже зашептал боевик, не осознавая происходящего, но на инстинктах подчиняясь старшему по званию. – Ликвидированы все, кроме главного…

Больше мне ничего не требовалось. Выстрел вплотную, да с прижатым к телу стволом, да в солнечное сплетение. Пильнек и звука издать не успел, шума же практически не было. Оставалось лишь подхватить тело и уложить его на землю, попутно оценивая полученную информацию. Без меня в группе было семь человек. Двое устранены мной, один охраной. Итого имеем четверых, один из которых ранен. Неплохая бухгалтерия!

Изымаю «наган» Пильнека в довесок к своему. Стрельба с двух рук, если ты действительно умеешь это делать – штука весьма действенная. Вне дома никого нет, остальные внутри. Туда мне и надобно.

Захожу, сконцентрировавшись, готовясь улавливать любой доносящийся звук. И вот они, с разных сторон. Стон кого-то, кому явно обрабатывают рану. Шпигельглас… Не один, явно не сам себя врачует. Ещё один источник шума, со стороны… кухни. Никак кто-то решил чайку или кофию испить? Или что-то полезное ищет? Второе более вероятно. Трое. А куда четвёртый делся? Второй этаж, там тоже какие-то шевеления. Троцкий, я уверен, тоже там, его сразу убивать точно не станут.

План действий? Очевиден при текущем раскладе. Ликвидация находящихся на первом этаже сначала. Расчёт на то, что находящийся наверху не станет при непонятных звуках убивать ценный объект, попытавшись хотя бы выяснить происходящее. Итак… начали.

Скольжу в сторону кухни, готовясь нашпиговать свинцом всех, кто окажется в поле зрения. Вдруг упустил какой-либо источник звука… Здра-асьте! Сам «товарищ Яша» навстречу выплывает, а в руках железная миска с водой и какие-то железки из числа встречающихся только на кухне. Смысл? Похоже, что пуля, засевшая в Шпигельгласе нуждалась в скорейшем извлечении. Морфий у боевиков группы на случай ранения имелся, а вот хирургические инструменты как-то не брали. Суррогат же вполне можно и на кухне обнаружить. Если знать что именно искать. Серебрянский знал.

Удивление в глазах, которое так и не успело перерасти ни в панику, ни в осознание ситуации. «Товарищ Яша» всего лишь удивился моему тут появлению. Я же должен был находиться у автомобиля, вместе с Рыжиковым, а никак не шастать по дому. Затем удивление уступило место печати смерти… и «третьему глазу» от выпущенной револьверной пули.

Звяканье упавших на пол миски с водой и рассыпавшихся кухонных железяк… Услышали ли его? Наверняка. Придали ли внимание? Сомневаюсь. Скорее всего посчитали обычной неаккуратностью. Но лучше не испытывать везение на прочность, надо как можно скорее ликвидировать подранка и того, кто готовит его к операции.

Быстро в сторону комнаты, откуда был слышен стон. Ага! Шпигельглас на диване в полубессознательном состоянии. оглушенный морфием. Рядом с ним еще один член группы Серебрянского, пытается что-то сделать с его раной. Поздно. Больше тебе ничего делать не придётся. Пуля в голову одному, затем второму. И остаётся лишь один, точнее одна. Светлана Кожина, красная фурия, чтоб ей пусто было. Выходит, что охраняет Льва Давидовича именно она. Понимаю, что она не могла не слышать три хлопка, очень даже знакомых. Точно!

– Что случилось? – вскрик со второго этажа. – Товарищ Яша?

Ага, давнее прозвище для членов его группы до сих пор актуально. Обращались раньше, обращаются и теперь. Хотя всё, больше не придётся. Группа Серебрянского канула в Лету вместе с её главой. Остатки никуда не денутся, но называться точно станут по иному.

Лирика… Сейчас надо ликвидировать последнее препятствие – Светлану Кожину. Вот я и поднимаюсь на второй этаж в резвом темпе, держа под прицелом обоих стволов всё окружающее пространство. Параллельно прислушиваюсь, не изменилось ли положение Светланы. Кажется нет, но всем свойственно заблуждаться. Коридор. Двери, но куда идти – уже понятно. Знакомый мужской голос подсказывает, куда именно мне надо идти. Знакомый не вживую, а из радиотрансляций. Доводилось слышать этого упыря с козлиной бородкой, ой доводилось. Тогда ещё, во времена, когда Лев Давидович Троцкий был одним из верховных людей в совдепии. Живой голос ещё более неприятен, но тут уж могут быть личные мотивы. Наверняка они и есть. Плевать! Главное, что сейчас он волей-неволей, но помогает, обозначая своё местоположение. Более того, отвлекает Кожину, которая наверняка нервничает, не понимая, что случилось с её товарищами и начальником.

Интересно, может он надеется на что-то? Хм, не исключено. Хуже то ему уж точно не будет, а «враг моего врага» может кем угодно оказаться. Прав, хуже ему точно не будет, только и лучше тоже. Куда ни кинь – всюду клин! А у Светочки положение хуже губернаторского, с какой стороны ни посмотри. Оставить Лёвушку нашего Давидовича? А ну как куда-нибудь смыться попробует или до спрятанного оружия доберётся. Пристрелить? Приказа от начальства на ликвидацию ещё не поступило. Вдруг всё это лишь ложная тревога или сложности, которые вот-вот решатся. Тогда её начальство покарает «по всей строгости пролетарских законов», озлобленное невозможностью допросить Троцкого перед смертью за ради получения архива, а может и чего-то иного, но неизменно материального.

– Заткнись!

Ага, вот и голос «красной фурии». Я могу примерно понять её местоположение, а значит… Ставка на резкое появление и неожиданную позицию. Один револьвер падает на пол, сейчас он лишний. Бросок к открытой двери и стрельба, но из положения лёжа. Всё правильно, ведь прыжок с целью упасть аккурат к моменту, когда моё тело окажется в дверном проёме. Большая часть меня в комнате, ноги ещё наружу, но это уже мелочи бытия. Главное, что три подряд выпущенные пули были не напрасны. Одна ушла в никуда, зато две других пробили живот и грудь Светланы, поставив окончательную точку в нашем не слишком долгом и несомненно малоприятном знакомстве.

И сразу перевожу прицел на человека, знакомого по сотням фотографий в книгах и газетах, сидящего за столом в массивном кресле, обтянутом красной кожей. Троцкий… собственной персоной

Поднимаюсь, улыбаясь столь искренне и радостно, что любая акула мне позавидует. Попутно пускаю пулю в голову вроде и так мёртвой Светлане. Просто так, для гарантии, чтобы точно не восстала из царства мёртвых. Сейчас это было бы совсем уж неуместно. В барабане ещё три патрона и сейчас этого более чем достаточно.

– Здравствуйте, «товарищ» Троцкий, весьма неприятно с вами познакомиться… Красная ты тварь.

Сразу карты на стол. Отсутствуют причины для лицедейства, всё равно теми или иными способами я выжму из Льва Давидовича нужные сведения и материалы. Я это знаю. Он тоже понимать должен, что миндальничать с ним ни посланники от Сталина-Джугашвили не собирались, ни я не стану.

– Кто меня убьёт? – криво усмехается. Понимая и принимая очевидное.

– РОВС.

– Вторая попытка станет удачной. А имя, звание?

– Александр Борисович фон Хемлок, скрывающийся под маской ценного сотрудника ОГПУ и орденоносца в звании начальника оперативного пункта.

Недовольно кривится, уж не знаю по какой причине. Оно и неважно. Внимательно смотрю на человека, который был одним из главных разрушителей Российской империи и причинившего множество бедствий всему русскому народу. Сила духа тут действительно есть, невзирая на то, что тело уже однозначно едва-едва держится. Последствия того, первого покушения, осуществленного людьми генерала Туркула. Протез вместо кисти левой руки, шрамы на лице… всё это след от взорвавшейся бомбы во время его пребывания в Турции, на Принцевых островах. С тех пор малость оправился, но явно не до конца.

– Убивай, мне молиться перед смертью не надо.

– Зато исповедаться придётся, – оскаливаюсь я. – Мне. Грехи не интересуют, в отличие от архива, счетов в банках и предсмертных записок. Сделаешь, что велят – твои сыновья останутся жить.

– Не ваши методы… Пугаешь.

– Про «отрезателя голов» слышал? – кивает. – Это хорошо что прессу почитываешь. Собственно, уже познакомились. Вот теперь и подумай, какие мои методы могут быть. Лично обе головы упакую и, перевязанные красивыми ленточками, в людных местах оставлю. Теперь веришь?

Вот сейчас верит, сразу чувствуется. А то ишь чего выдумал про «не ваши методы». Времена меняются, а вместе с ними и люди. С вами многие уже пробовали сражаться по правилам чести… и ошиблись. Правы были лишь такие генералы как барон Унгерн, Манштейн, Кутепов, из ныне живых Туркул и его сторонники.

– Считаю, что мы с тобой договорились. Архив тут или в банковских сейфах?

– Тут часть, остальное в копиях. Большая часть подлинников в банковских сейфах.

– Хорошо. Теперь деньги. До вкладов в США мне явно не добраться, там тебя слишком хорошо знают и посторонним людям не выдадут. Бес с ними, тут пока не дотянуться. Зато тут, в Швейцарии, ты, Лев Давидович, на безликих счетах добро хранишь. Вот их полностью отдашь. Напишешь номера счетов и пароли к ним.

Кривится, корчится, но не возражает. Понимает, что это отдать по любому придётся. А там очень, очень много. Помню я статьи от двадцать первого года в «Нью-Йорк Таймс», этой влиятельнейшей американской газете, которые были посвящены лидерам большевистской партии и их безудержному обогащению за счёт рухнувшей империи.

«Целью „рабочих“ лидеров большевистской России, видимо, является маниакальное желание стать вторыми Гарун-аль-Рашидами, с той лишь разницей, что легендарный калиф держал свои сокровища в подвалах принадлежащего ему дворца в Багдаде, в то время как большевики, напротив, предпочитают хранить свои богатства в банках Европы и Америки. Только за минувший год, как нам стало известно, на счет большевистских лидеров поступило… От Троцкого – 11 миллионов долларов в один только банк США и 90 миллионов швейцарских франков в Швейцарский банк. От Зиновьева – 80 миллионов швейцарских франков в Швейцарский банк. От Урицкого – 85 миллионов швейцарских франков в Швейцарский банк. От Дзержинского – 80 миллионов швейцарских франков. От Ганецкого – 60 миллионов швейцарских франков и 10 миллионов долларов США. От Ленина – 75 миллионов швейцарских франков.

Кажется, что „мировую революцию“ правильнее было назвать „мировой финансовой революцией“, вся идея которой заключается в том, чтобы собрать на лицевых счетах двух десятков человек все деньги мира. Из всего этого мы, однако, делаем скверный вывод о том, что Швейцарский банк все-таки выглядел с точки зрения большевиков гораздо более надежным, нежели американские банки. Даже покойный Урицкий продолжает держать свои деньги там».

И это за один только год. Публикации эти вызывали истинное бешенство среди большевистской верхушки, да только они ничего не могли поделать. Только скрежетать зубами в бессильной злобе, понимая, что уж чего-чего, а хорошей репутации ни в одной приличной стране им не видать, аки своих ушей без зеркала.

Они бесились, а та же «Нью-Йорк Таймс» продолжала издеваться, подкрепляя свои слова неопровержимыми фактами.

«Банк „Кун, Лейба и Ко“, субсидировавший через свои немецкие филиалы переворот в России 1917 года, не остался внакладе от своих благодарных клиентов. Только за первое полугодие текущего года банк получил от Советов золота на сумму 102 миллиона 290 тысяч долларов. Вожди революции продолжают увеличивать вклады на своих счетах в банках США. Так, счет Троцкого всего в двух американских банках за последнее время возрос до 80 миллионов долларов. Что касается самого Ленина, то он упорно продолжает хранить свои „сбережения“ в Швейцарском банке, несмотря на более высокий процент годовых на нашем свободном континенте».

Банки по сути ничего и не скрывали. Разве что швейцарские, которые с давних пор сделали анонимность своей визитной карточкой и главным преимуществом. Узнать про безликие, номерные счета было просто нереально. Отсюда и склонность многих держать сомнительного происхождения капиталы именно в стране «альпийских гномов». В США же всё было несколько в ином ключе. И газеты продолжали орошать «товарищей» ушатами отборных помоев, мусоля тему разграбления ими собственной страны вплоть до конца двадцать четвертого года, когда процесс выкачки денег заметно ослабел.

Обо всём этом я и напомнил Льву Давидовичу, дабы тот не запирался, отрицая очевидное. Он и раскололся, поведав о своих счетах в швейцарских банках. Там действительно были не миллионы и даже не десятки миллионов. Общая сумма приближалась к двумстам миллионам швейцарских франков в золотом эквиваленте. И это не считая американских активов, до которых мне и впрямь было покамест не дотянуться. Впечатляющая сумма даже для РОВС, который и должен будет получить доступ к счетам. Более чем впечатляющая, если вспомнить о том, с каким трудом лидеры организации получали самые ничтожные суммы. Около двухсот миллионов это… возможности. Большие.

И не только эти деньги. Я выжимал из Троцкого все его знания о том, у кого мог быть доступ к иным номерным счетам, где хранились средства, украденные у России Зиновьевым, Дзержинским, Урицким, самим Лениным-Ульяновым наконец, да и другими, менее значимыми персоналиями. Обо всех он, само собой разумеется, знать не мог, но часть сведений получить удавалось. Равно как и его мнение, что скоро Сталин-Джугашвили начнёт под угрозой физического устранения заставлять хранителей этих самых счетов и паролей к ним передавать доступ к ним на «дело партии», то есть своё лично.

– Ценные знания, – кивнул я, выслушав очередную порцию откровений бывшего председателя Реввоенсовета СССР. – Но я так и не пойму другое. Почему такие крики-стоны из-за архива? Кляузы, внутренняя партийная грызня, копии доносов ещё того, дореволюционного периода. Как будто вся ваша революционная братия не знала, что одна часть доносит на другую и наоборот. Секрет полишинеля!

– Вам, бывшим, не понять, – отмахнулся Троцкий, которому было позволено принять внутрь некоторое количество коньяка для лучшего развязывания языка. – Партийная борьба. Это оружие. Левый уклон, правый уклон, примиренцы, замеченные в неправильных связях. Пошатнув позиции одних, укрепить других. Сталин это понял раньше других, начал аппаратную борьбу и сейчас близок к абсолютной власти.

– А ты, Лев Давидович, проиграл. Я понял, благодарю. И раз ты настроен по отношению к Джугашвили столь… недружелюбно, то следующие действия не вызовут внутреннего неприятия. Не хотелось бы использовать силовые методы убеждения.

Вопросительный взгляд в мою сторону. Не понимает. Будем объяснять, во всех необходимых для выполнения деталях.

– Письмо напишешь. В нескольких экземплярах, адресованное своим сторонникам, но направленное в газеты. Суть в том, что тебя предупредили о возможном покушении, организованным лично Сталиным. Но предупредивший опасается что не сможет ни предотвратить, ни помешать своим подчинённым. Исходя из этого, ты решаешь подстраховаться и рассказать всему миру о том, кто именно виноват в твоей возможной смерти. Одно покушение ведь чуть было не увенчалось успехом, потому никто не удивится подобному душевному порыву.

– Моими руками, руками мертвеца, жар загребать захотел.

– Пиши уже, мертвец. Красивым почерком и в обычной манере. И учти, мне хватит ума понять, если начнёшь не свойственные речевые обороты в текст вставлять. Дату поставишь… недельной давности. И упомяни, что все экземпляры послания вручаешь доверенным, но не известным сторонникам. Для пущей убедительности.

Вздыхает, кривится, но пишет. Осознаёт, что иначе я его ломтиками резать буду, но всё равно добьюсь необходимого результата. И один за одним из-под его руки выходят четыре идентичных послания. Когда Троцкий дописал первое. поставил дату и расписался, я незамедлительно взял его и принялся внимательно изучать.

Сгодится. Стиль выдержан, не свойственных Льву Давидовичу слов и выражений не наблюдается. Почерк правда не идеален, но этому есть разумное объяснение – крайне сложно оставаться спокойным, когда над твоей головой нависает вполне реальная угроза. Зато соответствует внутреннему содержанию, что тоже хорошо.

Четвёртая копия дописана. Писанина окончена? Не-ет, есть и ещё кое-что. Беру нехилую стопку листов бумаги хорошего качества, бросаю её на стол перед Троцким и приказываю:

– Подписывайся внизу каждого листа. И без разговоров, – кривится, но берётся за ручку, готовясь выполнить и это моё требование. Не последнее. – Какими пишущими машинками пользовался из находящихся в этом доме?

– Только этой, – взгляд в сторону агрегата, стоящего на отдельном столике.

– Хорошо. А теперь вспоминай, какими именно пользовался раньше, но уже будучи за пределами СССР.

Ох и не понравилось Льву Давидовичу это вспоминать. Понимал, самка собаки, что с имеющимися подписями и машинками, на которых он печатал свои документы. можно создавать шикарные фальшивки. Понимал, но сделать ничего не мог. Выбора у него не было. Потому скрипел зубами, дёргался, но подписывал листы и рассказывал. Что мне и требовалось.

Вот и всё, остался лишь последний, заключительный этап, крайне мне противный. Я не могу верить тому, кого даже ближайший соратник, Владимир Ильич Ульянов-Ленин чаще всего «ласково» называл Иудушкой. Каждому понимающему человеку известно, что Троцкий лжив до глубины души своей и это неизменно. Поэтому придётся его не просто пристрелить, а сперва применить самые жёсткие и нелицеприятные методы допроса. Вдруг соврал насчёт тех же счетов в швейцарских банках, выдав мне неверные пароли? С него станется. И часть архива также мог утаить, не говоря уж о чём-то ином. Способном пригодиться.

Час. Ровно час прошёл до того момента, как Лев Давидович Троцкий, второй человек после Ленина по значимости в процессе богами и демонами проклятой революции, председатель Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, народный комиссар по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета и прочая, прочая, прочая… окочурился после долгих мучений и пущенной в лоб пули в качестве последнего, завершающего аккорда.

Мучила ли меня совесть? Отнюдь. Я слишком хорошо помнил, что сотворил этот человек с Россией. Помнил про знаменитую политику «расказачивания», когда по сути уничтожалось это своеобразное сословие, принесшее немалую пользу империи. Про массовые убийства офицеров в семнадцатом году, про расстрелы всех несогласных с политикой большевиков. Про… Перечислять можно было долго, просто не было особого смысла. Он заслужил. Заслужил сполна все те мучения, которыми завершился его извилистый жизненный путь.

И не просто так я его потрошил, результат впечатлял. Лжец с многолетним стажем не изменил себе и в этот раз, попытавшись утаить от меня часть информации. Правда лишь той. которая касалась своего финансового положения. Ещё без малого сотня миллионов на швейцарских номерных счетах. Пользя, которую принесут эти деньги для возрождения России, однозначно стоила того, чтобы с часик послушать истошные вопли потрошимого заживо революционера. Никаких сомнений и колебаний.

Дела мои тут закончены. Все находившие в доме изначально и пришедшие сюда в составе группы Серебрянского мертвы. Абсолютно все, потому как «товарищ Яша» загодя отдал приказ убивать всех, кроме Троцкого, включая прислугу. Не привыкать его братии бултыхаться в грязи и дерьме, пПричём по самую маковку. Кто ж мешал просто вырубить, лишить сознания? Никто… помимо собственной кровожадности и привычке к бессмысленным и беспощадным кровопролитиям.

Пора собираться и уходить из этого места, где навеки поселилась смерть. Лишь прихватить с собой действительно ценные документы, которых наберётся ой как немало, в руках не унести. Да и за один раз до автомобиля дотащить тоже проблематично окажется. Остаётся лишь подогнать автомобиль ближе к дому, а там уж и заполнить его под завязку ценными бумагами. Или не очень ценными, тут на глазок не определить. Брать буду всё найденное. за исключением откровенного мусора. Пусть потом люди знающие разбираются.

Дом. Что с ним не так? Сам факт существования оного в нынешнем виде. И следы произошедшей тут бойни надобно подчистить. А что там лучше всего скрывает следы? Очищающий огонь. Если добивать некоторое количество бензина, правильно разместить начальные очаги возгорания… от строения мало что останется. Не говоря уже о внутренней обстановке.

Смысл затеи? Двоякий. Перед Артузовым буду упирать на необходимость оставить неопознанными погибших членов группы. На деле желание максимально скрыть произошедшее. По обгоревшим телам крайне сложно восстановить картину происходившего тут даже для самых опытных следователей и криминалистов.

И пошла работа… Добраться до так и стоявшего «Ситроена С-6», куда нужно было сперва закинуть уже успевший подостыть труп Гриши Рыжикова. Затем припарковать автомобиль поближе к «дому смерти», вытащить тело из салона и занести в дом. Равно как и иные тела. Затем озаботиться загрузкой находящейся в доме части архива Троцкого – оригиналы и копии в целом составляли большую часть из всех имевшихся у того документов. Печатную машинку и чистые листы с подписями покойничка тоже не позабыл. Всё? Вовсе нет. Подготовить необходимое для организации пожара, но отложенного по времени. Замедлителями вполне способны послужить самые обыкновенные восковые свечи. Как только догорят до определённого уровня – подожгут горючий материал и… Минут двадцать форы – как раз то, что мне требуется.

Готово. Можно садиться в автомобиль и убраться прочь от места. где нашли своё последнее пристанище как сам Троцкий с охраной, так и те, которые пришли убивать одного выродка по поручению другого, ничуть ему по мерзости душевной не уступающего. И жалко тут только обычную прислугу, сгинувшую просто так, за ради большего числа пролитой крови, которая столь мила носителям идей всеобщего равенства и братства.