Опалённые

Интерлюдия

СССР, Ленинград, декабрь 1932 года

Покинувшему Россию в двенадцать лет Филиппу Солодову было что вспомнить. Не из красот «града на Неве», где он побывать не сподобился из-за малолетства. Вот Москва – это дело другое. Недоучившийся из-за вполне уважительной причины гимназист помнил родные улочки, знакомые с самого детства дворы, ощущения того, что всё в жизни будет хорошо, надо только жить так, как говорили ему мать и отец. Особенно отец – инженер-путеец. И даже война, она была где-то там, не затрагивала империю всерьёз, бушуя на окраинах вроде Польши, Кавказа и Прибалтики. А затем случился февраль семнадцатого, затем октябрь… и всё рухнуло в пучину безумия. Бегство отца со всеми ними – матерью, им и тремя сёстрами – из Москвы на юг, туда, где начинала формироваться Белая Гвардия, с возможностью взять с собой лишь самое необходимое. Ростов, Новочеркасск, Севастополь – это те места, где побывал он с сёстрами и матерью, в то время как отца, вступившего добровольцем в пехоту, помотало по многим местам. И ему повезло. Сначала сумел выжить в нескольких сражениях, получив лишь одно не опасное для жизни ранение, затем вспомнили про его основную специальность, переведя на присмотр за одним из участков железной дороги.

Присмотр… Точнее охрану от саботажа и диверсий. Вездесущие сторонники красных всегда готовы были вывести из строя паровоз или сделать подобную пакость, после чего исчезнуть. Или попытаться это сделать, ведь контрразведка из немногих уцелевших жандармов и армейских специалистов работала как подобает. Только было их и мало, и кое-кто всё так же не давал им работать в полную силу. Глупцы!

Но его отцу всё так же продолжало везти, вплоть до самого момента эвакуации из Крыма. В отличие от семьи, которую не обошли стороной болезни, опасные в условиях хаоса и нехватки нормальных, качественных медикаментов. Проклятые союзнички лишь чесали языками, а помощь предоставлять даже не думали. «Испанка» прибрала сестру, а вроде бы перенесшая болезнь мать получила через месяц осложнение на сердце… Доктора помочь просто не могли.

Затем была «ла бель Франсе», прекрасная Франция. Только прекрасной она являлась лишь для тех, у кого было достаточное количество денег, но никак не для отца с тремя несовершеннолетними детьми. Иллюзий Солодов-старший не испытывал, но ему всё равно было больно видеть, как столь громко кричавшие о союзном долге французы не просто бросили столь много сделавшую для них Россию в самую сложную минуту, но ещё и отнеслись к вынужденным бежать из своей страны людям как… к отбросам, которых и замечать то ниже собственного достоинства.

Филипп это тоже запомнил. Ненависть к захватившим его Родину большевикам и их союзникам. Презрение к тем, кто должен был помочь, но предпочёл начала просто отвернуться, а потом налаживать финансовые и политические связи с выродками рода человеческого. Эти чувства просто не могли не привести его в единственную организацию, которая пыталась хоть что-то изменить. В РОВС. Туда, где состоял и его отец, пусть и всего лишь в «списочном составе». Для активных действий у Солодова-старшего, вынужденного крутиться изо всех сил, чтобы помогать сначала несовершеннолетним своим детям, а потом и просто, по причине того, что жила семья… скудновато, не было особых сил. Желание имелось, а вот сил уже нет.

Зато они были у Филиппа, который хотел не слов и не «действий когда-нибудь», а активного участия в сокрушении большевизма в России. А таких как он при Кутепове замечали и предлагали достойную альтернативу словам и подготовке в расчёте на будущее. Террор-группы. Пусть смертность в них была чрезвычайно высока, но это было ДЕЛО, а не слова. С гибелью генерала Кутепова на некоторое время всё затихло, но потом не только вернулось на круги своя, но и усилилось. Громкие и успешные акции по ликвидации, усиление боевой подготовки. А с недавних пор ещё и в разы увеличившаяся финансовая поддержка, оказываемая РОВС. Не из открытых источников, но была ли в том разница? Для членов организации точно разницы не имелось, ведь они впервые за долгое время почувствовали, что руководство не только хочет, но и может оказывать достойную помощь нуждающимся.

И активизация подготовки групп для засылки в СССР. Только теперь упор был не на общий террор против большевиков, а на долговременное внедрение. Попасть, получить реальные, настоящие документы от находящихся на территории страны советов агентов, после чего устроиться на рекомендованное место и ждать приказов.

Солодову, равно как и прочим готовящимся было ясно, что им многое не говорят, но этого следовало ожидать. Полную картину должно знать ограниченное число людей во избежание утечки информации. Ведь риск попасть живым в лапы чекистов был более чем реален. А если рядовой агент РОВС мало что знает, то и рассказать что-либо действительно важное не в состоянии.

Рассказать он действительно мало что мог. Хотя бы потому, что в последние перед переходом через финскую границу месяцы видел лица лишь трёх членов своей группы, а о личностях остальных мог только догадываться. Как так? Всё было довольно просто с одной стороны и очень необычно с другой. Для подготовки групп были не то сняты в аренду. не то и вовсе куплены несколько больших особняков в сельской местности, расположенные поблизости. Никого постороннего на этой территории, даже обслуга из числа людей, крепко связанных с РОВС. Запрет для курсантов выходит за пределы своих комнат без маски чёрной ткани, закрывающей лицо. Голос, и тот требовалось изменять, для чего использовались носимые за щеками резиновые вкладки. Простое средство, но голос и впрямь меняющее, порой и вовсе до неузнаваемости. Сам Солодов мог лишь догадываться, есть ли кто-то из ранее ему знакомых людей в числе курсантов вне его группы.

Нарушение влекло за собой отчисление. Не из РОВС, а из числа кандидатов на засылку на вражескую территорию. Он и сам видел, как исключили двоих, нарушивших правила. Простое человеческое любопытство подвело. А приехавший к ним после этого командир легендарной Дроздовской дивизии генерал Туркул, который на днях должен был сменить на посту Председателя РОВС генерала Миллера, подробно объяснил недопустимость такой неосторожности. Даже привёл примеры того, как легко будет чекистам, взяв одного агента, через него выйти на других. Не всех, но многих. Отсюда становилось ясно, что если не знаешь своих товарищей по агентурной работе, то и выдать их не получится.

А учили серьёзно. Правила поведения в СССР, особенностям тамошней жизни, лексикону, поведению. Упор на боевую подготовку был раньше. сейчас этого уже не требовалось, в отличие от умения оставаться незаметными тенями. Уход от слежки, слежка за нужными людьми, умение изменять внешность и манеру двигаться. И самое главное – тренировка способности видеть, но не реагировать не то что словом, но даже виду не показывать, насколько отвратительно им находиться в окружении тех, кто уничтожил то, что было дорогого в детстве.

Именно в детстве! Почти все курсанты были такого возраста, что успели запомнить Россию, но в то же время были слишком молоды, чтобы даже краешком лично поучаствовать в войне.

– Вы достаточно взрослые, чтобы ненавидеть красную сволочь, лишившую вас Родины и вынудившую ваших родителей спасаться за её пределами, – говорил генерал Туркул выпускающимся курсантам. – Вы достаточно молоды, чтобы вас никто не заподозрил в участии в гражданской. И у молодости есть ещё одно важное преимущество – молодым людям с правильными документами и верной биографией легко будет быстро продвигаться вверх. Ум, который у вас есть. «Верность» коммунистическим идеалам и делу партии, которые вас научили изображать. Поддержка, которую вам окажут люди, имеющие вес в советском государстве. Как их в этом убедят – не ваше дело. Россия надеется на вас. Да, господа, именно Россия. Империя жива до тех пор, пока живы и готовы сражаться её солдаты. Мы не спустили свой флаг, мы готовы не погибнуть с честью, а победить, обрушив царство красных морлоков, питающихся не плотью даже. а душами человеческими. Мы в вас верим, так не подведите меня, РОВС, Россию.

Эта речь запомнилась Солодову, запала в душу раз и навсегда. Даже сильнее многих, потому как он знал, что его группу подчинят не абы кому, а лично капитану Ларионову. Тому самому, который ухитрялся ускользать от чекистов в самых сложных ситуациях. Тому, который выбрал его и ещё нескольких людей и преподал им азы тайной войны. И было понятно, что уж им долго сидеть и ждать точно не придётся.

Когда в начале октября его группа прибыла в Санкт-Петербург, ныне названный большевиками Ленинградом, их уже ждали как документы, так и инструктаж от агента, который оказался в СССР раньше них. Правила выхода на связь, разные для обычных и чрезвычайных случаев; места закладок оружия, взрывчатки, запасных комплектов документов и прочего нужного для работы. Вдобавок первый пакет инструкций, а именно кому и куда лучше устроиться на работу, чтобы иметь и достаточное для основного дела время, и не привлекать к себе внимания, не выбиваться из серой массы совслужащих и прочего пролетариата.

Инструкции пригодились. Каждому из четырёх, включая самого Солодова. Он теперь стал Андреем Соколовым, а его люди Глафирой Локтевой, Антоном Овсовым и Русланом Манцевым. Да, в его группе имелась девушка, впрочем, как и в других, а то и по две. Ещё при доводке навыков для работы в СССР им объясняли. что женщина порой способна сделать то, что мужчинам при всём желании провернуть не получится. Равно как и наоборот. Но это и так все знали. Вообще, подход к формированию групп заметно изменился, теперь прослеживалось разделение труда, если так можно было сказать. Руководитель, он же аналитик, планирующий операции. «Тень», то есть человек, специализирующийся на слежке, незаметном проникновении, бесшумных ликвидациях при необходимости. «Казанова» или «леди-вамп» в зависимости от пола, чей сектор работы был понятен и без особых уточнений. Обаять нужного человека, заставить разговориться, в том числе и посредством постельных откровений. Ну и ориентированный на боевую составляющую, без этого тоже нельзя. Однако разделение на специализации вовсе не означало, что каждый член группы занимался чем-то одним. Вовсе нет! Просто одна область была основной, к остальным же подключали по необходимости. Только так и никак иначе, ведь вредна была как излишняя концентрация на узкой области, так и попытка объять необъятное, быть абсолютным универсалом.

Месяц был дан на вживание в новые личины, устройство на подходящую, малозаметную и оставляющую достаточное количество свободного времени работу. Это получилось на удивление легко и просто. Теперь Солодов понимал, что значили те слова генерала Туркула о том. что им помогут встроиться в новую жизнь. Действительно помогли. Сотрудник военизированной охраны, журналист одной из второстепенных ленинградских газет, пианистка в одном из немногих уцелевших после свёртывания НЭПа ресторанчиков. Ну а сам он стал… таксистом, что тоже было неплохо в смысле свободного времени. Никто не следил за тем, где он был, требовалось лишь выполнять план по выручке, только и всего. А деньги у группы имелись, причём во вполне достаточном количестве.

Сложнее всего было жить в привычных для советских граждан условиях и ждать сигнала. Ждать, ждать и… И когда его. как лидера группы, вызвали на встречу с куратором, он был просто счастлив. Это чувство не оставило Филиппа Солодова даже после того как стало известно, что именно предстоит сделать. Лликвидацию фактического главы всего Ленинграда, первого секретаря Ленинградского обкома ВКПб, сложно было назвать простым делом. Однако… приказ есть приказ. Тем более предложенный способ значительно повышал шансы как на успех выполнения операции, так и на то, что исполнителям удастся ускользнуть.

Отследить маршруты, которыми постоянно пользовался Киров, оказалось несложно. Самым перспективным вариантом оказался, как и было сказано куратором группы, «обком-квартира». Особенно момент выхода из квартиры или возвращение туда.

Найти место для стрельбы было несложно. Более того, таких мест было подготовлено сразу несколько, дабы использовать наиболее подходящее в нужный момент. Крыши двух домов и одна квартира на последнем этаже, хозяева которой были настолько пьющими, что погрузить их в тяжёлый алкогольный сон было проще простого. А крыши… Тут уж всё зависело от того, не возникнет ли непредвиденных обстоятельств вроде незапланированного ремонта или повышенной бдительности жильцов.

Разумеется, все три позиции были предварительно разведаны Манцевым, «казановой» группы, и Глафирой, которая была скорее «тенью» из-за умения оставаться незаметной тогда, когда этого хотела. Хотя, при использовании должной толики косметики и подобающей одежды превращалась из серой мышки в весьма яркую даму. Правда не очень то этот образ любила, ну да это не мешало использовать оный при нужде.

Оставалось лишь дождаться нужного времени. Куратор предупредил, что наибольший эффект ликвидация Кирова даст в то время, когда будет идти публичный процесс над «троцкисто-террористами». Как и почему – этого куратор не сообщил, но Солодову и остальным и без того было понятно. Пусть в СССР доступ к зарубежной прессе имело очень ограниченное число людей, зато слухи, они частично восполняли. Угрозы «наследников Троцкого» тоже входили в число разлетевшихся по городу и всему СССР слухов.

Дождались. Процесс в Москве не только начался, но и был в самом разгаре. Цель группы вела обычный образ жизни, что облегчало задачу. И вот десятого декабря тридцать второго года главному большевику «града на Неве» должно было стать очень плохо от пули, попавшей в голову. Именно в голову, потому как выстрел в любую другую часть тела оставлял шанс на выживание. А это было недопустимо!

Работать решили утром. Меньше людей, больше путей отхода, понижены шансы на то, что особо любопытный человек сумеет увидеть что-то лишнее. И вот уже с семи утра Солодов и Антон, сохранивший имя, но получивший фамилию Овсов, мёрзли на крыше дома, расположенного на вполне существенном отдалении от дома. где проживал Киров.

– Можно было и поближе место для стрельбы найти, – шёпотом, хотя никто не мог услышать, делился своим недовольством Антон. – Мудрят старшие чего-то.

– Они мудрят, а ты иногда глупишь, – отмахнулся Филипп, играющий роль бойца прикрытия и корректировщика, осматривая в бинокль окрестности. – Первым делом будут дома поблизости проверять, говорил же тебе раз двадцать уже! Твоё дело метко выстрелить, чтобы правки не потребовалось.

– Уж будь спокоен, по такой цели я не промахнусь. Его в расход пустить, это ж отомстить за многих наших, кого он и ему подобные душегубы извели. И тренировался я именно с этой «мосинкой», как куратор наш и приказал.

Что да, то да. Когда куратор группы передавал указания, он сообщил место закладки, где должна была находиться снайперская винтовка и оптический прицел для неё. Большой запас патронов с точной навеской пороха для обязательной пристрелки оружия также присутствовал.

Антон, как главный «боевик» и по совместительству специалист по оружию, был приятно удивлён. Винтовка была не обычная, а именно снайперской модификации. Прицел соответствовал, марки ПЕ, явно не использовавшийся, с новёхоньким кронштейном для крепления. А ведь прицелы ПЕ начали выпускать лишь к концу прошлого года, а серийное производство «мосинских» снайперок и вовсе в этом году. Просто так такое оружие в СССР было не достать. Так вот оно, новое, идеально работающее… и со спиленными опознавательными знаками, дабы никто не смог понять, откуда именно пришла эта винтовочка.

– Холодно, – не обращаясь к Антону, скорее самому себе сказал Филипп. – Снег бы не начал валить, тогда стрелять сложнее будет.

– Не успеет. Да я его и в снег достану, хрюкнуть не успеет, как мозги на мостовой окажутся. Погода ладно, это мелочи… Хотя Руслану нашему хорошо. Сидит себе в автомобиле, ждёт, готовится, если что, любопытных граждан чекистскими документами отпугивать.

Солодов лишь криво усмехнулся в ответ. У каждого из группы была своя задача. Антон был стрелком. Сам он его помощником-корректировщиком и прикрытием при отходе. Руслан сидел за рулём угнанного вчера вечером автомобиля, водитель которого сейчас спал сном праведника в багажнике, получив очередной укол снотворного. Что же до Глафиры, то у неё были куда более рискованная задача. Если что-то пойдёт не по плану и Кирову удастся выжить после выстрелов Антона, именно она должна была это исправить. Как? При помощи пистолета, находящегося с муфте, где она прятала от мороза свои руки. Учитывая же, что пистолет был системы «маузер», то можно было не переживать относительно его убойности и дальнобойности. Но это на самый крайний случай. При нормальном стечении обстоятельств она должна была смотреть за обстановкой и при необходимости помочь хоть Руслану, хоть им двоим.

Допустимость риска. Все четверо понимали, что устранение такой важной персоны как Киров оправдает любые потери. Однако… им сказали, что их главная задача не умереть, побеждая, а победить, чтобы умирали лишь враги. Остальное – это уже печальные исключения из правила. Такой подход к работе не мог не радовать. Особенно с учётом знаний о том, как много агентов РОВС погибло во второй половине двадцатых на территории СССР.

– Задерживается цель, Филипп.

– Спокойно, он же большое начальство, для них это нормально. Без него важные дела не начнутся. Главное, чтобы не захворал. Такие к докторам не ездят, они сами к ним на дом выезжают.

– Беспокоиться о здоровье того кого намерены застрелить… – хохотнул Антон. – Мир перевернулся!

– Уже давно, в семнадцатом. Будь оно проклято, то время.

– Время и впрямь… Кажется, его авто!

Услышав восклицание, Солодов и сам навёл бинокль на подъезжающую к дому Кирова машину. Та самая, которую они и ждали. Значит, осталось совсем недолго. Минут пять, может десять.

И верно, прошло чуть больше пяти минут до того момента, как первый секретарь Ленинградского обкома, член Политбюро ЦК ВКПб и обладатель многих других постов и регалий Сергей Миронович Киров вышел из парадного подъезда своего дома. Решительно вышел, ничего не опасаясь, как делал это каждый рабочий день. И не доходя каких-то трёх-пяти метров до машины, вдруг всплеснул руками и рухнул на припорошенную. Выпавшим вчерашним снегом мостовую. Тело, кровь, алая на белом фоне, суетящиеся вокруг убитого начальства охранники и шофёр. Пустая суета, мёртвых вообще в обозримой истории никто воскрешать не сподобился, а уж хвалящимся своим показным атеизмом большевикам про это и задумываться то не стоило.

– Винтовку бросаем, – напомнил об очевидном Солодов. Отпечатков пальцев на ней не было, оба были в перчатках, а перед делом тщательно протёрли всё, даже патроны, которые были в обойме. – Ходу, Антон, ходу!

– Сейчас, только подарок оставлю…

Филипп лишь пожал плечами, оставляя этот нюанс на усмотрение товарища. Подарком Антон назвал гранату системы Миллса, которых на складах, в том числе и советской армии, было более чем достаточно. Вот её он и приспособил таким образом, что при попытке поднять брошенную винтовку натягивалась незаметная под снегом леска и… граната приводилась в готовое к взрыву состояние. Замедлитель в семь секунд – не то время, за которое можно успеть оценить обстановку, найти собственно гранату или укрыться. Укрытий на крыше того, не было, а добраться до двери и оказаться внутри дома вряд ли кому удастся.

Задержка была совсем небольшой, Антон приготовил всё нужное заранее. Секунд пятнадцать прошло, и вот уже оба быстро, но без лишней суеты начинают отход с уже отработавшей своё позиции. Чердак. Обычная лестница чёрного хода. Дверь, само собой. была открыта. Сами несколько дней тому назад сделали так чтобы никто и не подумал, что можно войти… если знать как. Подпиленные винты засова и нетронутый замок вполне удачным решением проблемы оказались.

Спокойствие. Но лишь здесь, потому как на месте убийства наверняка уже стоял дым коромыслом. А тут… тут пока было тихо, даже звук выстрела не особенно потревожил местных жителей. Хотя безлюдным участок, где они находились, назвать не получилось бы. Люди, собирающиеся на работу, идущие по своим делам. Утро и не такое ранее. Всё как всегда. Всё как обычно. Завернуть в проулок, затем через проходной двор ещё один. Вот и автомобиль, за рулём которого Руслан. Нет лишь единственной в их группе женщины, но она при таком развитии событий должна была сама выбираться. Её не в чем подозревать, а на крайний случай имеется удостоверение. Не чекистское, работницы уголовного розыска, но и этого должно хватить.

– А ведь получилось! – удерживая не слишком удобный для него руль, оскалился Руслан. – Теперь начнётся… как и хотели старшие.

– Обязательно начнётся, – подтвердил Солодов с позиции старшего группы. – Чекисты, милиция… Весь город вверх дном перевернут. Иначе их самих воронкой кверху и вдумчиво да с затеей использовать станут. И арестуют тьму народа.

– Это они могут.

– И любят, Антон. Только валить всё равно придётся на троцкистов. На других не получится, потому совсем непричастных к красной заразе хватать даже они не смогут. Глупо даже для них.

Говоря это, Филипп надеялся, что так оно и будет. Хотя понимал, что предсказать поведение партийных заправил всё равно что предугадать, куда понесётся хряк, в которого влили пару литров крепчайшего самогона и пинком под зад выставили из хлева. Невозможно предсказать… такое.