Огненная роза. Несущие смерть

Глава 25

Овадья, смертельно бледный, с трясущимися руками и губами, отошёл от тайного оконца и бессильно привалился к стене. Ноги его подгибались от слабости, ледяной пот заливал лицо и смешивался с непрошенными слезами. Он попытался смахнуть их, но солёная влага снова наполнила его глаза, и не было смысла стараться остановить слёзы, или спрятать их. Всё равно, никто, кроме Хагая, их не увидит, а у самого Овадьи совсем не осталось сил бороться со своими чувствами. Это было невыносимо! Сердце его просто разрывалось от боли и обиды, от ненависти, любви и ревности… Слишком много для одного человека! Не надо было ему приходить сюда и смотреть на всё это. Сейчас он должен был спросить себя: «А чего ты ожидал? Ты ведь сам подтолкнул Рейзу в постель к этому сукину сыну!» Пока Рейза просто играл со своей добычей, пока он сам не доверял своим чувствам и ничего не планировал, Овадья не беспокоился о том, что любовь Огненной Розы так расцветёт и затмит собой всё и всех. Нет, конечно, в глубине души он с самого начала знал, что это неизбежно, и сам он всего лишь временная замена желанному избраннику Рейзы Адмони. Но не сомневался, что всё будет именно так, как он спланировал, и Лиор непременно окажется в объятиях Рейзы, и для него, Овадьи, в этом раю места уже не достанется. По — крайней мере, пока Лиор занимает его. Конечно, в сердце Рейзы он всегда останется господином снов и желаний, но однажды постель Рейзы опустеет, и неблагодарному красавцу — демону станет очень холодно, и очень тоскливо. Вот тогда он вспомнит о своём верном поклоннике Овадье. И чем горячее ласки влюблённых сейчас, тем сильнее заледенеет в своём одиночестве покинутый бог. Всё вроде бы в порядке, всё идёт по плану. Но вот пришёл Хагай, рассказал о том, что видел в коридоре, и о том, что подсмотрел, глядя в тайное оконце спальни Плектра, и в душе его всё перевернулось. Он метнулся к покоям своего обожаемого Рейзы и жадно прильнул к крохотному отверстию в стене. Сквозь него отлично просматривался альков, в котором он сам недавно упивался наслаждением. Внутренний голос приказывал ему отвернуться: не надо смотреть, это будет слишком больно! Но он не послушался здравого смысла, и теперь просто умирал от ревности. Эти двое… Им было так хорошо вместе, они так упивались своей любовью, что их страсть просто пылала, призрачным пламенем освещая и обжигая и полумрак, и даже воздух роскошной тюрьмы Огненной Розы. И, словно и в правду опалённый и раненный их счастьем, Овадья просто задохнулся от боли и ненависти. Прислонившись к стене, он, сотрясаясь всем телом от беззвучных рыданий, бессильно шевелил губами, стараясь не закричать. Хагай осторожно приблизился к нему и с опаской прислушался. Тихие слова, полные ненависти, порадовали его. Это было именно то, что он действительно хотел услышать. Наконец — то его возлюбленный понял, что за тварь эта мелкая потаскушка, что разбила сердце Овадьи и стала причиной его, Хагая, увечья. «Дай только срок, гадина, и ты вместе со своим поганым дружком окажетесь на вертеле у господина Бар — Арона! А нет, так я сам о вас позабочусь, и Овадья мне спасибо скажет!» Он мысленно улыбался, но его обезображенное лицо хранило непроницаемое выражение, и только глаза выдавали скрытое торжество. Он тихонько коснулся плеча своего мужчины, но тот резко оттолкнул его руку.

— Не лезь ко мне! Проваливай вообще, и что б я тебя больше не видел!

Но Хагай с места не двинулся. Теперь отступать он был не намерен и не сомневался, что уже скоро, совсем скоро всё будет так, как он пожелает. Надо только немного постараться, и любимый Овадья навсегда сделается его собственностью. Сейчас он так беззащитен и раним, он так нуждается в поддержке и ободрении! Зря он расточал сладкий мёд поэзии перед неблагодарной девкой: проклятая Роза пронзила его сердце своими холодными, безжизненными шипами, и теперь душа Овадьи истекало кровавыми слезами. А он, Хагай, сможет ублажить своего господина и заполучить его навсегда, а заодно и избавиться от этой горячей парочки — тоже навсегда!

… Едва шаги счастливых любовников стихли вдалеке, Хагай осторожно выполз из-под лестницы и опасливо двинулся следом. Спешить не было смысла: он знал, куда пошли эти двое. И уже знал, зачем. А ещё он знал, что, если пройти в восточный коридор, который соединял покои Плектра с зимним садом, то там, в стене можно сдвинуть парочку фальшивых камней, и тогда откроется секретное окошко. Через него прежние хозяева Замка подсматривали за своими гостями, отдыхавшими в роскошных покоях, принадлежавших теперь Огненной Розе. Кое — кто из слуг и теперь отваживался сдвигать эти камни, и следить за забавами Плектра, хотя цена этой смелости могла оказаться чрезмерно высокой. Все помнят историю того бедолаги, которого выдал Эзер. Этот несчастный идиот долгое время подглядывал за прекрасным демоном, и даже как — то раз привёл к окошку его, Хагая, а потом и эту лживую гадину Эзера, который в то время стал его любовником. Так вот, когда маленький шлюшонок надумала повысить свой статус, он просто донёс господину Бар — Арону на своего сожителя, и Барон, до безрассудности ревнивый, кнутом ободрал у бедолаги почти всё мясо с костей — все помнят эту гнусную историю. Интересно то, что только чёртов лунатик Адмони ничего не заметил, и эта история просто прошла мимо него. Он, как всегда, спал на ходу, и не знал, что произошло с каким — то там слугой, и о тайном окне так ничего и не узнал. Что до Эзера — так он прикинулся бедной овечкой и сделал вид, что совсем не виноват: это хозяин принудил его рассказать правду, а взамен обещал пощадить. «Ну и что мне оставалось делать? Жить — то хочется, и шкуру свою жалко, так страшно было! Вот и пришлось выложить всё, как есть». Почти все поверили тогда в эту слезливую сказку, и только позже стали понимать, что маленький подонок, так похожий на Плектра, есть по сути своей лживая и опасная змея. А он, Хагай, это знал всегда. Они вместе выросли, и уж он — то успел по достоинству оценить ласковый, искренней взгляд своего приятеля. За своё предательство Эзер тогда получил награду: место у постели прекрасного Рейзы, а потом даже место в самой постели. Вот тогда — то он, Хагай, и познакомился с Овадьей Бараком. Они оба стараниями Эзера впали в немилость Барона, и это их сблизило. А, поскольку Хагай был похож на Рейзу — меньше, конечно, чем эта гадина Эзер, но всё же сходство было на лицо! — Овадья, безнадёжно обожавший своего идола, не отказался уложить под себя его бледную и доступную копию. Теперь, когда Эзера не стало, Хагай чувствовал себя до некоторой степени отмщённым. Но торжеством он не смог насладиться, потому что благодаря несравненному Плектру стал полным посмешищем, и теперь ощущал только боль и ненависть. Поэтому он проследовал за ним и приоткрыл тайное окно. Со стороны спальни оно было скрыто шпалерой, увитой живыми растениями какого-то подозрительного происхождения, и приметить его не было возможности. Хагай, стоя у оконца, слышал каждое слово, видел каждое движение. И, гладя на то, как эти двое влюблённых счастливцев наслаждаются друг другом, он просто умирал от зависти и злости. В этот час он поклялся себе, что непременно убьёт их обоих, но надо бы сделать это так, что б Рейза узнал перед смертью, что такое страдание. И ещё: Овадья ни в коем случае не должен догадаться, что это он, Хагай, сделал это. Не то глупый фанатик расправится с ним. И, что ещё хуже, уж точно никогда не станет принадлежать ему! Да лучше уж правда умереть, чем отдать обожаемого Овадью этому демону, живому или мертвому! И он, вдоволь налюбовавшись красивыми, горячими телами ненасытных любовников, отправился в комнату Овадьи. Если надо, он будет ждать там хоть весь день и всю ночь, а потом, когда Овадья наконец — то придёт, он покажет ему такие картинки — просто залюбуешься! Он не сомневался, что в любой момент может снова открыть оконце в стене спальни Плектра, и там будет на что посмотреть.

Так и было. Овадья не удержался и бросился комнате Плектра. Там, стоя у окошка, он с особенной остротой понял: он, как бы не старался, никогда не сможет получить даже малой доли того блаженства, которое неблагодарный красавец так расточительно дарил сейчас своему любовнику. Лиор ведь не сделал для Плектра ничего хорошего; наоборот: избивал, оскорблял того, кто был ему, Овадье, дороже собственной жизни. Это просто нечестно! И он стал бешено колотить кулаками в стену, глухо рыча от отчаяния и обиды.

— Убью! Я убью эту сволочь, этого подонка Лиора! Рейза не имел права так поступать со мной! Я хотел отдать ему всё — и душу, и тело, но он предпочёл эту тупую гориллу! Этот урод просто охмурил его, что бы вырваться отсюда! Мальчишка ничего не понимает в жизни, и Нерия воспользовался этим. — Он на секунду замер, и глаза его расширились от потрясения: — А что, если он собирается похитить Рейзу? Он уже и так подчинил его себе, а теперь он может заставить его пойти с ним! Чёрт! Они же не расстанутся просто так, я это точно знаю!

Он снова стал лупить кулаком по камню, сдирая кожу с костяшек пальцев и пачкая стену своей кровью. Голос его всё нарастал, и Хагай занервничал. Он постарался успокоить возлюбленного, но тот не обращал внимания на его сиплый, сдавленный шёпот, и только размазывал слёзы и кровь по багровому от гнева лицу.

— Этот гад Нерия просто заворожил моего Рейзу, и теперь он на коротком поводке у тупого монстра! Ты только посмотри, как он старается ублажить Нерию! Прямо как собака, которая лижет руку своего хозяина! Неужели достаточно отыметь, а потом — отлупить кого — то, что бы стать его хозяином? Но я ведь тоже так могу! Я правда могу! А ты чего пялишься? — Он обернулся к изувеченному любовнику, с ненавистью и презрением глядя на его почерневшую физиономию. — Что, не веришь мне? Ну тогда вот, получай!

Он грубо отпихнул подобравшегося к нему Хагая и замахнулся было, что бы снова ударить его, но тот неожиданно ловко увернулся от кулака, а потом стремительно бросился своему хозяину в ноги. Он обхватил руками его колени и глухо, невнятно загудел сквозь сжатые зубы:

— Нет — нет, мой господин! Не делай этого! Шуметь нельзя, кричать нельзя! Его Милость сейчас слишком занят своим куском мяса и ему больше ни до кого нет дела; но что будет, если он нас тут застукает? Он услышит твои мысли, и как тогда поступит? Пожалеет тебя? Или мозги тебе вынесет за то, что ты желаешь смерти его жеребцу? Не делай этого, не буди в нём убийцу! Только не ты, не тебя! Давай уйдём отсюда, и в безопасном месте всё обсудим. У меня есть план, как наказать проклятого Нерию!

Овадья тут же остыл и замер. Слова, сказанные Хагаем, отрезвили его, и он охотно повёлся на сомнительное предложение своего добровольного раба. Ещё несколько мгновений он помедлил, переводя дух, а потом позволил Хагаю подняться на ноги и дал увести себя из ненавистного коридора, от ненавистных любовников. Чуть позже, в своей комнате, он потребовал от Хагая ответа: что тот имел в виду, когда говорил о плане? Но бедняга был совершенно измучен и просто рухнул без сил: Овадья едва успел подхватить его и позволил лечь на свою постель. На все его вопросы мальчишка только жалобно поскуливал, и ожесточённое сердце Барака немного смягчилось. Он ещё раньше, сразу после расправы подумал, что малость погорячился, и не стоило так круто избивать глупую шлюшку. В конце концов, он действительно неплохо ублажал его по первому требованию, а кто знает, как скоро он, Овадья, сможет опять заполучить обожаемого Рейзу, и надолго ли? Так что стоит починить эту куколку: мальчишка ему ещё пригодится! Он связался с доктором, и уже через несколько минут Хагай блаженно растянулся на постели своего хозяина и поплыл по волнам наркотического кайфа. Чудесные шарики, приготовленные для Его Милости Плектра, быстро освежили его и вернули силы. Всё это время Овадья нервно балансировал на грани помешательства, и в его расстроенном сознании снова и снова крутилось предложение Хагая расквитаться с ненавистным Лиором Нерией. Наконец мальчишка окончательно пришёл в себя и облегчённо вздохнул:

— Спасибо. Мне это было просто необходимо.

— Я сам виноват. Мне не стоило так круто разделывать тебя, но ты просто должен был держать язык за зубами.

— Да, ты прав, любимый!

Овадья нервно и презрительно дёрнул головой и поморщился:

— Не произноси слов, смысла в которых нет! Ты сам не знаешь, что говоришь!

— Но это правда! Я действительно люблю тебя, мой господин! Ты верно сказал: достаточно поставить непокорную шлюху на место, а потом — дать попробовать сладенького, и любой станет лизать твои руки, как собака! Я хочу быть твоей собакой! — Его голос звучал странно: распухшие губы едва шевелились, шина, стягивающая челюсть, оставляла во рту мерзкий железный привкус, и он то и дело сглатывал кислую слюну, отчего казалось, что слова комками застревают в его глотке. Но Овадья хорошо понимал его и удивлялся сказанному тем, кого он так безжалостно искалечил и едва не убил. После разочарования, которое он испытал, глядя на тех двух мужчин, что недавно были его любовниками, он почувствовал некоторое удовлетворение от восторженной страсти негодного мальчишки. Он снисходительно потрепал своего пёсика по голове, и тот, ободрённый лаской, перехватил её и, не имея возможности и в правду полизать её, потёрся губами о грубую ладонь Овадьи.

— Я буду делать всё, что ты пожелаешь, и помогу расправиться с этой тупой скотиной.

— Вот как? И что ты задумал?

— Убить Нерию, конечно!

Овадья с сомнением покачал головой:

— Нет, это плохая мысль. Его Милость может не пережить этой потери, но перед этим он непременно порвёт нас с тобой на куски. — Он немного помолчал, а потом жёстко и решительно заявил: — И вообще; чтобы ты там себе не вообразил, но я не собираюсь становиться врагом Огненной Розы. И дело не в том, что я боюсь его. Ты понимаешь?

— Да. Я знаю: ты любишь его. Не меня, а именно его. И мне ничего другого не остаётся, кроме как принять это. Я только прошу тебя: позволь мне быть твоим!

— Я ведь уже сказал тебе, что так и будет! Ты — моя девочка!

— Да, ты сказал. Но я прошу тебя принять это, а не только играть в «хозяин — слуга». У тебя будет собственный раб; разве это плохо? Просто люби меня, как свою ручную зверушку, или как вещь — о большем я и не прошу!

Овадья Барак немного подумал над его словами, а потом высокомерно кивнул:

— Хорошо, пусть так и будет. И я даже обещаю, что ты получишь сполна то, что я хотел отдать своему возлюбленному. Если Рейза Адмони откажется от моей щедрости, ты сможешь взять себе всё, что останется.

— «Уж конечно, я получу всё, даже не сомневайся! Этой бледной гадине ничего не достанется, кроме боли и смерти!» — подумал Хагай, продолжая гладить губами руку своего возлюбленного господина. В то же время Овадья продолжал:

— Но, чтобы ты не думал, я никогда не позволю навредить Его Милости. Сердце его и так будет разбито, тут ничего не поделаешь. Но он не должен пострадать, ясно? А смерть Лиора станет для него нестерпимым ударом, и он никогда не перестанет скорбеть по нему. И это «никогда», можешь не сомневаться, продлится совсем не долго. Может быть — дни, может быть — месяцы, но всё равно: всё кончится слишком быстрою И для него, и для меня. Ты и правда этого хочешь? Нет, не думаю. Так какой у тебя план? Говори, но пусть это будет что-то умное!

Хагай некоторое время молчал, и Овадья с любопытством всматривался в жуткую маску, бывшую когда — то лицом молоденького красавчика. Но он не смог прочитать тех мыслей, что должны были отразиться на этом подобии лица, и это его беспокоило. Хагай изменился. Не только внешне. Главные перемены произошли в его душе, «если она у него вообще есть!» — подумал Овадья. Можно ли ему верить? Он нахмурился и собрался было прикрикнуть на своего любовника, но тот наконец — то сам заговорил:

— Мне нужно немного времени, чтобы всё тщательно обдумать.

Овадья презрительно хмыкнул:

— Ах вот как! Ты же говорил, что у тебя есть идея!

— Да, есть! Но моему плану всего лишь четверть часа от роду. И я никогда никого не убивал, ты же знаешь! Для меня всё это вообще ненормально, но ведь и челюсть мне никто раньше не ломал!

Он немного приподнялся на локте и потянул к себе Овадью. Тот немного поколебался: стоит ли поощрять Хагая? Он ведь ещё не заслужил пряник! Но вот всё же сел рядом и стал поглаживать грудь молодого человека. Хагай тихо оживился.

— Сам — то ты не хочешь обмозговать эту задачку? — Овадья только головой покачал. — Конечно, я так и думал. Но ты не беспокойся: я всё сделаю, и ты будешь доволен!

— Даже так?

— О, да! Ради тебя я готов на всё, и смогу доказать, что достоин твоего расположения. Я ненавижу эту тупую скотину Нерию. У нас тут не рай, конечно, но всё было нормально и шло своим чередом, а потом сюда влез этот негодяй и начались сплошные беды. Нет, не ты виноват в том, что сделал со мной. Это всё по вине Нерии. Даже не из — за его Милости мне так больно и тяжело, нет. Я думаю, господин Плектр просто потерял голову. Он слишком долго не видел мира за этими стенами и устал от этой замкнутости, и нелепый случай так его растревожил. Это не его вина, что он так опьянел от своей страсти. А этот подонок пользуется слабостью молодого господина и подливает масло в огонь. Он нарочно так делает, я знаю. И тобой тоже пытается вертеть. Скажешь — нет? Ему ведь так легко удалось заставить тебя ревновать!

Он положил руку на бедро Овадьи, и скоро тот ощутил приятное поглаживание, а потом и лёгкое давление на свои органы. Это взволновало его, как и искусительный, сиплый шёпот любовника, будивший в нём непристойные и сладкие воспоминания. Он тихонько застонал от удовольствия и чуть шире раздвинул колени. Хагай понял это как приглашение, и его пальцы, преодолев сопротивление застёжки — змейки, проникли под одежду Овадьи и стиснули его уже немного возбуждённый ствол. Было очень приятно, и одурманенный лаской солдат поддался чарам внезапно повзрослевшего Хагая. А тот никогда не сомневался, что самые важные победы совершаются в темноте, под одеялом, но вот только пользоваться этим знанием прежде не умел. Теперь же он внезапно созрел для таких игр, и не преминул тут же испробовать их на своём возлюбленном. Видя, что Овадья расслабился и поддаётся его лжи, он с жаром продолжил:

— Скажи мне, пожалуйста, как он смог это сделать? Ты ведь не потому бил меня, что хотел бить, а потому, что я задел что-то очень чувствительное, и тебе стало больно, правда? Так что же это было? Ты молчишь? Хорошо, тогда я сам отвечу на этот вопрос. Господин Адмони отдавался стольким мужчинам, что и не сосчитать. И ты никогда не бесился из-за этого. А теперь всё иначе. Это потому, что он увенчал пламя с Нерией? — Овадья не ответил, но по его отстранённому виду молодой человек понял, что прав. — Да, я так и думал. Все, кто был с Рейзой до него, для тебя ничего не значили. Так, просто пустое место. А Нерия что-то значит и для тебя, правда? — Снова молчание в ответ. — Ты ведь спал с ним? И поэтому не хочешь его убивать?

Овадья вскинулся от изумления и тихо ахнул. Вот это да! А у маленькой дряни наконец мозги заработали, да ещё как! Он словно читал сокровенные мысли своего господина, и тому стало не по себе. Овадья действительно не готов был убить Лиора. Он и хотел это сделать, и в то же время не хотел, но, в любом случае, пока был к убийству не готов. Он всё ещё помнил вкус его тела, жар их страстных соитий. Тогда между ними возникла непонятная близость, и он действительно воспринимал Лиора теперь как-то очень уж ревностно. Он знал, как хорошо может быть с ним, и потому взбесился, когда понял, что Рейза сделал окончательный выбор. И Лиор тоже выбрал. Они оба выбрали не его, не Овадью. И потому вертлявый, алчный шлюшонок Хагай получил по зубам. Он не решился ответить искусителю, опасаясь, что снова сорвётся. Сейчас для этого не время. Время убивать пока не пришло. Да и то сказать, ему-то это надо? Минутное торжество, а потом что? Ведь Рейза заставит его сожрать собственные кишки — в этом он ничуть не сомневался. Так может быть, маленький паршивец с изувеченным рылом действительно будет полезен? И, словно прочитав и эти мысли тоже, Хагай прошипел, всё быстрее двигая запястьем, всё больше возбуждая своего господина:

— Должно быть, Нерия и правда хорош. Иначе с чего бы такие великолепные мужчины, как ты и Огненная Роза, с ума совсем посходили? Знатный самец. А ты из-за него совсем покой потерял, и я… — Он ненадолго замолчал, а потом жалобно всхлипнул: — Ты даже представить себе не можешь, как мне плохо! Он сделал больно тебе, ты сделал больно мне, и конца этому не видно. Теперь я изувечен, а он собирается похитить твоего Рейзу, и ты страдаешь! Мне бы радоваться, что Огненная Роза сбежит с другим, и ты, может быть, достанешься мне! Но я не могу. Я вижу, как ты мучаешься, и я страдаю вместе с тобой! И это всё по вине Нерии, что б его демоны задрали! Ненавижу его!

Он снова замолчал, обратив всё своё внимание на распалённый таран возлюбленного. Ещё немного, и тот расплескает свою силу, и, быть может, не захочет продолжить. Так не годится. Мягче, медленнее! Пусть кровь останется горяча, но пульсация её немного успокоится. Вот он применил парочку особенный приёмов, и Овадья действительно чуть успокоился. Тогда Хагай продолжил свою мысль:

— Я правду сказал, что мне было очень больно. Но это ещё полбеды. Я никому мстить не собирался и ничего такого не планировал, но, когда увидел как они резвятся, словно пьяные мартышки, и им дел нет до наших страданий, у меня аж в глазах потемнело. Я этого так не оставлю! Я найду способ расквитаться с Нерией, виновником всех наших бед. Дай мне только немного времени, и я всё продумаю. А тебе даже делать ничего не придется, чтобы не вызвать гнев Плектра. Я всё возьму на себя! — Он обожающе посмотрел в сумрачные глаза желанного мужчины. — Я люблю тебя, и потому готов пожертвовать собой, если придётся! Ты будешь отмщён, мой любимый! Только дай мне немного времени, и дай мне себя! Прошу тебя! Покажи мне, кто тут бог и господин!

Он выпустил заветный жезл из горячих пальцев и принялся быстро стаскивать с себя одежду. Овадья несколько секунд пьяно следил за его движениями, а потом просто и грубо опрокинул его на постель, подмял под себя и пронзил субтильное тело одним жестоким, страстным ударом мужского орудия. Хагай вскрикнул от боли, задёргался, превозмогая страдание, но тут же подчинился неодолимой воли своего господина. Ещё несколько мгновений, и эта покорность переросла в наслаждение. Не было для него теперь ничего приятнее и желаннее, чем ублажать безжалостную страсть этого потрясающего самца, его хозяина, его повелителя! Пусть будет больно! Чем сильнее боль, тем больше награда! Эта гадина Рейза никогда не сможет дать его обожаемому Овадье такого наслаждения, и только мучает его! Ненавижу! «Я разделаюсь с ним, и мой господин даже не поймёт, что случилось, и станет только моим!» Он, прикрыв глаза, с упоением принимал грубую любовь Овадьи и мечтал, как совершит задуманное. Когда же они оба излились и хозяин расслабленно улёгся на подушки, доброжелательно поглаживая своего пёсика, тот спокойно, почти равнодушно спросил его:

— А ты что-нибудь слышал о баке в подвале?

Рука Овадьи замерла, сердце его ёкнуло. Он ушам своим не поверил, но Хагай всё так же отстранённо продолжил:

— Говорят, что если туда поместить тело, оно будет жить, даже не смотря на то, что смерть сделала уже своё дело. И ещё говорят, что душа никак не сможет расстаться с такими законсервированными останками. Забавно, правда? Вот бы всё так и было!

Овадья с ужасом заглянул в его спокойные, довольные глаза. А потом тихо, с невольной дрожью в голосе прошептал:

— А ты страшный человек!

— Нет, я просто люблю тебя! И наши с тобой враги скоро заплатят за всё!

Он расслабленно вытянулся подле своего возлюбленного и уснул. А Овадья долго ещё не мог сомкнуть глаз, припоминая то, что знал о том самом баке…. Его одолели дурные предчувствия, и ему впервые в жизни стало по-настоящему жутко.