Общество Должников (СИ)

Глава 18. Бессмертный грех

Среди чистокровных тенебрийцев редко встречаются волки. Это может показаться странным, учитывая их склонность к бессмертным грехам, особенно — гордыне и жадности. В Гарзонском Завете сказано, что два этих пятна, попав на человеческую душу, превращают ее в гниющее болото. Сознание, изъеденное жаждой накопительства и страстью быть выше ближнего, — легко настраивается на волну Шторма.

Однако, процент волков вышедших из популяции палочников был и остается самым низким. Одна десятая? Возможно, когда Океан волнуется больше обычного.

— Море волнуется раз. Море волнуется — два. Море волнуется — три. Морская фигура — замри.

Персонал лаборатории застыл. Складывалось впечатление, что все научные сотрудники забыли поставить укол от столбняка. Ржавый гвоздь в пятке — это не шутки. Теперь они пускали слюну, они дергались вперед-назад, безнадежно застряв в середине пути, а также мелко и неприятно тряслись в стиле дозревающего трупа. Было странно и жутко, что здоровые сосредоточенные люди в любой момент готовы изобразить заклинившие мозги.

Высокий Жантигуна величественно плыл среди подчиненных. Остроносые сапоги царапали пол, островерхая шляпа — потолок. Этот зловещий звук напоминал шелест расходящихся швов здравомыслия. Руководитель ячейки Штормовых Процессов сверкал хромовым комбинезоном и медленно перемещал мышечную массу по организму.

Проблема была в том, что палочники с трудом набирали достаточный вес. Настройка на Волну вызывала сильную физическую буферизацию и могла случайным импульсом оторвать волку конечность, смять внутренние органы или выдавить в штаны кишечник. Эту проблему можно было решить различными способами, не все из которых были надежны. Крепкие мускулы по-прежнему оставались самым примитивным, но удобным и проверенным способом не погибнуть во время точной настройки.

Наращивать мускулы магией было самоубийством, потому что создавало дефицит массы. Проще говоря, буферизация разрывала мышцы быстрее, чем они росли.

Жантигуна презирал опасность. Еще сильнее он презирал необходимость принимать стероиды и тягать гантели. В конце концов волк придумал свой способ обмануть Шторм: гонять мускулы в места наибольшего сопротивления. Это требовало сверхчеловеческой концентрации и силы воли, зато эффектно выглядело и… работало. Во всяком случае — пока.

Страстью Жантигуны было нейродерство. Пока его сотрудники ставили свои эксперименты, волк пользовался ресурсом их грецких орехов. Он давал им самые сложные и неразрешимые задачи, чтобы мозги были в тонусе, что б они горели, были пластичными и готовыми к эволюции. А потом дергал, рвал, растягивал и сужал их нервную систему. Вязал из нее узлы, сжигал извилины и провоцировал рост опухолей, чтобы потом оценить результат.

Большая часть ученых были палочниками, но встречались и выпускники Гарзонского Континетального, и даже лонгаты-лаборанты. Поблажек никто удостоен не был. Все корчились одинаково.

Штормовая библия — прославляла Бессмертные грехи. Каждый из них вел человечество к неминуемой гибели, а, значит, исчезновению всех злодеяний. Она требовала ненавидеть всех одинаково и после удара по правой щеке, тут же бить в левую. Жантигуне очень нравилась эта книга, она прекрасно сочеталась с его манерой вести научную работу.

Нейродерство редкая и могущественная волна. Настроиться на нее — чрезвычайно сложно и сопряжено с опасностью привлечь ангелов. С другой стороны, такая власть приносит садистской природе волшебников невероятное наслаждение. Видеть, как люди практически теряют свой статус разумного существа и превращаются в расстроенный механизм — казалось Жантигуне бесценным опытом. А когда на это выделяются гранты — еще чудеснее!

Разумеется, все это имело практический смысл. Компания, а за ней — сам Тенебрис, ждали от нейродеров установление некой связи, стабильного канала между человеческими умами. Если перенести технологию интернета сразу в человеческий мозг, думали ВС Тенебрии, как сильно это могло бы в будущем помочь в борьбе с Аквитанией. Которая, как известно, обязательно когда-нибудь нападет.

Задача была сложной до невыполнимости. Пока что нейродеры в ходе своих экспериментов сжигали тысячи хорошо работающих мозгов, а на выходе получали десяток плохо слышащих телепатов. Да и те передавали друг другу только бессвязные вопли и образы обнаженных матерей. Это было, мягко говоря, не то, что нужно.

Однако сдаваться было нельзя. И Жантигуна не сдавался. О, у него даже в мыслях не было прекращать!

Позади него негромко завозились. Это Уника тряс очередной перегоревший материал.

— Оставь его, — приказал Волк.

Уника взглянул на спину хозяина. Потом на обезображенное лицо чернокожего парня. Из ноздрей текла слизь, кровь, жидкий пастеризованный мозг. Затвердевшие мускулы медленно расслаблялись.

— Я сказал: оставь. Шторм забрал его.

Хозяин был прав: клыки Уники не чувствовали пульса. Он втихаря, что б не заметил хозяин, впрыснул в остывающую артерию почти весь запас целебной слюны. Бесполезно. Эх, если б только мозг не сочился из ноздрей так откровенно. Неужели ему прожгло черепную коробку?

«Спв…»

Уника взглянул в пустые глаза цвета кофе.

«Сва…»

— Он жив! Хозяин!

«Сволочь. Пал-л-лач. Уб-уб-убийца. Отомщу».

Жантигуна замер. Затем вернулся, плывя спиною вперед. Уника инстинктивно отстранился, когда нейродер коснулся его мозга бесплотными спицами и крючками. Инструментам тем не было числа и названия. Каждый из восьми миллиардов нейронов чувствовал себя на прицеле.

— Ты слышал? — спросил Жантигуна.

— Да. Он сказал, что отомстит. — Уника посмотрел на тело. — А ведь губы не шевелились! У вас получилось, хозяин. Он общался с нами силой мысли. Теперь вы прекратите эксперименты?

— Нет.

— Но ведь…

— Прекрати валять дурака, — волк раздраженно уколол его сотней-другой иголок. — По-твоему кураторов устроит такой результат? Умирающий солдат способный телепатически послать противника в жопу и сдохнуть? Нам и так постоянно урезают финансирование, чтобы эти «научные методы», могли сотворить еще одну убогую «технологию». Так что выбрось этот мусор, пока я не сделал тебя настоящим идиотом!

Нелюдь торопливо поднялся. Жантигуна создавал подобных ему в перерывах между основной работой, чтобы расслабить собственный котелок. И даже не мыл котлы рабочие. Это позволяло ему развлекаться, глядя на случайные мутации: гомункулы получались настолько нелепыми, и так забавно корчились от боли, что невозможно было удержаться от смеха. Курьез на курьезе.

Другими словами, мясоварение было нишевой волной, и штормоплетами считалось гимнастикой для оттачивания жестокости. Однако… Иногда, — даже сам Жантигуна это признавал, — давало занимательные результаты. К примеру, тот же Уника. Когда помощники кидали в котел медика, пойманного за воровством транквилизаторов, волк добавил к нему медицинские отходы, просроченные лекарства и редкую крылатую змею. Он и подумать не мог, что это сработает так изумительно эффективно. Жантигуна следил за содержанием первичного бульона, чтобы пельмень совсем не разварился, но это считалось минимальным вмешательством в процесс. Увлеченные мясовары умудрялись проводить операции прямо в кипящем вареве.

Опытный нейродер не мог заставить себя страдать подобной херней.

«Шторм сам установит баланс» — говорил он, глядя на жирную серую пенку, которая скапливалась по краям котла и стекала по немытым стенкам. Часто он вообще оставлял штормовую капсулу без присмотра, и ей занимался только Уника. Тем более забавным нейродеру казался факт, что у него успела накопиться коллекция из трех удачных нелюдей, когда продвинутые мясовары, бывало, мучились с одним проектом десятилетиями.

Воистину, чем меньше делаешь вид, что способен указывать Шторму, тем удачнее будут начинания. К сожалению, «сделать вид», что ему безразлична работа над практической телепатией, он уже не мог. ТВС требовательны и, главное, безмерно мстительны. За провал его легко могли забрить в войска и тем самым навеки вплавить в самую презираемую касту. Касту орудийных волшебников.

О, Шторм. А ведь он всю жизнь мечтал пытать людей и ничего больше. Неужели это так много?!

День прошел безрадостно и безуспешно. Люди ожили, и, полные радости, что на этот раз медики унесли кого-то другого, принялись за работу. Уровень их стресса контролировался самим Жантигуной. Поразительный факт, но управляя нервами человека можно сделать так, что он будет рад вырванным ногтям или проткнутой мошонке.

Уже вечером, переодевшись в пижаму с изображением красных яблок, волк прошел в собственный рабочий кабинет и застал там Унику.

— Ну, как там дела? — спросил он, садясь в кресло напротив огромного многоэтажного аквариума.

Вид мирно дремлющих амфибий успокаивал Жантигуну. Иногда он дергал примитивные струнки их нервной системы и хихикал, глядя на нелепые скачки.

— Самсон снова разогнул кандалы.

— Правда?

— Э-э-э… Да.

— И?

— Положил их рядом с собой и ждет еды. Как обычно.

— Это был прочнейший сплав, который мне удалось добыть, — волк шевельнул пальцем, и в аквариуме плеснулась вода. — Интересно, если Самсон захочет сбежать, его сможет остановить хоть что-то кроме моих способностей? Наверное, стоит его уничтожить. Вдруг ему взбредет в голову что-нибудь этакое.

— Сомневаюсь, — испуганно сказал Уника. — Он делает все, что ему велишь. Мне кажется, он убьет себя, если найти способ приказать.

— Да? Странно. А какой был непокорный материал, — Жантигуна махнул пальцем еще раз. Вода взбурлила. Лягушки метались как безумные, толкая друг друга лапами и отчаянно вереща. Стекло покрылось брызгами. — А что с Пятном? Она зажила?

Уника помедлил.

— Да.

— Значит, развлекусь перед сном. Чертов Туганойда медлит с новыми людьми. Он просто не хочет, что б я отвлекался на действительно приятные вещи!

— Хозяин, если позволите, — умоляюще заговорил Уника, — она ведь только перестала трястись и смогла немного поесть…

— У-у-ун.

— …руки плохо слушаются.

— Ун!

— Мне кажется вы могли бы дать ей неделю, — заторопился Уника. — За это время она окончательно восстановится и будет куда более… Отзывчивой.

Жантигуна с силой ударил по мозгам нелюдя и тот завопил. Его крылья свернулись в трубочки, словно древние свитки.

— Я дал тебе крылья не для того, чтобы ты бил ими! — заорал волк. — Слышишь меня, говно ты этакое… Сейчас я тебя.

Он схватил лежащий на полу камень, который Уника принес для декорирования аквариума, и швырнул его в нелюдя. Однако тот удачно свалился перед прутьями лабораторной клети. Снаряд пролетел мимо.

— Подползи к камню и ударься об него головой! А потом принеси поесть!

Уника послушно подполз и ударился.

И вновь хозяин был прав. Магические крылья Уники были нужны вовсе не для того, чтобы он трепыхался. Его задачей был поиск новых жителей для аквариума. В солнечные дни Уника выползал из бункера и отправлялся на охоту. Он парил над просторами Немоса, выискивая среди зеленых массивов реки и озера. Там было множество еще не открытых видов жабообразных существ для аквариума. Именно там он нашел подходящий экземпляр для Пятна. Это была не совсем лягушка. Скорее неравноценный союз серьезно разложившегося женского трупа и колонии маленьких пятнистых головастиков. Они прогрызли в бледном мясе множество ходов, и не собирались никуда выходить. Сползающий скальп колыхался в воде.

Унике показалось забавным, как свирепо эти крошечные «горожане» атаковали его пятки, когда он пытался приблизиться к телу.

Тогда его посетило некое вдохновение, и он забрал с собой всю колонию, вернувшись с большим водонепроницаемым мешком. И труп, разумеется. Без трупа все это не имело никакого смысла.

Жантигуна тогда чуть не убил его за такой трофей. Однако потом его извращенное чувство юмора взяло верх. Волк наполнил котел отборнейшим первичным супом, добытым со дна Океана и мешок полетел в него вместе с содержимым.

— Ваш обед, хозяин.

— А на ночь я выставлю ее в лабораторию. Самое главное в этой жизни, Уника — это морально разлагать людей. Заставлять их колебаться на самом краю нравственной бездны. Так нас учит Шторм.

— Да, хозяин.

— Знаешь, когда Пятно умрет, мне будет ее не хватать.

— Умрет?

— Ну, разумеется, рано или поздно я перегну палку. Вообще-то я привык доводить начатое до конца. Я такой последовательный. Шаг за шагом, шаг за шагом. А как иначе, если мне нужна армия телепатов для армии… М-м-м… Суп сегодня напоминает кончу со сгустками. Ладно, налей мне еще тарелку.

Уника послушно наклонил половник. Он чувствовал сильную боль в челюсти. Его мешки с лекарством наполнились и ужасно ныли. Так было всегда, и нелюдь ничего не мог с этим поделать. Чтобы унять это свербеж, ему нужно было постоянно кого-то кусать, ставить на ноги, оздоравливать. Шторм и правда сам устанавливал баланс между даром и наказанием. Например, головастики в лимфе Пятна постоянно гибли, жертвуя собой, чтобы восстановить организм носителя. Уника не совсем растерял свои медицинские навыки, оставшиеся с прошлой жизни, и часто брал образцы, вытекающие из ран.

Раньше головастики поедали плоть, теперь они восстанавливали ее. Но естественная убыль этих славных ребят усугублялась искусственным вмешательством Жантигуны. Уже сейчас Пятно была под угрозой ранней и мучительной смерти. Укусы никак не помогали ее друзьям, но хотя бы ослабляли боль. Во всяком случае она начинала дышать ровнее.

— Господин, если позволите… Она ведь разумна. Это жестоко. Очень-очень жестоко.

— Прямо как я люблю?

Жабы в аквариуме умоляюще заквакали.

— А если я скажу, что это абсолютно гуманистично и доставит ей наслаждение, вы оставите ее в покое?

Это была настолько неслыханная дерзость, что Жантигуна даже уронил ложку. Унике показалось, что его мозги сейчас освежуют, вынут шкурку через нос и повесят сушится на радиатор. Но волк его удивил.

— Погоди-ка. Разумна ты сказал?

— Я… Да. Она разговаривает, правда бессвязно. Сочиняет вокруг себя какую-то… Мифологию. Думает, что жила в аквариуме с лягушками. Считает вас богом-создателем. Она очень многое понимает превратно.

Это была еще одна дерзость, но и эта осталась неуслышанной.

— Да ты что? — с огромным изумлением переспросил волк. — А почему со мной она только визжит? Не умоляет, не просит остановить пытки. Ах она сучка! Ну сегодня я развяжу ей язык.

Уника готов был зарыдать от сострадания и злости.

— И что она говорит? Она разумна как ты?

— Нет, не настолько. Во всяком случае пока. Все-таки ее мозг был мертв и наполовину съеден, а не… — он чуть не сказал «жив как у меня». — Но головастики работают над этим. Если бы только вы не мучили ее, представляете как много мы бы еще узнали о возможностях Спот.

— Кого?

— Ну, Пятна. Я называю ее на гарзонский мотив. Спот.

Жантигуна задумался. Он вернул тарелку на тележку и промокнул рот салфеткой.

— Ты обламываешь мне кайф, — недовольно сказал он. — Постоянно. Ты бы только знал какой-ты кайфолом. Ладно. Я дам ей недели две, но не больше. Посмотрю, что получится, а потом сразу замучаю до смерти. Знаешь, мне надоело в конце концов, что она не умирает.

Уника выдохнул, и одновременно напрягся. Ему настолько осточертел сегодняшний день, что хотелось только одного — запереться в своей комнате и забиться в угол. В той жизни он был робким малым и ужас обитания в ячейке рядом с нейродером компенсировал постоянным употреблением транквилизаторов. К сожалению, любое злоупотребление собственностью ячейки каралось смертью. Или, как в случае с Уникой, не жизнью.

Однако и в комнате его не оставят в покое.

Как только наступит ночь, к дверям потянутся те, кого нелюдь успел укусить. Он ведь не знал. Не мог знать с самого начала, что его секрет вызывает зависимость. Впервые он укусил в порыве невыносимого зуда, переходящего в острую боль — настолько донимали его клыки. К изумлению Уники, пострадавшая лаборантка не бросилась бежать. Ее лицо обрело блаженное выражение, и она призналась, что почувствовала эйфорию и необыкновенный прилив сил. Недели две она будто порхала, а потом согнулась как старуха… и пришла за новым «цапом». Всего один «цап», так и сказала. Было бы забавно, если б не паскудность ситуации.

Ведь к тому времени Уника усппел перекусать треть сотрудников, уверенный, что делает всем только лучше. А в действительности плодил наркоманов, таких же, как и он сам когда-то. Теперь они скреблись к нему в душу, просили, умоляли, заклинали укусить. И ему приходилось, потому что мешки причиняли невыносимую боль, словно тысячи умирающих нервов.

Он пытался сцеживать излишки, но ничего не выходило. Буквально. Был ли это какой-то подсознательный блок, подаренный ему Штормом — неизвестно. Уника знал только одно — ему нужно кусать.

И он делал это снова и снова, чтобы всем стало легче и хуже одновременно. Если бы Жантигуна не был волком-тенебрийцем, и не разделял себя и остальных людей огромной стеной, то давно бы уже заметил, что происходит что-то неладное. Во всяком случае обратил внимание на точки от клыков. Однако, все еще было впереди.

Время Уники уходило. Теперь еще и Спот, которая тоже стала зависимой. И Самсона рано или поздно убьют просто потому, что он почти не реагирует на пытки. Его нервная система была настолько примитивной, что он страдал даже меньше лягушек. Его происхождение мог объяснить только сам Жантигуна, но никогда не заводил об этом разговоров.

А ведь Унике достаточно было просто улететь…

— Если вы позволите, не мог бы я полетать сегодня ночью?

Волк посмотрел на него, а потом щелкнул пальцами и в аквариуме кто-то перегорел навсегда.

— Утром почистишь аквариум и запустишь свежих. И побольше! Я сегодня много перещелкаю. Шторм, какая же скука.

— Да, хозяин.

Спустя полчаса Уника уже парил под звездами и холодной мунзой. Она тоже заряжала крылья, но холодный свет нельзя было сравнить с солнечным. Впрочем, Уника не собирался улетать далеко. У него было хорошо знакомое озеро недалеко от бункера, где он набирал материал попроще. Обычных квакш.

Но ему не хотелось лететь и туда. Нелюдь заметил крохотный водоем среди деревьев и спикировал к нему. Некоторое время он сидел на крупном булыжнике, глядя на мутную воду. Лягушки пели свои брачные песни, и от этого становилось только хуже.

Он полюбил Спот всей душой, если она еще, конечно, у него оставалась. Ему нравился и Самсон. Для него они теперь были семьей. Теми, про кого он мог сказать — свои. Жантигуна высокомерно считал, что Уника никогда не сбежит, потому что не сможет выжить самостоятельно. Что ж, очень может быть, хотя попробовать точно стоило.

Но зачем ему быть одному, если у него уже есть — подобные! И уж точно нельзя дать им погибнуть. Но что делать? Как одолеть… Создателя?

Уника чувствовал себя мышкой в гротескной западне, которая была раз в двадцать больше, чем следовало. Мышкой в западне… Что-то пришло ему на ум. Что-то очень знакомое. Уника вскочил. Затем наспех наловил сачком двадцать или тридцать лягушек, и полетел обратно к бункеру.

Он попросил охранников сопроводить его до кабинета Жантигуны, чтобы распугать зависимых. Те проворно разбежались по расположениям, оставшись незамеченными. Юркнув за дверь, нелюдь подошел к гигантскому подсвеченному аквариуму. Жантигуна уже спал, за стеклом была настоящая бойня. Десятки белобрюхих трупов медленно колыхались в воде. Как же этот людоед жалеет, наверное, что это не его основная пища.

Час ушел на то, чтобы вычистить весь этот кошмар. Затем Уника нетерпеливо выпустил по разным этажам новую партию лягушек и занялся кое-чем другим. Он выдвинул резервуар, в котором как будто бы никого не было, только большая керамическая амфора с пробоиной в боку. Пробоина была темна и зловеща как обитель древнего монстра. Отчасти так оно и было.

Уника отошел и вернулся с белой лабораторной крысой. Он поднял ее за хвостик и бросил в воду. Животное забарахталось, а потом принялось плавать, напрасно скребя лапками по стеклу. Это было неприятное зрелище, но Бритти нужно было кормить. А ел он — плоть.

Из амфорного мира показалась огромная пасть. Она все росла, росла, пока не появился, собственно, сам Бритти — любимец Жантигуны. Любимая игрушка-свистушка, визг которой смазывает уши. Кличка Бритти была бессмысленной в отличии от рта. В том смысла было — изрядно. Холодные инстинкты медленно нагрелись, и жаба приподняла голову словно гидравлически направляемая ракета. Несколько секунд ожидания. Загрузка протоколов. Подтверждение сильного голода. Подтверждение цели. Передача команды заднему двигателю. Успешно… Успешно… Успешно… Пуск!

Уника печально смотрел на мордочку, торчащую из огромной пасти. Он представил на ее месте лицо и не смог удержаться от мстительной ухмылки. Хап! Видение исчезло вместе с крысой. Зоб Бритти шевелился. Затем большой жаб удалился в темноту. Задним ходом, словно фура.

Нелюдь почувствовал на себе взгляд. Он увидел, как белые пальчики приподняли полотно, которым Жантигуна закрывал клетку. На Унику уставились белые горящие глаза.

— Все будет хорошо, — пообещал тот. — Я спасу вас.

Осталось только незаметно подбросить Бритти в котел.

Ах да, интересно, много ли ненависти сохранилось в том парне успевшем мысленно пообещать Жантигуне проклятье перед смертью?

Ква-ква, садист. Ква-ква, подонок.

Посреди пылящих развалин торчала невредимая шахта лифта. Она напоминала ось мироздания, которая не давала тысячнику окончательно приобрести статус «был». Огромные пласты железобетона скатывались вниз, жилые секции складывались, ангелы доламывали остатки верхних этажей — но шахта стояла. И в ней кто-то был.

Грязная окровавленная рука уцепилась за край уцелевшей площадки. Соскользнула. Вернулась назад.

— Давай старик. Мы почти на месте.

— Можешь говорить, что угодно, но теперь я знаю, что ты старше меня.

— Еще немного спортивной злости, старик.

Спот выскочила из шахты словно кто-то с силой врезал ей под зад. Она тут же вернулась, оступаясь на осколках, и протянула обе руки в темноту. Ретро, стараясь не стащить ее обратно, выполз следом. Они повалились рядом и некоторое время лежали не в силах даже смахнуть пот. Сорок этажей старой неудобной лестницы могут доконать кого угодно. Детектив не мог поверить, что Самара пользовался шахтой своего клоповника постоянно, да еще хвастался как это удобно и легко.

Надо поосторожнее шутить над его физической формой.

— Они уходят, — Спот показала пальцем в небо.

Неописуемые сущности, насмехающиеся над воображением жалких людишек, покидали видимую реальность и превращались в стихию. Разрушения и гибель множества боевиков вполне их удовлетворили. Эти смертные блохи теперь двести раз подумают, прежде чем смотреть на господствующие формы… жизни? В этом ученые жалких людишек пока не могли прийти к единому мнению.

— Если они убили Голубого, мы останемся ни с чем! — Фитцвиль поднялся. — Вставай!

— Пне плевать на Голубого, я хочу знать, где Уника.

— Именно об этом я и толкую.

Они осмотрелись по сторонам. Руины поднимались вверх, обнажая углы каких-то залов и мастерских. Стены были покрыты слоем бурой грязи, словно кто-то измазал поверхности ореховым маслом.

Спот и Якоб поднимались по уцелевшим ступеням, карабкались по застрявшим глыбам. Якоб двигался как одержимый. Мысль о том, что Уника может вылечить его детей, могла бы тащить его вверх еще тысячи километров, даже сквозь безвоздушное пространство.

— Это он! Он! Пощади, великий штормоплет!

Люди Голубого без сварочных масок выглядели как обычные лонгаты и гарзонцы. И куксились от страха точно так же. Пыльные, побитые, очумевшие от страха — их было человек десять на пятачке относительного порядка и неразрушенности-к-хренам. Они подняли винтовки над головой и побросали их в разные стороны.

— Где Голубой?

Мужики переглянулись.

— Мы не знаем. Его завалило, но когда и где… Мы подвели босса.

— Проклятье! — взорвался Якоб. — Хоть раз, хоть один раз может мне повезти?! Пошли вон отсюда! Убирайтесь, пока я вас ангелам не скормил.

— Мы не можем бросить Голубого, — решительно высказался один из них.

Говорил он это в тот момент, когда его друзья уже вовсю просачивались в щели в бетоне. Парень осмотрелся по сторонам и насчитал ровно ноль единомышленников.

— Ну что ж, значит можем, — он с трудом поковылял прочь и скрылся за расколотой стеной.

Голубого они нашли на этаж выше. Среди коричневых стен и утекающей атмосферы чего-то невиданного и значительного шевелилась куча обломков. К свежему воздуху пробилась рука с сумасшедшим рельефом божества из тренажерного зала. Спот и Ретро схватили ее и потянули, что есть сил. Голубой как мог помогал из своей кучи. Спустя минуту они выволокли его на рассеянный свет летней Победы.

Голубой выглядел странно. Складывалось впечатление, что его прекрасное тело раньше покрывали татуировки, но теперь они потеряли форму и расползлись как бурые кляксы по тонкой бумаге. А вместо глаз дымились впадины похожие на грязные пепельницы.

Ретро и лягушка вытащили его на ровную поверхность и отступили.

— Мое царство, — прошептал Голубой. — Мой мир совершенных красок. Что с ним стало…

— Они превратились в дерьмо, — услужливо подсказал Ретро.

— Серость осквернила их. Столько лет работы, столько души и труда, вложенных ради достижения величия. Бессмертия. Я был в шаге от того, чтобы стать цветом самого Шторма. И ты пустил сюда Серость. Ты все разрушил. Почему? Я ведь даже не знаю тебя. Кто ты?

— Якоб Фитцвиль, Общество Должников. Частные расследования, слежка, розыск людей, имущества и смысла жизни. Извините, не могу дать визитку, я без штанов. Кроме того, у меня все равно никогда не было достаточно денег, чтобы добавить шрифт Брайля.

— Что? Я умираю, ты не мог бы говорить осмысленнее?

— Мне нужен нелюдь, которого вы недавно забрали у знакомого мясовара. Его зовут Уника. Крылатый такой. Ничего не напоминает?

Голубой помолчал.

— Все из-за него? Ты разрушил мой мир из-за него?

— Да.

— Ну ты и мудила.

— У меня серьезные мотивы, поверьте, господин Голубой.

Верховное Существо негромко рассмеялось.

— Я почти превратил его в краску. Почти. Из него должен был выйти запас чистейшего индиго. Я не знаю где он. Возможно жив. Возможно нет. А теперь уходи. Дай мне встретить Шторм в тишине.

— Да ладно, вы же не умираете. Ну ослепли, с кем не бы…

Якоб не успел договорить. Бурая краска стала серой и полностью залила тело Существа. Волк выдохнул в последний раз, отпуская радужное облачко жизни, и застыл.

— Да что ж такое, — Ретро потер переносицу. — Клянусь, если он опять улетел…

— Я не улетел.

Спот взвизгнула. Впервые в ее голосе прорезались чувства.

— Уника! Ты где?

— Поднимайся. Ты забралась так высоко чтобы найти меня. Осталось совсем немного.

Спот заметалась. На ее лице проступило выражение очень Ретро знакомое. Это ему не понравилось, но много ли он знал об отношениях между магическими существами. Лягушка уже скрылась в какой-то опасной на вид расщелине.

Якоб поспешил следом.

Они выбрались на последнюю перед небом площадку почти одновременно и… Наконец увидели его.

Уника сидел на уцелевшем углу крыши, и смотрел вправо от себя. Его крылья мягко реяли на знойном ветру. Рядом лежало что-то напоминающее сдувшийся резиновый мяч. Это был Бритти.

Спот взвизгнула еще раз и побежала к ним. Ретро приблизился и застыл в нерешительности не зная, что предпринять. Бритти наполовину сдулся, из-под белой плоти наплывала красная лужа. Спот бесполезно ощупывала его, но тот не реагировал.

— Спаси его, — взмолилась Спот. — Уника! Спаси его!

— Нет.

Девушка посмотрела на сутулую спину.

— Почему?

— Я дал вам четкие указания, — устало произнес нелюдь. — Я велел не искать меня. И что вы сделали? Только посмотри, что вы натворили. Сколько жертв и разрушений.

— Если позволите, — вмешался Ретро, — этот тысячник — на моей совести.

— Неважно, — сказал Уника. — Я уверен, что Бритти оставил за собой жирный кровавый след. И спот вынуждал делать то же самое. Правда, девочка?

— Мы искали тебя…

— Хотя я четко дал понять, что не хочу этого! — обернулся нелюдь. — Для кого я написал письмо? Для Самсона? Уверен, он то все понял. Он самый умный из вас, как не посмотри.

— Но мы тебя любим.

— Вы зависимы от меня, это не то же самое. Прости меня Спот. Когда я кусал тебя, чтобы вылечить, я еще не знал какой ужасный эффект привыкания вызывает моя слюна.

— Я… — Спот нервно дернула головой. — Подожди. Что ты говоришь? Я хочу, что б ты кусал меня вовсе не из-за слюны. Я правда люблю тебя.

Ретро взглянул на нее.

— Звучит как-то неубедительно, — заметил он. — Подожди, так твои «процедуры» вызывают зависимость?

Уника повернулся к нему, закинув одну ногу на бетон.

— Слышишь девочка? Вот он — взгляд со стороны. Дай угадаю, добрый человек, ты искал меня чтобы вылечить рак? Или дисплазию мышц? Или у тебя умерла собака, а ты хочешь ее воскресить? Что Спот тебе наговорила?

— Только правду! — всхлипнула та. — Ну оживи Бри. Пожалуйста! Он смертельно ранен!

— И другого пути у него не было, — с горечью воскликнул Уника. — Пойми же, единственная моя надежда была на то, что разлука сделает вас осторожнее. Что это умерит кровавые аппетиты Бритти, а тебя наконец-то сподвигнет убежать и жить самостоятельно. Он ничего не боялся, когда я был рядом. Ты — не решалась уйти. И только Самсон смотрел на все это и покатывался со смеху.

Он вдруг скорчился и начал массировать скулы.

— Да, — Спот принялась глупо сгонять кровь обратно под волка. — Возможно, мы злоупотребляли твоим терпением, но это не повод бросать нас. Мы все жили в одном аквариуме, вместе ждали смерти, вместе стали разумны. Разве эту связь можно просто так разорвать? Ты ушел и вот… Бритти умирает. Помоги.

— Я не могу воскрешать мертвецов! — заорал вдруг Уника, и крылья его встали торчком. — Я — наркоз, успокоение! Сколько раз я объяснял, что лягушкой в аквариуме был только Бритти и только наполовину. Но каждый раз, когда тебе отшибало мозги в очередной мясорубке, ты все забывала и начинала повторять собственные легенды из клетки. Ты не лягушка, Спот! Ты — человек! Живой! Мертвый! А потом снова живой! Я не продлевал тебе жизнь и мне не нужно постоянно находиться рядом. Что тебе действительно нужно, так это перестать получать побои.

Он помедлил, собираясь с мыслями.

— Тогда твоих головастиков хватит еще лет на пять или шесть.

Бритти зашевелился, но Спот не обратила на это внимания. Она сидела, словно отключенная от мировой сети вменяемости. Горящий взгляд потускнел.

— Зачем, — прохрипел волк. — Зачем ты снова сказал ей правду?

— Замолчи, — шикнул Уника. — Я терпел твою кровожадность, потому что ты имел на нее право. Ты мучился и страдал, будучи безответным зверем и кое-что мир тебе задолжал. Хоть я и не верю в коллективную ответственность. Кроме того, ты пожертвовал собой и проглотил весь яд Жантигуны, все его Бессмертные грехи, которые теперь вместе с кровью сочатся из тебя. За это я благодарен тебе даже сейчас. Но всему есть предел, Бри. Ты дошел до того, что попытался напасть на штормового ангела и получил свое.

— Я защищал вас. Защищал тебя. Создатель до сих пор шевелится внутри. Я… — Бритти мучительно квакнул. — Чувствую толчки садизма и ненависти. Любая двуногая тварь может стать такой же. «Каждый человек лежащий в земле, творит больше добра, чем по ней скитающийся».

— Библия Шторма, — узнал Ретро.

Уника взглянул на него.

— Все это зашло слишком далеко, — сказал он. — Память проглоченного нейродера. Злость жертвы. Сознание жабы. И все они хотят только мести и пыток. Вот тебе и «ква-ква».

— Я все делал правильно, — просвистел Бритти. — Пользовался силой Создателя чтобы причинять людям благо. «Подземные праведники гниют и добро оных исчисляется несовершенным злом». Дохрена добра, если быть точным…

Бритти изрыгнул новое ведро крови.

— Ты безнадежен, — вздохнул Уника. — Я это начал, мне и заканчивать.

Он подошел к умирающему волку и залез рукой в рану на животе. Глубоко. Глубже. По плечо. Фитцвиль наблюдал за всем этим с видом человека сомневающегося в том, действительно ли он не спит сейчас в подворотне рядом с «Два метра под землю». Он глядел как высокий, сухопарый Уника, красивый, атлетичный, так ловко водивший его за нос фотографией крохотного старичка, пытается что-то ухватить в кишках Бритти. От брезгливости верхняя губа нелюдя поднялась и длинные прямые клыки были заметны как два тенебрийца на фугском базаре.

— Вот ты где, — Уника с трудом выволок из раны какую-то мерзость, обрывая корешки крючковатых щупалец.

Это был сильно заросший жгутиками человеческий мозг. В руках Уники он казался каким-то странным домашним животным, которое давно не водили к грумеру.

— Вы мне не поможете? — нелюдь посмотрел на Фитцвиля. — Возьмитесь тут и тяните.

Ретро хотел отказаться, но теплую осклизлую пакость так уверенно сунули ему в руки, что у детектива не осталось времени сказать «нет».

— Давайте, — подбодрил его Уника. — Вы, насколько я понимаю, сыграли какую-то важную роль в поиске таинственного нелюдя. Придется поучаствовать и в завершении этой истории.

Он рванул щупальца на себя и в руках Фитцвиля осталось только правое полушарие.

— Фу, — резюмировал он. — И что теперь…

— Вот так! — Уника бросил свою половинку на бетон и принялся топтать ее пяткой. — Делайте вот так. Этот мерзкий орган настроен на волну. Это приемник и ретранслятор чистого зла.

Ретро отступил от летящих брызг и, подумав, зашвырнул мозг в небо. Тот полетел, но не слишком эффектно. Без защитной оболочки в виде Бритти, новую встречу с асфальтом он не переживет.

— Что ж, можно и так, — похвалил его Уника. — Теперь… Вы, наверное, хотите узнать, что происходит?

— Кое-что мне уже понятно, — сказал Ретро, следуя за Уникой.

Они уселись на краю обозримой бездны.

— Одно мне неясно, — продолжал он. — Как вы превратились из такого великолепного существа, в сморщенного карлика?

— Как и все остальные люди со сверхурочной работой. После того как я оставил этих ребятишек, у меня была пара лет, чтобы подготовится к суициду. Я не хотел больше жить как человек застрявший между двух огней. Бесконечного сострадания и бесконечной подлости.

Уника поведал Фитцвилю как он скитался по городам Немоса, кусая торчков и алкоголиков. Это был единственный способ стравить слюну и не сломать чью-то жизнь. Одна зависимость на фоне другой — это могло сойти за оправдание. Самооправдание.

— Я врач. Был и остаюсь. Сознание моих жертв деградировало. Я пытался изучать образцы собственного яда, но так и не понял, что это такое. Это Шторм! Вот, что мне известно. Он взял мой Смертный грех Уныния и превратил его в реальную силу. Я употреблял наркотики, чтобы перебороть страх и безнадежность, а потом сам превратился в один из них. Иногда боль становилась настолько сильной, что я терял рассудок и нападал на цыхан и животных. Но чаще всего, — и мне за это невероятно стыдно, — кусал Спот.

— Она погибнет от ломки? — спросил Ретро.

— Нет. К счастью, Пятно совсем другое дело. Если дать ей время — она самостоятельно вылечит любую болезнь. К сожалению, мне не удалось скрываться достаточно долго.

И нелюдь продолжил рассказ. В начале каждой зимы Бритти впадал в спячку. Спот — тоже. Это наталкивало на мысль о прямом родстве головастиков с Немосскими тритонами, умеющими отращивать потерянные конечности. Самсон, он же Шестерка изо всех сил изображал, что дрыхнет без задних ног. Валятся, жрать консервы, и читать комиксы, для него было несложной задачей.

В одну из таких зим Уника не выдержал, и сорвался в путь оставляя троице приемных детишек только прощальное письмо. Он понимал, что те бросятся в погоню, но не мог предугадать, сколько времени есть в запасе. Единственным верным способом оторваться от них навсегда была петля, но… Проклятый страх! Визжащий инстинкт самосохранения!

В конце концов его поймали охотники за диковинками, и продали семье Гисбуди, где он, — о, судьба! — нашел свое призвание.

Тутмоз страдал от хронических заболеваний, был на пороге полной беспомощности, и каждый день его был борьбой с собственным организмом. Уника увидел в нем себя, и на вторую же ночь укусил. С тех пор он кусал тенебрийца почти ежедневно и начал усыхать сам, пока не превратился в полуразумную куколку.

— Это были прекрасное время, — с теплотой в голосе сказал Уника. — Я постоянно находился в полузабытье, будто новорожденный и не чувствовал боли. Совсем! К сожалению Гисбуди почувствовав точно такое же облегчение, решил посетить друга и… Девушку. Как же я подвел ее, наверное.

— Что есть, то есть.

— Проклятье! А писателя он тоже убил?

— Нет, до него у нашего сферического друга руки не дошли. Ну… не то, чтобы он вообще ими пользовался.

Уника покачал головой.

— Я не был готов ко всему этому. Никогда не был. Но разве я мог их бросить. Для них я был чем-то особенным, во всех смыслах. Они любили меня как отца и спасителя, а я любил их, пока не понял, что среди нас это чувство — не может быть здоровым. И своим попустительством развратил как минимум двоих.

Ретро молчал.

— Я вас хорошо понимаю, — сказал он, наконец. — Даже очень.

— Я уйду, — сказала Спот.

Они оба повернулись в ней.

— Я все поняла. Но сделай Бри одолжение, укуси его как меня. Пусть он тоже уйдет. Без боли.

Уника посмотрел на колыхающуюся тушу. Бритти слабо квакнул.

— Прости, — сказал Уника. — Вы всегда считали меня надежным тылом… Но теперь это все, что я могу для тебя сделать.

Он вонзил клыки.

— Что ты теперь будешь делать? — тихо спросила Спот.

Четверо странных посетителей «Два метра под землю» немигающими глазами глядя на полупустую бутылку джинна.

— Снова найду человека, которого смогу утешать в последние дни на земле, — отозвался Уника, натянув капюшон ниже. — А ты?

— Не знаю. У меня были кое-какие идеи. Ты уверен, что я не превращусь в слабоумную без укусов.

— Уверен. Прошло два года, а ты совсем не изменилась. Головастики все поправят, нужно только выбросить меня из головы. Раз и навсегда. Ты поняла?

Спот молчала.

Ретро замахнул стаканчик.

Самсон откусил от древней соленой гренки.

Под кем-то из четверых опасно затрещал стул, но трагедии не произошло. Как и в Радужном. Уника, кряхтя и снижаясь, смог уволочь с крыши двойной груз до неторопливого прибытия ГО.

— Ты поняла?

— Да пошел ты. Вали куда хочешь. Жестокий, трусливый… Можешь не беспокоится, ты для меня — мертв, как Бри. Даже мертвее. Его я буду хотя бы вспоминать.

Уника терпеливо выдохнул.

— Как я уже сказал, у тебя осталось не слишком много времени. Извини, что говорю это в лоб и без подготовки, но последние образцы лимфы, которые я забирал, показали, что головастиков надолго не хватит.

— И что тогда произойдет? Я снова превращусь в труп?

— Как и все мы со временем. Пойми, Шторм по какой-то причине, не стал вешать на тебя противовес полученной силе. Возможно у тебя есть какая-то миссия, выполнение которой ты успешно избегала, пока была с нами. Ты должна выйти в мир. Может быть, он давно тебя дожидается.

Уника помолчал.

— Мне пора идти. Самсон, мой друг, обещай не скучать.

Нелюдь смущенно кивнул головой, и ласково погладил белую руку.

— Прощай Спот. Мне жаль, что все так вышло. Господин Фитцвиль.

И посетителей осталось трое. Шестерка еще раз с трудом откусил от гренки, молча поглядывая то на Пятно, то на Якоба.

— Как ты? — спросила девушка.

Якоб удивленно посмотрел на нее.

— Я? Думаю, мы все тут одинаково наглотались правды. Всем хрен…

— Я спросила у Самсона.

Нелюдь взглянул на нее. Потом улыбнулся и показал пальцами знак: «Все отлично».

— Хорошо, — девушка улыбнулась в ответ. — Подвези меня кое-куда. А потом разобьем остатки нашей армии.

Кивок.

— Слушай, Фитцвиль. Спасибо тебе за все. Ты рисковал жизнью, чтобы помочь детям, а в результате помог безмозглой ляг… Безмозглому трупу вспомнить каким было его позавчера.

— А, не за что. Всегда готов помочь даме в беде. К тому же ты подкинула мне интересное приключение. Я, признаться, давно утратил доступ к интересным делам.

Спот поцеловала воздух и задумчиво пригубила джин.

— Как думаешь, есть смысл узнавать почему я плавала в том озере?

— Не думаю, — серьезно произнес детектив. — Во-первых, это будет невероятно сложно. Во-вторых, я склонен согласится с Уникой. Прошлое в твоем случае — уже неважно. Тебя слишком давно в нем нет.

— Совет умудренного жизнью человека. А для себя ты сделал какой-то вывод из всего случившегося?

— Кроме того, что я опять остался без денег? Да, кое-что понял. Похоже я так старался оградить близнецов от наркоты, что занял ее место. И не в лучшем смысле. Мне нужно что-то менять в собственной стратегии.

Спот вылила остатки джинна на пол. От такого чудовищного зрелища в зале кто-то зарыдал.

— Это для Бри.

Девушка поднялась. Неприметные вещи, взятые из машины превратили ее в незаметную девочку-пацанку.

— Всего хорошего Фитцвиль. Может еще увидимся.

— Может быть. Ненавижу слово «прощай».

Ретро отодвинул пустой стакан и кликнул расчет.