Общество Должников (СИ)

Глава 17. Щит побережья

Среди могучих деревьев и опасного подлеска шевелился кто-то маленький, слабый и неуклюжий. Тринадцатилетний мальчишка, длинноволосый, насупленный, он шумно пробивался сквозь острые листья лонгатских кустарников. Чтобы защититься от порезов, парень сделал себе латы из плотного картона и футбольной защиты, а потом заговорил их у волка Ахрозена. Заговор заключался в том, что Ахрозен смачно на эти доспехи плюнул и предложил покинуть его покои. Теперь листья шумно скребли по броне, но та оставалась непробиваемой.

Мальчик посмеивался.

В правой руке он сжимал кортик, украденный у сеньора Бернара. Тот все равно использовал его не по назначению. Точнее — вообще не использовал. Носил словно какие-нибудь наручные часы только потому, что это было частью рыцарской моды. Парень ни разу не видел, что б сеньор Бернар вытаскивал его из ножен или хотя бы прикасался к рукояти. По этой причине ему до последнего казалось, что клинок — фальшивый. Что от него осталась одна рукоять, а все остальное — съела ржавчина. Зато технический идол в виде черно-белого планшета с глупыми играми, Бернар не выпускал из рук и сдувал с него пылинки.

Игры и вправду были глупыми. Нужно было строить квадратные города для тощетелых, так, чтобы у них было достаточно золота, древесины, еды, воды и прочего. Если экономика уходила в минус, экран показывала мультик, в котором палочники избивали отсталых, чтобы те работали лучше. Это давало небольшой запас ресурсов. Проиграть было невозможно.

Еще идол показывал погоду и новости городской биржи. Много чего было в нем, но ничего о том, как стать настоящим рыцарем Империи. В сказках, которые рассказывали старейшие герои Круга, всегда требовалось испытание. Нужно было выйти в путь в непогоду, добраться до жутких лесных чертогов, войти в это неприветливое царство и отыскать себе противника по силам. Или собственную смерть.

Это был самый простой способ получить вид на проживание в рыцарской башне.

Те, кто хотел сразу заявить о себе все возможное, отправлялись к Океану. Там на фоне десятиметровых волн, штормовых столпов и каменных вихрей, нужно было помочится против ветра. Смысл испытания, помимо того, что рыцарю приходилось расстегивать стальную ширинку, в то время как над ним пролетали воющие от страха левиафаны, заключался в твердости духа и невероятной физической выносливости. Даже у самой земли, ветер был настолько безжалостен, что доспехи приходилось утяжелять специальными якорями.

Мальчик, хоть и обожал слушать такие истории, понимал их… «развлекательную» природу. Из окна цитадели он видел, как стена тощетелых гудит и трясётся во время особенно сильных гроз. Человеку не под силу оскорбить такую мощь. Даже просто выжить рядом. Вариант с путешествием в лес казался адекватнее.

Во всех цитаделях, в память о покинутом отечестве, были посажены лонгатские рощи. Деревья имели огромное значение для лонгатов, потому что только благодаря защите лесов народы далекого материка выживали во время эпохи бурь. Для них даже привозили родной грунт. Таким образом, в этих ностальгических уголках, должен был обретаться дух Империи: страж, берегущий крепости от проклятий тощетелых. К сожалению, то, что раньше в умах людей являлось неоспоримым фактом теперь стало всего лишь красивой легендой.

Былиной, как сказали бы славы.

За рощей давно не ухаживали. Тропинки заросли, животные одичали, многие виды вымерли, остальные погрузились в спячку, как делали это на Лонге. Идти было тяжело, парень давно выбился из сил, но двигался вперед на упрямом характере и полном нежелании принять очевидное. Во-первых, достойных врагов тут давно не осталось. Во-вторых, он заблудился в трех соснах.

Металлической твердости лист скользнул в картонное забрало и полоснул веко. Боли почти не было, но кровь из пореза тут же залила глаз, защипала и окончательно вывела юношу из себя.

Он сорвал шлем и вскричал ломающимся голосом:

— Если ты меня слышишь, дух Древнего Леса, пошли мне бой, который сделает меня воином. Воином и защитником…

Он поперхнулся.

— …к-ха… защитником Побережья!

Ответом ему были редкие щелчки, шорохи и депрессивный вопль невидимой птицы. Дух Леса, казалось, был где угодно, но только не здесь.

Парень устало опустил кортик. Нет! Нельзя сдаваться! Отринуть уныние! Он станет рыцарем как до этого становились его предки. Отец неправ. Недостаточно просто сделать пожертвование Двору, чтобы подтвердить рыцарский ордер. Лонгатский Круг, должно быть считает колониальных воинов ряженными скоморохами. Шутами!

— Я добуду голову самого страшного зверя! — крикнул парень и упрямо шагнул вперед.

Ветви сплелись перед ним словно железная проволока. Резать их тупым кортиком было так же сложно, как общаться со сверстниками. И родственниками. Даже малышка Аделина подозревала, что ее средний брат — немного не в себе. Никто не поддержал идею пройти рыцарскую инициацию в роще, в том числе братец Лев. Сыновья корпоративной знати предпочитали проводить время за более зрелыми занятиями. Например, толстеть от тенебрийских сладостей и гарзонской газировки. Они выпрашивали у родителей пневматические ружья, а потом носились по цитадели, играя в Каски-Изгои.

Парень карабкался вверх по упавшему стволу. Тот создал коридор относительной свободы, раздавив своей массой надоедливый подлесок. Внизу мальчишку дожидалась такая безобразная куща, что, упади он в нее — запутался бы намертво.

— Еще… немного.

Вдруг он замер. Перед ним на ствол выползла крупная когтеящерица. Красная как кровь. Колючая. С огнистыми злобными глазками. По всему было видно, что это опасная тварь, не подойдет ли она как трофей?

Каким-то образом ящер понял намерения человеческой особи. Он зашипел и молнией подрал к лопнувшим корням. Мальчик приподнялся и с опасной торопливостью последовал за драконом. Его не беспокоило, что шансы найти ящерицу среди корневища равны нулю, — в сердце картонного рыцаря родилось вдохновение. Он позвал Лес и тот откликнулся. Значит, битва от него никуда не спрячется. Нужно лишь проявить настойчивость.

Настойчивость привела его к падению. Прошла всего секунда, но удар о землю был такой, как будто падать пришлось с мунзы. Глаза разъезжались, в голове что-то шумно рушилось. Не слишком отчетливо, но парень видел поляну, в центре которой сидела когтеящерица.

— Сразись… со мной, — пробормотал парень. — Клянусь Девятью, с кем я разговариваю? — Он с трудом приподнялся на здоровой руке. — Может все это и вправду глупости? Сейчас бы банку энергетика…

Земля впереди затряслась, словно кто-то методично разрывал ее снизу. Это «словно» быстро превратилось в «определенно», а потом в «очевидно». Ящерица сидела на уродливом холме сухой почвы. Она показала охотнику язык, и сбежала.

Холм раскрылся.

Показалась харя.

«Двупасть», — подумал парень, чувствуя, как его «доспехи» исчезают. Как испаряется одежда и даже белье. Он был совершенно гол против этой бронированной гадины похожей на шишку и смерть одновременно. Но откуда она тут взялась? Неужели яйцо не выловили из грунта до перевозки? Так вот откуда тут поляна: двупасть сожрала деревья! Для полноценного питания ей нужно мясо, но, если ничего белкового нет, двупасть может пережидать в земле, питаясь только корнями и сладкой сердцевиной подточенных стволов.

Харя пошла. Трухлявые останки деревьев рассыпались в охряную пыль. Парень подобрался, лихорадочно размышляя, что бы это такого предпринять в сложившейся ситуации. Как минимум он должен был встретить опасность на ногах, а не как дама в беде.

— Снур-снур? — удивленно хрюкнула двупасть.

Она явно не ожидала встретить мясо после многолетней диеты на целлюлозе.

— Подходи, — парень выставил кортик. — Я не боюсь тебя.

Для зверя эта ситуация, — когда мясо оказалось еще и настолько тупым, что не пыталось бежать, — была даром небес, не больше, не меньше.

— Ладно, боюсь, но я не могу отступить!

Шишка тяжело, но, в тоже время, поразительно быстро, покатилась к добыче. Это была прискорбно быстрая смена ролей. Парень попятился, затем попытался уйти влево. Корень услужливо отбросил его назад. Ударила широкая лапа, отбросила в центр древесных щупалец. Как и все живые существа разбуженные раньше будильника, зверь плоховато соображал, а потому сам же отодвинул от себя добычу, да еще уперся плечами в землистые узлы. Разделенная пасть щелкала и пускала жидкую смолу

— Жри корни! Не трогай меня!

Парнишка бросил кортик, целясь в… нечто не защищенное, должно быть. Двупасть сожрала оружие, шумно скрежеща зубами по металлу. Десны ее вытянулись и сцапали картонный нагрудник. Зверь жадно проглотил и его, страстно икая и хрюкая. За этим милым перекусом ее ждало основное блюдо.

— Снур! — взвизгнула она торжествующе.

И обмякла.

Парень смотрел на зверя выкаченными глазами. Шишка была мертва. Но… Почему? И тут перед мысленным взором его возник смазанный от переживаний образ: густая мокрота Ахрозена медленно летит и шлепается прямо в центр нагрудника. Проклятье. Сумасшедший штормоплет все-таки помог ему. Всемилостивая Леди, отцу лучше не знать такие подробности. Выведав, что парень мог взяться за картонку ДО того, как надел перчатки, герцог Франкский лично сожрет все, что не досталось двупасти.

Двупасть, тем временем, рыгнула кровью, заляпав ноги в футбольной защите. Нужно было срочно выбираться отсюда. Изможденный, грязный, побитый, парень вскарабкался на тушу зверя.

И чуть не свалился назад.

Тень сидела на земле перед призрачным костром, в который был воткнут старый зазубрившейся меч. Она казалась странно знакомой и в то же время безликой и безымянной насколько это возможно. И еще — подходила этой поляне, как будто была тут всегда и без нее представить это место было невозможно.

— Ты кто? — требовательно спросил парень. — Наваждение Шторма?

Призрак безмолвствовал. Тогда юный рыцарь спустился на землю и подошел к тихому золотому огню. Он не чувствовал опасности. Напротив его мягко усадило на землю чувство умиротворения и правильности. Парень протянул грязные перчатки к свету. Он боялся, что пальцы его будут дрожать, и огню это не понравится. Но свет лизнул уверенные пальцы, а потом пополз вверх по рукам. Люпан терпел. И только когда запылала голова он опустил руки и сказал:

— Я вижу тебя, мой дом.

— А он видит тебя. Ты прошел испытание, Люпан Лефран, рыцарь Империи.

— Правда? Но ведь мне просто повезло.

— Неверно. Ты позаботился о победе, и она пришла к тебе в руки. Однако впредь — никогда не теряй доспехи.

— Я… Да! Я обещаю!

— Обещания ничего не стоят. Лонге нужна клятва!

— Клянусь, если ты повторишь это еще раз, я скачу тебя с лестницы, — сказал Люпан, откладывая книгу. — Я никуда не пойду. Твои клубы — пустая трата времени. Лучше Ади туда запусти, она обрадуется.

Лев жалобно хихикнул и поднял щеки к потолку. Его царственное тело, бесконечно прекрасный пуфик качественного жира, странно содрогнулось. И еще раз. И разочек вдогонку. Складывалось впечатление, что у мозга возникла идея встать и оскорбленно удалиться, но все остальные органы, а главное — мышцы, — его не поддержали.

«Да, зря я упомянул эту похотливую змейку», — подумал Люпан. Вслух же он произнес:

— У меня по распорядку физо.

— Опять тебя будут бить по морде? — хихикнул Лев. — Я вам поражаюсь, сеньор! Он стоит, а его лупят палками. По сравнению с теми же, прости господи, гарзонцами у которых столько боевых искусств, где нужно бить в ответ, не кажется тебе это нелепым?

— Это наши корни.

— Корни — нужны для того, чтобы зеленела крона. Ты сам сидишь в вечной тьме, как корешок и все впитываешь, впитываешь, впитываешь! Но где же плоды?

Люпан внимательно посмотрел на старшего брата. Тот лежал прямо на камнях перед костром, будто сладкий сон каннибала.

— Я и сам не знаю, какими будут плоды, — признался он. — Мне сказали… — он запнулся. — Я сказал себе, что должен быть готов к испытаниям. К любым.

— Особенно к многократным ударам в морду.

— В том числе.

Лев вздохнул, и меланхолично осмотрел ногти.

— Ну хорошо. А испытание шотами двадцатилетнего гарзонского виски тебя не устроит?

— Лев…

— Люп! Я очень тебя прошу. Ради меня. Один раз, и только ради меня, выползи из своего каменного мешка и позволь себе расслабиться. Можешь не пить, просто составь мне компанию. Мне очень плохо. А тебе… А тебе скучно! Я же вижу! Ы-ы-ы, я стоик, я ничего не хочу, только становиться лучше и сильнее. У меня жопа сложена из кирпичей, а на лбу — мишень для испытаний… А еще пылающее сердце! Я вырву его и понесу над собой, чтобы Лев смог увидеть путь до сортира, когда решит поблевать. А вот еще! Леди Маша, могу ли я на пятнадцатом году нашего брака увидеть вашу щиколотку. У меня шишка рванет, если я тотчас не увижу вашу щиколот…

— Ладно, ладно, только замолчи! Клянусь Девятью! И не стыдно тебе? Маша прекрасная девушка!

— Просто ромашка белая, на вересковом поле! Несомненно!

Люпан не сдержал улыбку.

— Мне переодеться?

— Ну разумеется! Пойдем скорее, я сам подберу тебе гардероб. Скорее, пока меня мошки не заели! Господи, как ты тут сидишь целыми днями?

В прохладном салоне экипажа Лев погладил плечо брата.

— Спасибо тебе за это. Спасибо милый Люп.

Люпан молча кивнул.

Водитель хотел ехать вкруговую, чтобы не соваться в обширный промышленный район Победы, но Лев так на него гаркнул, что голова у парня так до конца и не вылезла из плеч. Он вел пригнувшись, размышляя, вероятно, что так ее сложнее будет отрубить. На самом деле ему ничего не угрожало: Лев все равно собирался нажраться до потери памяти.

Выехали ранним вечером, поэтому рабочка встретила их желтыми фонарями и ночной фауной. Хищники провожали великолепную тачку такими же желтыми глазами. Люпан смотрел на них без страха. Это были злые, но в то же время, очень уставшие люди. Драться с ними было просто неинтересно. Каждый из них мог рассчитывать всего на один внезапный удар, после чего не мог даже отступить. Дыхалка у местных бандитов была так себе.

Средний из Лефранов знал об этом, потому что раз в пару месяцев уходил из цитадели под предлогом визита к славам. У него был договор с сударыней Машей, которая прикрывала его полное отсутствие на Побережье. В то время, как Люпан должен был вести с ней матримониальные разговоры и, одновременно, жадно ловить взглядом белые щиколотки, он в действительности путешествовал по рабочке. Инкогнито и с компанией преданных сыновей черностоповцев, которых он лично отобрал и посвятил в оруженосцы.

Целью этих вылазок была отработка рыцарских добродетелей. Материальная помощь нищим лонгатам и стычки со всякой шпаной, которая пыталась крышевать людей, у которых кроме гнойных выделений и брать-то было нечего. Это закаляло характер и не позволяло перейти из человеческого состояния в состояние абсолютно дворянское, когда рассудок схлопывается в нечто напоминающее алмаз из чистого дерьма.

Впрочем, Люпан оставался дворянином. И как всякий лонгат с подобным префиксом, недолюбливал отступников. Кроме того, он был сдержан и тактичен. Там, где его защита слабых могла привести к опасным последствиям, он сворачивал благотворительные миссии.

— Почти приехали, — сладко потянулся Лев. — Ты готов всю ночь просидеть с таким же каменным лицом и не разу не позволить себе расслабиться?

Люпан очнулся от мыслительного оцепенения, и заметил, что жилой высокомерно пялится на чуждый автомобиль узкими окнами коттеджей. Здесь не было ни души, только шипела и поливала газоны автоматика, да самовыгуливались огромные злые тенгреллы, очень любящие ночные перекусы. За крохотными декоративными заборами светились неизменно увядающие, но также неизменно высаживаемые ростки белых елей. Тенебрийцы тоже пытались перевезти на Немос часть своей родины, но их мерзкие деревья давно выродились и не хотели жить.

Лефран средний составил множество планов нападения на жилой. Собирал информацию о слабых и сильных местах, движении патрулей и о том, насколько коттеджи готовы к штурмам. Готовы на отлично. Такой был вывод. Даже эти маленькие заборчики на самом деле могли подрасти на три метра, стоило только хозяевам нажать кнопочку.

— Люп!

— А? Да, готов.

— Прекрасно!

Ночной клуб Плен или Каптива, как его называли посетители постарше, был заведением с историей. Лонгатам в него можно было попасть только если их папаши торговали истинной говядиной. То есть, были герцогами Побережья. Заведение было настолько серьезным, что охраной ему служило само название и парочка механических солдат, купленных у регулярной армии. Солдат нарядили в платья первых слуг, а вместо автопушек каждый вечер выдавали огромные бутыли легкого вина, из которых те наливали каждому посетителю. Нужно было лишь взять бокал со декорированного стола и поднести его к солдату. Почти каждый раз это заканчивалось испорченной одеждой, но молодежь обожала обливаться вином.

— Лучшее начало вечера! — кричал Лев, брызгая намоченными кудрями. — Как ты считаешь, братик?

Люпан посмотрел на пустой бокал, потом на свою одежду, потом снова на бокал.

— По-моему они что-то делают не так.

— Да ладно тебе, братик, не ворчи! Давай вниз по лестнице, нас ждет истинное блаженство.

Истинное блаженство выглядело как палата реанимации для миллиардеров. В большом мрачно украшенном зале, где потолок был одним гигантским гипнотическим узором, было место и возможность лежать как тебе вздумается. Под углом вверх. Под углом вниз. Полусидя. Сидя. Можно и стоя, но эта способность была секретной техникой тенебрийцев. Пространство было спроектировано таким образом, что б ты мог идти, не пачкая клинии, лежанки, кушетки, просто спальные пространства, состоящие из ослепляюще прекрасных перин, но в то же время упасть в любом месте и тут же ощутить себя на чем-то подобающе мягком.

Играли низкие вибрирующие басы. Все поверхности мелко тряслись. Гости лежали кто во что горазд и где только возможно. На гигантской радиальной кровати, похожей на торт из черных и золотых матов, шла какая-то странная игра или, быть может, оргия. Все участники, только тенебрийцы и только мужского пола, втиснулись в тонкие обтягивающие костюмы. Алые змеевидные фигуры лаково блестели, и сплетались странным и тревожащим образом, образуя какую-то картину или символ. Судя по расслабленным лицам, все участники хорошенько разбавили кровь.

Над этим представлением, чем бы оно ни было, висело огромное зеркало с оправой в виде солнечных шипов.

— Какая мерзость, — прошептал Люпан.

— Разве? — удивился Лев. — А, по-моему, прекрасно. И захватывающе. Это круг Предсмертия. Чтобы туда попасть нужно принять сильный яд, который за полчаса ставит тебя на границу жизни и смерти, а потом на минуту убивает. Сердце не бьется, а умирающий мозг показывает то, что ты никогда бы не увидел, будучи живым.

— Только не говори, что ты таким занимался.

— Братик, да раскрой ты глаза. Думаешь я бы органично там смотрелся? А? С таким-то пузиком? — Лев подбросил мамон ладонями. — Весь смыл в том, что конвульсии заставляют участников двигаться, переплетаться. Образ, который они создают имеет большое значение для предсказателей. Ты ведь любишь предсказания?

— В последнее время не очень.

— Мне казалось, что ты только и говоришь об этих ведениях Мерелин.

— Они меня тревожат.

— Еще один повод напрячься на пустом месте. Пойдем ляжем туда, на место для особенных отсталых.

— У нас тут есть свое место?

В ответ Лев только закатил глаза.

— Пойдем, там отличные массажные матрасы, будем смотреть за происходящим в зеркало, пить вино и наслаждаться видами смерти.

Люпана так и подмывало сказать, что он предпочел бы видеть тощетелых мертвыми не на минутку. А в целом. Абсолютно и безвозвратно дохлыми. Уроки с господином Тоттуло приводили его в бешенство. С каким тактично-самодовольным почти кротким видом велись рассказы о превосходстве тенебрийского народа. Жаль на занятия не разрешалось брать оружие.

Вино и закуски им подносили лонгатские и оливские девушки. Гарзонки отказывались работать в таких местах, и заставлять их было себе дороже. Бывали, конечно, исключения, но всегда они выглядели не совсем презентабельно для такого места. Единственная чернокожая женщина здесь служила заместителем администратора. Именно она подошла к двум принцам Побережья и выслушала все их пожелания.

Люпан напряженно озирался по сторонам глядя на господ колониального мира. Лев, тем временем, быстро напивался и о чем-то вполголоса беседовал со смущенно улыбающейся оливкой. Как оказалось, он подбивал ее сделать Люпану минет в туалете, что строжайше запрещалось правилами клуба.

— Извините, я бы с удовольствием, но за таким лучше ехать в Опаловый Взрыв, — хихикала девушка. — У нас за такое могу выставить. Да еще штраф!

— Мы заплатим и штраф, главное отсоси ему как следует, а то он весь как огромный сто…

— Лев! Прекрати.

— Каменный!

— Извините, милая леди. Он немного не в себе.

— Да ничего, — девушка провела рукой по бедру Люпана. — Если хотите, можем встретиться после работы, господин. И я сделаю вообще все, что пожелаете. Можем даже поиграть в пыточную. Вот мой номер. Звоните, не пожалеете.

Затем они пили с какими-то гарзонскими миллионерами, причем Лев постоянно уговаривал их помыться и рвался как он, выражался, на танцпол, подразумевая, конечно, «кровать смерти».

Миллионеры тут же предложили слинять из этого модного гадюшника, где им предоставлена роль наблюдателей и оттянутся по-настоящему. Люпан подумал, что с этого и нужно было начинать, но Лев, разумеется, решил поиграть в тонкую натуру. Свои неудачи в отношениях с Бонье он решил забыть, наблюдая за тем, как легко некоторые подставляют голову под косу смерти.

— Некотор… овы… ные… — бормотал Лев, между приступами. — Умирают… Тощие… Там. Прикинь?

— Блюй, — снова сказал Люпан. — Блюй нормально. Пальцы в рот. Ну.

— Я должен попроеб… попробывать. Вдруг это не страшно…

— Мы уже давно не в Плену.

— Да? — Пауза, наполненная ужасными спазмами. — А где?

— В Опаловом Взрыве.

— Какая отвратительная дыра. Зачем? И унитаз вот обблеван! Ты знаешь, братик, — сказал Лев неожиданно связно. — Красная Голова приходит ко мне все чаще. Она говорит, что мне незачем жить. Что я… Никому не нужен.

— Прекрати! Мне нужен! Ты нужен мне!

— Не знаю… У тебя твой крестовый поход на все тенебрийское.

Они ввалились обратно в оглушительный долбеж, от которого уши сворачивались в трубочку. Как ни странно, это помогало Люпану мыслить. Например, сосредоточиться на мысли, что на них как-то подозрительно смотрит пара тощетелых, окруженных гаремом из молодых лонгатских парней. Нигде от них не скроешься. Они везде! Как тараканы! Как чума!

— Господин просит вас присоединится к нему.

В вип-ложе пахло травой и еще чем-то омерзительно сладким. Миллионеры самозабвенно трахали пальцами двух оливских девочек. Юноша улыбался, лаская грудь пальцем. Люпан внимательно оглядел гонца. Тот удивительно походил на самого Лефрана внешне, даже цвет волос и прическа совпадали. Оба были молодыми и статными, с хорошо развитыми мускулами. Разве что отступник был одет во что-то крайне минималистичное, да еще и с молнией между ягодиц.

— Что ты на себя напялил? Ты же лонгат, гордый сын рыцарского рода!

— Ой, да ладно тебе, — парень рассмеялся. — Совсем допился что ли? Мы все товар долговязых. Чего набивать себе цену если наши жопы с рождения принадлежат им.

Почему-то эти обыденные слова, которые Люпан уже слыхал в рабочке, задели теперь сильнее, чем прямая речь самого «хозяина». Он как будто посмотрел в зеркало и увидел себя, готового подставить все отверстия просто потому, что тощетелый там, в другом конце зала, уверен будто так и должно быть. И в остальных вселил эту уверенность.

— Кто тебе внушил такую мысль? Хозяин?

— Вдолбил скорее. Постоянно вдалбливает сзади. Пойдем, тебе понравиться, он хорошо платит.

Лефран средний посмотрел на засыпающего Льва. У того погасла сигарета, да и сам он погас.

— Мой братец, к сожалению, уже не в том состоянии, чтобы нормально встать в позу. Я сейчас отведу его в машину и вернусь.

— Правда?

— Слово лонгатского принца. Мне все говорят, что я почти не развлекаюсь, так вот сегодня придется наверстать упущенное.

— Не оставлять выживших! Всех под нож!

Люпан шел, словно полая конструкция узорчатых пластин, ровно и неумолимо. Его доспех был изумрудным как самый сочный лист молодого дерева. Вдоль пути горели перевернутые машины тенебрийской армии, кричали солдаты, лилась купленная кровь. Металлически ревели быки, и гудели их шкуры под ударами бесполезных пуль.

Засада была устроена идеально и сработала почти так же. Кого-то из рыцарей успели ранить, убить, но это был один из самых осмысленных способов расстаться с жизнью. Погибнуть за возможность диктовать свои условия Побережью, Двору и Тенебрии одновременно.

«Судная бомба» — хорошее название для угрозы, способной стереть колонию Лонги в Новом Свете.

Офицерская машина пыталась удрать, со всем ее отвратительным содержимым, но бык шевалье Люка остановил ее, подняв на рога. Броневик перевернулся и заскрипел поворачиваясь влево. Люпан остановил его вращение и вырвал обе дверцы с правой стороны.

— Выходите.

— Не стреляйте, — послышалось в ответ. — Мы сдаемся. Моя охрана разрядила оружие.

Щедрость этого поступка была немыслимой. Люпан с отвращением забил всех, кто выполз из салона, орудуя серебристым клевцом. Остался только тенебриец, лежащей на земле словно черное бревно.

Звуки боя затихали.

— Зачем? — мрачно спросил тощетелый. — Зачем? Чего вам не хватает? Вы живете как считаете нужным, за стенами, которые МЫ для вас построили. Защищены со всех сторон и от людей, и от Шторма. Получаете, все что хотите, взамен на простейшие вещи.

— Нам нужен только свет, — Люпан подошел ближе и наступил на левую ступню в ботинке. Обувь медленно смялась вместе со стопой.

Тенебриец закричал.

— Электричество? Так покупайте! Покупайте сколько угодно!

— Нам нужен Старый Свет, — продолжал Люпан. — Вы его не заберете.

— Да что ты несешь? Кому нужны ваши болота?

— Кому были нужны Гарзонские прерии? Теперь там везде нефтяные вышки. Вы засрали их землю отходами, превратили в сырьевой придаток, бензоколонку размером с континент. Вы добили Фугу. И сейчас, словно черви, сжираете сердцевину Немоса.

— О, Белые Ели, — задергался палочник. — Так ты фанатик. Какая мерзость. И чего тебе нужно, сумасшедшая банка? Судная бомба? У тебя нет и никогда не будет возможности эффективно разместить ее. Где ты поставишь такое оружие? В горах? В кратере Цум? Посреди лесов и дичек? Тебя выследят и уничтожат раньше.

— Нет. Я поставлю ее у себя дома.

Тенебриец выглядел ошарашенным. Люпан пинками раскидал искалеченные ноги и сделал шаг вперед. Он поднял клевец на плечо.

— Все поймут, кто это сделал. Даже если ты сожжешь и перекопаешь все улики, все поймут, кто это сделал!

Молот с вязким звуком размозжил пах. Тенебриец взвыл и потерял сознание.

Конечно поймут, — подумал Люпан. — Именно ты им и расскажешь. Я бы с удовольствием разбил твое чудовищно прекрасное лицо, но без яиц человек говорить может. А без головы…

… было только страшнее. Все меню из морепродуктов выглядело как угроза. Таких уродливых тварей можно было с удовольствием швырять о стену, но — есть?

Любая съедобная нечисть, порожденная Океаном — считалась деликатесом. Озерная и речная рыба — тоже. Все пресные водоемы пустели, стоило только в нем отразиться цивилизованной харе человека-колониального. Но океанические твари были чем-то вроде военного трофея, настоящими пленниками, захваченными у враждебной армии. С тем лишь отличием, что их можно было запечь и слопать с белым вином. Это не военное преступление, если твой враг — вкусный.

Торжественный обед накрыли на террасе, на виду у обворованного Океана. Людвиг Лефран сидел во главе небольшого стола, Аделина — справа от него. Слева — генерал Мартен. Люпан стоял у края площадки, приложив ладони к толстому армированному стеклу. Террасу обезопасили после гибели Льва, и теперь тут можно было с комфортом пообедать, не ожидая, что порыв ветра метнет в глаз что-нибудь из столовых приборов.

Людвиг мрачно глядел на чье-то зеленое щупальце, украшенное съедобными бусами из кислоягоды. Аделина трогала аппетитные хрящи рыбы, которая выглядела так, словно успела отсидеть за тройное убийство и поджог детского дома.

И только Жак Мартен, гигант из Нанта, с неукротимым аппетитом поедал жителей Океана и вообще вел себя совершенно раскованно.

— Почему вы не едите, сеньор? — спросил он.

Людвиг медленно поднял взгляд, уже готовый съязвить или хотя бы плюнуть в бороду, но генерал обращался вовсе не к нему. Отдуваясь после серьезной порции маринованных ужасов, Мартен глядел в сторону Люпана.

— Это просто изумительно! Таких деликатесов я увидеть не ожидал.

— Пожалуйста, угощайтесь, — ответил Люпан, не отвлекаясь от зрелища. — Я слишком возбужден, чтобы есть.

Он смотрел на царство Шторма, удивительно, неправдоподобно гладкое, словно отполированный срез. По нему можно было идти пешком. Дойти до самой Лонги, а там дриады, грифоны, эльфы — прячутся в первобытных лесах, охраняя сокровища, упавшие с небес. Там чистые реки просматриваются до песчаного дна, а по грунтовым дорогам мягко стучат копыта добродушных лошадок. На черной от сытости земле, в которой нет осколков железа и спящих мин, люди выращивают золотое зерно.

После прекрасных сказок древнего царства, тенебрийские учебники новой истории выглядели как издевательство над всем, что способна полюбить человеческая душа. В них была вся правда этого мира, но добродетельный человек, никогда бы с ней не смирился. Невозможно ужиться с тем, как пожиратели тверди обходятся с красотой

Да, у палочников были свои сказки. О том как хорошо при Тенебрийской власти пошли дела у Гарзоны, как густо будет зеленеть Фуга, дай только время закончить воины Развития. Палочникам и нужно-то всего лишь получить абсолютное оружие перед Аквитанией, чтобы не боятся внезапного вторжения загадочных техноманьяков. Всем известно, боги ни с кем и никогда не ведут равных переговоров…

Люпан вспомнил визит послов Аквитании на Побережье и улыбнулся в отражение. Да, никаких переговоров они не вели, но лица их были добрыми, а жесты — поощряющими. Разве это не намек? Разве это не свидетельство, что они благоволят именно Лонге, тем, кто не берет чужого, кто хочет жить и развиваться так, как было задумано… Если не Штормом, то и не палочниками!

Лонгатами.

Их собственными усилиями, их собственной историей, их ошибками, их победами. Руками, восемью пальцами, сжимающими плуг, мастерок, меч, что угодно.

— Вы что-то узнали? — спросил Жак.

Аделина и ее отец поглядели на Люпана. Их постные лица размягчил страх.

— Я выбрал этот день для маленького праздника, потому что вчера с глазу на глаз говорил с руководством Компании. Председатель лично продлил договор о сотрудничестве еще на пять лет. Ни слова, ни намека на то, что Тенебрия чем-то обеспокоена. Учитывая то, как жестоко они мстят за кражу своих технологий, это может означать только одно.

Людвиг скривил губы.

— Что же?

— Они не отвечают на провокацию, потому что хорошие отношения с Побережьем и Двором для них важнее безопасности Новой Победы. Тенебрия, вне всякого сомнения, собирается наращивать свое присутствие на Лонге.

— А ты не думал, что они просто не воспринимают тебя всерьез? — Аделина пожала плечами. — Вдруг они думают, что ты блефуешь?

— Сомневаюсь, — невозмутимо ответил Люпан. — Я был максимально серьезен на Фуге. Кроме того, Судная бомба — это не то, чем можно пренебречь.

— Да уж, жалкое зрелище, — проговорила девушка. — Ты как черная крестьянская баба, которая не может привлечь к себе внимание рыцаря.

— Примитивное, но актуальное сравнение. Особенно для тебя, сестрица.

Аделина не ответила.

— Они действуют скрытно, — продолжал Люпан. — Сколько ты говорил, Жак?

— Семеро. Хорошие специалисты…

Мартен всосал в себя очередную мерзость.

— …но недостаточно. В целом, это ужасно мелочно со стороны длинных тварей. Я-то рассчитывал, что цитадель на этот раз точно снесут ракетой.

— Снесут ракетой? — глаз Людвига дернулся.

— Это просто допустимое предположение, уважаемый Лефран…

— Я твой сеньор. Я все еще твой сеньор!

— Просто не хочу, чтобы вы волновались по пустякам, уважаемый, — Мартен прослезился. Филе рыбы-расчленителя стала испытанием даже для его желтых бивней.

— Я знал, что ты рискуешь нами, — Людвиг по-прежнему не смотрел на сына. — Все прошлые выходки ставили нас под угрозу, но ты продолжал повышать ставки, чтобы понять, насколько еще хватит терпения Компании. Может ты просто хочешь умереть? Так не тяни нас с собой!

Спина Люпана уже была прожжена, истыкана стрелами, дротиками, и лоснилась от плевков. Однако благородный сын Лонги не замечал ранений. Вид океана заряжал его странным спокойствием.

— Тихих вод — нужно дождаться, — сказал он. — Но перед этим будут времена хаоса. Этому учит нас история. Чтобы вы не думали, но вы — со мной навсегда. Мы одна семья.

— А Лев был твоей семьей?! — заорал Людвиг. — Заложники! Мы твои заложники, вот кто мы!

По Океану прошла заметная рябь, словно кто-то большой и бесплотный пронесся над зловеще-спокойной водою. Чистый горизонт потемнел, там собиралась буря, как всегда — почти мгновенно. Это была одна из причин, по которой мореплаватели были настолько нервными ребятами, что вояки по сравнению с ними напоминали заторможенных пупсов.

Мигнули трещины молний и раскололи, засветили огнем воздушные замки Люпана. Он отнял ладони от стекла и развернулся. Выдерживая паузу, прошагал к своему месту напротив отца.

— Очень жаль, — сказал он, усаживаясь, — что ты настолько возненавидел меня и не можешь поверить…

— Замолчи.

— …правде.

Людвиг ахнул кулаком по столу, и Мартен вопросительно взглянул на Люпана. Тот едва заметно возразил пальцами.

— Меня не интересует твоя правда!

— Это я уже понял, — Люпан приподнял вилкой лапу рыбы-маньяка. — Лев и в этом полностью копировал тебя. Тоже не хотел слушать неприятные факты. Когда я говорил ему, что разговаривать со Штормом опасно братец только отмахивался. Он говорил, что никому не нужен. Не знаешь почему, отец? Или быть может ты, Ади?

— Пошел ты на хер, — злобно ответила девушка. — Иди на хер!

— Я все про вас знаю, — Люпан отложил вилку. — К сожалению.

— Он бы не сделал это из-за меня!

— Кто будет судить? Ты столько шантажировала его за связь с Бонье, что Лев готов был поверить не только Шторму. Может быть, он подружился бы и с говорящей петлей, учитывая, что родная сестра увела у него мужчину.

Аделина бросилась через стол, звеня приборами, опрокидывая кубки, давя коленями корзиночки с фиолетовой икрой.

Мартен поймал ее как взбесившуюся кошку, и, стараясь укрыть глаза, поволок прочь. Волосы Люпана остались неприкосновенны. Наследник стер со щеки размашистый плевок и положил салфетку в миску для костей.

Людвиг долго смотрел на него, чуть приподняв подбородок.

— Откуда в твоем сердце столько зла? — спросил он устало. — Откуда? Неужели я…

— Ты все делал правильно отец, — ответил Люпан улыбнувшись. — Просто забыл, как и многие родители, что результатом хорошего воспитания, не всегда бывает покорность. Иногда все заканчивается справедливым бунтом.

— Против кого? — Людвиг приложился к бутыли белого вина, и закусил хлебом. — Против всего мира?

— Тощетелые — не весь мир, — Люпан продолжал улыбаться. — И я тебе это докажу. Так что, будем пить? Подожди, это же некрасиво! Давай я налью тебе как положено…

— Убери свои лапы!

Людвиг вскочил, защищаясь бутылкой.

— Мы уже прошли время хаоса, и теперь заслуживаем немного, черт побери, покоя! Пусть псы из Круга залижут твою жопу до кости, но — мы, твоя плоть и кровь, никогда не тебя не поддержим. Никогда! Разве что в добровольном желании избавить этот ужасный, несправедливый мир, от твоего светлого величества!

— У наших потомков не будет родины…

— Да заткнись ты уже со своей родиной, Господь гарзонский! Даже если предсказания Мерелин хоть наполовину правда, даже если так, срал я на потомков! Пока Шторм спит в предсказаниях Мерелин вообще нет никакого толка. В этом мире имеет значение только здесь и сейчас. Здесь, блять, и сейчас! Пусть тенебрийцы хоть всю Лонгу забетонируют, главное, что в мире присутствует порядок. Все твои предки, которые мечтали об одной спокойном деньке, о луче солнца и тихих полях, на которые ты анонируешь в своем садовом штабе, дали бы тебе по шарам! Они дали бы тебе по шарам за одно только предположение, что этому миру нужны еще какие-то испытания!

Людвиг захлебнулся слюной и закашлялся. Сквозь кислые слезы, он смотрел как его сын раскупоривает еще одну бутылку и наполняет кубок.

— Какая ирония, — проговорил Люпан, мрачно выхлебав белый нектар. — Прогрессивный человек не думает о будущем, а застрявший в гнилой коряге мракобес — говорит о том, что нужно смотреть в завтра. Как бы то ни было, я предпочел бы, что б мы сами забетонировали Лонгу, если такая необходимость действительно возникнет.

Никто ему не ответил.

В Изумрудном парке всегда было спокойно и легко. Обычно Люпан приходил сюда вовсе не для работы, или серьезных размышлений. Здесь он был Дома. Здесь каждая травинка под босыми ногами напоминала ему о том, как важно иногда отпустить себя и просто подышать, глядя в звездное небо.

В то же время, деревья, привезенные с далекой родины, красная кора, клиновидные листья, два века морщин на бордовой коре, — напоминали ему за каким же, собственно, хером, он сделал свою цитадель изгоем всего Побережья, занес себя в черную книжечку Компании и остался без семьи. Какой бы она ни была — он потерял ее.

Люпан устало стащил сапоги, и с прорвавшейся злобой, зашвырнул их в кусты на краю поляны. После чего достал из ящика пачку сигарет.

Его рабочий стол, оставшийся от деда, тяжелый, лакированный, прекрасно подходящий для совращения служанок, даже не скрипнул под весом хозяина. Отличная работа мастера, который вдохнул в древесину бессмертие. Вещи часто переживают людей, но они и в половину не так важны, как передающаяся через поколения мечта.

Лефран закурил, глядя в чащу. Хоть он и знал парк лучше, чем заключенный знает свою камеру, каждый раз эта тьма казалась ему загадочной. Пойди он сейчас сквозь нее, и лес никогда не закончится, будет тянуться и тянуться без конца, пока не наткнешься на древние буреломы, настолько плотные и опасные, что их можно сжечь, но не пройти.

Таким же буреломом была политика Немоса. Люпан знал, что ему никогда не победить имеющимися силами, что сама борьба бессмысленна, захвати он хоть десять Судных бомб — это ничего не решит. Вопрос времени, когда под этим столом затикает другой феерверк и его подбросит до мунзы. Или кто-то из сомневающихся соратников перепутает ножны с его почкой. Да мало ли…

Время работало против Щита Побережья. Его огненные речи пока еще действовали, сны размягчали волю людей, делали их внушаемыми. Но сколько они протянут? На данный момент удалось выяснить, что Тенебрийцы могут быть поразительно терпеливы и хладнокровны, когда речь идет о далекоидущих планах. Их лица были непроницаемы, но Лефран видел скрытые улыбки пожирателей тверди. Они смотрели на него со снисходительной неприязнью. Глупая шавка, ты исчезнешь сам, убитый вчерашними последователями. Может быть собственным отцом, душу которого ты хочешь спасти.

Он не мог спровоцировать ухудшение дипломатических отношений. Он не мог даже замедлить их.

Люпан раскурил вторую.

Пожертвуй он Побережьем, даст ли это что-то в перспективе? Его можно восстановить. Восстановить? Нет, они построят нечто другое. Нечто тенебрийское. У нынешней колонии есть эрзац свободы, ее возводили суровые ксенофобы, резко настроенные против тощетелых. Восстанавливать колонию будут под контролем палочников и на этот раз Побережье станет их безоговорочным сателлитом. Взорвав бомбу здесь, он только сделает землеедам одолжение. Может быть, именно этого они и ждут?

Осознав это Люпан почувствовал лед в заднице. Что же делать?

В чаще хрустнула ветка. Когтеящер пробежала по стволу, сверкая во тьме красным хвостом. Кто-то высокий шел на границе видимости, позвякивая металлом, ведя грубыми пальцами по толстой коре.

Наша земля покрыта броней, — прошептал призрак.

Люпан смотрел и слушал, думая, что спит. Что вырубился от усталости и напряжения прямо на столе. Шторм любит шутить над отчаявшимися. Льва он все-таки довел до самоубийства.

Все, начиная от растений и заканчивая людьми, защитило себя доспехом. Мы — латники этого мира, и не сдадимся злу, какие бы соблазнительные формы оно не приняло.

— Но где мне найти такую броню, что б закрыла умы, а не тела? — мрачно спросил человек из плоти и крови.

Она куется примером.

О землю стукнулась крупная шишка. Люпан вздрогнул и перевел взгляд в настоящее. Хрустя древесным мусором, к нему приближался Мартен.

— Прошу прощения, сеньор, — загудел он издалека. — Пришли интересные новости о доспехе Лютера. Мы точно знаем, где он сейчас. Оказывается, лонгатский Круг все-таки просрал их! Вам интересно?

— Да, — выпрямился Люпан, мгновенно забывая, что хотел немного вздремнуть под кронами. — Мне очень интересно.

Всего пару недель спустя он вместе с добытым сокровищем попал в такую бурю, что что большинство летающих быков были схвачены руками-волнами или сожжены свирепыми молниями. Уцелели четыре машины, а контейнер ССТ, подхваченный игривым ветерком, свалился на дом некоего господина Либули.