Глава 11. Приятная поездка

После того как мы дали свое формальное согласие погостить в цитадели Франк, Люпан сразу же запрыгнул на быка и свалил. Ряженые провожали его, подбрасывая килограммовые парики и безразмерные шляпы. Мы же, везунчики, которым был заказан королевский прием, молча смотрели в небо. Все, кроме Полины, разумеется. Эта просто не могла молчать. Она бегала по удлиняющейся спирали, и поносила Люпана и его манеры. Григорий, он же Белый Заяц, витиевато выразился на славском, и снова кому-то позвонил.

Да, ребята явно не умели импровизировать и менять карты по ходу игры.

Я — напротив, быстро расслабился. Разговор разрешился нейтрально, нас по-прежнему никто не бил в лицо сабатонами, а Люпан оказался не таким уж придурком, как мне его описывали.

«Хер с ним», — подумал я, и принялся копаться в баре на предмет чего-нибудь сожрать. Там были чипсы из редьки со вкусом свинины, которые я с удовольствием вытряхнул себе в рот. Пока я хрустел, Григорий, закончил переговоры. К неподвижному кортежу подъехала неприметная серая машина, в которую Заяц с трудом усадил разгоряченную подружку с двойной фамилией.

— У меня такое чувство, что у вас тут канун какого-то грандиозного шухера, — сказал я, когда Григорий снова уселся на водительское кресло.

Он повернулся и задумчиво выудил чипсину из моего пакетика. Мне подумалось, что платиновые перстни на его пальцах совершенно не подходят по стилю для поедания чипсов, но решил воздержаться от подколок. Еще решит, что я — жадина.

— А ты чувствителен к таким вещам? — спросил он неразборчиво.

— Я чувствителен к дальнобойным пушкам. Кроме того, судя по словам Люпана, он готов к противостоянию.

Заяц сглотнул и вытер пальцы зеленым носовым платком.

— Это все признаки надвигающейся бури, которые ты заметил?

— Есть еще одна, куда более важная. Когда мы въехали в огороды, дорогу перебежала белая собака с черной головой. Почти летальная примета: есть опасность попасть в серьезную передрягу. Вот если б мы притормозили и подождали минут пять… Но кто б меня послушал?

Эта информация заставила оперативника задуматься.

— А почему не черная с белым туловищем?

— Что?

— Я говорю, как определить какой цвет собаки считается основным?

— Не подъебывай меня, Заяц. Какого цвета больше, тот и основной. Будь у нее только черные яйца ты бы тоже час раздумывал как ее описать?

— Извини, просто я игнорирую приметы. Суеверия у нас тут — моветон.

— У вас тут?

Оперативник не ответил. Он резко переменился: стал мрачно-сосредоточенным, чисто спецагент из гарзонского боевика. Григорий завел мотор, но дорогу нам перегородил один из пилотов. У него были модерновые доспехи из кевларовых плит, на основе какого-то герметичного комбинезона. Забрало на шлеме оказалось стилизовано под ястребиный клюв.

Эта угрюмая птичка подошла вплотную и постучала кулаком по капоту.

— Да какого хрена вам еще нужно?! — гаркнул Заяц, высунувшись. — Мы вроде бы все обсудили!

— Время, — раздался бездушный голос.

— Полдвенадцатого, а что?

— Время забрать гостей славного Лефрана.

Я почти сразу понял, что имелось ввиду и так обрадовался, что чуть не принялся потирать ладошки и подпрыгивать. Внутри меня бахнул салют, а глаза засветились как армейские прожекторы. Самару де Хина собирались покатать на огромном медном быке! Все мои предрассудки касательно волкачества мгновенно улетучились: и хрен бы с ними. Всплыли воспоминания о горящем танке? Да шли бы они в жопу. У меня не было ни малейшего желания доставать из шкафа подборку скелетов, в то время как человек в костюме птицы предлагал мне полетать над сказочным городом-лунопарком.

О, да, я был на сто процентов в деле.

— Они под защитой славов! Моей защитой!

Тон Григория говорил о том, что его должностное самолюбие успели продавить до чертовски опасной отметки. Еще немного и он начнет драться за возможность сохранить хотя бы капельку контроля над ситуацией.

— Это не имеет значения, — такой был ответ.

— Ах ты франкский пидо…

— Гриша, Гриша, — я положил руку ему на плечо. А потом наклонился вперед и зашептал на ухо: — Не обламывай мне кайф.

— Что?

— Я хочу полетать на этом быке.

— Ты спятил? В таком случае я не гарантирую вашу безопасность. Мало ли что у этих жабоедов на уме.

— Все будет нормально. Леди, да ты только посмотри на них. Если я сейчас потащусь с тобой на этом четырёхколёсном борделе, от которого даже Новопобедской шалаве стало бы не по себе, я потом всю жизнь буду жалеть об упущенном шансе. Без обид. Ты отличный мужик, но бык он… Летает.

Григорий моргнул.

— Бордель, да. Я бы с удовольствием взял другую машину, но Совет Цитаделей навязал мне эту…

Он щелкнул по носу ангелочка, вытесненного на бархатном торпедо.

— Тогда ты оставишь доспехи здесь.

— А? — у меня резко забило уши.

— Я не могу удержать тебя, но, если хочешь окончательно превратить Белого Зайца в ночного таксиста без сдачи с пяти номов, подумай еще раз. По-твоему, начальство мне орден к уду пристегнет, если я скажу, что потерял и Самару де Хина, «укротителя Лефранов», и доспех? А?

— Ты прав, звучит хреново.

Думать было нечего. У меня даже боль поутихла от перспективы вдохнуть запах рогатого чудовища. Я обожал машинный дух танков, пока чуть не запекся в одном из них.

— Хорошо. По рукам. Я уверен, что ты не скинешь доспехи своим друзьям из ИР.

— Ну да. С такой-то компанией… Подожди, ты потащишь Хо с собой?

Я даже не замедлился.

— Извини, кое-что я не могу доверить даже тебе, мой новый лучший друг.

Дверь пришлось захлопнуть бедром.

— Ну удачи, буллбой, — сказал Григорий без издевки. — Будь осторожен.

Я молча помахал ему ногой оливы. Не люблю разговоры об удаче. Да и какой из меня буллбой? Веревка с петлей ассоциируется у меня только с билетом в один конец, прямехонько до Шторма. Говоря откровенно, я был вдвойне рад смыться: общество славов начало меня утомлять. Они хоть и пытались помочь, однако в основном действовали на нервы. С Полиной все было ясно с самого начала. Бой-баба, полевой агент, хорошо знающий город. Григорий? Я мог лишь сказать, что холодком от него веяло будь здоров. Жутковатый чел. Он как будто с первых же минут прочитал меня с ног до головы и понял, как нужно разговаривать с Самарой де Хином, чтобы войти в его пролетарское доверие. А-ха.

С другой стороны, его раскованность хотя бы шла на пользу атмосфере в салоне, в отличии от неприкрытых эмоций Ягузаровой. Таких людей как Полина я старался избегать. Они ведь как многоразовые гранаты, да еще снабженные ногами, чтобы постоянно тебя преследовать. Такая херня — не по правилам.

— Какие-нибудь инструкции? — спросил я у пилота.

Тот шагал рядом, мрачно покачивая клювом.

— Не срать в штаны.

— Это все?

Клюв повернулся ко мне.

— Я не хочу разговаривать с таким как ты. Держи себя в руках во время скачки. Это все.

Меня такое обращение не задело. Все лонгаты за пределами парников были «отступниками» — потомками предателей, которые отринули свою веру, разломили клятвы и лично кинули Императора. Каждый ублюдок, рожденный в тенебрийских городах-загонах, заведомо плюнул на родную землю и теперь доедал дерьмо за крысами.

Выбрал грязное ярмо палочников? Получай по заслугам.

А-ха.

Эта злобная клоунада с «наследованием вины» началась через десятилетие после того, как первые лонгаты расселились по тысячникам и затекли в свои грязные социальные ниши. Очевидно, именно в этот момент Двор догадался, что сбежавшие черностоповцы и дворяне, именно сбежали, а не затаились в нервных узлах Компании Тенебрии, чтобы потом, по сигналу корабельных орудий, учинить мятеж и восстать против всего, что превышает два метра в высоту.

У палочников к тому времени уже был опыт с ассимиляцией гарзонских и фугских беженцев, так что они быстро купили, переманили, подавили, продали, разбили, заперли всех и каждого, по делам их. Мой дед рассказывал, что род Хинов даже получил во владение собственную картофельную ферму, но семья быстро потеряла ее из-за того, что дети Поля Хинье оказались тупее корнеплодов, которые должны были выращивать. Как тут не вспомнить поговорку про потомство гениев.

«Вину» можно было смыть. Но не кровью, разумеется, — кому она нахрен нужна, — а деньгами. Большие суммы благоприятно влияют на чистоту происхождения. Вот и выходит, что я останусь запятнанным навеки. Так чего тогда нервничать?

Когда я подошел вплотную, бык неприветливо качнул рогами, а потом посмотрел на пилота. Тот похлопал меня по плечу и брезгливо прикоснулся к Хо. Монстр кивнул. Похоже так ему объяснили, что нас нужно не топтать, а возить. Вопреки моим ожиданием конструкт не имел собственного запаха. Он был почти стерильным на вид, и я не представлял, как на него можно забраться без стремянки. Гладкие бока были отполированы как дверная ручка и наши отражения скользили по ним, словно в кривом зеркале.

Размеры позволяли конструкту перевозить трех седоков одновременно. Мой клювастый друг потянулся к медному зеркалу и продавил невидимую панель, которая закрывала выступы для перемещений типа «вверх-вниз». Их было несколько, но, если не знать, где именно они находятся, о погрузке не может быть и речи. Неудобно, наверное, шарить наугад, когда тебя пытаются затоптать.

Господин Птичка легко забрался в кожаное седло и засунул ноги в стременные углубления. Он покосился на меня, как бы вопрошая, чего это я не сделаю то же самое прямо, блин, сейчас. Я стоически лупил его взглядом дурачка, удерживая даму сердца на руках. Мне и стоять-то с ней уже надоело, не то что забрасывать вверх на высоту палочника.

Клювастый отчетливо вздохнул. Его товарищи на других скакунах, негромко захихикали.

— Тупое быдло из застенка, — сообщил пилот.

После этого он невнятно что-то скомандовал, и бык с лязгом уселся на задницу. Это выглядело унизительно, базара нет. Последнее, что могло пойти подобной машине, это вот такие цирковые номерочки для умственно-отсталых собак.

Круп оказался ребристым, словно стиральная доска, по нему легко было шагнуть до крайнего седла. Я решил, что лучше мне оставить между мной и пилотом некоторую дистанцию. Вряд ли он ждет, что мы с Хо нежно обнимем его за талию, как шестнадцатилетнего мотоциклиста. Я уселся сам и, не без труда, устроил Хо перед собой. Как только я сунул ноги в стремена, их плотно обхватило что-то упругое.

— А как тут насчет ремней безопасности? — спросил я.

Бык резко поднял зад, так что нас качнуло вперед. В этот момент Хо застонала и ее вырвало желчью прямо на медь.

Пилот повернулся к нам с отчетливым скрипом.

— Бывает, — сказал я. — Она потом обязательно ототрет.

Бык свирепо махнул сегментированным хвостом и замычал. Пена медленно стекала по его великолепному зеркальному бочку.

— А-а-а… — олива отерла раскисший рот, вяло озираясь по сторонам. — А где мы?

— Ты просто не можешь не загадить салон, да? — сказал я в зеленое ухо.

В этот момент раздался звук стартовых двигателей. Копыта ударили по брусчатке, мы тяжело двинулись вперед. Сначала шагом, трусцой, пока, наконец, монстр не поскакал, сотрясая мир до его персиковой косточки. Остальные звери бросились за нами. Это было дико, необузданно и невероятно круто. Наш пилот воинственно закричал, и к нему присоединились остальные. Поток ветра усиливался, шевалье сунул руки в отверстия на горбу, и мы оторвались от земли. Толчок был ощутимым, но я быстро позабыл о нем. Хо только негромко взвизгнула.

Город помахал нам ручкой. Дома стали домишками, улицы — узкими полосками, Стена — декорацией. Тут уж и я не выдержал и закричал от накатившего адреналина.

— Господи, что происходит?! — воскликнула Хо.

И сразу же замолчала, подавившись мошкой. Тогда я прижал ее плотнее и накинул сверху пончо. Вскоре ветер пропал, словно кто-то захлопнул стеклопакет: воздух стал неподвижным и кусачим, по коже пробежали иголки. Что ж, выходит защитный пузырь был не только у быка Лефрана. Правда, у остальных они были менее заметны.

Мы скакали по звездному небу как ведьмы, оседлавшие демонов. Быки выпускали из ноздрей струи красноватого пара, их копыта побелели от гневного пламени, а на рогах сверкали сигнальные огни. Это зрелище было не менее фантастичным, чем город-картинка, наполненный теплыми огнями и веселыми сборищами, перемежающиеся с кварталами абсолютного ночного спокойствия. В кружках искусственного света дремали перекормленные коровы: возле священных животных собиралось зверье поменьше, вроде кошек и собак. Коровы без лишнего высокомерия позволяли кому угодно спать на своих мягких спинах.

Больше всего мне было непривычно смотреть на местную трехэтажную архитектуру. Привыкнув к тысячникам, я мог увидеть такое, только забравшись в Жилой район Новой Победы. Откуда был бы немедленно выписан пинками под зад. Забавно, я ведь так и не успел пожить в большой квартире, или собственном доме. Конурки, казармы, опять конурки. Конечно, в режимных городах палочников на Фугии, мне удавалось покайфовать в специальных домах-аттракционах, где контрактникам было доступно все, что душе угодно. Без всяких ограничений, но по завышенным ценам: можно было весело промотать за ночь месячную зарплату.

Но все это было не то.

Интересно, какого это, все время жить вот так, в комфортных тихих домах, где среди соседей никогда не объявится семейка-другая карликов-каннибалов? Большие светлые окна, чистые лестницы. И как пить дать, никто не критикует через стенку, когда занимаешься сексом. А самое главное, нет, и не будет никаких палочников и кас…

— Давно ты не водил меня на такое свидание, — сказала Хо.

Из-под ткани выглядывали ее округлившиеся глаза.

— По-моему вообще не водил, — заметил я. — Если не считать того случая, когда мы два дня просидели под мостом, скрываясь от Котят.

Олива хихикнула.

— Да, повторять я бы не стала, но ты был сама обходительность. Мне нравился тот грязный матрас с чесоточными клещами. И как ты вдавливал меня в грязную желтую вату… Хин, возьми меня прямо здесь.

— Не валяй дурака слишком сильно. Твои провокации действуют только на Сэта, ты же знаешь.

— Знаю. А вот что мне неизвестно, так это как черт побери, я оказалась в ста метрах над землей. Как болит живот, дьявол! Слушай, Хин… Если мы сопрем какую-нибудь детальку из брюха такого быка, я смогу продать ее на заводе за бешеные деньги. И мы выкупимся. Слышишь?

— Хо. Во-первых, потише. Во-вторых, пока ты будешь пытаться его вскрыть, он вскроет тебя. Лучше наслаждайся видом.

— Наслаждаться видом? Ты идиот? Я даже не буду спрашивать, где доспехи. Велика вероятность, что ты долетишь только до брусчатки.

Я сделал вид, что с разглядываю часовню, которая гулко отбивала первый час ночи.

— Поверить не могу, что ты поехала со мной в качестве Сэтовской ручонки.

— Не выводи меня, Сам-Сам. Длинный мне ничего не поручал.

— Ха! — сказал я. — Смешно.

— Он знает, как сильно я тебя люблю и никогда бы не поставил меня в такое положение.

Мои глаза под дырявой панамой выражали полнейшее доверие. Да ладно, я действительно верил каждому слову, ведь Хо никогда меня не обманывала. Вряд ли она вообще умела врать. Подкалывать — да, но лгать в домах тенебрийцев дело опасное. Особенно когда ты их собственность.

Ярко светила Мунза. Светло-голубой ноздреватый круг, символ нечисти и тайн, который был одновременно пустынен и переполнен призраками человеческих фантазий. Палочники считают, что этот огромный безжизненный мир, недостижим и полезен только как источник халявного ночного освещения. Этого у Мунзы действительно не отнять, ее голубоватый свет серебрил зловещее царство Шторма, колыхающееся вдали. Просторы Непроходимого Океана — это смерть и мечта. Огонь пожирающих тысячи мотыльков ежедневно. После того как Шторм утихомирился, вода стала безопаснее, это верно. В том же, примерно, соотношении, насколько пулемет — безопаснее танка. Я обожал слушать истории про ловушки, в которых корабли терялись во времени, переворачивались вверх дном, сворачивались в бублик или их нахрен топили аквитаники.

Берег был изрезан приземистыми бетонными пристанями и волнорезами, напоминающими военные укрепления. Отчасти так оно и было, разве что противник был океаном-шутником. От его розыгрышей город защищала еще одна стена, загнутая вовнутрь, чтобы потоки воды швыряло туда откуда они явились.

Прямо сейчас пристань обслуживала огромный танкер-штормолом, который привез новую партию золотой говядины. Длинный раздвоенный корпус придавал ему большую устойчивость, а стальная крышка над палубой — защищала команду от ледяных копий, огненных молний и водяных бомб. Танкер, разумеется, принадлежал тенебрийцам, но долгосрочно арендовался лонгатами. Наверняка это влетало им по кошельку, но построить такого волнобойца могли только стапели Тенебрии. Я поприветствовал его прикоснувшись к панаме. По забавному стечению обстоятельств танкер тут же разразился низким ревом, словно оскорбляя меня на своем языке. Наверное, предупреждал о надвигающейся волне.

И правда, вслед за его «поберегись!», включилась тревога на пристанях. В ярком свете прожекторных башен можно было заметить, как бетонные коробки закупоривают входы и бойницы. Грузовики заметались, вместе с букашками человеческих фигур, но вскоре сирена стихла.

— Смотри, смотри! — Хо вся дрожала от восторга. — Фантомная волна! Вон там! Вон она идет!

— Да, я вижу. Хватит меня лупить.

Фантомные волны, это такой розыгрыш от Шторма. Относительно безвредная шутка, которая выглядит как цунами. От настоящей волны ее можно отличить по наплевательскому поведению буревестников. Когда тревога ложная эти крылатые твари не взлетают. Они продолжают дальше бродить по берегу пожирая все, что по виду отличается от камней.

Конкретно этот фантом был замаскирован из рук вон плохо. Даже без подсказок сразу стало ясно, что перед нами — пустышка. Темная масса двигалась вперед освещенная Мунзой. В ней чудились какие-то дьявольские пляски, бурление, вспышки — словно неоновые блики проносились по корпусу дорогой тачки. Волна неслась быстро, и съела расстояние от горизонта до берега буквально за несколько минут.

Ковчег еще раз просигналил, просто на всякий случай, и тут фантом обрушился на укрепления. Он бесшумно пронесся по руслам обезлюдивших дорог, погасил прожектора и бросил в воздух кучу невнятного мусора и камней. Грузовики закачались, парочка с грохотом завалилась на бок. Буревестники — те просто впились когтями в каменистый пляж и распластали массивные тела. Их таким было не пронять, а вот один из погрузочных кранов сдал позиции. Он медленно повалился, и по-приятельски навалился на купол ковчега. Тот в свою очередь подался назад, натянув гигантские швартовы. Хорошо хоть разгрузка еще не началась и падающие в воду рампы были пусты.

Можно было представить, как там сейчас ликовали все сопричастные.

— Да-а-а! — закричала Хо. — Вали их, большой Папа!

Наш пилот, внимательно наблюдающий за происходящим, отвернулся и передернул плечами. Кажется, он считал, что олива слегка переборщила. Мне тоже показалось, что Хохотушка паясничает. Народ женщин напрямую не поклоняется Шторму, в ходу у них история про зеленых Великанов, которые хранят природу и удобряют землю своим семенем. Разумеется, видеть их могут только лидеры кочевых олив, именуемых цыханами.

— Хорошо, что ты создала о нас благоприятное впечатление еще до прилета в цитадель, — сказал я.

— Да шли бы они нахрен, — громко фыркнула Хо. — Я слышала, как он с тобой разговаривал. Происхождение ничего не значит, если человек ведет себя как кусок говна. Пусть ты и таракан из тараканьего домика, Хин, но ты все равно гораздо круче чем этот…

Ее снова вырвало.

В этот раз желчь брызнула на поверхность невидимого пузыря и зашипела. Запашок поднялся тот еще.

— Блин, — извинилась олива.

— Таракан из тараканьего домика, — глухо повторил пилот. — Вы начинаете меня развлекать. Шуты гороховые.

— Могу тебе в шлем наблевать, — немедленно откликнулась Хо. — Так будет еще смешнее.

Пилот и правда хрипло рассмеялся.

— Долго нам еще скакать? — спросила Олива.

Этот вопрос был лишним, ведь домик Лефранов стал хорошо заметен, как только мы поднялись в воздух. Это было странное сооружение, напоминающее корпоративную многоэтажку, поверх которой надстроили башни, сложные переходы из стен и террас да еще воткнули в самый центр свечку в виде мощной антенны радиосвязи. Выглядело внушительно и одновременно громоздко, как мамочка-гарзонка после четвертого малыша.

— Значит, там нас и прикончат, — прошептал я. — Неплохое место, чтобы отправиться в Шторм.

— Прекрати, — Хо врезала мне локтем. — Никого не прикончат.

— Собака с черной головой, — напомнил я.

— Что? Господь Гарзонский, Хин, опять ты со своими идиотскими приметами…

Впоследствии мне стоило бы ввинтить эту фразу ей в задницу, но я как-то позабыл, да и дел оказалось по горло. Бык резко остановился, а потом так, скотина, дал вниз, что пилота чуть не вышвырнуло из седла. Мне подумалось, что его стремена отключились, но дело было не только в этом. Диспетчер! У нас пропала защита от мошек!

Ветер продувал череп насквозь. Хо вцепилась в меня, чтобы не улететь, птицеголовый орал что-то быку на придуманном языке, тот — несся вниз решительно посылая нахрен всю эту лямку с грузоперевозками.

Пилот успел повернуться к нам и крикнуть:

— Держитесь изо всех сил, он не подч…

Мы вломились в крышу жилого дома. Медные рога проломили черепицу, раскидали стропила, и бык провалился в жилое помещение. Я прижал Хо к его спине и накрыл сверху телом и руками. Шум стоял адский. Грохотали кирпичи, трещала древесина, кто-то успел заорать, но бык уже тащил нас по коридору, взламывая стены и перегородки. Меня нещадно лупило обломками, потом обдало кипятком из разорванной трубы, а под конец еще и хлестнуло чем-то упругим и натянутым.

Снова повалили кирпичи, и мы оказались на свежем воздухе. Я рискнул приподнять голову и увидел бычью голову, на рога которой аккуратно нанизался человек в ночнушке. Судя по количеству крови ему бы не помешал черный мешок. Бык тряхнул головой, и бедолага просто исчез. Пилот был без сознания. Он откинулся назад, и уже начал съезжать вниз, словно ослабшие гениталии.

— Держим его! — тут же крикнула Хо.

Подавшись вперед, она умудрилась ухватить шевалье за предплечье, но тут сволочной бульдозер, до этого гремящий по ночной улице, решил снова подняться в воздух. Точнее он прыгнул, и руку пилота вырвало из пальцев Хо, ободрав ей бинты на ладони.

— Да еб твою мать! — успел пожаловаться я, и мы снова влетели в крышу.

Мне в лицо сразу же плеснуло какой-то жидкостью, и я мысленно приготовился к худшему. Красное! Но не кровь, и на том спасибо. Судя по запаху — красное-сухое. Безгрешная скотина взрывала драгоценные бочки словно мыльные пузыри. Я снова прикрыл Хо, на этот раз от древесной шрапнели и бесконечных потоков винища. Теперь мне пришлось еще хуже. В доме, который мы успели развалить, пилот собрал половину всех снарядов, чем сделал мне большое одолжение. А ведь на нем были доспехи. У меня присутствовала только панама, которую вино намертво приклеило к лысине. Не удивительно, что я все-таки получил по башке и ненадолго отрубился. Тогда мы в мгновенье ока перескочили в будущее, и оно мне совсем не понравилось.

Мы падали. Бык не двигался. Совсем. Он летел вниз как авиационная бомба, нелепо расставив ножищи, и медленно переворачиваясь вокруг оси. Высота была такая, что я буквально заледенел в мокрой одежде. Хо отчасти держалась за мою руку, отчасти парила в воздухе, словно парашютист. Пилот еще был с нами, но через минуту ноги его вылетели из стремян, и человек птица исчез точно так же, как тот бедолага вставший отлить посреди ночи.

Я подтянул Оливу к себе и мы вцепились друг в друга не произнося ни слова. Пончо шумно хлопало на ветру. Где-то позади нас человек-птица встретил свой неожиданный и крайне обидный конец. Я бы иронично пошутил на эту тему, но перед смертью мне хотелось быть лучше, чем я есть на самом деле…

Мне не повезло.

По-видимому, я еще не до конца выплатил долги перед Леди и Штормом и должен был помучиться… У самой земли копыта включились. От перегрузки, мы с оливой чуть не сложился гармошкой, но у Самары де Хина и Хо Хо, не было времени даже пукнуть от напряжения. Чертова тварь уже мчалась по широкой освещенной улице прямо к какой-то часовне с высокой острой колокольней.

У самой стены бык заревел и вошел в занос. Копыта вспахивали брусчатку, как плуги. Хо уже не могла кричать. Она молча блеванула в третий раз, запачкав и без того измочаленное пончо, и посмотрела на меня.

— Не могу вынуть ноги! — объяснил я. — Спрыгивай!

— Пошел ты.

Бык врезался в стену часовни выпуклым боком. Удар был такой силы, что наверху зазвонило. Мы с Хо по инерции влупились в твердое, но успели, прикрыть головы локтями. В ближайших домах распахивались окна, сонные люди непонимающе пялились на нас, роняя наземь очки, колпаки и масляные лампы. Из церквушки вывалила толпа попиков. Распахнув дубовые двери, они сбежали вниз по гранитной лестнице и замерли в нерешительности. Их синие пижамы и вопросительно привставшие хохолки вызвали у меня идиотскую ухмылку.

— Какого хрена?! — вскричал один из них.

Мы были истощены, почти мертвы. И внутри, и снаружи. Но я нашелся:

— У вас не найдется полотенца?

— Ах ты штормовик! Где наездник этого святого зверя?! За такое святотатство ты сгоришь в серном чане, подонок, злодей, мерз…

Неизвестно как долго бы еще этот уважаемый патриарх выкрикивал вещи давно известные, но его совершенно, блин, возмутительным образом, прервал еще один бык. Он на полной скорости врезался в башню и разломал ее как стопку брусочков для игры в дженгу. Все пригнулись и задрали подбородки. А потом закричали.

Мы с Хо только устало вздохнули. Снова кирпичи. Кирпичи и огромный золотой колокол, падающий на нас сверху словно сраный кубок за сраное первое место в этой сраной гонке.

— Блять, — выразилась Хо, и я вышвырнул ее с быка.

Она упала на брусчатку, словно кошка, смешно оттопырив задницу, и заорала от бешенства.

Я стрелял, и стрелял, и стрелял. Пули рикошетили от непробиваемого затылка, а кирпичи — от включившегося пузыря. Колокол техническая магия удержать не смогла. Бык слегка прогнулся, когда тонна гремящего металла ударила его по башке, но устоял. Затем он, не торопясь отошел в сторону от стены.

— Вот сейчас ты решил это сделать, да? — сипло завопил я. — Ебаный рогатый трактор!

Последний бык приземлился после того, как ополоумевшая от ужаса публика позакрывала окна. Всех добил упавший с неба рыцарь. Сила тяжести превратила его в крышку от канализационного люка — так парня расплющило.

— Война! Началась война с жердяями!

Не жирдяями, догадался я. Это от слова — жердь, палка. Панический вопль стал сигналом забаррикадироваться всем и каждому. Даже попики в обратной перемотке вбежали по лестнице и захлопнули врата. Остались только трое взбунтовавшихся быков, я, и Хо, продолжающая стоять шалашиком на брусчатке.

— Полотенца мне так и не дали, — прошептал я, пряча железку.

Попытавшись привычно поправить панаму, я с досадой обнаружил, что ее все-таки сдуло. Проклятье. Это была моя любимая панама — наследство дяди Кипра, и поправлять ее было моей любимой разрядкой. Теперь вместо этого придется громко выхаркивать мокроту. Или подтягивать штаны.

Пока я размышлял таким образом, быки построились в колонну и торопливо затрусили по улице в сторону цитадели. Они больше не пытались разрушить Побережье, и вели себя дисциплинировано.

— Стоять!

О, Леди.

— Стойте, сволочи! Куда?!

— Быстрее, — сказал я быкам. — Быстрее! Да шевелитесь же!

Олива все-таки догнала наш маленький отряд. Я протянул ей руку, но Хо проигнорировала ее, и добежала до фонарного столба. Вскарабкавшись на него обезьяной, она выждала момент и прыгнула на переднее седло. На меня она даже не оглянулась. Мои ноги все еще были зажаты в стременах, так что я оставался пленником, с которым олива могла сделать все что угодно, не дожидаясь пока быки снова рехнутся.

Но ей было не до меня. Хо с нехорошим интересом обследовала управляющие узлы. Она залезла руками в горб, попробовала что-то там настроить, но бык на это не реагировал. Трусил да трусил себе, приближая родные стойла.

В конце концов мы выехали на территорию перед цитаделью Фран. У этого министерства глупых средств передвижения была своя стена из железобетона, замаскированного под камни. На ней пережидало смену столько парней в полной выкладке, что их недовольное кряхтение должно было резать уши самому Шторму. У ворот я увидел комично перегруженное КПП, напоминающее военную базу в миниатюре. Клянусь, там было столько щитов, вышек и стволов, что для карикатуры не хватало только торчащего букета красных боеголовок.

Леди, этот Лефран точно готовиться к осаде. Но кто его враг?

— Да как тебя угнать, — бормотала Хо, не оставляя попыток взять быка под контроль.

Тот неожиданно хлестнул меня по лысине хвостом. Несильно. Я недовольно обернулся, и увидел, что моя панама висит на рогах замыкающей машины. Выглядела она лучше, чем хозяин, и я облегченно вздохнул.

— Слушай меня! — завопила Хо. — Я твоя новая хозяйка. Подчинись мне! Ахалай-махалай! Абра-кадабра! Вверх! Взлетай.

— Зеленая! — не выдержал я. — Леди свидетель, если ты снова их разозлишь, я сам тебя на рога поддену.

— Твоего рога я не боюсь.

Быки остановились почти у самой стены. Я заметил выпрыгнувшие шлемы с голубыми плюмажами, похожими на восклицательные знаки. Ребята прямо напрашивались на пулю. Смешно и унизительно. Я знал, что тенебрийцы всегда будут держать Лонгу в технологическом неравенстве, они будут прилагать к этому все свои усилия, потому что это разумно. Логично. Предусмотрительно.

Но ребята!

— Снимите херовы перья со шлемов! А! Вы же ориентируете марксмэнов и гранатометчиков!

Мне никто не ответил. Крепости из диванных подушек. Дети с деревянными палашами и щитами из майонезных крышек. Неужели мы всегда будем тенью теней…

Я удивился себе. Такие размышления были для меня чем-то новым. Какие еще «мы», Самара? Не никаких «мы».

— Вверх. Ввысь. Старт. Вектор — два. Вектор — два! Блин. Ну давай, милый. Новая Победа! Вы же знаете где это.

— Ты еще пятерку ему за ухо сунь, — устало предложил я. — Это же не такси…

Копыта завибрировали. Хо победоносно взглянула на меня, показав тонкий фиолетовый язык.

— Ладно, — сказала она почти сразу. — Я не тупая. Ясно, что они полетят в цитадель. Ты что-нибудь понимаешь? Почему они взбесились и сбросили всех, кроме нас?

Я молча жевал край пончо, пытаясь хотя бы почувствовать вкус впитавшегося вина. Мне было насрать.

— Мне насрать, — сказал я.

Хо фыркнула.

— Я же говорю тебе — спрыгни. Найди Зайца. Он поможет.

— А пока я буду его искать, меня поймают по подозрению в гоблинстве и посадят в клетку.

Быки поднимались в воздух.

— Хочешь, дам тебе ствол? Там остался один билет к Шторму.

— Мы ведь уже пробовали. Ничего не получается.

Тогда я пожал плечами, и расслабился. Нужно было проверить бипер. К счастью, защитный чехол не пропустил влагу. Я посмотрел пропущенные от Сэта и усмехнулся. Да, Шторм возьми, ему с нами не повезло.

Парни на стене таращились на нас как страдающие вздутием совы. Не удивительно. Я помахал ладонью над головой:

— Снимите плюмажи!

В ответ кто-то стрельнул в нас из самопала, который больше подошел бы для киношной бутафории, так как попасть мог только в небо. Что, собственно, и произошло. И не только это. Стрелявший вдруг заорал благим матом и его разорвало корнями мгновенно выросшей яблони. Это было отменное волкачество, доложу вам, — от пехотинца остались только сухие тряпочки. Веселое дерево распугало ближайших головорезов, и они попадали вниз, чтобы случайно не посмотреть в нашу сторону.

Никогда не понимал людей, которые съедали сердцевину с семечками.

Под нами быстро проплыла внутренняя территория, исчерченная окопами, укрепленная блиндажами, опутанная колючей проволокой и перекопанная с целью минирования. Там тоже сидели солдаты, но те явно были на расслабоне. Я видел множество сигаретных точек, костерков и теплый свет полевого штаба.

— Ни дать ни взять реконструкция Второй Освободительной, — сказал я. — Копец.

— У них даже умки есть, — откликнулась Хо. — Вкопаны в землю. Забавно.

— Ты узнала умки?

— На заводе, где меня учат, есть свалка с такими реликвиями, что и не верится.

Умки — это УМ-1, родственники ГО-шных броневиков, только шире в боках и с орудийными башнями. Уродливы как адский каземат и могут выстрелить внутрь собственной башни, чтобы сделать экипажу сюрприз. Во время Второй Освободительной, когда Тенебрия уничтожала самопровозглашённые республики и давила восстания, умки использовались для кулинарии. Очень хорошо делали фарш и оладьи, судя по тому, что нам рассказывали старички-генералы на Фугии.

— Вляпались мы… — Хо достала свой телефон. — Черт! У меня сел. Надо звякнуть Холи, сказать, что б хоронил пустые гробы.

— Все, что он сделает, если мы подохнем, так это закажет химчистку кресел, что бы запах наших задниц не напоминал, что существовали когда-то такие хрящегрызы как мы.

— Да не. Меня он любит.

— А-ха.

Громада цитадели почти осязаемо давила на плечи. Издалека этот божий сортир казался не таким безумно-массивным. Двадцать этажей с мелкими оконцами, а потом башни, орудийные площадки с древним ПВО, закрытые дворы, даже маленький лесок, накрытый железной сеткой. Быки неторопливо несли нас мимо радиовышки к самой тяжелой и мрачной конструкции, напоминающей протянутый в небо кулак.

На вершине этого донжона громоздилось алое дерево с кроной из живых птиц. Я говорю буквально, вместо листьев из ветвей торчали наполовину расплывшиеся птицы всевозможных цветов и размеров. При нашем приближении, они начали синхронно бить крыльями, создавая волну словно футбольные болельщики. Они даже раскрывали клювы, но я ничего не слышал.

Быки сели перед этим чудовищным растением, аккуратно ступив на мозаику, которая изображала солнечный круг на черном фоне. Дерево стояло прямехонько в центре символа, укоренившись в огромном каменном тазу. Таз до краев наполняла кристально-чистая вода, а воде той застыли серые утопленники: обритые козы и бараны. Господь Гарзонский… Что ж это за херня?

— Хин.

— М?

— Мне страшно.

— Да я сам сейчас в штаны навалю.

И я навалил бы, будь у меня в кишках хоть что-то кроме реповых чипсов и ужаса. Потому что мясной грунт зашевелился. Размякшие тела приподнялись, медленно разводя невесомые конечности. Повалились, поплыли в стороны и перед нами предстала…

Она.

Таких волчар я еще не видел. Я бы даже не ручался, что это все еще было человеческое существо. Волшебники по-разному избегали смерти от передоза Штормом, большинство по старинке увеличивали мышечную массу. Но эта малышка решила пойти по другому пути: она заранее разделила свое тело на части. Расчлененные конечности сообщались через толстые жгуты из переплетённых стеблей алых ромашек. Сотни цветков сияли как жала паяльников, выводя излишки Шторма, как охладители распыляют тепло от нагревающихся двигателей.

— Пиздец, — сказал я вместо приветствия.

Даже то ничтожное мозговое усилие, которое потребовалось чтобы выплюнуть ругательство, оказалось в этот момент слишком серьезным испытанием для моего рассудка. Все предохранители сработали одновременно и по телу разлилось парализующее спокойствие. Я отпускал эту ситуацию. Нет, я посылал ее в задницу. Самара де Хин — обычный полукриминальный шнырь, который вчера метался по курьерским делам, не подписывался на все эти безумные приключения.

В то же время, горящие ромашки, которые заменяли волчице глаза, раскрылись в нашем направлении. Широкий изуродованный выхлопами рот приоткрылся. Я видел, как болезненно искажается воздух рядом с парами Шторма.

— Как вы уродливы, — прощебетали птицы. Их свист, щелканье и вопли сложились в непривычную отрывистую речь. — Я видела вас прекрасной парой атлантов, снимающих с неба звезды для огранки. Ясенем и елью, котом и фазаном, рукой и кубком. А здесь, где камень тверд, а пух — мягок, явились ко мне сутулые псы.

Я не мог заставить себя говорить. Насколько уж Самара де Хин был мячиком, который судьба от скуки кидала об асфальт, ловила — снова кидала, но даже на краю гибели не обязательно было подыгрывать такому шизоспектаклю. Мне нужны были деньги. Человек-венок, говорящий через птиц — нет.

Нас выручила Хо. Она спрыгнула с быка, по инерции сделав несколько неловких шагов, но быстро вернула своим движением уверенность и как-то с подвыпертом поклонилась волчице. Вероятно, так же она сгибалась перед родителями Сэта и гостями дома Холейгула.

— Всемогущая госпожа, — смиренно заговорила олива, — будет ли мне простительно спросить о вашем имени?

— Простительно, — вскрикнули птицы. — Я есть Мерелин. Сон и солнце. Жизнь и безмолвие. Защитница рода Лефран и его благословение. Береги это знание как алмаз в нерушимом ларце.

Судя по сжатым от гнева булкам, Хо сейчас думала о других парных титулах. Например: «мшистая манда» и «впалые сиськи». Честно говоря, я не уставал ей поражаться. Для Общества Должников Хо была бесценным кадром. Меня и Якоба, пожалуй, можно было заменить, но вот оливку…

— Госпожа Мерелин, — голос Хо вернул меня к действительности, — уже вид наш оскорбителен и навлекает беды. Но как нам оправдаться? Мы готовы были к любой встрече, если не на равных, то при своем достоинстве. Однако… Эти буйные звери, которых вы видите за мной, оказались неуправляемы. Такова злая шутка судьбы.

Птицы коротко чирикнули. Видимо это можно было считать смешком.

— Я знаю, знаю. Это я заставила их сбросить седоков.

Все-таки я не выдержал и у меня вырвалось недовольное «хм-а?!». Птицы снова хихикнули. В их блестящих от боли глазенках засветился Шторм.

— Чего теперь бояться? Я видела во снах, что ты погибнешь по-другому.

Я хотел уже ответить, что и сам много чего вижу во снах, и теперь обзаведусь кошмарами про цветочки, но из упрямства продолжил молчать. В то же время зажимы в стременах отпустили мои лодыжки, и я торопливо соскочил с осточертевшего седла. Оставалось только отнять у быка панаму. Бедолага переживала не лучшие времена.

— Почему вы их убили? — спросила Хо неприязненно.

— Штормовой народ преподнёс нам чудесных тварей из тайного металла, Я наделила механические тела жизнью, чтобы они были секретом, сокровищем рода Лефран. И никто, никто, не должен был видеть их до поры. До самых отчаянных времен.

— А они еще не настали?

— Люпан убедил себя, что это именно так. И стал скакать на турусах будто он всадник апокалипсиса, но на деле: влюбленный юноша, не понимающий даже, что он любит! Это неприемлемо. Быки не его игрушка, и я показала, что может с ним случиться, если дурачок продолжит шутить с дарами полубогов. Турусы останутся со мной, здесь, в покое, которого заслуживают. Подойдите, мои бессловесные гиганты.

Быки послушно прошлись до волшебного тазика и улеглись с трех сторон от него, словно сторожевые псы. Теперь вся эта композиция выглядела как иллюстрация к альбому софт рок-группы семидесятых.

Я вдруг вспомнил, что Григорий говорил мне про покровительство Мерелин, и не выдержал:

— Извиняюсь, а когда нам отдадут деньги? Я принес вам доспех честно украденный у тенебрийцев, и пока слабо понимаю условия сделки. Долго вы еще будете мариновать нас в вине, прежде чем зажарить окончательно?

— Еще немного.

— Да какого…

— Больше мне нечего вам сказать, мокрые пташки. Меня ждут сновидения, где нет кошмаров вроде вас.

И Мерелин снова погрузилась в толщу воды и козьих тел.

— О, — олива пожала плечами. — Ну понятно. Извините, что побеспокоили, госпожа. Приятного вам сна.

Она повернулась ко мне.

— Штормовой народ?

— Мне насрать. Как отсюда слезть? Я сыт по горло этой чертовщиной. По правде говоря, я бы и тут уже спать улегся.

Но мне не пришлось. В камне открылась потайная ниша с лестницей и мы с Хо быстренько ей воспользовались. Внизу была комната, где на мягком диване сидело несколько человек в голубых рабочих комбинезонах как у Хо. Еще двое играли в шашки. Третий — рылся в холодильнике. Заметив нас, спускающихся вдоль стены, ребята потеряли интерес к своим занятиям и стали пятиться к двери. А потом выпорхнули из нее, словно стая свадебных голубей из коробки.

Я в изнеможении повалился на диван. Хо отыскала в холодильнике брикет творога и бутылку воды, после чего уселась прямо на пол и принялась жевать и булькать. О, Леди. Наконец-то я оказался в светлом безопасном помещении с диваном. Все произошедшее мгновенно оказалось за бортом. Я кайфовал.

— Первого, кто появится в дверях, я пристрелю.

— А если это будет Лефран?

— Тем лучше.

Но это оказались стражники. Нас быстренько повязали, отобрали у меня железку, и повели вниз по башне. Парни были ошеломлены не меньше рабочих. Возможно что-то такое госпожа Мерелин уже позволяла себе в прошлом, потому что первичного допроса не было. Больше того, никто из шестерых секьюрити вообще не сказал нам ни слова. Единственными кто непринужденно болтал, были бараны и козы, загоны с которыми помещались почти на всех пройденных этажах. Аппетиты у волчицы и ее дерева были немалые.

В конце концов нас завели в какую-то комнату, пустую как голова лонгатского подростка и заперли. Хо со злостью пнула дверь и закричала.

— У тебя еще остались силы? — спросил я, укладываясь на пол.

— Задолбали, — всхлипнула Хо. — Сколько можно? И творожок не дали доесть. Ты знаешь, как я голодна? Я начну с твоей пятки, если они сейчас же нас не выпустят и не накормят!

— Извини, не могу предложить майонез.

Молчание.

— Хо.

— М?

— Почему ты ведешь себя так?

— М-м-м?

— Как идиотка. Если б я не знал тебя, подумал бы, что ты хочешь произвести на меня впечатление.

— Я не понимаю, о чем ты.

— О всех тех случаях сегодня, когда ты пыталась угробить себя. То, что мы делали в машине, хотя бы имело смысл. Но за каким хреном ты остаешься под летящим вниз колоколом? Ты знаешь, обычно мне плевать на то, что люди делают со своей жизнью, но еще одна такая выходка… И между нами все кончено. Я не собираюсь больше нести ответственность за чью-то смерть кроме своей. Хватит с меня. Ты поняла?

Молчание.

— Я…

Хо не успела закончить. Сегодня, будь я проклят, в цитадели Фран захлопали двери. В комнату ввалились техно-рыцари, за которыми степенно вошел человек, которого я сперва принял за Люпана. Но это был не тот Лефран.

— Приветствую вас, застенцы. Мое имя Людвиг. Людвиг Лефран. Могу ли я принять вас как желанных гостей моей цитадели?

Загрузка...