Обман

ТУЛУЗСКАЯ ИНКВИЗИЦИЯ

е трогайте меня, мерзавцы! — сипло крикнула Катерина Чибо-Варано. — Не смейте ко мне прикасаться, а не то…

В ответ послышался взрыв хохота.

Двое наемников, которые говорили только по-провансальски и не имели ни малейшего желания вступать с ней в диалог, выпихнули герцогиню из камеры, куда ее поместили в Тулузе. Спотыкаясь, она стала подниматься по бесконечной винтовой лестнице между стен, круто обрывавшихся в подземелья. Несмотря на ужасные дни, проведенные в этой могиле для живых, голова ее работала великолепно. Она спрашивала себя, в какой роли предстанет перед судом: обвиняемой или свидетельницы, хотя, однажды уже побывав в руках инквизиции, понимала, что ответить на него невозможно.

Миновав лестничную площадку, она прошла по коридору с голыми стенами, освещенному факелами, от дыма которых щипало глаза. Потом ее втолкнули в просторный зал, где дыма было меньше, несмотря на множество факелов и ламп.

— Сядь сюда, — приказал ей на ужасающем французском один из солдат.

Она уселась на очень неудобный, странного вида треугольный табурет из деревянных планок, опиравшихся на неструганые чурбаки. Она стыдилась голых ног, торчавших из-под льняной рубахи, которую на нее напялили. Будь перед ней буржуа или аристократы, ей бы было все равно, но здесь собрались представители церковного сословия.

Все присутствующие, кроме нотариуса из мирян, уткнувшегося носом в бумаги, были священниками или монахами доминиканского ордена. Самым беспокойным из всех инквизиторов, сидевших за большим столом у голой стены с огромным распятием, выглядел, пожалуй, великий инквизитор Франции Матье, или Матиас, Ори. Его худое лицо было угрюмо и мрачно, а длинные пальцы, видневшиеся из рукавов епископского одеяния, все время нервно двигались. Он перебирал пачку бумаг, видимо, отыскивая те, что относились к процессу. За утро он произнес бог весть сколько обвинительных речей, и этот процесс был на сегодня последним.

Секретарь, маленький приземистый доминиканец с неправильным лицом в обрамлении жидких бакенбард, выглядел спокойнее. Он первый увидел, как ввели то ли обвиняемую, то ли свидетельницу. Окинув взглядом зал, он обнаружил, что народу явно не хватает, если не считать десятка послушников и членов полумонашеских орденов.

— Где конфортатории? — спросил он, обращаясь к партеру, запоздало загудевшему. — Если в зале присутствуют конфортатории, пусть выйдут вперед!

На призыв откликнулись два старых доминиканца, сидевших на скамьях в отдалении. Они поднялись и молча встали слева и справа от Катерины.

Один из них сунул ей под нос распятие, вероятно, чтобы она его поцеловала. Она же только удивленно взглянула сначала на распятие, потом на монаха. Тот так же молча убрал руку и сердито отвернулся, пробормотав:

— И это святотатство тебе тоже зачтется.

За столом возникло оживление. Видимо, кого-то ожидали и готовились к его появлению. Через несколько минут все стало ясно. В дверях показался слуга и объявил:

— Его высокопреосвященство кардинал Антонио Галаццо делла Ровере, инквизитор по делам еретиков графства Венессен.

Вся возня мигом стихла, когда в зал вошли сначала два священника, а потом появился кардинал в красном бархатном одеянии с горностаевой опушкой, как и подобало его сану. Это был представительный человек с широким суровым лицом, маленькими хитрыми глазками и мясистыми губами, над которыми топорщились длинные напомаженные усы. Грива седых, вьющихся на концах волос виднелась из-под скуфьи, закрывая уши.

Все дружно вскочили на ноги. Прелат равнодушно ответил на приветствие и уселся в центральное кресло. Потом великодушным и в то же время авторитарным жестом приказал всем садиться. Только Матье Ори, который был ниже кардинала в церковной иерархии, зато выше в иерархии инквизиции, никак не выказал почтения вновь прибывшему и ограничился сухим кивком. Он уступил кардиналу ведение процесса только по соображениям территориальным, и по гневу, сквозившему в его взгляде, можно было догадаться, что ему все это до крайности не нравится.

Наступило долгое молчание. Кардинал листал страницы дела, и лоб его все больше хмурился, выдавая недовольство. Наконец он обратился к главному инквизитору:

— Вы уже задавали этой женщине вопрос о ее происхождении?

— Нет, ваше высокопреосвященство, мы ждали вас.

Кардинал пристально взглянул на герцогиню.

— Вы действительно Катерина Чибо-Варано, в прошлом герцогиня Камерино?

— Да, — ответила Катерина, намеренно опустив глаза с видом робким и в то же время жеманным.

— У вас есть дочь по имени Джулия Чибо-Варано?

Катерина внутренне вздрогнула. Если кардинал задает такой явно лишний вопрос, это может означать, что он прочел в документах имя мужа Джулии, Гвидобальдо делла Ровере, который, скорее всего, приходился ему родственником.

— Да, ваше высокопреосвященство, — ответила она.

Кардинал настолько погрузился в свои мысли, что забыл подвести подсудимую под присягу. Вспомнив наконец об этой обязательной части процедуры, он раздраженно сказал:

— Пусть кто-нибудь даст подсудимой Евангелие и велит произнести положенную присягу.

Один из конфортаториев подскочил к столу, взял с него открытое Евангелие и вернулся к герцогине. Катерина положила пальцы на переплет и послушно повторила вслед за монахом:

«Я, Катерина Чибо, дочь графа Франческетто Чибо делль'Ангвиллара и Маддалены Медичи, вдова Джованни Мария, герцога Камерино, сорока пяти лет от роду, коленопреклоненно перед вашим высокопреосвященством, имея перед глазами святое Евангелие и прикасаясь к нему, клянусь говорить…»

Формула присяги была достаточно длинной. Наконец конфортаторий забрал Евангелие и снова водворил его на стол. Катерина, не без тайной гордости, отметила, что все инквизиторы, за исключением сурового Матье Ори, вздрогнули, когда она назвала свой возраст. Они явно не ожидали, что в сорок пять лет женщина может быть так хороша. Это свидетельствовало о том, что они состояли из плоти и крови. Прекрасно, надо это использовать себе во благо.

Кардинал делла Ровере подождал, пока нотариус кончит записывать, потом спросил:

— Вам известно, в чем вас обвиняют?

— Нет, неизвестно. Но я знаю, кто меня обвиняет, и готова донести о его кознях.

За столом, где сидели инквизиторы, поднялся шумок. Это было редкостью, чтобы обвиняемый, вместо того чтобы защищаться, обвинял своего доносчика. И тем более редкостью было то, что обвиняемый знал имя доносчика. Раздраженным жестом кардинал делла Ровере восстановил тишину.

— К вашему сведению, вас обвиняют в ведовстве и убийствах, — сказал он Катерине, не глядя ей в глаза. — Но инквизиция согласна выслушать ваши разоблачения. Кто, по-вашему, вас преследует?

— Человек гнусный и коварный, который прячет за деятельностью аптекаря деяния недозволенные и демонические. Он втайне занимается алхимией.

— Алхимия не запрещена! — бросил один из священников, составлявших трибунал.

Кардинал испепелил его взглядом.

— Ошибаетесь! Папа Иоанн Двадцать Второй в декрете «Spondent quas non exhibent»[7] сурово осудил эту ложную доктрину. А наш всеобщий наставник, инквизитор Николас Эймерик, написал по этому поводу целый трактат «Contra alchimistas»[8]. — Он повернулся к обвиняемой: — Итак, назовите имя этого предполагаемого колдуна.

За резким тоном кардинала Катерина почувствовала скрытую симпатию. Более того, мягкие черты лица прелата, влажные красные губы и томные жесты выдавали с трудом сдерживаемую чувственность. Что ж, обстоятельства вложили ей в руки еще одно оружие для защиты.

— Имя моего недоброжелателя Жозеф Тюрель Меркюрен, но свои работы он подписывает «Денис Захария».

— Меркюрен действительно фигурирует среди свидетелей обвинения по делу этой женщины, — некстати объявил нотариус, сверившись с документами.

Матье Ори кинул на него гневный взгляд.

— С каких это пор во время процесса оглашают имена свидетелей? — отчеканил он в ярости.

Нотариус замолчал, и делла Ровере снова сосредоточился на обвиняемой.

— Вы видели, чтобы Меркюрен заклинал демонов, призывал Сатану или справлял обряды, противные христианской вере?

— Нет, но не исключаю, что он этим занимается.

— Я спрашиваю о фактах, а не о домыслах.

Голос кардинала звучал строго, но не враждебно.

— Вам известно, что у него хранятся запрещенные книги, к примеру колдовские или лютеранские тексты?

Катерина лихорадочно пыталась найти, чем бы скомпрометировать Меркюрена, но так, чтобы ее слова не выглядели наговором. Внезапно ее осенило.

— Сама я не знаю, но монах-врачеватель из монастыря Сен Поль де Мансоль говорил мне, что у Меркюрена много таких книг. Кажется, это все знают.

— Сен Поль де Мансоль — августинский монастырь, где содержали эту женщину под арестом, — пояснил нотариус.

Кардинал поднял брови.

— И, зная об этом, августинцы не донесли?

Катерина внутренне вздрогнула от радости.

Она искусно сыграла на враждебности, которую доминиканцы питали к остальным религиозным орденам. Чтобы оказаться во главе инквизиции графства Венессен, Антонио Галаццо делла Ровере надлежало либо в прошлом быть доминиканцем, либо иметь очень близкие отношения с последователями святого Доминика. Кардинал не мог не соблазниться возможностью обвинить августинцев в укрывательстве человека с репутацией колдуна. Итак, теперь Катерина сможет отомстить и Меркюрену, и всему монастырю Сен Поль.

— Если монахи, которые так заботливо за мной ухаживали, поддерживают Меркюрена, то, конечно же, по дружбе, а не потому, что они его сообщники, — сказала она, изображая искренний порыв, — Они милые люди и сами стали жертвами коварства этого колдуна…

— Это мы посмотрим, — пробормотал кардинал.

— Их настоятель, Марк Ришар, в прошлом был обвинен инквизитором Иоанном Римским в симпатии к гугенотам…

Удар пришелся точно в цель. Делла Ровере вздрогнул и оглядел коллег.

— Почему об этой детали мне никто не доложил? — возмущенно спросил он.

— Это записано в документах, — хитро усмехнулся Матье Ори, — Ваше высокопреосвященство, напоминаю вам, что обвиняемая отлучена от церкви. Вы найдете это в ее деле, если прочтете внимательно. Что могут значить ее утверждения, если учесть, что она — убийца, сознательно сеявшая чуму в вашем Провансе? Перед вами настоящая змея.

— Ложь! — закричала Катерина. Она быстро заморгала глазами, чтобы вызвать слезы. — Из-за интриг Меркюрена и еврея по имени Мишель де Нотрдам в Эксе заживо сожгли невиновного! Диего Доминго Молинас был человеком безупречным, и его погубила эта шайка некромантов!

При упоминании о Молинасе делла Ровере слегка вздрогнул. Катерина прекрасно знала, что кардинал был покровителем и коллегой испанца. Назвав это имя, она как бы предупреждала прелата об опасности, которую таит для него обвинительное заключение, вынесенное по ее поводу. Признав ее виновной, он рисковал себя скомпрометировать.

Теперь делла Ровере побледнел.

— Если обвинения в адрес этой женщины исходят от колдуна, то они не имеют никакой силы, — сказал он без прежней уверенности в голосе. — Мы не можем продолжать процесс без следствия по делу Дениса Захарии.

В улыбке Матье Ори прибавилось иронии.

— Ваше высокопреосвященство, я вынужден напомнить вам, что обвиняемая отлучена от христианской церкви. Самым весомым из тяготеющих над ней обвинений является обвинение в сношении с демонами. Возможно, каждое ее слово — ложь.

Все присутствующие снова зашумели, но на этот раз в поддержку Матье Ори. Кардинал казался растерянным.

— Чего же вы просите? — пробормотал он.

— Допроса под пыткой. Тогда увидим, будет она настаивать или откажется от своих заключений.

Снова поднялся одобрительный шумок. На миг Катерину охватила паника, но она быстро с собой справилась, благодаря способности мыслить логически: делла Ровере был вовсе не заинтересован в том, чтобы она заговорила. И уж тем более, чтобы заговорила под пыткой, когда люди теряют над собой контроль.

Кардинал, казалось, был в растерянности, и лицо его выражало преувеличенную скромность, когда он произнес:

— Эта женщина едва приоткрыла нам ужасную интригу, затеянную алхимиком, посвятившим себя демоническим искусствам. Вы, как и я, знакомы с «Руководством для инквизиторов» Николаса Эймерика. Пытка имеет смысл, когда есть достаточно доказательств вины подсудимого. В этом же случае я вижу много пробелов в расследовании. Надо было более тщательно работать с главным свидетелем обвинения. Мне его показаний недостаточно.

Матье Ори приподнял плечи, видимо, считая лишним отвечать. Наверняка весь процесс казался ему незначительным.

Кардинал расценил наступившее молчание как свою победу. Он мрачно уставился на Катерину.

— Женщина, ты не привела ни одного доказательства в пользу своих обвинений. Даю тебе минуту, чтобы ты представила хотя бы одно. Если же не представишь, то будешь заключена уже не в монастырь или городскую тюрьму, а в один из казематов, что находятся в наших подземельях. И там будешь ожидать конца следствия, даже если на это уйдут годы.

Катерина заметила переход с «вы» на «ты»: признак того, что прелат решил проигнорировать ее высокое происхождение. Теперь он попытается уравновесить собственную снисходительность показной суровостью, чтобы не возбудить подозрений великого инквизитора. Возник риск, что он замурует ее в каземат навечно, чтобы только не путалась под ногами.

Катерина поняла, что настал момент пустить вход единственное оружие, которым она располагала.

— Я представлю вам доказательства, которых вы требуете, — сказала она нарочито осипшим голосом и притворилась, что закашлялась. — Могу я попросить воды?

В обычаях инквизиции было содержать обвиняемого в наихудших условиях, чтобы страдания побудили его раскаяться. Но тут все были заинтересованы в том, чтобы герцогиня продолжила свои разоблачения. Подумав, кардинал кивнул и сделал знак секретарю:

— Принесите ей воды.

Получив чашку, Катерина изобразила дрожь в пальцах. При этом добрая половина содержимого пролилась ей на грудь. Мокрая рубашка, прилипнув, обозначила великолепные, округлые формы. Допивая остатки, она украдкой проследила за реакцией присутствующих. Все взгляды, кроме взгляда Матье Ори, были прикованы к этой обольстительной части ее тела. Она поставила чашку рядом с собой и выпрямилась.

— Доказательство, которое я хочу представить, — это мазь, которой меня лечил лекарь в монастыре Сен Поль де Мансоль. Дайте ее исследовать богобоязненному аптекарю, и вы обнаружите там человеческий жир и другие ужасные ингредиенты. Она действует только потому, что в ходе ее приготовления был призван дьявол. Это от него Меркюрен получил свои алхимические познания.

Кардинал, более других погрузившийся в созерцание сладострастной женской груди, оторвался от своих мечтаний.

— Это расследование должно быть доведено до конца! — воскликнул он. — Господин главный инквизитор, можете вы доставить мне эту мазь?

Матье Ори впервые изменила выдержка, и он метнул в кардинала гневный взгляд.

— Ваше высокопреосвященство, уж не принимаете ли вы меня за своего слугу? Прежде всего, велите снова водворить в тюрьму эту мерзавку.

— Нет, это было бы неправильно, — возразил делла Ровере почти инстинктивно. Он был настолько выбит из колеи, что даже не заметил, насколько рассержен коллега. — Если эта женщина невиновна, как я подозреваю, то отправить ее в тюрьму означало бы оказать услугу ее недоброжелателю.

— И где вы предполагаете ее содержать? — спросил молодой священник, который называл себя падре Михаэлис. — Нельзя же ее отпустить.

Катерина сочла, что теперь настал момент повести себя нагло, и решила пойти ва-банк. Выставив грудь вперед, она как бы демонстрировала товар, который могла предложить, однако при этом опустила глаза и заговорила смиренно:

— Ваше высокопреосвященство, о вас говорят правду, вы действительно великодушны. И мне, бедной женщине, остается только быть вам бесконечно благодарной. С другой стороны, я понимаю, что до выяснения истины вы должны содержать меня под стражей. Если вы избавите меня от тюрьмы, я готова поклясться, что не предприму ни малейшей попытки к бегству. Да и куда мне бежать? Заберите меня к себе во дворец и заприте в комнату прислуги или в стойло, если пожелаете. Там я буду ожидать исхода следствия, молясь день и ночь.

Ори сложил губы в сардоническую усмешку, в то время как делла Ровере усиленно кивал.

— Превосходно, прекрасное решение, — быстро сказал он, словно боясь вмешательства главного инквизитора. — Вы, Катерина Чибо-Варано, будете заключены в моем дворце, пока трибунал не решит вашу судьбу. Поскольку вы отлучены от церкви, вам определят место в помещении для прислуги, а точнее — для служанок из Вест-Индии. Исповедоваться будете у меня, если пожелаете, но больше не увидите ни одного человека, кроме своих родственников. А теперь заседание закрывается и начинается расследование дела Меркюрена.

Матье Ори пожал плечами, встал со стула и вышел, не говоря ни слова. Было ясно, что он не хотел перечить кардиналу, но считал все это слушание пустой тратой времени, если не сказать хуже.

Зато один из священников, пришедших нг процесс в качестве слушателей, высокий худой человек, высказал свое возмущение главным инквизитором.

— Стыд и позор! — крикнул он.

Кардинал наклонился к нотариусу.

— Кто этот невежа?

— Испанский путешественник, ваше преосвященство. Кажется, он большой друг Папы хотя в прошлом и отличался бурными проказами. Я знаю его только по имени.

— И как его имя?

— Дон Иньиго Лопес. Но сам он себя называет Игнацио Лойола.

— Я о нем слышал. Из какого он ордена?

— Похоже, ему позволили создать свой собственный орден.

Антонио Галаццо делла Ровере покачал головой.

— Не выпускайте его из виду, он похож на протестанта.

Спустя некоторое время Катерину со связанными руками вывели по приказу кардинала на площадь, и тут она с удивлением увидела что навстречу ей бежит Джулия. Когда девушка подбежала, Катерина поцеловала ее в лоб. И сразу же офицер, который держал конец веревки, так сильно дернул ее, что Катерина застонала.

Делла Ровере, направлявшийся к роскошной карете, которая ждала его у дворца инквизиции, обернулся.

— Что там такое?

Катерина кивнула головой в сторону Джулии:

— Это моя дочь, ваше высокопреосвященство.

— Вот как? — Кардинал оценивающе оглядел девушку, потом сказал: — Я не имею права, однако разрешаю вам взять ее с собой. Я найду ей применение. Надеюсь, ее близость поможет вашему раскаянию.

— Благодарю вас, ваше преосвященство!

Подождав, пока он отвернется, Катерина шепнула на ухо Джулии:

— По-моему, это дядя Гвидобальдо, твоего бывшего муженька. Красавчик, правда?

— Мамочка! — запротестовала Джулия. — Да ведь это мерзкий старикашка!

— Ну-ну, не преувеличивай.

Катерина убедилась, что офицер смотрит в другую сторону, и добавила:

— Способна ли ты на маленькую жертву, чтобы уберечь мать от лишних страданий?

— О, конечно, я сделаю все, что захотите!

Катерина улыбнулась.

— Хорошо. Вот увидишь, то, о чем я попрошу, вовсе не так трудно. Просто надо закрыть глаза и позволить, чтобы все шло, как идет.

Джулия посмотрела на нее удивленно, но герцогиня не была расположена пускаться в объяснения. Их посадили в карету кардинала, которая покатила в Аген. Вечернее солнце освещало цветущие зеленые поля. Любуясь пейзажем, кардинал делла Ровере бросал на обеих пассажирок благосклонные взгляды.