Обман

ПРЕЛЮДИЯ К УБИЙСТВУ

руглый светильник со свечами, свисавший с потолка, источал легкий дымок и отбрасывал причудливые тени на необычную сцену, которая разворачивалась внизу.

Гийом Постель мерил комнату нервозными шагами, то и дело пиная ногой разбросанные повсюду книги. За ним но пятам, с вдохновенно горящими глазами, следовал Жюль Сезар Скалигер, не осмеливаясь, однако, ему мешать. Сегодня вечером он принимал важных гостей и потому старался не раздражать обитавшего у него философа.

— Он не смеет! Не смеет так со мной обращаться! — кричал Постель, не обращаясь конкретно ни к кому из присутствующих.

Более всех, казалось, был удивлен седовласый итальянский доминиканец, брат Маттео Банделло[13], приехавший в Аген на несколько месяцев. Несмотря на репутацию глубоко религиозного человека, он был нарасхват в салонах из-за соленых шуточек на грани пристойности, которые любил отпускать. Однако сейчас он явно пребывал не в настроении.

Рядом с ним на диване сидели рука об руку Джулия и Бертран де Нотрдам. Они выглядели испуганными и заинтригованными. А вот Франческо Мария Чибо, массивный человек лет сорока, напротив, зевал в своем углу и то и дело задремывал.

Катерина, устроившись в кресле и рассеянно поглаживая белокурую головку одного из сыновей Скалигера, Жозефа Жюста, с иронией наблюдала за происходящими событиями. На самом же деле она нервничала. В этот вечер ей предстояло сыграть, наверное, самую трудную в жизни игру. Она удачно расставила фигуры, но в отличие от шахматной партии в ее игре все решало время.

Постель наконец остановился перед стоящими в углу доспехами и, поглаживая бороду, обратился к ним, как к живому человеку:

— Игнаций Лойола не смеет отвергать меня. Полтора года назад он принял меня в орден и взял с собой в Рим. Я стал настоящим иезуитом.

Скалигер нетерпеливо хмыкнул.

— Однако в Риме он велел бросить вас в темницу, чтобы от вас избавиться. Всем известно, что Игнаций — святой человек и самый бесстрашный из бойцов, какими только располагает церковь. Но некоторые считают его циником, человеком бессовестным, с сушеной сливой вместо сердца.

Постель, казалось, его не слышал, потому что продолжал обращаться к доспехам.

— Игнацио не выносит моего интереса к каббале. Но каждый добрый христианин должен прильнуть к источнику еврейской мудрости, ибо там берут начало все наши законы. Не вижу мотивов, по которым каббалистические тексты могли бы помешать иезуиту. Ведь может явиться новый мессия, и мы рискуем его не разглядеть.

— Верно, верно, — закивал головой Скалигер. — У меня есть редчайшая копия «Сефер Рациель». Она мне очень дорого обошлась. Не понимаю, о чем этот труд, но он весьма интересен.

— Что же интересного вы там нашли? — спросил Банделло.

— Сам факт, что ничего не понятно. Хорошее испытание интеллекту.

Разговор явно принимал бредовый оборот. Катерина уже подумала, не стоит ли его прервать, как вмешался Бертран.

— Господин Постель, вы собираетесь ехать в Венецию, чтобы увидеться с Лойолой? Не думаю, что он сейчас там.

Постель, казалось, очнулся от своих фантасмагорий. Он отвернулся от доспехов и повернулся к присутствующим.

— Да, Венеция. Моя карета уже прибыла?

Увидев, что Скалигер отрицательно мотает головой, он продолжал:

— Я еду в Венецию, потому что получил место капеллана при госпитале Святых Петра и Павла. Кстати, мадам, — обратился он с полупоклоном к Катерине, — не знаю, как вас и благодарить за ваши хлопоты обо мне у епископа Торнабуони. То, что я получил это место, исключительно ваша заслуга.

Катерина улыбнулась, тоже склонив голову.

— Это мой долг. Буду очень признательна, если вы тоже окажете мне услугу. Но об этом поговорим позже, когда прибудет карета.

Франческо Мария Чибо зевнул, потянулся, и под ним скрипнуло кресло.

— Я тоже знаю монсиньора Торнабуони. Моя кузина выбрала правильного покровителя. Королева Франции считает Козимо Медичи узурпатором, и все же епископ пользуется безграничным уважением, хотя он и прямой представитель Козимо.

Маттео Банделло приподнял брови.

— Меня удивляет, что он пользуется таким доверием. В Италии давно раскусили, что Торнабуони проводит свою политику под диктовку монаха, Пьетро Джелидо, который, по существу, и представляет флорентийского тирана во Франции.

— Я не знал, но все равно это меня не удивляет. Флоренция — город небольшой, но в ее стенах умещается столько интриг, что позавидовал бы любой европейский двор.

Катерина смотрела на кузена с удивлением. Она и не подозревала, что он способен на такие сложные фразы. Когда она увидела его впервые в доме того же Скалигера, она оценила его как глупого и капризного мальчишку. Он увлекся оккультными науками и каббалистической магией, оттого и нанялся на службу к Постелю. Но его познания в этой области были весьма поверхностны и расплывчаты, и здесь полупомешанный Скалигер, конечно, его превосходил. К тому же, на свою беду, он обладал искренней и честной натурой. Чтобы довести до успешного завершения свои сложные планы, герцогиня вертела им, как марионеткой.

Катерина исподволь наблюдала за Бертраном де Нотрдамом и Джулией, с удовольствием отмечая, что они выглядят как жених с невестой. Бертрану было около тридцати, и он отличался от Мишеля более острыми чертами лица и не такими пристальными, спокойными глазами. Они вспыхивали только тогда, когда его взгляд останавливался на сидящей рядом Джулии. Ее красота, которую так пестовала мать, теперь на диво расцвела. Это хорошо разглядел кардинал делла Ровере, который раньше призывал Джулию в свою постель для разнообразия, чередуя с герцогиней, а нынче превратился в ее пылкого и страстного любовника. За корсажем у Джулии лежало ревнивое письмо, которое он написал, когда она провела в Сен-Реми лишний день.

Пожалуй, момент настал.

— Кажется, я слышу шум кареты, — сказала Катерина, поднимаясь, — Может быть, это та самая, что должна отвезти господина Постеля в Венецию. Пойду взгляну.

— Нет-нет, я пойду сам, — запротестовал Скалигер, тоже поднимаясь, — хотя, по правде говоря, я ничего не слышу. И потом, моя жена или экономка обязательно меня предупредят.

Катерина улыбнулась.

— Пожалуйста, продолжайте ваш ученый спор с господином Постелем, а мне необходимо подышать воздухом. Долина Виве подарит ясность душе и вернет хорошее настроение. Если увижу карету, сразу дам вам знать.

Не дожидаясь ответа, Катерина вышла из комнаты и прошла коридор, освещенный двумя факелами. Она взяла один из факелов и вышла на порог виллы. В лунном свете на берегу ручья Сен-Мартен-де-Фулойрон что-то блеснуло. Катерина усмехнулась про себя. Подняв факел вверх, она трижды просигналила в темноту. И сразу же увидела, как неподалеку тоже замигал огонек. На вершине холма она разглядела карету, которая была еще очень далеко, но быстро приближалась.

Когда она вернулась в коридор и воткнула факел в опору, сердце ее билось где-то у самого горла.

— Должно быть, я ошиблась, — сказала она, входя в комнату.

Франческо Мария Чибо что-то оживленно рассказывал.

— По-моему, господин Постель, Венеция — не лучшее место для ваших научных занятий. Там правит распущенность, и достаточно одного взгляда на бесстыдные туалеты венецианских дам, чтобы заставить француза покраснеть от стыда. Да будет вам известно, что среди литераторов там более всех почитают Пьетро Аретино, автора развязных сонетов, и вокруг него группируется так называемый цех веселых и блудливых поэтов.

Маттео Банделло иронически улыбнулся.

— Вы, должно быть, давно не интересовались женщинами. Именно это вас и шокирует. Но нет объекта более достойного поэзии и прозы, чем женщина.

— И вы, священник, говорите такие вещи! — возмутился Чибо. — Вот уж воистину, не знаю, что и подумать!

— Думайте, что хотите, только трахайте их почаще, иначе нанесете урон своему здоровью.

Постель молитвенным жестом задрал подбородок и бородку.

— Нет, господа, эти вещи меня не волнуют. У меня чисто духовные интересы в Венеции. Меня влечет Fondaco de'Tedeschi[14], где хранятся книги, запрещенные инквизицией. Если я смогу туда проникнуть, то думаю там найти…

— Глядите-ка, теперь и я слышу шум кареты. Только в нее, похоже, впряжено не меньше тридцати лошадей. Слышите ржание?

Прежде чем кто-нибудь успел ответить, из коридора послышались неистовые удары в дверь и задыхающийся голос прокричал:

— Откройте! Откройте именем святой инквизиции!

Катерина сильно волновалась, но с удовольствием отметила, что все присутствующие вздрогнули. Тогда она сказала, притворившись, что напугана:

— О боже! Инквизиция!

Все глаза обратились на Постеля, который в смущении снова повернулся к доспехам. Может, он что-то им и говорил, но громкий стук и треск ломающегося дерева заглушили его слова. Круглые светильники, подвешенные под потолком на цепях, качались, и на стенах плясали тени. Загрохотали шаги, зазвенели кирасы, и в комнату ворвались вооруженные люди, нацелив на присутствующих шпаги и пики. А за ними, спустя несколько секунд, с нехорошей улыбкой на губах вошел кардинал делла Ровере.

Бертран прижал к себе Джулию, словно боялся ее потерять. Скалигер издавал какие-то хрюкающие звуки, которые слышали только те, кто стоял к нему ближе. Банделло напрягся и насторожился, а Постель, казалось, ничего не понимал. Кардинал окинул всех презрительным взглядом. Когда он наконец соизволил заговорить, то обращался только к Бертрану, остальные его перестали интересовать.

— Ваше имя Нотрдам, не так ли? — Он подождал, пока юноша кивнет, и продолжил: — Следовательно, мы получили точный сигнал. Как и все ложно обращенные евреи, вы якшаетесь с колдунами и заклинателями демонов. Вас вызывают в качестве свидетеля в инквизицию Тулузы.

Бертран вскрикнул и крепче стиснул руки Джулии. К его величайшему изумлению, девушка высвободила пальцы из его ладоней, словно это прикосновение ей было неприятно. Бертран растерянно взглянул на нее и, судорожно сглотнув, перевел взгляд на кардинала.

— Я повинуюсь, ваше высокопреосвященство, но уверяю вас, вы ошибаетесь. Что же до моих друзей, то все они почтенные ученые, сведущие в философии и восточных языках.

Кардинал скривился в гримасе.

— До ваших друзей в настоящий момент мне дела нет. О них расскажете в Тулузе на допросе. Изволите следовать за мной добровольно или приказать стражникам тащить вас силой?

— Иду, иду.

Бертран бросил отчаянный взгляд на Джулию, которая смотрела в другую сторону, потом опустил голову, и два солдата вывели его.

Кардинал остался стоять посередине комнаты, наслаждаясь воцарившимся испуганным молчанием. Наконец он бросил взгляд на Катерину и удалился, так ничего и не прибавив к сказанному. Солдаты шли за ним, толкая перед собой арестованного. Послышался грохот волочащихся по полу пик, конское ржание и удаляющийся цокот копыт.

Первым в себя пришел Франческо Мария Чибо.

— Что все это значит? — пробормотал он. — Он арестует свидетеля и не трогает обвиняемых. Да это сумасшедший!

— Он знал, что делает, — ответил Банделло, — в противном случае он прежде всего набросился бы на меня, потому что я священник.

Из коридора доносились лихорадочные шаги и крики прислуги и жены Скалигера. Дети плакали. Катерина спустила на пол маленького Жозефа Жюста, который уткнулся личиком ей в колени, и изобразила на лице крайнюю степень возмущения.

— Кузен, мне кажется, я поняла подлые замыслы кардинала. Но просто так это ему с рук не сойдет!

Она подбежала к дочери и обхватила ее за плечи. Джулия не сопротивлялась.

— Я пропал! Я пропал! — завывал Скалигер. — Целая жизнь лишений и размышлений идет насмарку из-за того, что я принимал в доме какого-то паршивого еврея!

Он бросился в объятия Одиетты, которая вошла в комнату в окружении целой толпы отпрысков.

— Подруга! Взгляните, что они сделали с таким выдающимся человеком, как я!

Постель казался скорее удивленным, чем испуганным. Он поднял палец.

— Я обращусь к самому Папе, он меня поймет. Но сначала я должен отправиться в Венецию в поисках истины о новом мессии. А моей кареты все нет!

— Она вот-вот прибудет.

Катерина подошла к философу и взяла его под руку.

— Я видела ее на другой стороне долины. Можно, мы с дочерью поедем с вами?

— В самом деле…

— Спасибо. Мы будем в Венеции через три-четыре дня.

Катерина вдруг бросила опешившего Постеля и подошла к кузену, подозвав к себе Джулию. Она порылась у той за корсажем и вытащила оттуда сложенное письмо. Потом строго уставилась на Франческо Марию Чибо.

— Вы здесь единственный, кто не рискует. Отвезите это письмо в Лион и отдайте лично в руки великому инквизитору Матье Ори. Скажите, что оно написано рукой кардинала Антонио Галаццо делла Ровере.

Франческо смутился, у него задрожали руки. Он нерешительно взял письмо у герцогини.

— Катерина, могу я узнать, что в нем содержится?

— Доказательство того, что делла Ровере — порочный развратник и использует инквизицию как инструмент в достижении своих распутных целей.

— Но этого недостаточно, чтобы вызволить молодого человека из тюрьмы. Если его повезли в Тулузу или Каркассон, так просто он не выберется.

— Этого достаточно, чтобы делла Ровере отстранили от должности и подвергли дознанию. Этого я и добиваюсь. Так вы едете в Лион?

— Еду.

Катерина увидела, что кузен говорит искренне, и осталась довольна. Она повернулась к Джулии.

— Господин Постель согласился, чтобы мы поехали в Венецию вместе с ним. — Она старалась перекричать шум голосов и детский плач, — Карета прибудет с минуты на минуту.

В тот же миг в дверь просунулась голова кучера, который очень удивился, обнаружив в комнате такой переполох. Он стянул с головы берет.

— Извините… — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, — Входная дверь была взломана, и я не знал, как обратить на себя внимание…

Завидев его, Катерина прикоснулась к руке кузена.

— Умоляю, Франческо, увидимся в Италии.

Она отошла от Чибо и подтолкнула Постеля к выходу.

— Пойдемте, нам пора ехать.

— Но мои вещи, мои книги… — запротестовал философ.

— Бросьте, у нас нет времени. Купите другие в Венеции. Если не поторопитесь, рискуете угодить на костер.

Она заметила вдруг, что дочь зазевалась, и накинулась на нее:

— А ты чего стоишь? Шевелись, дура! Знаю, что ничего не понимаешь, потом объясню. Сейчас надо торопиться.

Пока кучер выходил, Катерине удалось подтолкнуть Постеля к порогу. Вырвавшись из цепких рук герцогини, тот пробился к Скалигеру, которого, окружив плотным кольцом, утешали жена и домашние.

— Друг мой, — воскликнул он, — вы не можете себе представить, как я огорчен, что вынужден покинуть ваш дом прежде, чем мы с вами…

Скалигер, с полными слез глазами, перебил его осипшим голосом:

— Не называйте меня другом! Я был всеми уважаемым человеком, нынче же впал в отчаяние, а потом впаду и в нищету! А как подумаю о будущем — вижу своих детей, умирающих с голоду! И все из-за вашего колдовства и некромантии, которыми вы без зазрения совести занимались в доме христианина! Убирайтесь, я с вами больше не знаком!

И он отвернулся от Постеля, снова бросившись в объятия жены. Философ застыл с разинутым ртом, силясь понять, что же произошло, а Катерина снова потащила его за руку.

— Пойдемте скорее отсюда, путь до Венеции долог.

Перебравшись через остатки выбитой двери, они очутились на улице. Карета стояла на обочине, кучер с беспокойством оглядывался вокруг. Катерина открыла дверцу и впихнула Постеля внутрь, потом залезла сама и протянула руку Джулии, которая устроилась рядом с ней.

— Едем без промедления! — крикнула она кучеру. — Направление — Савойя, мы едем в Италию.

Позже, когда карета запрыгала по кочкам окружавшей долину дороги, Катерина смогла наконец расслабиться. Она взглянула на Постеля, который заснул, едва устроившись на сиденье. Услышав, как тот похрапывает, она с улыбкой обернулась к Джулии.

— Девочка моя, это был незабываемый вечер. Ты уловила смысл того, что произошло?

Джулия помотала головой.

— Столько всего сразу… я совсем растерялась.

Катерина энергично кивнула.

— Понимаю тебя, бедная головка. Сейчас постараюсь объяснить. Ты видела, что случилось с Бертраном Нотрдамом?

— Да. Его арестовали и повезли в Тулузу. Жаль, потому что он действительно любил меня.

— Нам теперь не до слащавых жеманностей, — отозвалась Катерина, пожав плечами. — Оставь их французам, они обожают всякие глупости. Важно, что Нотрдам на какое-то время выведен из игры. Его, конечно, отпустят, но не раньше чем кончится расследование, которое привлечет внимание инквизиции к прошлому его семьи, а прежде всего — к досье Мишеля. Потому я и донесла на Бертрана кардиналу делла Ровере.

Джулия распахнула сонные глаза.

— Так это вы донесли?

— А ты не поняла? И правда, в последнее время я тебя несколько переоценила… Конечно же, я. Этого сумасшедшего Постеля, — Катерина понизила голос, — нам послало провидение. Делла Ровере и так уже ревновал к Бертрану, но ему нужен был предлог, чтобы вмешаться как инквизитору. Знакомство с некромантом пришлось как нельзя более кстати.

— Делла Ровере… — пробормотала Джулия, — Он тоже меня любит.

Катерина поморщилась.

— Да нет же! Никто тебя не любит. Успокойся, я тоже через это прошла. Он любил только одну часть твоего тела, ну, может, две, но не более того.

— Теперь он сделает все, чтобы меня найти.

— Несомненно, но не теперь. Теперь у него начнутся другие заботы. Главный инквизитор Лиона Матье Ори — человек жестокий и фанатичный, а еще он знаменит суровостью к нравам клира. Когда мой кузен передаст ему письмо делла Ровере к тебе, где полно всяких непристойностей и любовных притязаний, он примет меры. Он не из тех, кто спасует перед кардиналом. Значит, на какое-то время власть делла Ровере будет урезана. Вот увидишь, мы доберемся до Венеции без затруднений. Мое заключение кончилось.

— Но зачем вам ехать в Венецию?

— Сейчас поймешь.

Катерина наклонилась к Постелю, который продолжал храпеть, и постучала его по плечу.

— Сударь! Проснитесь!

— Что такое? — Постель резко выпрямился и огляделся, с изумлением обнаружив себя в карете, освещенной лунным светом, в компании двух дам, — Где я?

— На пути в Венецию. Разве вы не помните?

— Ах да, — Постель подавил зевок. Он хотел потянуться, но, наверное, счел это неприличным и сдержался, — Мы уже подъезжаем?

— Не совсем, учитывая, что мы только что выехали.

— Я непременно должен встретиться с Папой. Убежден, что он ни о чем не подозревает, и это плохо.

— Ну конечно, он не может знать о событиях сегодняшней ночи.

— Я не об этом. Я о рождении нового мессии, который, быть может, влачит где-нибудь жачкое существование. Ужасно, что понтифику об этом ничего не сообщили.

Похоже, Постеля внезапно осенила еще какая-то идея: у него даже борода вздернулась кверху.

— Скажите, мадам, а епископ Торнабуони не смог бы оказать мне еще одну милость? Я знаю, что уже многим ему обязан: ведь это он нашел для меня место капеллана. Но то, что я прошу, нужно не мне, а всему человечеству.

— О какой милости вы говорите?

— Представить меня Папе. Я знаю, что Папа нездоров, но все же…

— Слишком долго затянулось это нездоровье, — нахмурившись, пробормотала Катерина, но тут же изобразила на губах улыбку, — Думаю, это возможно. Но у епископа Торнабуони тоже есть к вам просьба. Если вы ее выполните, он с радостью представит вас Папе.

— Буду рад служить моему благодетелю. Скажите, что я должен сделать.

Катерина осторожно заговорила:

— Несколько лет назад вы познакомились с молодым флорентинцем, который называл себя Лоренцино де Сарцана, но настоящее его имя было Лоренцо Медичи. Помните?

Постель напряг память, но то, что ему удалось извлечь из ее глубин, видимо, оказалось не слишком привлекательно, потому что он поморщился.

— Припоминаю. Я познакомился с ним в Париже, и это знакомство не принесло мне ничего, кроме бед.

— Епископ в курсе дела и тем не менее просит вас помочь. Теперь Лоренцино в Венеции, но почти не выходит из дома из-за пустых страхов. Посланец его преосвященства Торнабуони, капитан Чеккино да Биббона, уже несколько месяцев ищет встречи с ним, чтобы поговорить о важных вещах, но так ничего и не добился. Его преосвященство полагает, что если встречу назначите вы, то молодой Медичи явится без стеснения. Что вы на это скажете?

Постель слегка поколебался, потом ответил:

— Если этим самым я доставлю удовольствие монсиньору, считайте, что я в вашем распоряжении.

На лице Катерины расцвела широкая улыбка.

— Прекрасно. Считайте, что аудиенция у Папы вам обеспечена. Это я вам гарантирую. Мы все заинтересованы в том, чтобы новому мессии оказали достойный прием.

Постель с чувством поклонился.

Благодарю вас, мадам. Христиане, по-настоящему открытые для истины, попадаются теперь нечасто.

Спустя полчаса, когда Постель снова задремал, Катерина разбудила сонную дочку.

— Грандиозная ночь, правда? — прошептала она на ухо Джулии.

Джулия выглянула в окно.

— Да, луна светит, но и облака тоже есть.

Катерина, улыбаясь, покачала головой.

— Ну да, тебе не понять. Спи, моя девочка, спи.

И блаженно откинулась на спинку сиденья.