Глава 7


Виан Фармак смахнул катящуюся старческую слезу. Только что ушел его единственный ученик, и маг невольно вспомнил свою молодость. Давно это было, сотню лет тому назад. Тогда отец нынешнего владетеля долго размышлял, что же делать с Вианом. Магический дар так себе, его можно развивать, а можно и не развивать, никакой разницы владение не почувствует. А учеба в Академии — это приличные траты, которые ложатся на будущего работодателя мага. Кстати, у старого владетеля промелькнула коварная мыслишка — отписать Фармака властелину Эмпории. Но эта идея была тут же отвергнута, как недостойная одного из прославленных людей королевства. Рано или поздно властелин поймет, что за подарочек ему достался. И обязательно в каком–нибудь разговоре с придворными вспомнит владетеля не самым добрым словом. А это — пятно на репутации, такого допустить никак нельзя.

Все решило упоминание о выдающейся памяти Виана вкупе с феноменальной работоспособностью. Такие качества могли частично компенсировать слабость дара.

Академия потрясла Фармака до глубины души. Как и столица королевства в целом. Он почти всю жизнь провел в маленьком городке, ни разу не выезжая за пределы Легранса, и огромный город с величественными дворцами, среди которых выделялся замок властелина, произвел на него неизгладимое впечатление.

Академия являлась своеобразным городом в городе. Высокой стеной была обнесена приличная территория, где располагалось несколько зданий, два малых учебных полигона и парк–сад с редкими растениями со всего мира, которые цвели и пахли благодаря магической поддержке. Неподалеку ощущались совсем другие ароматы. Там находился небольшой зоопарк с экзотическими животными, главным образом хищниками.

Среди зданий выделялись три учебных корпуса и шесть общежитий для студентов. Сделано это было с учетом специфики обучаемого контингента. Молодым людям свойственна некоторая горячность, и какие меры не предпринимай, конфликты неизбежны. А разборки между шестикурсником и первогодкой — это почти гарантированный покойник хотя бы потому, что шестикурсник привык к учебным боям с ровесниками и не сумеет правильно дозировать силу удара, особенно если пьян. А большинство конфликтов затевается именно в пьяном виде.

Официально требовалось, чтобы все учащиеся проживали в общежитиях. Но на детишек столичных аристократов это почему–то не распространялось. Они утром подъезжали к воротам в роскошных экипажах, и привратники без вопросов пропускали их на территорию Академии.

Жили первокурсники в комнатах, рассчитанных на четырех постояльцев. Удобств минимум, две умывальни с туалетами на весь этаж. Внизу находилась столовая, где кормили вкусно, но без изысков. Если студенту хотелось чего–то особенного, то требовалось идти в город и платить из своего кармана, в котором у редкого первокурсника хоть что–то позвякивало. Зарабатывать студенты начинали года через четыре, да и то при достаточной изворотливости и нужной специализации. Услуги боевого мага, к тому же начинающего, спросом вообще не пользовались.

Что больше всего запомнилось Фармаку в первые дни обучения? Розыгрыши старшекурсников, которые по традиции должны были коснуться всех поступивших. Розыгрыши были самые разные. Некоторые до безобразия тупые и не всегда безобидные. Так, соседа Виана по комнате кинетик толкнул на проходившую мимо девушку. Толчок был настолько силен, что оба упали на пол. Сосед оказался сверху, уткнувшись лицом в упругую грудь. Он, бедолага, быстро вскочил, а девушка, сразу не разобравшись, со всего маху залепила ему пощечину. Потом она, конечно, сообразила в чем дело, но кинетика к тому времени и след простыл.

Еще перед одним новичком упал роскошный, сверкающий всеми гранями бриллиант величиной с голубиное яйцо. Юноша попытался ухватить драгоценность, но камень завалился в узкую щель. Больше часа молодой человек убил, выковыривая его оттуда. В конце концов он вырвал доску и убедился, что под ней ничего нет. Тут, разумеется, мастеру иллюзий помог спец по ментальному воздействию. А иначе начинающий маг быстро бы сообразил, что ему морочат голову.

Самого Виана разыграли незамысловато. С его точки зрения это был вовсе не розыгрыш, а форменное издевательство. Шел он спокойно в учебный корпус, и тут его подхватил вихрь, взметнул ввысь, поднял подол куртки и насадил на толстый сук. С перепуга юноша начал размахивать руками и ногами, но тут раздался настораживающий треск. В горячке Фармак так и не понял, трещал сук или материя его куртки, но сообразил, что надо замереть, если нет желания рухнуть на землю с высоты двухэтажного дома. Так он и провисел на потеху проходящих мимо студентов, пока неведомые шутники не сжалились над ним, аккуратно спустив на землю.

Почему Фармаку больше всего запомнились розыгрыши? Да потому, что веселая студенческая жизнь проходила мимо. С первых дней Виан принялся усиленно грызть гранит магической науки. Помимо трудолюбия была у него и такая черта, как чувство долга. Он прикидывал, сколько денег вложил в него владетель. Обучение, проживание, кормежка — все это выливалось в кругленькую сумму. Как он сможет компенсировать ее, если вернется в Легранс недоучкой с плохоньким даром?

Наставники, разумеется, заметили обе стороны медали. А поскольку трудолюбие Фармака большинству из них импонировало, они старались построить обучение так, чтобы молодой человек смог выжать максимум из своего скудного дара. Один из них как–то заметил:

— Жаль, что по традиции в Академии преподают маги не ниже рыцарского уровня. Вы со своей тягой к знаниям могли бы когда–нибудь стать замечательным наставником.

Но к четвертому курсу молодость взяла свое. Фармак влюбился. И это была несчастная любовь. Ведь юноша редко бродил по городу, почти все время проводя в Академии. Соответственно, объектом его пылких грез стала ученица Академии. Она на самом деле была хороша собой. А поскольку среди женщин–магов это было редким явлением, за красоткой выстроилась очередь из кавалеров. Среди них были потенциальные маги высоких уровней и отпрыски двоих гранд–магов. Разумеется, Виану места в этой очереди не нашлось.

Кто знает, возможно, если бы не чувство долга перед владетелем, Фармак порезал бы себе вены или совершил какую–то подобную глупость. Но обошлось. А нерастраченные эмоции были выплеснуты на штурм очередных высот магической науки. В итоге вышел парадокс, и таких случаев за всю свою историю Академия знала не очень много. Выпускник с ничтожным магическим даром оказался не просто лучшим по теоретическим наукам. Он набрал максимальные баллы по каждой из дисциплин, даже тем, которые вообще не касались его будущей специализации.

Владетель был очень доволен. Он сообщил Фармаку в приватной беседе:

— Считай, свой долг ты уже выплатил. При мне ни один студент из нашего края не становился лучшим в учебе. А уж показать результат, который можно только повторить, но не превзойти — это стоит потраченных мной денег!


Калмык возвращался в Каменку, сгорая от нетерпения. Дело в том, что Калмык обладал не самым полезным даром, он мог за минуту вскрыть любой замок. Здесь Улей действовал по принципу «подобное к подобному». Ведь в своей земной жизни Калмык был медвежатником и вскрыл немало сейфов. В Улье сейфы, набитые ценностями, встречались редко, и в большинстве своем охранялись надежно не столько замками, сколько суровыми охранниками. Ведь то же умение сверхсилы позволяло унести почти любой сейф, чтобы потом вдумчиво заняться им в спокойной обстановке. Так что полагаться на одни замки было бы опрометчиво.

Лишенному любимого дела Калмыку пришлось зарабатывать на жизнь рядовым снабженцем. В составе команды он выезжал на перезагрузившиеся кластеры и таскал в машины то, что было велено. Работа однообразная и оплачиваемая далеко не так щедро, как хотелось бы. А хотелось Калмыку, как в прошлой жизни, кутежей в дорогих ресторанах, ласковых девочек и престижных тачек. Ну ладно, тачки в Улье не котировалась, но ведь с ресторанами и девочками тоже наличествовал полный облом. И Калмык не представлял, как изменить свою жизнь к лучшему.

Тут Фортуна, как показалось бывшему медвежатнику, повернулась к нему лицом. Причем вопреки желанию самого Калмыка. Его определили в караван, что совсем не радовало. Мародерство кластеров — процесс налаженный и, чаще всего, проходящий без эксцессов. Несколько сот километров дороги по Улью по определению не могли обойтись без экстремальных происшествий. Шум моторов и безопасность — это как приступ геморроя и довольная улыбка, явления взаимоисключающие. Но жизнь — штука каверзная, и Калмык нашел там, где боялся потерять. Потерять боялся жизнь, а нашел ключ к осуществлению своей мечты.

Химичка имела неосторожность вслух заявить о разделе потрохов элиты. При этом Калмык знал, что женщина, вернувшись в Каменку, по старой памяти оставит ценности в гостинице, где стерег их от злоумышленников всего один человек. Не такие там лежали большие суммы, чтобы раскошеливаться на солидную охрану. К тому же камера хранения каким–то хитрым образом была связана с администрацией поселения, так что через несколько минут после того, как злодей начнет вскрывать сейф, к нему нагрянут до зубов вооруженные ребята. Вот только Калмыку с его навыками и минуты хватало за глаза.

Задуманное прошло, как по маслу. На дело Калмык отправился ближе к утру, когда сон особенно крепок. В этом смысле иммунные не сильно отличались от землян. Бесшумно вскрыв дверь в гостиницу, Калмык из предбанника осторожно заглянул в холл. Как он и надеялся, охранник беспечно дремал, сидя в кресле. Привыкнув за долгое время, что ценностям ничего не угрожает, он расслабился до непозволительной степени. Калмык вскинул миниатюрный, но достаточной убойной силы арбалет. Им ему несколько раз приходилось отстреливать бегунов. С человеком вышло еще проще. Болт устремился в сердце, и ночной сон охранника превратился в вечный.

Калмык предусмотрительно захваченными плоскогубцами откусил торчащую часть болта. Он не знал, есть ли сейчас в гостинице постояльцы, так что лучше перестраховаться. Мало ли, вдруг человеку приспичит совершить предрассветный променад по Каменке. Выходя, он увидит задремавшего охранника. Торчащий из груди болт как–то не очень вписывался в картину мирно спящего человека.

Калмык спустился вниз, где справа, в маленькой комнатушке находился единственный сейф. Вот и вся камера хранения. Через минуту дверца сейфа распахнулась. Калмык увидел пару мешочков и один отделанный золотом и самоцветами футляр. Он быстро сгреб добычу и устремился прочь.

Бывший медвежатник никогда не решился бы на грабеж, если бы не одна случайная находка. У восточной стены Каменки находились развалины небольшого сооружения. Перенеслись они из какого–то загадочного мира. Кое–кто утверждал, что это мир создателей Улья. Развалины состояли из неизвестного материала, напоминающего камень, но невероятной прочности. Их пытались разрушить, но с таким ничтожным результатом, что махнули на свою затею рукой. Решили, что даже при жутком дефиците свободного пространства овчинка не стоит выделки.

Однажды Калмык, переусердствовав с выпивкой в дешевой забегаловке, отправился домой, однако ноги, действуя независимо от едва функционировавшего мозга, занесли его в эти самые развалины. Утомившись, Калмык прилег на голые камни. Проснувшись ночью от холода, он заметил какой–то слабый свет, едва пробивавшийся в расщелину между каменных плит. Действуя по загадочному пьяному наитию, он нащупал в одной из плит небольшое углубление и надавил пальцем. Плита, скрежеща набившимся в пазы песком, отошла в сторону. В предвкушении невиданной удачи Калмык опустил голову и разочарованно выматерился. Ему–то уже померещились ящики, набитые… нет, не сокровищами, золото с бриллиантами в Улье ценились так себе, а оружием. Его же взору предстал подвал скромных размеров с чем–то округлой формы в углу.

— Хоть что–то, — подумал Калмык, спускаясь вниз.

«Хоть что–то» оказалось приличным размеров булыжником. Не успел Калмык осознать всю глубину постигшего его разочарования, как случилась новая беда. В подвале раздался тихий скрежет. Калмык поднял голову. Так и есть, плита спустя какое–то время вернулась на свое место. Но бывший медвежатник не стал паниковать. Опять же дар подсобил своему хозяину. Вскоре Калмык обрел временно потерянную свободу. И забыл о своем открытии до того момента, когда алчным взглядом наблюдал за дележкой потрохов элиты.

Теперь подвалу надлежало сыграть роль надежного убежища на то время, пока схлынет поднятая грабежом волна. Калмык думал отсидеться недельку и без лишнего шума покинуть Каменку. Он планировал обосноваться в другом стабе, а вот насчет дальнейших действий имелись варианты. Можно было проглотить красную жемчужину и ждать появления второго дара. И если бы имелась гарантия, что он окажется нужным, пользующимся спросом у работодателей, Калмык так бы и поступил. Увы, большинство даров, что первых, что вторых, оказывались мало на что пригодными, и, скорее всего, максимальным бонусом оказалось бы усиление первого дара. А это было нужно Калмыку примерно так же, как слону валенки. Поэтому он больше склонялся к тому, чтобы прокутить награбленное, а затем вернуться к работе грузчика, выжидая новую подходящую возможность для резкого увеличения своего благосостояния.

В своих расчетах Калмык упустил один маленький, но оказавшийся фатальным нюанс. После того, как через ментата пропустили всех обитателей Каменки и немногочисленных гостей, дело выглядело безнадежным. Как сказали бы земные следователи, висяк. Или глухарь. Но тут Долгоносик пересекся с главой стаба, и разговор, в конце концов, свернул на самую нашумевшую тему. Причем глава, который никак не мог успокоиться, опрокинув в себя стопку армянского двадцатилетней выдержки, зло бросил:

— Убил бы разгильдяев. Да еще нагло врут, будто явились на место преступления через две минуты после тревожного сигнала. А сейф стоит, распахнутый настежь, причем его именно взломали, а не открыли родными ключами. То есть это минимум семь–восемь минут, а никак не две.

Не сразу, только на следующий день после разговора, знахарь кое–что вспомнил. Был у него около года тому назад иммунный, которому он инициировал умение вскрывать любые замки. И звали этого иммунного то ли Узбек, то ли Туркмен.

— Калмык, — уверенно заявил глава поселения. — Никаких других прозвищ, связанных с национальностями, за нашими людьми не водится.

Тут же был опрошен ментат. Ответ его грешил неопределенностью:

— Калмык? Не уверен. А что вы хотите, девять сотен человек прошло через мои руки. Точно могу сказать одно: я не помню, беседовал с ним или нет.

Уже что–то, хоть слабенькая, но зацепка. Эту версию следовало отработать хотя бы потому, что других не было. Глава поселения обратился к Мандарину:

— Есть работа по твоему профилю, тем более, что ваша подруга числится главной пострадавшей. Надо просканировать стаб на предмет укрытий, в которых сейчас может прятаться человек.

Тоже занятие с крайне сомнительным результатом. Поселение маленькое, вроде бы все укрытия известны наперечет. Так что даже если ценности украл Калмык, то, скорее всего, он давно где–то за пределами Каменки. Но ситуация такая, что надо цепляться за любую возможность, даже если она призрачна, как мираж в пустыне.

И Мандарин не подвел. Он так и сказал Химичке:

— Если этот урод, посягнувший на твое добро, еще здесь, я в лепешку расшибусь, но отыщу гада.

В самом углу поселения, под старыми развалинами сенс засек подозрительный объект.

— Человек. Живой. Прячется на малой глубине под развалинами, — сообщил он.

Развалины тщательно, но при этом соблюдая тишину, осмотрели. Ничего, похожего на ведущий под землю ход, обнаружено не было.

— Как же его оттуда вынуть? — сокрушался один из поисковиков.

— А и не надо! — довольно усмехнулся глава стаба. — Он же не навеки там поселился. Ждет, когда наверху все уляжется, после чего рванет на волю.

Возле развалин устроили засаду. Бойцы поскучали всего двое суток. Ближе к вечеру они услышали тихий скрежет, после чего на свет Божий показался виновник торжества. Его скрутили, не дав даже пикнуть. Только заметив главу поселения, Калмык пришел в себя и сделал отчаянную попытку вырваться. Да и грех было не попытаться, зная, что ждет его впереди. Тут же ему и озвучили эту фатальную перспективу:

— Убийство и грабеж, два особо тяжких преступления. За одно тебя ждала легкая смерть, за второе ты даже мог отделаться всего лишь изгнанием с занесением в черный список ментатов, но в совокупности быть тебе кормом для зараженных.

Калмыка привязали к одинокому дереву метрах в трехстах от поселения, будто специально оставленному для такого рода казней. Чтобы сократить ожидание, приговоренному пустили кровь.

Калмыку повезло, на этот раз бесповоротно и окончательно. Ведь мог прискакать какой–нибудь бегун и отрывать куски мяса от еще живого человека — так этим тварям, еще не набравшим достаточной мощи, удобнее. Но нет, нарисовался топтун и одним взмахом когтистой лапы прервал мучения незадачливого грабителя.


Два крестьянина, остановившись неподалеку от пустоши, тоскливо осматривались по сторонам.

— Хороша тут землица. Жаль, что сеять нельзя, твари рядом, — сказал один.

— Да, хорошая землица. Если бы не пустошь под боком, был бы с нее толк, — согласился второй.

— Да, толк был бы. Ты посмотри, какая землица хорошая, вот Светлоликим клянусь, что рядом с нашей деревней такой нет, — продолжил первый.

— Да, рядом с нашей деревней землица похуже будет. Вот, допустим, я в прошлом году репу посадил, а выросло черт знает что, а не репа. Нельзя без слез смотреть.

— И у меня с морковкой та же история. Стручки какие–то недоделанные, а не морковка.

— А здесь если репу посадить, каждая вымахает с мою голову. А то и больше.

— А рожь! Здесь такая вырастет рожь, что стебли будут гнуться и ломаться под весом колосьев, — размечтался первый. — Жаль, нельзя. Опасно садить рядом с пустошью.

— Владетель сказал, что вообще сажать ничего не надо. Будто бы бесполезно. Все сожрет какая–то перезагрузка, — вдруг вспомнил второй.

— Ага. Они теперь еду из городов таскают. А ты мне скажи, откуда в этих городах еда? Она что, прямо на домах растет? Или на улицах.

— Того не ведаю. Может, здесь города совсем другие, не похожие на эмпорийские.

— Да какие бы не были. Разве может городская еда сравниться с нашей? От нее ни силы, ни здоровья. Может, владетель передумает, отменит эту самую перезагрузку?

— Мне говорили, что от владетеля в этом деле ничего не зависит.

— А от кого же? Раз властелина теперь нет, все решает владетель!

Увлекшись разговором, крестьяне слишком приблизились к пустоши. И видневшийся у ее границы бугорок внезапно ожил, трижды быстро прыгнул и обрушился на ближайшего к нему человека. Тот даже ничего не успел понять. Нечто бесформенное сбило его с ног, накрыло целиком и с противным чмоканьем всосало в себя человеческую голову.

Второй крестьянин после короткого ступора опомнился, заорал во всю глотку и со всех ног бросился прочь…

Лар Берадот посмотрел на застывшего перед ним Юла Ридегара:

— Как же так? Почему твои воины прозевали нападение твари из пустоши?

— Людей мало, и далеко не все способны разглядеть затаившуюся гадину. А твари хитры, они пропускают вооруженных воинов и нападают на беззащитных крестьян.

— Значат ли твои слова, что надо ждать новых смертей?

— Судите сами, господин. На дозоры за пустошью я могу выделить чуть меньше двухсот человек. Три смены, в каждом патруле три стражника. Да, господин, не меньше трех, — среагировал военачальник, заметив, как от изумления поползла вверх бровь Кориса. — Я не могу рисковать жизнями воинов, сейчас они гораздо ценнее крестьян. Итого выходит два патруля на километр. Этого слишком мало, чтобы обеспечить безопасность.

— Ладно, — подумав, сказал владетель. — Мы решим эту проблему иначе. Заодно и юношу посмотрю в деле, увижу, чему его старик научил.

— Какого юношу? — не понял военачальник.

— Не важно. Иди, занимайся своими делами. А мы сами разберемся.

В поход выдвинулись компактной группой. Владетель взял с собой всего четырех магов, но трое из них являлись грозной силой. Плюс неизвестная величина в лице юного Фортаса.

— Чудны дела твои, Светлоликий, — произнес Этол Риордан, когда в пятидесяти шагах перед всадниками густая трава, чью зелень красочно разбавляли растущие там и сям полевые цветы, резко сменилась бледно–оранжевым песком. — Не впервые вижу, но всякий раз удивляюсь.

— Не греши на Светлоликого, это козни неведомых нам темных сил, — укоризненно заметил боевому магу владетель.

Кони медленно двинулись по пустоши, проваливаясь в песок. Маги напряженно осматривались по сторонам. Так прошло минут десять.

— Впереди справа! — воскликнул Хрис Кантис.

Оно и понятно, кто же еще мог первым заметить тварь, если не гранд–маг земли.

— Твой выход, юноша, — сказал владетель, когда все они заметили порождение пустоши, нечто, похожее на громадную медузу с множеством когтистых лап вдоль тела.

Фортас коротко взмахнул рукой. Словно невидимый меч обрушился на чудище, легко разрубив его пополам и глубоко войдя в песок. Но тварь, вместо того, чтобы тут же помереть, затеяла удивительное превращение. Обе ее половинки, быстро перетекая, вернули себе прежнюю округлую форму, заодно восстановив недостающие лапы.

— Что, не ожидал? — усмехнулся Лар Берадот. — Проще надо быть, не мудрствовать излишне.

Юный маг верно понял его слова. Что может быть проще огненного заклинания? С него боевики начинают в Академии изучение плетений.

Обе твари, бодро перебирая конечностями, рванули в сторону людей. Создания пустоши могли до года обходиться без пищи, но уж если подворачивался случай, съедали больше собственного веса

Но не в этот раз. Огненный шар, вырвавшись с огромной скоростью, ударил в ближайшую тварь и объял ее бушующим огнем. Раздался отчаянный визг, чем–то напоминающий работу циркулярной пилы. Тварь несколько раз дернулась и из бесцветного создания превратилась в кучку черного пепла. Ее сестрица, будто опровергая утверждение о зачатках разума порождений пустоши, лишь проворнее заработала конечностями. Второй шар навсегда оборвал ее бег.

— Еще остались силы? — полюбопытствовал архимаг.

— На десяток таких хватит, — ответил юный маг.

— Очень хорошо, если это не похвальба молодости. У юноши огромный запасы магической энергии. Вряд ли за пару месяцев учитель раскрыл его дремлющие резервы хотя бы на треть, — подумал Корис и заключил. — Тогда готовься к новому бою.

Долго ждать не пришлось. Очередная тварь оказалась пауком. Громадным пауком, чье туловище размером с корову было посажено на четырехметровые лапы. Юный маг не удержался от озорства. Неведомая сила оторвала паука–переростка от земли. Раздался отчетливый хруст, повторившийся восемь раз. Все конечности твари оказались вырваны с корнем, и Фортас напряженно всматривался в них.

— Что ты там увидел? — поинтересовался у него гранд–маг земли.

— Смотрю, не прирастут ли они обратно к телу.

— Если это шутка, то далеко не самая удачная. Заканчивай, у нас еще много работы.

— Да ладно, тварь обездвижена, к чему понапрасну тратить силы, — заметил боевой маг.

— Это пища для других порождений пустоши, не стоит их откармливать, — вмешался Лар Берадот.

Юный маг понял его правильно и оставил после себя еще одну кучку пепла. Отряд двинулся вперед, так же зорко смотря по сторонам. При этом владетель казался слегка озадаченным.

— Куда делись крысы–скорпионы? — наконец выразил он свою мысль вслух.

— Я тоже удивлен, — подхватил гранд–маг земли. — Был уверен, что они первыми устроят нам торжественную встречу.

Крысы–скорпионы были не самыми опасными тварями пустоши, но внушавшими наибольший страх именно из–за своей многочисленности. Их было больше, чем всех остальных монстров вместе взятых. И для обычного воина крыса–скорпион была совсем не подарок. Ее тело защищал толстый слой необычайно прочного хитина, который с трудом пробивал арбалетный болт. Человек, вооруженный обычным, не композитным, луком и мечом имел мало шансов выйти живым из схватки с этим чудищем. Да, меч пробивал хитин, но только как им воспользоваться, если на конце двухметрового хвоста крысы–скорпиона находилось жало с ядом, убивающим человека всего за минуту. А тварь в момент атаки развивала скорость, которой позавидовал бы австралийский шипохвост, и человек получал смертельную порцию яда, даже не успев толком взмахнуть мечом. Копье тоже не являлось панацеей. Не всегда получалось нанести удар достаточной силы, чтобы пробить хитин, а на вторую попытку, имея дело с таким шустрым противником, было глупо надеяться. Но даже если острие проникало в тело твари, но не убивало ее сразу, у той хватало времени и сил нанести ответный летальный удар.

— Я вижу город! — воскликнул юный маг, имевший более острое зрение.

Город — это то, ради чего люди авантюрного склада отправлялись в полную смертельных опасностей пустошь. В любом городе пустоши хранились богатые сокровища, как золото с драгоценными камнями, так и магические амулеты. Насчет пустоши с развалинами древних городов ходили упорные слухи, будто она появилась в результате войны неких могущественных древних магов, закончившейся полным взаимным истреблением. Якобы проигрывающая сторона в отчаянье использовала чудовищное заклинание, испепелившее большую часть планеты.

Лар Берадот к такого рода фантазиям относился скептически. Хватало у него амулетов из пустоши. Ничего особенного, с изделиями нынешних лучших артефакторов их даже сравнивать неудобно. Для чего могущественным колдунам такие смешные поделки? В качестве детских игрушек? Если даже согласиться с этим нелепым утверждением, то почему до сих пор не найдено ни одного по–настоящему мощного амулета?

Подъехавшие к развалинам маги не скрывали своего разочарования. Разве это город! Обычно города пустоши состояли из нескольких улиц с тесно стоявшими домами. А здесь. Единственная улица с жалким десятком зданий. Можно было бы самим все осмотреть, но сейчас у них несколько иная задача — хотя бы немного уменьшить поголовье тварей пустоши. И то, что чаще всего они встречаются именно в городах — это хорошо известная истина.

— Ну наконец–то! — радостно воскликнул маг земли. — А то я подумал, что их всех сожрала какая–то неведомая могучая тварь.

Рядом с третьим справа домом притаилась крыса–скорпион. До нее было далековато, и тварь не торопилась бросаться в атаку. Наоборот, когда всадники повернули в ее сторону, она начала медленно пятиться. Слишком медленно, надо было гораздо шустрее.

Короткое движение боевого мага, и крыса–скорпион исчезла в яркой вспышке пламени. Владетель задумчиво посмотрел на едва виднеющуюся кучку пепла:

— Лошадям тяжело двигаться по песку. Возвращаемся.


Юн Линь был радостно возбужден — впервые за долгое время знакомства с ним Чао Ванга. Офицер привык видеть своего молодого приятеля вечно насупленным и разочарованным в жизни, а тут просто какой–то излучающий оптимизм живчик.

— Рассказывай, — потребовал Ванг, придержав Линя у входа в ресторан.

— А до тебя разве не дошли слухи?

— Смотря какие. Слухов тут много ходит. Народец понимает, что наказание страшнее ссылки в Улей придумать крайне сложно, вот и распускают люди языки.

— Мы скоро идем на Богданово.

Так называлось одно из ближайших к базе внешников поселение иммунных. Ванг поморщился, словно ему затолкали в рот горсть клюквы:

— И вот скажи мне, чему ты радуешься? Когда я только попал сюда, мы пытались уничтожить Богданово. Там окопался сильный отряд стронгов, умноживший на ноль два лагеря муров. Дело закончилось фиаско, мы туда даже не дошли. В Богданово оказалась мощная зенитная артиллерия, сбившая почти все наши дроны. А штурмовать с земли укрепленное поселение, где бойцов на порядок больше, чем у нас — дело безнадежное.

— Почему на порядок? — удивился Юн. — Под нами ходит достаточно муров.

— А-а, — пренебрежительно махнул рукой Чао, — этих я за бойцов не считаю. Еще в чистом поле от них есть какой–то толк, а брать штурмом они способны только еще не переродившуюся зараженную.

— Я тебя понял. Но в этот раз совсем другое дело. В Богданово проник наш человек, у него есть ходы на склад боеприпасов. В оговоренное время он его взорвет, и зенитки останутся с минимумом снарядов. Большинство беспилотников уцелеет, они распылят новейший усыпляющий газ. Тут подойдем мы и упакуем несколько сотен иммунных, которые провели в Улье от года и больше. Говорят, там есть экземпляры, живущие здесь десять с лишним лет. Представляешь, что это значит?

Ванг представлял. Один ветеран стоил нескольких десятков новичков Улья. Но Чао очень сомневался, что удастся захватить хотя бы одного такого человека. Чтобы прожить в Улье больше десяти лет, надо иметь очень развитые дары. Смешно думать, будто усыпляющего газа хватит для захвата таких ценных пленников. Хотя в теории все выглядит грандиозно, единственная операция способна выровнять баланс, окупив бешеную стоимость строительства базы.

А еще Чао догадался, почему начальство до сих пор не устроило разбор полетов после не самой удачной охоты его людей на рейдеров. Оно поглощено совсем другими делами…

Главаря муровской банды прозвали Монголом за внешность. Но оказалось, что вдобавок Монгол был фанатом Чингисхана. И свою команду организовал по подобию войска грозного завоевателя. То есть разбил ее на десятки, поскольку о сотнях и тысячах бойцов мог только мечтать. И вот один из десятников пришел к Монголу с настораживающим известием:

— Мельник исчез.

— Как так исчез? — воскликнул главарь.

— Нету его нигде. Я всю базу обыскал, как в воду канул.

Монгол задумался. Через три дня они идут на Богданово, до которого чуть больше сотни километров. О походе стало известно вчера. Исчезновение Мельника в этом свете наводит на определенные и очень нехорошие мысли. Похоже, что этот гад — лазутчик иммунных. Вот и смылся, чтобы предупредить своих о готовящемся штурме. Хотя были и другие варианты. Это же Улей, здесь люди исчезают с пугающим постоянством.

И тут возникает вопрос — как быть? Сообщить кураторам о непонятном исчезновении своего человека? Но там уже полным ходом идет подготовка, задействованы и частично потрачены немалые ресурсы. Если операция сорвется по вине Монгола, допустившего, что в его команду затесался вражеский шпион, по головке мура не погладят. Даже могут при самом худшем раскладе эту самую голову оторвать.

А если промолчать, и Мельник на самом деле окажется лазутчиком? Тогда их колонна нарвется на вражескую засаду. Но у Мельника есть дар, который позволит ему уцелеть при внезапном нападении. Главное — быть начеку и в нужный момент быстро среагировать. К тому же еще не факт, что Мельник лазутчик. Может, узнав о предстоящей операции, он сдрейфил и подался в бега? Выходит, лучше промолчать, чем столкнуться с непредсказуемой реакцией кураторов на свой прокол.

Монгол сурово посмотрел на десятника:

— Это твой человек. Знаешь, что тебе будет, когда внешники узнают, что он сбежал?

— Я уже об этом думал. Если из–за этого отменят наступление, нам кранты.

— Кому это нам? — повысил голос Монгол.

— Мне и тебе. Мне, как непосредственному начальнику, тебе, как главному.

Монгол поморщился. Ну и наглец. И при этом абсолютно прав.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовался он.

— Я — человек маленький. Ты начальник, тебе решать.

— Тогда не было никакого Мельника, он тебе померещился. Ты меня понял?

— Понять–то понял, но когда мы пойдем на Богданово, буду постоянно рядом с тобой. У меня ведь нет такого дара, как у тебя. А жить очень хочется…

Некоторые иммунные опрометчиво считали стронгов полубезумными фанатиками, рассчитывающими в борьбе с внешниками исключительно на грубую силу. Как же они были далеки от истины! На самом деле настоящие стронги, а не те, кто лишь по недоразумению носил это имя, скрупулезно просчитывали каждый свой шаг, только тщательно и всесторонне взвесив «за» и «против», поручали человеку то или иное задание.

Вот и Мельник оказался в лагере муров не с бухты–барахты. Улей наградил его двумя полезнейшими дарами, позволявшими выполнить ответственейшее задание. Мельник умел обманывать ментатов — благодаря этому он проник в отряд Монгола. Теперь же, когда потребовалось доставить ценнейшую информацию, Мельник воспользовался вторым своим даром.

Его игнорировали зараженные. То есть прекрасно видели, но воспринимали не как вкусную и здоровую пищу, а как некий неодушевленный предмет вроде дерева или кучки собственного помета. Вот только имелся нюанс. При езде в автомобиле его дар почему–то отключался. Однажды Мельник только чудом успел выскочить из машины, атакованной рвачом. Тварь даже успела зацепить его когтем, но когда мужчина отбежал на пару метров от легковушки, потеряла к нему всякий интерес.

Так что пришлось Мельнику тащиться в Богданово на своих двоих. Несмотря на повышенные физические кондиции иммунных, вымотался он так, что последние километры едва ли не на карачках полз. Но добрался вовремя.

Надо сказать, что верхушка стаба относилась к стронгам с кое–как скрываемым раздражением. Отцам поселения не без основания казалось, что такие постояльцы могут навлечь беду в виде карательной экспедиции внешников. Дошло до того, что стронги жили компактно и отдельно от остальных иммунных и даже имели свой отдельный вход в Богданово. Последнее пришлось очень кстати — и не только Мельнику, но и всему стабу. В жизни ведь случаются совершенно невероятные вещи. Пройди Мельник через общие ворота, новость о его появлении могла разлететься по всему поселению. А если засланный казачок знал Мельника, как бойца банды Монгола? Тогда вся операция насмарку.

А так конспирация была соблюдена. Пообщавшись с Мельником, лидер стронгов немедленно отправился к главе стаба. Тот выслушал и с ходу задал идиотский вопрос:

— Все замечательно, но как мы вычислим лазутчика, если он запросто обманывает ментата?

— Сам вычислится, — усмехнулся его собеседник.

Глава поселения непонимающе вытаращился на него. Пришлось объяснить:

— Поставьте засаду около склада боеприпасов. Или вы думаете, что мур подорвет его на расстоянии силой мысли?

— Нет, о таких дарах Улья я точно не слышал.

В ночь перед наступлением внешников со своими прихвостнями стронги вышли из стаба. Ближе к полудню был схвачен и допрошен лазутчик. Пока без пристрастия, так как в небе появились дроны инопланетян. Бывшие наготове зенитчики открыли яростный огонь.

Повторилась картина первого налета на Богданово. С одной стороны не пилотируемый летательный аппарат — это замечательно, позволяет избежать человеческих жертв. Но, с другой, пока находящийся далеко от места событий оператор отреагирует на резко изменившуюся обстановку, беспилотник успеют сбить.

К тому же внешники рассчитывали на то, что из–за нехватки снарядов после нескольких очередей зенитки замолчат. На план Б в случае провала лазутчика они не сподобились. Как итог ни один дрон до поселения так и не добрался.

Двигавшийся на захват Богданова отряд узнал об этом слишком поздно. Где–то за час до того, как наблюдатели засекли приближающиеся к стабу беспилотники, передовой модуль внешников приблизился к узкой лощине, зажатой двумя вытянутыми холмами. Юн Линь, ехавший во втором модуле, заметил вслух:

— Хорошо бы отправить на холмы разведку. Здесь идеальное место для засады.

Находившийся рядом с ним другой офицер криво усмехнулся:

— Ну ты и перестраховщик. С чего вдруг засада? Думаешь, аборигены сидят здесь круглые сутки, ожидая, а не проедет ли кто–нибудь из наших?

— Считаю, что хороший военачальник должен быть готовым к любым неожиданностям.

— Ты за языком следи. А то получается, что наш командир плохой военачальник.

Юн Линь промолчал. Как гласила древняя китайская мудрость, глупо затевать спор, если очевидно, что обе стороны останутся при своем мнении.

Вскоре два последних модуля, шедших позади колонны грузовиков муров, втянулись в лощину. И тут началось. Одновременно ударили сразу несколько орудий. Тяжелые били по модулям инопланетян, легкие по грузовикам их пособников. Грузовики были уничтожены меньше, чем за минуту. Одна часть превратилась в груду искореженного металла, при взгляде на вторую вспоминалось детское «гори, гори ясно, чтобы не погасло». С модулями было не все так лучезарно. Лишь снаряда из танковой пушки калибра 110 миллиметров хватило, чтобы бесповоротно вывести из стоя один из них. Остальные, обстрелянные более легкой артиллерией, отделались легкими повреждениями. Два модуля немедленно повели ответный огонь. В легкую подавив три орудийных расчета, они сосредоточились на танке. Но тот, прежде чем ему снесло башню, вторым выстрелом лишил врага еще одного модуля. А дальше произошло то, что возможно только в Улье. Рядом с модулями, словно ниоткуда, возник человек. Возник и прошел сквозь металл, будто сквозь туман или расступившуюся воду. И вскоре модуль замолчал, застыв в неподвижности.

На оставшуюся боевую единицу внешников перенесла огонь вся артиллерия стронгов. Модуль внушительно огрызался, и когда, наконец, навсегда замолчал, больше половины огневой силы иммунных оказалось потерянной навсегда.

В битве наступил перелом. Те из муров, кто не догадался удариться в бега, были изрешечены занимавшим куда более выгодную позицию противником. Как известно, муров стронги в плен не брали, раненых добивали на месте. Вот инопланетяне — совсем другое дело. В модуле, куда так запросто проник загадочный иммунный, несколько человек оказались живы. И среди них Юн Линь, который с трепетом смотрел на ужасного аборигена, который сначала каким–то непостижимым образом просочился сквозь броню модуля, а потом, двигаясь с умопомрачительной скоростью, отправил в глубокий нокаут членов экипажа и пассажиров боевой машины. Впрочем, несколько раз он перестарался, поэтому из семи внешников трое не подавали признаков жизни.

Человек подошел к одному из уцелевших, взялся за маску и громко сказал:

— Есть тут хоть одна сволочь, понимающая по–русски? Если нет, всем прописываю в качестве лечебных процедур глубокое дыхание монстротворящим воздухом Улья.

Юн Линь не задумался ни на секунду. Он был готов умереть, но то, что собирался сделать с ними иммунный, было хуже смерти. Превращаться в урчащую тварь, лишенную даже зачатком разума и движимую единственным желанием урвать кусочек плоти от любого живого существа — это находилось за гранью добра и зла. Юн горячо поблагодарил своего китайского бога за то, что для общения со своими подопечными ему пришлось выучить русский язык.

— Я понимаю, я! — громко выкрикнул он.

— Замечательно. Остальные, судя по молчанию, в русском ни бельмеса.

— Это экипаж модуля и приданные на время операции бойцы. Они не общались с мурами, поэтому для них знание вашего языка не было обязательным.

— А ты, значит, общался?

— Да, мне приказали… меня назначили куратором одной из таких банд, — Линь понял, что со страху погорячился, мог и не объяснять, откуда у него знание языка.

— Ладно, это уже детали, — страшный человек отступил на шаг, чтобы держать в поле зрения всех уцелевших внешников. — Ты знаешь, как управлять этой штукой?

— Да. Хотя я не член экипажа модуля, но меня, как офицера элитных войск обучали его вождению и стрельбе из всех орудий.

— Замечательно. Тогда открой дверь. Только осторожно, без резких движений. Если я замечу хоть что–то подозрительное, вырублю тебя и сниму маску. А потом попытаюсь на языке жестов договориться с твоими соплеменниками.

Юн Линь, демонстративно держа одну руку поднятой, второй нажал кнопку на панели управления. С тихим шорохом распахнулась дверь модуля, рядом с которым, держа наизготовку оружие, сгрудились иммунные. Страшный человек, выполняя свое ужасное обещание, ухватил ближайшего внешника, сорвал с него маску и вышвырнул наружу. Иммунные встретили это действие радостными криками, которые заглушил звук одиночного выстрела. Стоявший у противоположного борта модуля инопланетянин рухнул на пол, сжимая в руке что–то, отдаленно напоминавшее формой пистолет.

— Выхватил, ублюдок, эту фиговину, пришлось мочить гада, — пояснил стрелявший.

Тут последний из приговоренных внешников метнулся к Линю, ухватил его за комбинезон и быстро–быстро заговорил.

— Что он лопочет? — поинтересовался страшный человек.

— Это водитель–механик модуля. Утверждает, что знает его, как свои пять пальцев и даже сможет починить, если поломка будет не очень серьезной.

— Ну что ж, это очень ценный для нас человек. Скажи ему, что он будет жить.

Загрузка...