ГЛАВА 4
МАДДИ
Тишина, воцарившаяся после ухода Эрика, благословенна. Я обхожу комнату, беру одеяло и воду, стараясь не смотреть на лицо Каина, которое даже во сне выглядит напряженным и покрытым шрамами. Найдя все, что нужно, падаю на ближайшую к Каину кушетку. Горло все еще ноет после смертельного захвата Бранки, а мышцы болят так, будто я бежала несколько дней подряд.
Единственная свеча все еще горит на металлической тележке между нашими кушетками, и в её приглушенном свете кладу голову на подушку и смотрю на спину Каина. Его волосы, лишенные заслуженных с честью кос, беспорядочно лежат на его темной коже, все еще заляпанной кровью и кусками его разорванной кожи.
Я жажду пойти к нему. Взять влажное полотенце и омыть его, успокоить его боль и снова сделать его сильным.
Я жажду прикоснуться к нему, не понимаю, почему. Ведь я ясно видела, что происходит с теми, кто дотрагивается до его кожи.
Воспоминание о том, как прямо на моих глазах Бранка превратилась в кучку пепла захватывает мой разум, и я сажусь и делаю большой глоток воды.
Мне придётся заново пережить все случившееся, начиная с ужасного воспоминания о том, как фейри Двора Золота потеряла себя, захваченная волком. Может, если заново прожить все воспоминания с самого начала и сохранить их в галерее, то что-то станет понятнее. Может, удастся составить какое-то подобие плана. Или хотя бы понять, с чего начать его составление. Мне нужно выяснить, с кем я могу говорить об этом, а с кем — нет, потому что сейчас все, что у меня есть — это куча неотвеченных вопросов, и это сводит меня с ума.
Начни сначала, Мадди. Шаг за шагом. Составь план.
Подобрав под себя ноги, я закрываю глаза и позволяю себе переместиться в галерею.
Какое же облегчение снова оказаться в прохладе ледяных стен. Я знаю, что в палатах целителей я в безопасности. Эрик говорил об этом, а Каин крепко спит, так что когда меня окружают бьющие струи воды, я использую все время, которое мне нужно.
Начинаю я с того, что произошло в Тренировочном зале. Вспоминаю с болезненной точностью бешеный взгляд потерявшей себя Бранки и то, как она кидалась на каждого новобранца в зале. Звук, с которым переломилась шея девушки-фейри от её удара. Страх и решимость, овладевшие мной, когда она попыталась задушить меня. Чувство, возникшее когда Каин схватил её без перчаток и ужас, с которым я наблюдала как она сгорела дотла.
Может быть, именно поэтому я чувствовала необходимость спасти Каину жизнь? Потому что за считанные часы до этого он сделал то же самое для меня?
Но он сказал, что убил её, чтобы спасти от самой себя, а не ради спасения моей жизни. И сам он ничем не рисковал. А я, по какой-то богам известной причине рисковала собой, чтобы спасти его. Причем на грани самоубийства.
Может, это мой валь-тивар заставила меня так поступить? Может, каким-то образом из-за нее я побежала к нему?
Надеюсь, это правда, и что она поселилась где-то глубоко в моем сознании, и на самом деле я не была готова умереть ради фейри Двора Огня. Потому что это абсолютно бессмысленно.
Последние двадцать лет ты каждый день ждала смерти, Мадди. Хоть это и моя собственная мысль, она расстраивает меня. Это ведь правда.
И все же, «ждать» не значит «быть готовой». Я никогда не была готова умереть.
Что, если завтра я не проснусь и никогда больше не встречусь со своей валь-тивар, потрясающей, яростной, невероятной медведицей, которую видела сегодня? Могут ли боги быть настолько жестоки, что позволят мне лишь мельком увидеть, на что я могу быть способна, а потом отберут это?
Одиночество, преследовавшее меня всю жизнь, и полная зависимость от сестры могут наконец остаться позади. У меня может быть друг, который всегда со мной, воин и защитник.
Злая решимость зарождается в моем животе, и я сажусь на ледяной пол, прижимая ладони к его холодной и твердой поверхности.
Я проживу достаточно, чтобы снова её увидеть.
Я обязана. А значит, я должна найти способ вылечиться от обмороков.
Помещение вокруг меня изменяется, статуи с воспоминаниями, связанными с моим недугом, вихрем проносятся мимо.
Первым открывается воспоминание о сестре и её вере в тиару, так что около часа я просматриваю наши разговоры об отсутствующих камнях и легендах о том, на что способна богиня льда Скади3 и её тиаре. Потом я вижу недавнее воспоминание, в котором Эрик говорит, что его змея способна вылечить некоторые заболевания разума.
Может ли он мне помочь?
Следующим приходит еще более недавнее воспоминание. Мы с Каином стоим около входа в Сокровищницу. Он завлекает меня словами о том, что за запечатанным входом есть нечто, способное меня исцелить. Возможно, он говорил правду.
В последней статуе содержится воспоминание о моей матери, стоящей рядом с тремя целителями. Все они выглядят мрачными, и никто не смотрит мне в глаза. Я совсем молода, и хотя стою рядом, они говорят обо мне так, будто меня там нет.
— Любой из обмороков может стать последним, — говорит женщина.
Моя мать угрюмо кивает.
— Мы так и думали. Сколько у нее времени?
— Невозможно предсказать. Это может быть как день, так и столетие.
— Будут ли признаки того, что обморок окажется смертельным? Нечто, на что обратить внимание? — пытаюсь уловить чувства в голосе матери, но он холоден, как обычно. Она в прямом смысле ледяная королева. Все её поступки и слова холодны. Но это не значит, что она меня не любит.
— Нет, Ваше Величество. Она просто… — мужчина постарше смотрит на меня с жалостью во взгляде, — не придет в себя.
Больше статуй не появляется. Пространство вокруг меня сияет и идет рябью, снова превращаясь в комнату для сохранения воспоминаний.
Я делаю несколько глубоких вдохов.
— Столетие, — говорю я вслух. Так сказал целитель. — Как день, так и столетие. И это было двадцать пять лет назад.
Много лет назад я решила, что не буду жить в страхе. Не буду ждать смерти.
Но моим способом избегать устрашающей реальности было забивать голову чем-то другим, никогда не останавливаться и действительно об этом не думать, никогда не давая ужасу возможность победить. Моя неспособность концентрироваться, мой слишком активный разум — порождения страха. Я не хочу думать о смерти, так что никогда не дам себе шанса.
Фрейдис4 преподнесла мне тиару Скади как нечто, на чем я могу сосредоточиться, и это сработало. Даже если это не дало мне той надежды, что испытывала она сама, все равно мои разум и тело были заняты этим несколько лет.
Сейчас у меня есть еще больше моментов, требующих внимания. Мой мозг наполняется новой полезной информацией на занятиях каждый день, и риски, связанные с моей способностью сосредоточиться, тоже стали выше. И я хорошо справляюсь с давлением. Становлюсь лучше. Потому что наградой станет звание Валькирий.
Кто знает, что будет дальше? Поможет ли мне Сигрун? Сможет ли она побеседовать с богами или Высшими фейри, и попросить их помощи?
Даже если нет, наверняка мои шансы выжить будут выше, если я буду благословлена силой Стража Богов?
От переполняющей меня надежды, сжимаю кулаки.
Я должна выжить в Фезерблейде и доказать, что достойна. Должна найти способ стать Валькирией до того, как умру.
Струи снова бьют вокруг меня, и я создаю статую с новым приливом концентрации.
Это воспоминание о нашем разговоре с Каином после того страшного урока глимы5.
Мое больное горло сжимается, когда я слышу, как он говорит те самые слова:
«Моя месть принадлежит мне. Она моя по праву, и она, блядь, свершится».
Как я могу помогать ему? И в первую очередь, почему уже помогла?
Я заново переживаю свой отказ открыть Сокровищницу и глубоко вдыхаю, когда в середине разговора врывается Снежный Великан.
Скорость Каина, безумное желание чудовища убивать, мой страх от осознания того, насколько бесполезной я была в бою — все исчезает, когда я вновь переживаю последний момент. Когда вижу её.
Когда я заканчиваю статую, она приобретает форму огромного, яростного медведя, и думаю, она самая красивая из созданных мной.
Даже здесь, в моем спокойном убежище, мне тяжело не чувствовать панику при мысли о том, что она исчезла. Я хочу, чтобы она вернулась. Мне нужно, чтобы она вернулась. Мне нужно узнать о ней больше, о том, кто и что она для меня, и как во имя Судеб она расправилась со Снежным Великаном, не овладевая мной.
Может, она вовсе и не валь-тивар, думаю я, глядя на её ледяную копию. Если нет, это объяснило бы многое. В конце концов, у меня почти нет магии льда, так откуда у меня возьмется магическое животное?
Но… Может ли быть, чтобы огромный медведь просто появился, чтобы спасти нас, и тут же исчезнуть?
Глубоко вдохнув, вспоминаю чувство, охватившее меня, когда я посмотрела ей в глаза. Нет. Я точно знаю, что она как-то связана со мной. Возможно, она — нечто новое?
Если она моя валь-тивар, значит, Фезерблейд считает меня достойной стать Валькирией? В этом очень мало смысла. Я самая слабая среди новобранцев, и кто угодно другой бы лучше сражался с Великанами.
Меня переполняют сомнения, и я прикусываю щеку.
Может, потому она и исчезла, Мадди. Увидела тебя и поняла, что ты недостаточно сильна.
Если дело в этом, я буду тренироваться больше. Стану сильнее. Стану достойной её. И тогда она вернется. Она должна вернуться.
Струи воды снова бьют вверх, и я удивляюсь, потому что думала, что закончила создавать статуи. Но в памяти возникает лицо Снежной Великанши, лежавшей в воде около Великого Чертога Одина. Появляющаяся передо мной статуя содержит детали, мельчайшие детали о Великане, с которым мы сражались с Каином: то, как он двигался, какие издавал звуки, какими были черты его лица и разницу между той, что лежала в воде. Затем память воспроизводит разговор Стражей Одина о том, что кто-то внутри Фезерблейда впустил их.
Я сразу думаю про Оргида и Ингу, но как бы они смогли преодолеть защиту Фезерблейда? Они пока не Стражи Одина, и у них недостаточно магии. Как бы невероятно это не звучало, это должен быть кто-то из Валькирий.
Я не верю, что это Каин, и не важно, на что там намекала Вальдис или в чем его будет обвинять Брунгильда. Как это возможно? С чего бы ему позволять приковать себя к столбу, если он знал, что будет нападение?
В мысли закрадывается тень сомнения. Он умен и одержим своей местью. Способен ли он на такую двойную игру? Он единственный, кто желает зла Фезерблейду и его обитателям.
В памяти громко звенят его слова: «Я не буду тебе лгать».
Он сделал бы свою жизнь куда проще, если бы соврал о том, что хочет причинить кому-то вред. Он знает, что тогда я бы согласилась ему помочь.
Статуя наконец сформировалась, и приобрела форму лица Снежной Великанши. Она красива в отвратительном, в пугающем смысле. Я начинаю верить, что и в чудовищах можно найти красоту.
Я глубоко и тяжело вздыхаю. У кого-то под кроной есть причина желать, чтобы на Фезерблейд нападали.
Мне остается только молиться, что это не Каин.