О Стуже и Перьях

ГЛАВА 33

МАДДИ

Когда я прихожу в мастерскую, Сарры там нет, и я не знаю, хороший ли это знак.

Я сразу отправляюсь в галерею и сохраняю весь свой разговор с Торви, пусть и короткий. У меня получается сияющая статуя маргаритки, и я точно знаю, что часто буду возвращаться к ней. Пока я там, также ищу значение её имени.

Призрачная книга о древних рунах появляется в моих руках, пока я стою в тишине мастерской Сарры. Я пролистываю её, пока не нахожу Торви.

— Громовая Воительница, — вслух читаю я.

Губы растягиваются в широкой улыбке. Судьбы святые, я должна узнать, что сделать, чтобы она осталась.

Я подрагиваю от восторга, все тело покалывает каждый раз, когда я представляю в мыслях огромную медведицу.

Она настоящая. Не то чтобы я думала, что выдумала её, просто говорить с ней, по-настоящему беседовать, кажется сном, как бы неожиданно она не появилась.

Она хочет, чтобы я нашла способ заставить её остаться, так что проблема явно во мне. Я вспоминаю её слова. «А ты умная». Так ли это на самом деле?

Я бездумно разглядываю карту, скользя пальцами по месту, где изображена Сокровищница. Я все еще хочу попасть туда, но встреча с моей валь-тивар забрала все внимание. Не то, чтобы это было сложным делом, думаю я и вздыхаю.

Кажется, самое главное — это контроль над магией. Торви — часть моей магии, и она появляется и исчезает так же беспорядочно, как наколдованные лед и снег. Должно быть, ключ в этом. Не могу придумать ничего другого, что могло бы повлиять на ситуацию.

Завтра воскресенье, и утром у нас урок рун во Владении Ученого. При мысли о разговоре с Брунгильдой желудок будто наполняется свинцом, но здесь нет больше никого, кто мог бы помочь мне. Если я хочу снова увидеть свою кровожадную, любящую крепкое словцо медведицу, мне придется подлизываться к мерзкой фейри Двора Льда.

Следующим утром я просыпаюсь очень рано, моюсь, одеваюсь и сразу иду в Крыло Птицы. Мне неизвестно, в какой из комнат живет Брунгильда, но к счастью не приходится это выяснять, потому что проходя мимо библиотеки, я вижу её внутри. Когда я стучу, она открывает дверь и хмурится.

— Урок рун длится не два часа.

— Я хотела спросить насчет магии, — говорю я.

— Обучение магии будет во вторник.

— Я хотела уточнить, не можем ли мы начать пораньше, эрсир, — говорю я так вежливо, как только могу.

— Ну, после такого позорного выступления на демонстрации силы, я могу понять это желание, — бормочет она. Стыд нарастает во мне, но я его подавляю сразу, до того, как он в меня вцепится.

— Я хочу научиться контролировать свою валь-тивар, — с нажимом говорю я.

Брунгильда поднимает бровь. Она выглядит просто идеально, красиво заплетенные косы элегантно уложены в пучок на макушке, перья крыльев поблескивают.

— Твоя валь-тивар, — задумчиво говорит она. Она пробегает взглядом по моей одежде, будто замечает её впервые и поднимает вторую бровь. — Ты одета в мой старый боевой костюм? — спрашивает она.

Я киваю.

— Так как я не смогла взять ничего с собой, Вальдис попросила Маргери подыскать для меня одежду, — я жду, что она скажет, что я недостойна носить её вещи или назовет меня воровкой, но она кивает.

— Да, она тебе подходит. Это разумно, учитывая твою ситуацию. Почему ты решила, что контроль над магией поможет тебе контролировать и валь-тивар? — спрашивает она.

— А вы так не думаете?

— О, я уверена, что поможет. Думаю, это единственный способ управлять валь-тивар, — говорит она. — Мне просто интересно, почему ты так решила.

Я пришла не для того, чтобы она надо мной издевалась, но мне нужна её помощь, так что я принимаю правила игры.

— Вчера я говорила со своей валь-тивар, и она хочет остаться со мной в Фезерблейде.

— Ты говорила со своей валь-тивар? — переспрашивает она, снова скорее задумчиво, чем с издевкой.

— Она говорит, что не может остаться здесь не по своей вине, а по моей, и я думаю, что единственный способ улучшить контроль над ней — это лучше освоить новую магию льда.

Какое-то время Брунгильда молчит, а потом осторожно спрашивает:

— Она предположила, что это тебе нужно узнать, каким образом она сможет остаться подле тебя?

— Она не предположила, а прямо это сказала, — отвечаю я.

— Она говорила с тобой?

— Да, — говорю я, хмурясь. Брунгильда странно на меня смотрит. — Все валь-тивар разговаривают со своими Валькириями, разве нет?

— Да, они говорят с нами, но это происходит не так, как общаемся мы с тобой. Мы общаемся с помощью образов, с помощью чувств, с помощью ощущений, эмоций и приказов. Они не разговаривают в прямом смысле.

А в Торви есть хоть что-нибудь нормальное?

— Получается, ты разговаривала с медведицей полностью с помощью слов?

— Ну да, то есть, она звучала у меня в голове, но у нее был голос, интонация, она произносила слова. На самом деле, ей нравится ругаться.

С минуту Брунгильда выглядит искренне удивленной. Потом она касается рукой подбородка, когда рядом с ней со вспышкой появляется птица. Я не могу не разглядывать её. Не знаю, считается ли грубым вот так пялиться, но не делать этого просто невозможно. Это голубая сова с сияющими сапфировыми глазами. Её сверкающие перья окрашены во все возможный оттенки лазурного, а голова в форме сердечка обведена оперением цвета льда. Она смотрит на меня со всепоглощающей мудростью.

— Ты её видишь, — говорит Брунгильда.

— Да.

— Остальные говорили, что ты это можешь.

— Она очень красивая, — говорю я. Это правда, хотя сова меня и пугает. Прежде, чем я успеваю остановиться, с губ слетает следующий вопрос: — Что я позволила ей сделать со мной там, в Ледяном Дворце? — животное моргает огромными глазами, глядя на меня.

— Ты позволила ей увидеть твое будущее.

— Будущее? — я перевожу взгляд на нее. — И что вы увидели?

— То, как ты навсегда изменила Фезерблейд.

Изумление охватывает меня.

— Но вы не хотели, чтобы я сюда попала, — шепчу я. — Значит, я все изменила к худшему.

Несколько долгих секунд Брунгильда разглядывает меня, потом пожимает плечами.

— Я не в силах изменить то, что уже началось, так что могу и рассказать тебе. Варианты будущего, которые я вижу, разнообразны и непредсказуемы. Я вижу один из возможных вариантов развития событий, но обычно присутствует общая тема, если получается прочесть кого-то несколько раз. Я знаю, что ты изменишь Фезерблейд, но не знаю, как именно, будет ли это к лучшему или худшему. Не знаю, произойдет ли то, что я видела в будущем из-за того, что у тебя появился этот новый вид валь-тивар, или из-за твоего общения с самым опасным фейри Двора Огня на Иггдрасиле. Все, что я знаю, это то, что ты повлияешь на это место, и возможно, на всех Валькирий, что здесь живут.

Я смотрю на нее, вытаращив глаза. Знаю, что она права насчет того, что Фезерблейд во мне заинтересован. Этому есть слишком много доказательств, чтобы я могла это отрицать.

Но также уверена, что скорее всего здесь умру. Я по-прежнему хуже всех контролирую любую из своих способностей, отстаю в физической форме, силе и боевых навыках. Шумно выдыхаю.

— Я хорошая, эрсир, — говорю я тихо, но убедительно. — Я бы никогда не сделала ничего, что навредило бы Фезерблейду или другим новобранцам.

— Многие непроизвольно впускали в этот мир зло, — говорит она.

Я знаю, что она имеет в виду Каина.

— Ну, я хочу сделать мир лучше, — говорю я. — Здесь есть новобранцы, которые пытались утопить меня, которым нравится надо мной издеваться. Вы хоть раз видели, чтобы я делала нечто подобное?

Проходит секунда, и она кивает.

— Ты права, я не чувствую в тебе зла или жестокости. Но ты впечатлительная. Ты юная и наивная.

— Это потому что я всю жизнь провела запертой в башне, — говорю я, стараясь звучать внушительно. — Это не делает меня глупой, — в ответ звучит длинная, тяжелая тишина. Не знаю, это знак согласия или наоборот, так что пожимаю плечами. — Вы будете обучать меня магии льда?

— Я обязана тебя обучать.

Ты что, сдохнешь, если просто согласишься? Я умудряюсь не произнести этого вслух, но держу руки по бокам от себя и сжимаю кулаки.

— Когда пытаюсь сосредоточиться, как меня учили, ничего не происходит. Кажется, сила, с которой я фокусируюсь, никак не влияет на магию, — говорю я.

— Значит, ты сосредотачиваешься недостаточно сильно.

— Все, о чем думаю, когда пытаюсь творить магию — это магия. Я представляю себе образ медведицы и сосредотачиваюсь на нем. Каждый раз, когда так делаю, результат получается разным. И когда я пытаюсь призвать медведицу, у меня ничего не получается, даже не имеет значение то, как я сильно концентрируюсь.

— Значит, ты сосредотачиваешься недостаточно сильно.

Теперь по мне прокатывается волна гнева. Если просто повторять мне, что я делаю не так, я ничему не научусь.

— Когда я пытаюсь, в моей голове нет других мыслей, кроме магии, — сквозь зубы выдавливаю я.

Её взгляд впивается в меня.

— Так ли это?

— Да, — говорю я, но во мне вспыхивает сомнение. Действительно ли в моей голове нет больше ничего?

Мой разум никогда не бывает пуст. Там всегда находится галерея.

Видимо, я не сдерживаюсь и хмурюсь, потому что Брунгильда самодовольно наклоняет голову.

— Тебе нужно научиться полностью очищать мысли.

Значит ли это, что чтобы контролировать магию, я должна избавиться от галереи? Это невозможно. И потому, что я не знаю, как это сделать, и потому, что я не уверена, что хочу это сделать.

— Значит, это все, что вы можете сказать? — говорю я в конце концов. — Что я должна учиться очищать мысли от всего, кроме магии?

— Если тебе это помогает, фокусируйся на медведице. Фокусируйся на чем угодно, если это поможет тебе направить твою силу, но это должно быть что-то одно и связанное с магией. Кроме этого ничего не должно вторгаться в твои мысли. Жду тебя через час на занятии по рунам, — она закрывает дверь, оставив меня стоять в одиночестве, вытаращив глаза.

Ну, если единственный способ обрести контроль — это очистить мысли, то мне крышка.