Утро. На этот раз более приятное, нежели прошлое. На этот раз я додумался слегка отодвинуть свою койку, благо командир не регламентировал, как именно их нужно располагать, главное, чтобы все были в одном помещении. Так что на этот раз мне лучи солнца не били в глаза, чему я был невероятно рад.
Вот только была другая неприятность: у меня болели все мышцы после тренировок ещё больше, чем в предыдущий день. Даже пошевелиться было болезненно, из-за чего я попросил своих товарищей хоть немного помочь — банально встать. Ну а потом я через шипение начал разминаться, разгонять кровь по организму, из-за чего в конечном-то итоге пришёл в себя.
Сборы оказались достаточно быстрыми. Стоило мне только закончить с утренней тренировкой и умыться, как мы тут же направились в столовую. Там уже всё было готово, возникло ощущение, что бойцы, назначенные на работу туда, как и профильные мастера, не спали вообще. Чувствовалась подготовка, но не такая явная. Возникло ощущение, что царь пытается скрыть сам факт подготовки к наступлению на лагерь.
Покончив с завтраком, мы вернулись в нашу казарму, и плевать, что это на самом деле особняк кого-то из Советников, где начали тут же снаряжаться. Каждый помогал каждому. Все проверяли снаряжение, и у всех оно сидело ровно, удобно и нигде не натирало. Благо, у всех всё было подогнано, каждый знал, где и на какую дырку закалывать, застёгивать и тому подобное.
— Готовы? — посмотрел на всех командир, но ответа словами не последовало, только немая решимость в глазах. — Тогда выступаем.
Так как нас осталось девять человек, то и тактика наша изменилась. Не было маневренной четвёрки, что снижало наши возможности, но в условиях замкнутого пространства лагеря она и не понадобится. Теперь у нас была боевая пятёрка, где первый, пятый и шестой — основная ударная сила, а восьмой и девятый — боевая маневренная поддержка, которым придётся решать, кому помогать — стрелками или воинам натиска.
Стрелки же все остались в том же составе. Десятый с двенадцатым — по левую руку, одиннадцатый и тринадцатый, то есть я, — по правую. Лук себе выбрать я не успел, хоть и научился с ним обращаться, так что всё ещё был с пращой, ну и решено было, что последние два номера должны быть со щитами для прикрытия лучников. Тактика сработала и показала себя в прошлые разы. По крайней мере выживаемость должна была повыситься.
Вот только у такой тактики был один существенный минус — праща существовала только с одним рангом усиления, а вот лук мог быть даже с золотыми полосками. То есть качественно — лучники сильнее. Но нам требовалась не только огневая мощь, но и выживаемость. Для маленькой группы — решающий фактор, особенно где командир столь значимая фигура.
Когда мы прибыли к точке сбора, оказалось, что первая тысяча уже отправилась в сторону лагеря. А если быть точнее, то в обход его, с целью выхода по дальнему радиусу в его тыл. Не самое удачное расположение выбрал противник, никаких естественных преград вокруг, которые можно было бы интегрировать в структуру обороны.
Интегрировать… какое интересное слово…
Так что факт глупости врага играл нам на руку. Может, у них просто не хватило времени всё логичнее продумать, может, ещё что-то… но, когда они только-только создали там временный лагерь, легион уже начал действовать, вырезая всех противников вокруг. Так что, возможно, враг просто не смог найти место, куда бы мог перебраться. Даже сейчас, в ночи, в лесу было полно мелких отрядов, которые расчищали путь для тысячи, которая уже совершала марш. Знание — сила. А когда враг лишается какого-либо знания — сила остаётся у нас, либо он не может применить его против нас.
Тут же оставалось ещё три тысячи воинов. Мы находились в группировке под номером один, самой главной, ударной, которая должна ещё во время марша развернуться в боевые порядки, с наскока атаковав лагерь противника. Две другие тысячи — фланговые. Там были в основном бойцы поддержки, где-то три четверти от всего состава, остальная четверть — бойцы ближнего боя для сдерживания врага. Ведь он всё же мог попытаться совершить вылазку, с целью попытки прорыва через кольцо окружения. Наш-то строй будет достаточно сильно распылён, а они смогут собраться в один мощный ударный кулак… это был единственный изъян нашего плана.
Но раз мы знали про изъян, то знали, как его превратить в ничто. Если враг не успеет узнать о том, что будет осаждён, если кольцо замкнётся одновременно со всех сторон, если удар произойдёт с наскока, то и прорыва может и не быть. Точнее, его не будет, так как все силы лагеря будут брошены на сдерживание нас, первой тысячи, где полноценных воинов дальнего боя практически нет.
Хоть мой командир по значимости тысячник, а, соответственно, его голос был важнее при выборе решения, но он не руководил всей тысячей. У него были свои задачи внутри этой тысячи. Командиром же всей нашей малой фаланги, если её так можно назвать, всё же структура воинства Греции меняется, оказался тот самый, что обещал меня наказать «кухней».
— Итак, бойцы, — довольно громко он сказал, после чего тысяча начала строиться, формируя походный порядок, прямого приказа не было, но все поняли, что время пришло.
Никакой суеты, никакой лишней беготни. Каждый знал, где и куда ему нужно вставать, каждый знал, какое место он займёт. Тысячники получили указания от царя вчера, так же вчера тысячники проработали частные тактики и построения с сотниками, а сотники всё передали с десятниками. Поэтому всё и было спокойно определено. Ни ругани. Ни криков. Только тихое действие, показывающее невероятную слаженность боевой машины Спарты!
— Построились, молодцы, — не особо громко проговорил Гортий, осматривая войска, вверенную ему тысячу, а также в отношении общего руководства фланговые тысячи, услышал же его я только из-за того, что наша Чёртова дюжина в неполном составе стояла близко к нему. — Задачи вы все знаете. Не вижу смысла что-то вам рассказывать. Цели должны понимать, если не совсем тупы. — Некоторые воины посмеялись, показывая, что всё поняли. — Так что выдвигаемся. Каждая тысяча по своему маршруту. Сейчас весь лес до лагеря врага должен быть практически чист. Но всё равно смотрите вокруг, под ноги и на небо. Враг может быть везде.
Я лишь молча кивнул. Наши вчера рассказывали про редких гарпий, которые каким-то образом оказались в нашем мире. Хотя почему каким-то… всё тем же, что кентавры и сатиры. Через разрыв в пространстве, через магию, которая сотворила всё это.
Минуту погодя, когда три тысячника быстро посовещались, начали раздаваться первые команды. Если тысячники, в том числе и Гортий, только обозначили приказы руками, покрутили кистью над головой, после чего махнули, словно рубанули мечом, в сторону леса, то вот уже сотники отдавали приказы устно, ибо не каждый воин видел.
Мы двинулись не самыми первыми, пустили вперёд сотню тяжёлых гоплитов, которые буквально с ног до головы были закованы в доспехи. Даже набедренники были, что считалось редкостью, да и не только, наплечники опускались практически до самого локтя. Идеальная защита… практически. Дыр ещё полно, но попробуй по ним в пылу сражения попасть.
Следом уже шли мы, наша девятка. Шли не галкой, как должно быть, а в четыре шеренги: сначала тройка командира, потом два бойца усиления и маневра, потом уже в две шеренги по двое четвёрка стрелков. Шли молча в абсолютной тишине, ну а на небо мы смотрели постоянно. В первой сотне вообще не было стрелков, а мы первые во всей этой череде.
— Как-то слишком тихо, — недовольно бормотал Одиннадцатый. — Отец всегда говорил, что затишье бывает только перед бурей.
— И эта буря — мы, — уверенно проговорил Десятый. — Не дрейфь, Ахил, вон, глянь на свежее мясо. Его лицо явно показывает, что ему посрать на всё, что происходит сейчас, ему главное то, что будет впереди. Ведь так, Астер?
— Угу, — лишь ответил я, мелко кивнув, а сам с лёгким удивлением посмотрел на практически старика, ибо… это был первый случай на моей памяти, когда в боевом построении, перед боем заместитель командира называл нас по именам, а не по номерам.
Но мы продолжали идти, вопреки переживаниям Одиннадцатого, иногда до нас доносились редкие звуки боя. При этом довольно близкого боя, зачастую после которых из кустов или из-за небольших холмиков выскакивали наши разведчики с довольными лицами. Выскакивали они только с одной целью — ударить себя кулаком в грудь, после чего развернуться в сторону лагеря и направиться назад, на отдых.
— Всю ночь тут торчали, — осторожно произнёс Двенадцатый. — У меня брат тоже тут был. По пути увидел его по левую сторону от колонны. Весь в крови… даже страшно представить, сколько монстров они тут прикончили за ночь.
А прикончили они, скорее всего, довольно много всяких тварей. И не просто много, а очень и очень много. Иногда даже по пути мы перешагивали через тела сатиров, чаще всего их, которые пованивали тухлятиной. Их убирать никто не собирался. Они станут удобрением для леса, укрепят его после того, как частично уничтожили ради построения своего лагеря.
— Замедляемся, — чуть тише Десятого приказал Первый, после чего мы действительно сбавили ход, сократили длину и уменьшили скорость шага.
Сотня перед нами тоже начала идти куда медленнее. А это означало только одно — мы начали выстраиваться в боевой порядок. Сотня за нами начала брать слегка левее, а сотня ещё дальше — правее. Каждый знал, где именно им стоять, каждый знал, какое место занимать. Идти надо было ещё достаточно долго, просто пора было разворачивать строй.
И всё же у нас был изъян. Мы не знали, как сейчас действуют другие тысячи. Хотя фланговым повезло, они уже шли в условном боевом порядке. Их колонны были построены так, что бойцам требовалось только развернуться в нужную сторону, после чего они из походного автоматически перестроятся в боевой. Это только нам нужно было замедлять свой ход, чтобы развернуться нормально, чтобы увеличить фронт атаки.
Если бы я был птицей, то сейчас видел бы всё. Все четыре тысячи бойцов, наши две трети от легиона, с разных сторон окружали противника. Зрелище грандиозное. Четыре из шести тысяч бойцов участвовали в предстоящей битве. Конечно, это не сравнится с тем, когда в бою участвует сразу несколько легионов… но тоже весьма грандиозно.
И чем мы ближе приближались к лагерю, тем тише становилось. Враг, сто процентов, о нас уже знал. На расстоянии в пару километров такую численность от противника очень тяжело скрыть, особенно если твой враг — лесной житель в какой-то степени. У сатиров и кентавров были свои лесные тропы, по которым они передвигались куда быстрее, чем нам могло вообще казаться.
В итоге, когда наш строй полностью развернулся, а тысячник получил все доклады от всех сотен, мы двинулись вперёд активнее. Только одна сотня осталась позади — вспомогательных лёгких войск, которые должны были, как и наша десятка, поддержать натиск первой сотни.
Вообще боевой порядок выглядел интересно. Первая, центральная сотня — тяжеловооружённые пехотинцы. Вторая и третья, по флангам от первой, уже бойцы средней тяжести. Просто обычные гоплиты, не тяжелые. Они уже могут показать врагу, что такое нормальный маневренный бой. Они должны были помогать прорывать, но и при этом сдерживать натиск врага, который ударит во фланги. Остальные сотни на флангах — наполовину стрелки, наполовину лёгкие пехотинцы. И только за нашей спиной девяносто воинов, к которым мы формально были привязаны.
— Воины! — послышался рёв легата. — Хоу!
Весь строй на миг встал, застыл в моменте. Мы знали, что у нас полнейшее превосходство. Мы знали, что сейчас решится судьба города. Ведь организованный лагерь врага — непосредственная угроза существованию остатков города. И когда мы от неё избавимся, а мы от неё избавимся, легион сможет отправиться в другие места, где возможна угроза от иномирного врага.
— Хоу! — бойцы ударили кулаками о грудь, копьями и мечами — о щиты, а потом ещё раз, в такт каждому выкрику. — Хоу! Хоу! Хоу! Хоу!
Это был мощный эффект. Враг о нас знал. Этот выкрик доносился со всех сторон. Это был наш первый удар, не физический, а психологический. Понимая своё обречённое положение, воля врага к жизни должна была немного снизиться. Ну а у нас… у нас же желание сражаться и побеждать только повышалось.
— Лучники! — крикнул наш тысячник, а другие продублировали его приказ.
И тут же тысячи стрел устремились к небесам. Тысячи — в прямом смысле этого слова. Целый вихрь стрел устремился в центр лагеря, где, как мы знали исходя из докладов противника, не было заключенных. Всех их рассредоточили ближе к стенам, стараясь таким образом ещё сильнее обезопасить себя. На жизни людей этим монстрам было плевать.
Следом за первым залпом обычных стрел был сделан второй. Звук от них больно ударил по ушам. К каждой стреле был привязан свисток. Толку от такой стрелы практически не было, но вот гул, завывание, которое они издавали… сильно давил на мозги. Даже мне было немного не по себе.
— Прорываются! — донесся отдалённый крик с левого фланга, куда тут же оказались направлены десятки взглядов.
Нам повезло: мы находились на небольшой возвышенности, из-за чего видели всё, что происходило по левую от нас руку. Несколько сотен кентавров и примерно столько же сатиров на них вырвались из-за стен лагеря и устремились в сторону левофланговой тысячи. Тут же их начали истреблять. Очень много луков было магическими, из-за чего стрелы довольно далеко летели просто прямо. Это было хорошо заметно.
К стрелкам левой тысячи подключились также и наши. Мало того что с фронта по врагу лупили нещадно, так и с фланга интенсивность обстрела была весьма высока. Я видел, как десятки «скакунов» на ходу заваливались, ноги кентавров подгибались, туловища грудью взрывали землю, ломая позвоночники, руки… и наездников. Иногда подгибалось одно копыто, из-за чего кентавры заваливались набок, совершая несколько оборотов вокруг своей оси, убиваясь от своего собственного веса, лишая жизни сатиров на них.
В итоге до строя эти несколько сотен врагов так и не добежали. Погибли под ливнем и вихрем стрел. Страшное зрелище… но внушительное, вдохновляющее, в какой-то степени ужасное, но вместе с тем и пугающее. Тысячи легионеров Спарты простояли какое-то время в неподвижности, а потом последовал столь долгожданный приказ.
— На шту-у-у-урм! — проревела глотка Гортия, после чего передние три сотни слаженно двинулись вперёд, а следом, слегка отставая от передовых бойцов, шли мы.
В этот же миг, стоило нам двинуться, изнутри лагеря вылетели сотни стрел. По кучности и количеству не сравнится с нашим обстрелом… но это заставило всех снова застыть, преодолев всего несколько десятков метров, сомкнуть строй и образовать над головами сплошную стену щитов.
— Красиво, чтоб его, — поражался как ребёнок увиденному Ахил.
— Воистину! Ха-ха-ха-ха! — расхохотался Десятый. — Ибо это легионы самой Спарты! Самых сильных Греков Эллады! ХОУ!
— ХОУ! — продублировали сотни глоток, после чего строй быстро распался перед нами, а бойцы слаженными десятками рванули вперёд.
Сплошной поток устремился вперёд. Я смотрел на это широко раскрытыми глазами, с дурацкой улыбкой на лице, в которой выражались надежда, изумление… и желание. Желание прикончить врагов. Желание уничтожить врага. Желание позволить моей глефе испить крови врага!
— Ждём-ждём-ждём… — говорил сотник рядом с нами, показывая рукой, а когда расстояние между сотнями увеличилось достаточно, скомандовал: — ВПЕРЁ-О-О-О-ОД!