Новая жизнь темного властелина. Часть 2

Глава 51

Стражницы у подножия лестницы попытались преградить мне дорогу. Сдвинули щиты. Грозно рыкнули. К мечу я не прикоснулся. Всегда предпочитал использовать магию, а не грубую силу. Дважды скастовал «сон» — оба стража порядка выронили копья, распластались на земле.

Не думаю, что многие обратили на это внимание. Все лица смотрели наверх. Туда, где около плахи ругались палач и заговорщица. Их голоса звучали всё громче: причём, мастерица заплечных дел оправдывалась, виновато пожимала плечами. Стражницы, сбитые происходящим с толку, не вмешивались в их спор.

Лестница заскрипела под моими ногами. Но раз сумела выдержать вес палача и Лукории, то выдержит и меня. Гигантской мускулатурой я не выделялся: эльфы предпочитали стройные и гибкие тела. Я же сотворил своё по подобию эльфийского. Не наращивал мускулатуру — в моём случае силы бы она не добавила.

За спиной услышал шаги Васелеиды. На ходу долил в резервуар слуги магическую энергию — Вася расходовала ману на поддержание своей «древесной коры». Давно собирался оптимизировать ей защиту, да всё откладывал на потом. Хотя уже прикинул, что и как там можно подправить.

Взобрался на помост — привлёк к себе всеобщее внимание.

Публика восторженно заголосила, горожанки показывали на меня руками, адресовали мне слова поддержки. Стражницы ринулись мне навстречу, призывая спуститься вниз. Картавая нахмурила брови, указала на меня свёрнутыми в трубочку листами с текстом приговора, сыпала приказами и угрозами.

Не заметили меня лишь увлечённые спором Лука и палач.

Поочерёдно ткнул пальцем в вооружённых стражниц, каждую из них при этом одарил «сном». Получилось эффектно. Женщины словно натыкались на невидимую преграду. На мгновение замирали. И тут же падали на деревянный настил, сражённые бесшумным и невидимым оружием.

Из двух стражниц, что недавно вели к плахе Лукорию, ко мне рванула только одна — упала, успев преодолеть половину разделявшего нас пространства. Вторую я не заинтересовал: она повернулась ко мне спиной и сиганула с помоста. «Сон» помешал ей стать на ноги — улеглась на земле в позе зародыша, заулыбалась, засопела.

Упали картавая и палач.

Штос-офицерша Луккория замерла около плахи в гордом одиночестве. Со связанными за спиной руками. Смотрела на меня с недоверием, точно силилась понять, не почудился ли ей я.

Подмигнул Луке, повернулся к Васелеиде.

Забрал у слуги карауку, указал кивком на заговорщицу.

— Помоги ей. Защиту я с неё снял. Присмотри, чтобы нашу штос-офицершу не поранили.

«Алмазная броня» Луки тянула из меня ману в не меньших объёмах, чем это делала бы та же «регенерация». Топор палача лежал на досках помоста в трёх шагах от своей хозяйки. Там и останется, пока мы не покинем эшафот. Рубить заговорщице голову пока никто не собирался. Потому я больше не видел смысла тратиться на защиту Лукории. Тем более что сейчас потрачу много энергии на другое.

Подошёл к краю помоста. Поднял руку, привлекая внимание толпы.

— Льеры! — сказал я.

Мой усиленный магическим плетением голос прозвучал подобно гласу с небес.

Шум на площади стих.

Взгляды женщин скрестились на моём лице — сотни взглядов: встревоженные, раздражённые, скучающие, любопытные, разозлённые.

Я заметил в обращённых на меня глазах горожанок широкий спектр эмоций, вплоть до противоположных. Набросил на себя лямку карауки, провёл пальцем по её струнам, проверяя настройку. Бросил на инструмент «усилитель звука» — раза в три мощнее того, что использовал при выступлениях в театре.

— Уважаемые льеры! — сказал я. — Меня зовут Кир Силаев. Я боярин, или колдун, как вы нас называете, с острова Кординия. Внук небезызвестной вам Ильсинии Силаевой. Да, да — той самой Ильсинии, что сочинила песню о слезах-алмазах.

Согнутые громогласными звуками моего голоса спины горожанок выпрямились. Произнесённое вслух имя Ильсинии Силаевой чудесным образом разрядило обстановку, накалившуюся на площади после моего вторжения на деревянный помост. По толпе женщин прокатилась волна шепотков — мало кто отважился заговорить в полный голос.

— Раз уж я оказался перед вами на этой сцене, — объявил я, — то исполню одну из любимых композиций моего друга и учителя… его имя вам ничего не скажет.

Не думаю, что кто-либо в этом мире знал о гранд-мастере некромантии из Милонка, Вилоше кар Муоне, хотя в Акрильской академии о нём ещё при его жизни ходили легенды. И многие из этих впечатляющих историй брали начало с того, что гранд-мастер выпивал в своей лаборатории спиртовую настойку, тихим могильным голосом запевал «Балладу о неупокоенном колдуне» и приступал к испытанию очередного гениального изобретения. Все его ученики и коллеги знали, что когда в лаборатории звучали слова «Баллады», нужно бежать без оглядки, не дожидаясь, пока тебя вынудит это сделать очередное творение гениального, но временами рассеянного некроманта.

Я извлёк из струн карауки первые звуки «Баллады о неупокоенном колдуне». Увидел на лицах публики недоумение. А что вы хотели, дамочки? Гимн некромантов Акрильской академии магических искусств это вам не сопливая песенка о слезах-алмазах. Слов её вы не поймёте, но сможете почувствовать и прочувствовать заложенный в них посыл.

Приняв мои правила игры, спряталось за облаками солнце. Ворвавшийся на площадь порыв ветра разметал по сторонам скастованный мной сразу в трёх местах над головами публики «туман страха»: под его воздействием мелодия «Баллады» воспринималась особенно проникновенно, пробирала до костей. Мой голос, поначалу спокойный и печальный, обретал мощь, заставлял дрожать доски пола, дребезжать стёкла смотревших на площадь окон.

А потом пробудились иллюзии.

К их продумыванию мы с приятелями по факультету подошли с рвением и фантазией истинных специалистов по тёмной магии. Сколько провели опросов, сколько перелопатили книг в библиотеке академии! Прежде чем выявили три десятка главных человеческих кошмаров.

Туман страха сковывал собравшимся на площади женщинам движения, пробирался в их головы, подстёгивал воображение. Мой голос давил на их барабанные перепонки, прогонял мороз по коже, заставлял вжимать в плечи головы. Рванувшие к толпе со всех сторон иллюзии превратили копошившиеся в головах женщин страхи в наглядные картинки.

Помню, как мы спорили до хрипоты, выясняя, кто страшнее для обывателя — пауки или змеи. А может, гигантские сороконожки, поросшие длинными рыже-землистыми волосками? Или обычных людей больше пугали мыши и крысы? Гигантские, шевелящие усами насекомые? Кто-то доказывал, что главным пугалом для людей всегда были и будут призраки.

Я смешал в кучу все эти страшилки.

Направил их к женщинам.

Моя песня набирала обороты. Это творение неизвестного поэта как нельзя лучше соответствовало моему настроению и потворствовало моим желаниям. Перед мысленным взором я видел горящие в полумраке лаборатории глаза Вилоша кар Муона. Терзал защищённые магией от разрывов струны. Вдыхал пропахший болотной тиной «туман страха».

И следил за развернувшимся на площади представлением.

Почти половину песни публика простояла в оцепенении. Тому способствовали музыка, мой голос, «туман», плотное кольцо иллюзий, которым я не сразу позволил ринуться в толпу — сперва «кошмары» лишь кружили вокруг сбившихся в кучу горожанок, показывали себя во всей красе. И только когда звучание «Баллады» достигло апогея, дал своим созданиям отмашку.

Шевеля усиками, перебирая ножками, извиваясь и угрожающе раздуваясь, придуманные группой студентов Акрильской академии иллюзии вклинились в застывшую от ужаса толпу.

Вот тогда на площади и случился взрыв эмоций.

Куда там моему усиленному магией голосу! От бешеного рёва толпы трескались оконные стёкла, лопались сосуды в глазах, рвались барабанные перепонки. Ещё мгновение назад сбившиеся в кучу неподвижные женские фигурки непросто ожили — их теперь распирало от пробудившейся энергии.

Впервые среди дня не видел на площади ни одного голубя — ни на земле, ни в воздухе. Всё же птицы оказались не так глупы, как я полагал раньше. Они ретировались до того, как толпа, достигнув критической плотности, брызнула в стороны, точно вода из взорвавшегося сосуда.

Вопли, ругань, стоны — они органично и в нужный момент вписались в мелодию «Баллады». Добавили её звучанию ту самую изюминку, которой гросс-мастер некромант добивался, выпуская на прогулку свои создания. Всё же, слушая вплетавшуюся в песню какофонию женских голосов, я не мог не признать, что профессор кафедры ритуалистики и тёмной магии Вилош кар Муон хорошо разбирался в музыке.

Песня близилась к завершению.

К тому времени слушателей у меня почти не осталось.

Полтора десятка женщин, раздавленных обезумевшей от ужаса толпой, со стонами, всхлипами и плачем отползали подальше от эшафота. Лошади, запряжённые в брошенную возницей позолоченную карету, скребли подковами камни — на противоположном от меня краю площади. В десятке шагов от деревянного помоста опиралась на клюку старушка: жмуря от удовольствия глаза, наслаждалась моим пением.

Иллюзии я развеял — не люблю понапрасну тратить энергию.

Ради старушки допел песню до конца, чем заслужил её похвалы.

— У тебя замечательный голос, дочка, — сказала женщина, когда я умолк. — Порадовала старую. Теперь и не жалею, что не посмотрела на срубленную башку. Сколько я их уже видела! Да и увижу ещё. Слышала, дочка, как ты говорила про Ильсинию. Не верь, что ты поёшь хуже, чем она. Слышала я эту вертихвостку. Гавно у неё был голос — точно тебе говорю. И жопа толстая. А сиськи… разве это были сиськи?

Старуха махнула рукой, вздохнула. И побрела прочь. Ругая и обходя по широкой дуге оставлявших на площади кровавый след женщин.

Поправил ремень карауки. Отодвинул инструмент за спину. Признаться, в последние дни перестал испытывать к нему прежние тёплые чувства. Возможно, из-за того, что с того дня, как расстался с королевой, не находил для своих песен благодарных слушательниц. А может просто уже наигрался в артиста.

Обернулся к заговорщице.

— Ну здравствуй, льера Лукория, — сказал я. — Какая неожиданная встреча. Не рассчитывал увидеть тебя в Реве. А тем более, на этой сцене. Подрабатываешь в театре? Надеюсь, ты не расстроилась из-за того, что мы испортили твоё выступление? Раз уж ты здесь, я не мог уехать, не попрощавшись.

Мне показалось, что на превратившихся в щели глазах Луки выступили слёзы.

— Кира, как жеж я рада тебя видеть! — сказала штос-офицерша.

Мне понравилась её улыбка.

— Вы, колдуньи, лучшие девчонки на свете! Думала: уж сегодня-то меня точно укоротят до размера других баб. Умыться не дали, гадины — это чтобы все любовались на мою немытую морду. А эта безрукая всё рубит и рубит… издевается! Кто жеж её назначил на эту должность?

Сделала паузу — перевела дыхание.

— Я б жеж тебя обняла, — сказала льера Лукория, — но…

Пожала плечами.

— … не могу. Да и уж больно ты нарядная — испачкаю. Я жеж четвёртый день в этой одежде. Своих солдаток за такое приказала бы выпороть, а сама…

Сделал Васе знак.

Та взмахнула мечом.

В следующий миг штос-офицерша уже разминала кисти рук. Она указала на площадь.

— Не знала, что ты так можешь, — сказала Лука. — Пела ты хорошо. Но песня мне не понравилась.

— Не пела, а пел, — сказал я. — Забыла? Я мужчина.

Не думал, что распухшие уши штос-офицерши могли стать ещё темнее — убедился.

— Я… помню, Кир. Я… о тебе часто вспоминала.

— Я о тебе тоже.

Мысленно добавил: «Особенно после того, как навестил твою младшую сестру».

Да уж, это письмо всем вышло боком. Лучше бы я его потерял по пути в Реву.

— Так и будем здесь стоять? — спросил я.

Стражницы, картавая и палач всё ещё спали. Но в любой миг на площадь могли наведаться другие стражи порядка. Случайно или привлечённые рассказами разбежавшихся отсюда женщин. Так-то я их не опасался. Но тратить на них ману я всё же не хотел бы.

Лука среагировала на мой намёк — захромала к лестнице.

Морщилась от боли.

Ничего, потерпит. Она не какой-то там слабый мужчина.

«Алмазная броня», ещё и баловство с пением и иллюзиями… — всё это лишило меня приличного объёма маны. Если так пойдёт и дальше, впору будет проситься на сцену местного театра. Или снова искать приключения, чтобы скастовать «призму изменения энергии».

— Помоги ей, — сказал я Васе.

Велел женщинам шагать к кем-то позабытой на площади карете. Та словно специально нас дожидалась. Было бы глупо ею не воспользоваться.

Задержался на помосте, чтобы снять с палача куртку — слишком уж убого выглядела одежда льеры Лукории, да и привлекала внимание. Не был уверен, что легко разыщу в местных магазинах вещи большого размера — убедился, когда одевался сам.

Отогнал наглую пару голубей. Те уже сориентировались в ситуации, норовили клюнуть картавую в лицо. Забрал у той свёрнутые в трубку листы с приговором — изучу их на досуге.

Васелеида и Лука успели преодолеть три четверти расстояния до кареты, когда я соизволил спуститься по лестнице. Улыбнулся, наблюдая за тем, как пусть и не маленькая по местным меркам, но значительно уступавшая штос-офицерше в росте и ширине плеч Вася тащила повисшую на ней льеру Лукорию. На ум пришло сравнить женщин с муравьём, тащившим на себе большую гусеницу.

Примеченная мной карета оказалась вовсе не брошенной. Её дверь приоткрылась, наружу выглянула обтянутая тонкой штаниной нога с острой коленкой. Туфелька нащупала подножку — из экипажа появилась сперва голова с каштановыми волосами, а потом и вся женская фигурка, обряженная в блестящие серебристые одежды.

Отреагировал на появление женщины озадаченным хмыканьем.

Льера иль Гише-младшая собственной персоной.

Уснула в карете? Или стойко вынесла устроенное мной представление?

Лицо льеры иль Гише-младшей не выглядело заспанным.

Примчалась спасать сестру? Или явилась полюбоваться на казнь?

Льера не промедлила с ответом на мои вопросы. Выхватила из-за пояса похожую на скалку для раскатывания теста палку. Протянула её сестре. Но вместо того, чтобы принять подарок, штос-офицерша отпрянула. Вася рванулась вперёд…

Палка в руке иль Гише младшей покачнулась.

Слуга боярского рода Силаевых вздрогнула, словно врезавшись в стену. Я скастовал «паралич» — серебристая фигурка женщины упала. Но стала оседать на землю и Васелеида.

Скривившись от боли, Лукория смягчила Васино падение, придержала спутницу за плечи. Со всех сторон к ним метнулись любопытные голуби. Птицы замерли, не добежав до женщин лишь чуть-чуть, завертели головами, возбуждённо заворковали.

Вася улеглась на камни площади. Пыталась упереться в землю руками, но те подогнулись. Завалилась на спину, повернула ко мне лицо.

Заглянул в её глаза — прочёл в них искреннее, совсем детское изумление.

А ещё увидел, что вокруг тела Васелеиды стремительно разрастается ярко алая лужа крови.