Нф-100: Псы кармы, блюстители кармы. Весь роман целиком

Глава 18. Очередь Боба.

Не пинайте саксофониста...

Я вышел на свет Божий только к обеду - хорошо, что сегодня никаких пар в расписании у меня не стояло, и можно было спокойно выспаться. Морозец с утра прихватил лужи, на мертвых клумбах сквозь окурки и желтые пучки погибших цветов блестели, как лакированные, комья грязи. Солнечные блики играли в пятнашки на их поверхности. За ночь в углы зданий и бордюров намело холмики сухой белой крошки - слабое напоминание о том, что на дворе стоит зима. В этом году она выдалась теплой, температура и в январе болталась где-то между -3 и +3 по Цельсию. Но хоть дожди шли редко - и на том спасибо.

Я собирался идти за пивом: после двух дней пьянки дома у Ивана у меня в кармане оставалось рублей пятьсот, и часть этой суммы необходимо было срочно перевести в жидкую валюту.

Я миновал общаговскую вахту, спросив, не возвращался ли Бац. С тех пор, как они с той девушкой вместе вышли из кафе, известий о нем не было. Вахтерша сочувственно покачала головой.

- А может, он у девушки какой? - участливо поинтересовалась она.

- Того и боимся... - пробормотал я под нос.

Русские говорят, в ногах правды нет. Раньше я всегда удивлялся - а что, в заднице есть? Но сейчас понял - это именно так. Едва я прошел пару метров по обледенелому асфальту, как голова закружилось, и пришлось присесть на лавочку.

Кстати, в этой стране я сделал своего рода открытие. По представлениям индийцев жизнь на Земле развивается, поочередно минуя четыре эпохи: Сатьяюга, Двапараюга, Третаюга, Калиюга. Последняя - эра смерти, время кровавой богини Кали. Но у русских есть эра похуже - Похмелюга. Слава Богу, она короткая и ее несложно перевести в банальный запой. Сейчас посижу немного и пойду переводить.

Рядом на лавке сидел мой знакомый еще по прошлому приезду - марокканец Басам, оливковокожий красавчик, любимец женщин и известный второгодник, уже дважды уходивший в академический отпуск. Басам был одет по сезону: в толстый кожаный тулуп мехом внутрь, в огромную ушанку, подвязанную шерстяным шарфом, в брюки, под которыми легко угадывались несколько слоев трико и теплых подштанников. Костюм полярника дополняли сапоги, сильно смахивавшие на унты - где он их раздобыл в этих южных широтах?! И рукавицы толстые, как у космонавтов. Из-под отстегнутого козырька ушанки марокканец подозрительно следил за кружащейся в воздухе ледяной пылью.

- Привет, - сказал я.

- Одеваться надо - это вам не Африка... - в ответ пробормотал Басам, делая сильные ударения в словах, и вытер нос свиной кожей перчатки. - Один марокканец вот так не оделся, простыл и умер.

- Где? У нас в университете?

- Нет. Вообще умер. В принципе.

Я покивал - еще бы, как не простыть при двух градусах ниже нуля принципиальному марокканцу!

- Вова, - Басам критически осмотрел мою синтипоновую куртку, шапку-"пидорку" и кроссовки, - твоя мама не зарадуется, если ты домой вернешься и там сдохнешь.

- Из-за простуд? Или в принципе? - Поинтересовался я.

- Зря шутишь, один знакомый марокканец...

- Тот же?..

- Нет, другой. Он так же шутил, а потом пожил с русскими и заболел нехорошей болезнью. До сих пор лечится.

На это мне ответить было нечего. Басам помолчал еще немного, а потом подытожил:

- Сдохнуть можно в это общежитие.

- Не в это, - поправил я, - в этом.

- Да в любом их общежитие сдохнуть можно! Один парень вон подраться хотел, а потом упал и сдох. Правда, он русский.

- Как сдох? У него же припадок был, его в больницу увезли, - я догадался, что Басам говорит о том задире, который едва не начистил морду Бацу.

- Не знаю, - Басам сделался совсем мрачным, - может, в больнице и сдох. Кто его разберет.

- Ладно, - я встал, задницу через тонкие джинсы и впрямь подмораживало, - пойду за пивом. А то один американец напился с русскими, а утром не пошел за пивом и сдох.

Басам понимающе покачал головой и поцокал языком:

- А потом пошел и снова ожил. Я его знаю. Его Бобом зовут. Хороший парень.

Мы рассмеялись.

Но дойти до ларька в углу маленького крытого рыночка, что располагался сразу за территорией университета, и днем и ночью снабжая его население не очень качественными смесями из спирта и воды, мне не удалось. На площадку перед общагой въехал белый "Нисан". Он остановился впритык к лавке, нам даже пришлось на шаг отступить от нее. Сквозь тонированное лобовое стекло я различил знакомый силуэт - это была Люда. Кажется, она плакала. Водительская дверца выпустила на волю и еще одного знакомого персонажа. Челюсти у нового парня моей возлюбленной были сжаты так плотно, что это походило на прикус пираньи. Небольшие глаза глубоко ввалились и смотрел на меня как-то странно, вскользь.

- Привет... - я не успел договорить, этот гад оказался рядом и врезал мне с разворота кулаком в лицо.

К тупой головной боли прибавилась острая - рот наполнился кровью и чем-то, походим на песок, наверное, рассыпался зуб. Язык мигом онемел, кажется, я откусил от него порядочный кусок. Ноги у меня подкосились, я упал на колени и выплюнул кровавую смесь на ботинки этого козла.

- Эй, зачем ты делаешь! - Басам закрыл меня своим не очень внушительным телом.

- Вали отсюда, черный, - прошипел мой мучитель, - не то сам выхватишь.

К моему удивлению, марокканец тут же сделал шаг в сторону. Не ожидал от него такой трусости.

Я потряс головой, пытаясь выгнать из нее замерший на высокой ноте звон и фейерверк из огненных шариков.

- Какого хрена... - эти слова дались мне с трудом, но других по-русски я не припомнил.

- Не умеешь дела делать - не делай, с-сука, - он схватил меня под мышки, легко вскинул вверх, толкнул спиной к лавке. И прежде чем я на нее свалился, по-каратистски заехал ногой в живот. Там, кажется, что-то лопнуло - больно было до невозможности. Вдобавок я упал на мерзлые деревяшки, отбив себе копчик. Он подошел ближе, намереваясь продолжить. Это было ошибкой: трусливый Басам, оказавшись за спиной, прыгнул сзади, уперся коленом в спину, а шею парню перехватил рукой и резко потянул на себя. Ухажер Люды захрипел, опустился на колени, схватил руки Бассама, пытаясь разжать замок из его ладоней, но тот держал крепко.

- Вова! Давай, по яйцу бей - я так не долго продержу! - крикнул мне марокканский рыцарь.

Я поднялся на ноги, и с удовольствием последовал его совету. Плененный боров заметался, стремясь вырваться, но это у него не вышло. В моем ударе сконцентрировалась, должно быть, вся злость - за боль, за хрустевшие на зубах крошки эмали, за Люду, за то, как они целовались у калитки.

Гад выпучил глаза и прекратил сопротивление. Второй раз я врезал ему поддых. Я знаю, что хороший удар в солнечное сплетение способен убить. Поэтому лупил не в полную силу, но достаточно для того, чтобы его проучить.

Наша потасовка заняла секунд десять. Первую ее часть - когда били меня, Людка сидела в машине. Но едва настала моя очередь торжествовать победу, она выскочила из "Ниссана" и повисла на мне, так что третьего удара не последовало.

- Не трожь его, Вова. Хватит!! - последнее слово она выкрикнула прямо мне в лицо, обдав его запахом мятной карамели. Неужели когда-то он мне нравился? Я отступил на шаг, тяжело дыша.

Бассам разжал руки, и наш противник тяжело сполз на землю.

- Саша, Сашенька, милый, ты... как? - женщина, ради которой я преодолел тысячи миль, рисковал жизнью, склонилась над этим жирноватым и, по-моему, довольно уродливым типом и гладила его по лицу дрожащими пальцами. Удивительно, но я не испытывал ревности. Мне лишь стало противно и... немного жалко этого избитого Сашеньку, собиравшего смятые чресла с мерзлого асфальта.

- Он первый начал... - по-мальчишески пробубнил я. Парень уже начал подниматься, но, похоже, рваться в драку больше не собирался. К тому же на крыльцо общаги вышли несколько арабов, друзей Бассама - мароканец тут же завел с ними пересыпанную жестами беседу. При таком численном превосходстве лезть на рожон значило быть униженным еще больше.

- Ко мне вчера пришли двое, - не глядя, бросила Люда, усаживая Сашу на капот, - Один толстый, зовут Ашот. Кто-то что-то взял у него. Этот кто-то, когда они боролись, выронил бумажку с моим именем и номером телефона. По описанию я решила, что это - ты.

- Ты сказал им, что это я? - язык мой вел себя, как враг мой - распух, цеплялся за зубы, причиняя боль, и совершенно не слушался.

- Я была одна дома. Они сказали, что из телефонной кампании, я открыла, они ворвались, связали руки, угрожали...

- Они не?.. - мне стало совсем дурно. Неужели ее изнасиловали?!

- Нет, ничего со мной не произошло, - Люда поняла, о чем я подумал. - Я не знаю, какие у вас дела, Боб, но я никогда не была так напугана. Спасибо тебе.

Меня будто оглушили. В душе быстро рос огромный, перекрывающий дыхательные пути, пузырь страха: к стыду моему, не за нее, а за себя. И прямо раздирало малодушное желание спросить, сдала ли она меня. Я с трудом сдержался.

- Я не хотел тебя подставлять, не знаю, как они... - я осекся, вспомнив, что тот кроссовок, который содрал с моей ноги Ашотик, был с секретом. В подкладку изнутри перед отъездом из России я вшил "счастливый" доллар - чтобы он привел меня обратно. Первый, заработанный мною, мой талисман, на котором в ореоле легкомысленных сердечек я записал ее имя и телефон. Я забыл о его существовании. А после нашей с Ашотом битвы подкладка ведь оказалась надорванной...

- Они собирались вернуться? - я отвлекся от своих мыслей.

- Я обещала, что если узнаю, где ты - позвоню. Скажи спасибо, адреса твоего тогда не знала, только то, что ты уже приехал. Ты ведь сказал мне по телефону многое, но не то, где остановился.

Отдышавшийся Саша наконец выпрямился. Люда придерживала его.

- Если к ней еще раз кто-то явится, я тебя урою, - он картинно, как герой вестерна, ткнул в меня пальцем. Палец был белый, холеный и на героическую конечность не походил.

- У тебя сутки, чтобы скрыться, потом мы им позвоним, - продолжил он.

- Мне жаль, - мне действительно было жаль. Всего - и этой дурацкой поездки, и того, что теперь придется уносить ноги, и своей распухшей морды. - Если хочешь, двинь меня еще раз. Сопротивляться не буду.

Мой противник криво усмехнулся и чуть подался вперед, будто соблазнившись предложением. Но тут же остановился:

- Если захочу, сделаю это без твоего согласия. Понял?!

Они сели в машину и укатили.

Басам поцокал языком и покачал головой:

- Проблемы, Вова?

Я кивнул.

- Ничего, все в жизни проходит. Вместе с жизнью. Это один умный марокканец сказал, ты его не знаешь.

Я постарался улыбнуться и вообще держать голову повыше. В этих словах действительно есть доля правды. Правда, Басам кое-чего не договорил. Тот марокканец, наверное, уже умер - ведь, похоже, это происходит почти со всеми знакомыми Бассаму марокканцами.

Под сочувствующими взглядами арабов я покинул гавань общежитского дворика и взял курс на "путеводный маяк" - пивной ларек на углу рынка. В голове вертелись планы от упаднических до самых героических - наплевать на все и никуда не ехать! В конце концов, не в милицию же Ашот пойдет - доказательств-то у него нет. Хотя... вот дурак! На том долларе моих отпечатков куча, если они, конечно, не залапали его "по самое не хочу"...

Впрочем, идти Ашоту никуда не надо. Найдет меня скоро - ведь Люда же догадалась, где искать, и поставит на счетчик. У них это первое дело.

Я ткнулся носом в телогрейку на спине здоровенного мужика, стоявшего в очереди за пивом. От спины воняло потом и еще чем-то неприятным - придется потом нос помыть. Мужик был вторым, а потому уже через пару минут я приник губами к холодному, чуть разбавленному хмельному напитку. Блаженство ухнуло в низ живота ледяной волной, утихомиривая поселившуюся там тупую боль от удара, и вернуло жизни пастельные оттенки. Хор-рошо! Есть зерна истины в исконно русских увеселеньях! И зло можно воплотить во благо, и похмелье - в наслаждение. Сейчас возьму еще одну, и на свежую голову подумаю, как быстрее отсюда свалить...

Стоп! Мысль, пришедшая ко мне, разом испортила все удовольствие. А не получится ли так, что я уеду, а Ашот и его друзья (судя по словам Люды, он был не один) возьмутся за Мея, Свана и Баца? Последний глоток я выплюнул обратно в кружку, поставил ее на стол и почти бегом бросился на вахту в общагу. В затылок мне смотрели укоризненные глаза потрепанных жизнью, не чистых и давно не трезвых завсегдатаев пивной точки: уж если решил не допивать, так зачем плеваться? Ни себе, как говорится, ни людям...