Нф-100: Псы кармы, блюстители кармы. Весь роман целиком

Глава 16. Торм.

Ли Хён Тхэк.

- Моя мать умерла, когда мне было семь, отец оставил меня родственникам и двинулся куда-то на Дальний Восток, зарабатывать. У дяди с тетей было еще пятеро детей и проклятое поле, на котором всегда находилась работа. Четыре гектара земли - там трудились и другие наши родственники, и русские, но мне казалось, что я пашу больше всех.

В четырнадцать я сбежал оттуда - подался в Москву, думал, заработаю. Я крепкий, жилистый, мог грузчиком быть. Сунулся на Казанский вокзал, меня там избили местные, еле с того света выкарабкался. Отлежался в больнице для бедных, и стал искать корейцев. Они меня приняли. У них в Коньково что-то вроде своего района, рестораны, казино... Я сначала мусор выносил в кафешке одной. "Драконом" называлась - забегаловка жуткая. Потом поваренком стал. Подай, принеси, зелень помой, порежь...

Один тип к нам приходил частенько, как-то увидел, как я с ножом управляюсь, подозвал, бросил в меня солонкой - в лицо прямо! Я солонку поймал. Оказалось, это какой-то бывший боец, реакцию мою проверить хотел. Он меня из того кафе взял и в Подмосковье на базу увез - что-то вроде лагеря, где нас человек пятьдесят молодых пацанов было. И корейцы, и вьетнамцы, и буряты, и монголы - все беспризорники. Русские тоже были, но мало, в основном старались своих брать, азиатов. Драться учили, ножи метать, стрелять. Дисциплина жесткая, подъем в шесть утра, отбой в десять - как в армии побывал. Да так и было. Через два года, когда я уже повзрослел, нас стали возить на турниры. Дрались постоянно, тех, кто покрепче оказывался, переводили в ударные отряды для корейской мафии.

Треть ребят, что со мной в лагере была, покалечили или убили в первый год после этого - в Москве разборки дело обычное. Я тоже в отряде был, но мне повезло больше. Пули меня миновали, пару раз ребра ломали, но это ерунда.

Пока мы воевали с такими же, только из других группировок, было еще ничего. Но потом все как-то поуспокоилось, границы определились, и началось самое худшее. Нам приходилось собирать дань, выбивать деньги из мелких предпринимателей - нормальных людей, которые жилы рвут, чтобы прокормить детей. Помню был один мужик - бывший десантник или что-то в этом роде. Наш босс решил отнять у него маленькую забегаловку в бойком месте, чтобы открыть там модный магазин. Я был среди тех, кого послали "убедить" мужика. Мне тоже пришлось бить. Видно было, он готов драться, но у него была жена и трое дочерей. Сначала стоял перед нами и спокойно убеждал. Потом после удара упал, почти не защищался, крутился только по земле, чтобы не отбили почки. На следующий день его магазин сгорел, одна из девочек погибла.

Тогда я решил уходить - плюнуть на все и сбежать. Найдут, так найдут, значит, судьба такая. Но получилось по-другому. Ночи через три после пожара к нам в лагерь нагрянули с облавой менты. Что-то с ними наши боссы не поделили. Перестрелка была, многие погибли. Я убежал в лес, благо, все тропы знал назубок. Километров на десять к Москве подошел, а потом подумал - зачем мне туда? Свернул в сторону, в деревушке одной в заброшенном доме с месяц перекантовался. Денег не было, так я местную пацанву за еду приемам учил. А потом двинулся обратно на юг. Уже в Краснодаре от знакомых узнал, что к родне в станицу гость какой-то приехал. Оказалось - отец. Такая история...

- А кто тебя трансом сделал? - спросил Торм. Они сидели в скверике у какого-то музея военной техники под открытым небом. На музей лил дождь, но под тентом, куда они загнали мотоциклы, было сухо.

- Не знаю, - Ли почему-то смутился, - а зачем узнавать? Он ведь только питался. Как и я теперь.

Торм пожал плечами:

- Некоторые хотят отомстить, другие просто посмотреть в глаза. Если он убил тебя по неосторожности, это одно. А если это "дикий" изверг - другое.

- А ты? Что ты сделал?

- Это было давно и я так и не выяснил ничего... Я знаю мало о своем прошлом, даже сколько мне лет и то могу определить лишь приблизительно. Когда меня нашел мой наставник, я был едва жив. Впутался в какую-то передрягу после того, как меня "выпили". Я вижу, ты еще очень юн, только трансформировался, но меня уже сумел разглядеть. Так ведь?

- Нет, - Ли качнул головой, - просто пожалел старика, которого собираются грабить. Только когда вплотную подъехал, увидел, как лихо ты управляешься.

- Кто-то руководит тобой, у тебя есть наставник?

- Нет, никого.

Торм помолчал. Поведение мальчишки удивляло его. В нем заметна была какая-то двойственность. С одной стороны он бросился на помощь, значит, готов был рискнуть ради незнакомого человека. С другой никто не питал его линиями, а значит, он питался сам. Неужто не понял еще, чем это может закончиться для его доноров? Или Ли относится к тем, кто старается не задавать себе опасные вопросы, а предпочитает плыть по течению?

- Я прошу тебя сейчас кое о чем, - сказал Торм, - когда будешь отвечать, помни, что я не судья и хочу лишь помочь тебе.

- Да.

- Ты когда-нибудь брал у людей много линий? Так, что им становилось плохо?

Глаза Ли скользнули в сторону. Он кивнул.

- Это было в самом начале, я тогда в первый раз увидел призрака. На улице было безлюдно, под деревом сидел старик, подавал семечки. Я подошел, взял пакетик. И тут почувствовал, как в мир лезет какая-то жуть. Что-то серое прямо за спиной у меня. Я обернулся, призрак вышел весь из какой-то точки за моей спиной и собирался нанести удар. Я понял, что именно так выглядит смерть, и удивился. Рядом был старик, лет под девяносто, но он почему-то хотел убить меня, а не его. Мне показалось это странным и несправедливым. А потом я понял, в чем причина - я был как бы совсем голым, одно тело и серые клубы тумана, медленно кружившиеся вокруг него. А старика окружал слабый щит из фиолетовых полос. Что-то мне подсказало, что я могу взять несколько полос, обвить вокруг себя и это отведет удар. Призрак был в полутора метрах, мог дотянуться до моего сердца, но почему-то медлил. Старик все спрашивал, что со мной - я повернулся к нему спиной и застыл как столб. А я пытался перетянуть его линии. Сначала не получалось, но тут туман вокруг меня начал вращаться, и стал чем-то вроде смерча, и энергия от старика перешла ко мне. А потом призрак скользнул мимо, не причинив вреда. Я двинулся по улице, едва переставляя ноги, опустился на соседнюю лавочку. А когда немного полегчало, увидел, что вокруг старика суетятся какие-то люди. Он умер, оказывается. Думаю, из-за меня.

- Это был единственный раз?

- Да. Потом я охотился, но таких слабых, как тот старик, не трогал. Жалко его, конечно, - в голосе Ли появились просительные нотки, - но ему все равно скоро умирать. А я - что я видел в жизни? Поле с луком да лагерь...

"Ловушка, устроенная Лукавым из соединения двух божественных даров - свободы выбора и индивидуальности, - подумал Торм, - Всегда кажется, что уникален именно ты - а так оно и есть - и именно ты имеешь право выжить. Тех, кому удавалось пожертвовать собой ради других, так мало... А среди них еще меньше тех, кто делал это бескорыстно, не рассчитывая на посмертное воздаяние".

- Сейчас ты уже способен отличать, кто стоит на опасной грани, и кого нельзя трогать? Ты можешь чувствовать, когда контакт следует прекратить? - продолжал расспрашивать Торм. Ему было ясно, что придется провести время с этим парнем. И, возможно, немалое.

- Мне кажется, что я могу проследить весь процесс трансформации, - ответил Ли с оттенком неуверенности в голосе, - я видел, как исчезает кокон, и какие перед этим он проходит цветовые стадии. Мне кажется, я научился себя контролировать. Но не знаю, так ли это. Проверьте меня.

...Исчезновение защитного кокона представляет собой пугающее зрелище. Каждый проклятый видит это по-своему, но в целом картины схожи. Вокруг такого несчастного будто гаснет свет, переходя от ярко-голубых тонов абсолютного здоровья и благополучия к более темному, приглушенному спектру. Скорость, с которой струятся ручейки этого света, тоже постепенно замедляется. Он деградирует до разреженного, фиолетового или сиреневого тумана, или пропадает совсем. Такому человеку помочь обычными методами уже нельзя. Может, он все еще не замечает пугающей непрочности своего существования, но болезнь или несчастный случай уже расставили свои капканы. За его спиной чуть выше затылка появляется антрацитовое "слепое пятно" - будто кто-то вырвал кусок пространства из нашего мира и в него заглядывает запредельная чернота. Это установилась связь с блюстителем Кармы. Он пока еще не здесь, лишь следит, ожидая, когда истают последние остатки защиты - чтобы появиться и покончить со всем одним ударом. Впрочем, Торм был свидетелем случаев, когда такая агония длилась годами. Беды и болезни сыпались на человека со всех сторон. Но что-то мешало ему уйти окончательно. Тусклый свет линий судьбы горел и горел, защищая его от одного - от смерти. Случалось, что, спустя время жизнь таких людей все же налаживалась. "Пути Господни неисповедимы, - говорил Ясон, - мы думаем, что знаем больше других, потому что видим, как входят в людей несчастья и смерть. И чувствуем, что это - расплата. Но проследить кармические взаимосвязи не в силах. И потому так же слепы, как и все остальные".

В гостиницу, где остановился Торм, они попали только с наступлением темноты. Дождь закончился, но хмурое небо так и не прояснилось, висело свинцовой плитой над головами, каждую минуту грозя раздавить землю. Но зато воздух освежал дыхание лучше любой жевательной резинки. Чистые деревья влажно шевелили зеленью своих крон, шлепали листами и роняли остатки дождя при каждом порыве ветра. Торм и Ли ехали медленно, стараясь уловить урчание других моторов, как только оно родится на самом краю восприятия. Движения на улицах почти не было, и мощные мотоциклетные "сердца" во влажном воздухе будут слышны издалека. Они не сомневались, что байкеры ищут их - в конце концов, серьезно пострадал лишь их главарь. Но, кажется, обошлось.

Мотоциклы они поставили во внутренний двор, попросив портье предупредить, если кто-то заинтересуется их хозяевами. Накинули пару сотен за это. Дряблый портье с ухмылкой принял денежки, разглядывая Ли маслеными глазками. Ему было все ясно в отношениях "молодого китаезы" и "хрена на байке", но он не задавал вопросов.

Единственное окно дешевого номера выходило на железные крыши старых двухэтажек. Истыканные антеннами, озаренные всполохами пробивавшегося сквозь тучи лунного света, они походили на древнее кладбище. Могилы без надгробий, давным-давно сровнявшиеся с землей. Причудливые кресты со множеством перекладин. Среди их пугающих силуэтов двигались тени - то ли призраки, вставшие из могил, то ли обычные коты.

- Скажите, почему вы называете призрака "блюстителем Кармы"? - спросил Ли, до этого молча разглядывавший "кладбище".

- Потому что это существо, которое следит за ее исполнением. Это палачи, приходящие, чтобы оборвать нашу жизнь. Насколько мы можем судить, они питаются излучением, которое человек выделяет во время умирания. Никто из других демонов не может его использовать - это своеобразная плата за услуги блюстителей. Хотя есть множество других бесов, духов, демонов, чья пища другие излучения. Пороки, которым мы подвержены, низменные мысли - все это вибрации, которые входят в ментальное тело человека. Настраивают его на определенный резонанс и заставляют излучать то, что им нужно. Похоть, жажда власти, эгоизм - в какую ни ткни мерзость, все это производится на "фабрике растления" с изнанки мира. Умение отрешиться от мыслей и желаний приводит к очищению. И когда ты достигаешь свободы от них, покой наполняет тебя.

Ли неожиданно продекламировал, тихо и торжественно:

- Бесконечна великая сила дождя,

Но огонь сбережен был людьми для людей.

И когда будет Небо сходить сквозь тебя,

Ты его сбереги и озябших согрей...

- Чьи это?

- Не помню, какой-то китаец, кажется. А почему вы считаете, что блюститель убивает не просто потому, что ему хочется убить?

- Он так и делает. Но только возможность ему предоставляется, лишь когда исчезает защитный кокон. Если душа решила, что это ее воплощение должно подойти к концу, она сама открывает тело для удара, прерывающего физическое существование.

- Мой блюститель почему-то не ударил меня, хотя мог... - проговорил Ли.

Он отошел от окна и уселся в расшатанное кресло с плохой обивкой.

- Не знаю, почему это случилось, - сказал Торм.

- Я тоже не знаю... Скажите, откуда известно, что наши беды и несчастья - расплата за грехи, что есть мир по ту сторону? Вы или ваши друзья лично убедились в этом? Если да, я хотел бы встретиться с ними - мне такие трансы не попадались.

Торм отметил про себя - значит, кое с кем из собратьев Ли все-таки имел дело. Парень то ли угадал его мысли, то ли понял, что проговорился. Он объяснил:

- Те, которых вы называете "дикими", приходили ко мне. У них своя теория мира, свои объяснения. Я не принял их, мне претит существование волка. Мне хотелось бы выслушать вас.

- Трагедия проклятых в том, что их способность видеть по ту сторону обычного мира очень ограничена. Она дает им возможность выжить, но сам этот шанс - от Лукавого. Духовидцев, чьему внутреннему взору открыты миры Господни, среди нас нет. Единственный наш пророк жил в конце шестнадцатого века в Италии. Его звали Диего Санатоцци. Он не известен простым людям, ничего о нем не записано и в религиозных скрижалях. Он был монахом, который стал жертвой транса. Когда Диего Санатоцци узнал, что с ним произошло, он взял нож, вошел в реку и перерезал себе вены - он счел, что самоубийство менее тяжкий грех, чем жизнь за счет смерти других. Но кровь не вышла из вен монаха. Тогда он вонзил нож в грудь. Лезвие вошло по самую рукоять, но когда он вырвал его, рана затянулась безо всякого следа. Монах понял, что Господь не принимает его жертву. Но как же быть, ведь Всеблагий не мог благословить его на разбой и душегубство!? Значит, был третий путь, который следовало найти. Он удалился в леса, подальше от людей, чтобы в тишине молиться о ниспослании ему совета. Но ни видений, ни голосов внутри себя не услышал. Не прошло и месяца, как монах заметил, что его энергетический кокон почти исчез, а несчастья потихоньку сжимают его в свои смертоносные тиски. Кончилось тем, что крыша из жердей и соломы в хижине рухнула прямо ему на голову. Он понял, что место его не в глуши, и решил выйти к людям.

С дрожью в сердце спускался он к первому селенью, попавшемуся на его пути. Он боялся греха, который мог сотворить. В селении тепло приняли странствующего монаха, предложили кров и пищу. Диего было тяжело - смерть стояла за его спиной, а вокруг была еда - люди, чьи жизни могли отдалить его конец. И тут Диего увидел, что одна из маленьких девочек, самая младшая, находится во власти недуга. Ее защитный кокон был изорван на уровне сердца и со стороны груди, и на спине. Сквозная рана, через которую вот-вот должно было прийти несчастье, ширилась на глазах. Ему показалось, что он видит черное пятно за ее спиной, и почувствовал, как в нее готовится войти смерть. Он взмолился Господу о спасении ребенка. Но чуда не произошло. Отчаяние охватило Диего, но тут он подумал: "Если Он дал мне возможность видеть, может, Он же дал мне и силы остановить?". Не переставая молиться, он прикоснулся к защитным коконам окружавших его людей. Искушение взять все было очень сильно, но молитва помогла ему понять, где нужно остановиться. А потом он отдал все, за исключением малости, больному ребенку. Вплел голубые нити в ее блеклую сеть Кармы и та засияла новым, возрожденным светом. Черное пятно за спиной затянулось - на время смерть убралась в свое ледяное логово.

То, что произошло в том деревенском домишке, и было ответом. Диего прожил еще больше сотни лет, он лечил людей, отыскивал других проклятых, чтобы наставить их на путь истинный. Убеждал, что даже в обличии волка можно оставаться человеком. Он спас многих - кого-то от болезни, кого-то от самого себя.

И все эти годы Диего не был уверен - прав ли он, так ли он понял Указание. Ведь если раньше в самых чистых и сильных молитвах он касался миров Горних, то теперь это ушло навсегда. Над ним будто воздвигли свинцовый полог, препятствующий взлету души. И как ни искал монах "философский камень", что превращает свинцовую темницу духа в золотые чертоги, это ему не удалось. Он умер в возрасте ста пятидесяти шести лет, считая, что Бог оставил его.

И все же мы верим, что это не так. Мы не по своей воле оказались в темнице Сатаны. Мы можем пользоваться лишь теми инструментами, что дал нам враг рода человеческого. Но до тех пор, пока жива вера, она указывает нам путь. И только от нас зависит, что мы оставим после себя.

Торм сделал паузу, немного устав от обилия произнесенных слов. Снова глянул за окно - луна выбралась из плена туч и измазала белой краской их рваные края. Мальчик сидел в кресле, не шевелясь и не издавая ни звука.

- Я буду спать, - наконец сказал он, - может, утром все будет по-другому...