Нф-100: Псы кармы, блюстители кармы. Весь роман целиком

Глава 1.

Сван.

Лисенок был еще живой, он смотрел на Свана золотыми с зеленцой глазами и подергивал черными губами - пытался оскалом отогнать врага. Тщетные попытки сохранить жизнь - перехваченное капканом тело не способно было сопротивляться по-настоящему, силы покинули его почти полностью. Сван накинул на голову зверьку свою куртку и высвободил его. Крохотная тушка - он и не подозревал, что лисы бывают такими маленькими - покрытая серой с голубым отливом шерстью, была почти невесома. Он коснулся вывернутой назад лапы, и лисенка пронзила конвульсия - должно быть, перелом.

- Тебе повезло, что у меня хороший глаз, - сказал Сван спасенному. - В листве тебя заметить сложно, хоть ты и не рыжий. Вы тут все такие - синие?

Лис, понятное дело, не ответил. Хотя Сван бы не удивился и этому. В конце концов, если бредовая идея с "нехожими" местами оказалась былью, почему бы не заговорить лесному зверьку.

- Я бы на твоем месте заговорил. Я бы этого гада, что капкан поставил, так матом крыл - всему лесу слышно было бы. А ты, парень, молодец - держишься...

До города оставалось совсем немного, - серые стрелы высоток уходили в небесную бирюзу километрах в десяти - всего-то два часа ходу. Так что, поразмыслив, стоит ли нести зверька за пазухой куртки или лучше все же в руках, Сван остановился на последнем. Он старался неосторожными движениями не причинить боль живому существу, и все время прислушивался к нему, ощущая ладонью удары перепуганного сердечка.

Ноги по колено тонули в опавшей листве, будто вырезанные из тончайшего золота пластинки шуршали о ботинки, и от этого звука, от пряного запаха и растекшейся в воздухе нежнейшей тишины хотелось смеяться.

Он не ел уже часов двадцать - десять до того, как оказался в лесу, и примерно столько же после. Помнится, он был очень голоден и на тот пригорок посреди полузаброшенного парка в своем родном городе, претендующем на звание миллионника, попал как раз по пути к лотку с хот-догами. А теперь вот аппетит пропал совершенно, а легкость в теле появилась поразительная, будто силу тяжести уменьшили вдвое.

Толстяк Бац говорил, что такое бывает, когда долго не ешь - а уж он-то на всяких там диетах собаку съел. Или же все дело в кислороде, которого здесь еще больше, чем золотых листьев в бескрайнем осеннем ковре?

- Где же я, черт побери?

Он мог бы поклясться, что лес возник вокруг сам по себе, совершенно неожиданно. Просто раз - и он оказался здесь после того маленького эксперимента...

...Кругом стояли морщинистые старики-клены, скрипевшие на ветру надломанными ветвями. Воздушные струи рвали запутавшиеся в них бумажки, гудели и хлопали полиэтиленовыми пакетами. В забытом властями парке, где уборку проводили только перед большими праздниками, было жутко. Недаром говорили, что это место привлекает маньяков. Единственный огонек горел на самом входе в парк, по которому шел Сван - у каменных ворот с полуобвалившейся лепниной какой-то чудак торговал гретым в микроволновке фаст-фудом. И не страшно ему?! Небось или сам маньяк, или деньги нужны очень - у маньяков, что здесь обитают, аппетит, наверное, - что надо.

Можно было потерять двадцать минут и обойти стороной эти темные аллеи с облупившимися лавочками и останками гипсовых фонтанов. Но Сван торопился и решил срезать. В конце концов, он хоть и не супермен, но "сто первый прием карате" - изматывание противника длительным бегством - изучил отлично: в детстве в легкоатлетической секции сдал на первый разряд по бегу.

Вокруг не было ни души: луна всходила такая яркая, что забивала свет редких, едва теплившихся фонарей - в ее торжественном сиянии частокол кленовых стволов просматривался во все стороны. Сван огляделся еще раз - на всякий случай. Нет. Точно никого. Только где-то на самом краю боковым зрением он воспринимал какой-то непонятный светлый предмет. Он пригляделся, кажется, между стволами на уровне колен что-то было натянуто. Неопределенное воспоминание, эдакое легкое шевеление в самой глубине сознания заставило его изменить маршрут и подойти ближе. Между двух кленовых стволов, обросших чахлым кустарником, белела обыкновенная нитка. Он сделал еще несколько шагов, остановился в паре метров, разглядывая ее, и попытался вспомнить. Точно - эти три узелка в самом центре он завязал сам, больше года назад, когда проводил тот смешной эксперимент.

Как-то он заметил, что даже на запруженных людьми улицах можно найти островки, которые все обходят стороной. Люди спешат, будто муравьи по своей муравьиной тропе, огибающей место, где когда-то лежал камень. Чья-то нога давным-давно пнула его в сторону, и путь расчистился, но маленькие насекомые все равно не сворачивают с маршрута, проложенного прадедами. Отыскивают старые, оставляют новые пахучие метки, и не замечают, что путь можно сократить. Сначала он просто усмехнулся этому наблюдению: гляди ж ты - хомо, можно сказать, сапиенсы, вроде бы разумные люди, а от простых мурашей кое в чем не отличаемся. Потом стал присматриваться к таким местам, оставлял "маркеры" - то есть просто клал в такую точку какой-нибудь предмет, достаточно тяжелый, чтобы его не сдвинуло ветром, и достаточно легкий, чтобы быть сбитым чьей-нибудь неосторожной ногой. Поначалу это его забавляло - в истинность собственной теории он, понятное дело, не верил, это было что-то вроде игры, проверка на прочность бредовых идей всегда казалась ему веселым занятием. Потом, когда маркеры один за другим сдвигались со своих мест, ему это наскучило. А следом навалились дела - знакомый подкинул хороший заказ, и пришлось повозиться, снимая рекламные ролики сразу для нескольких клиентов.

И вот поди ж ты - один из маркеров остался целехоньким. Ничья нога за год не сорвала нить, хотя парк по выходным становился многолюдным - здесь открывалась книжная барахолка, "блошиный" рынок, собирались меломаны, обменивавшиеся старыми кассетами и пластинками.

Сван осторожно, почему-то не решаясь порвать нитку, встал между стволов. Сердце часто колотилось, живот слегка подводило - то ли от голода, то ли от волнения. Ничего не произошло. Он передвинулся сначала к одному дереву, потом к другому, закрыл глаза, открыл, повернулся на сто восемьдесят градусов и снова закрыл-открыл. Все в мире оставалось по-прежнему: Великая Истина не открылась ему, он не увидел летучей тарелки в пылающем белыми крошками огней небе, земля не собиралась расступаться, чтобы открыть ему тайны своих недр. Сван постоял для порядка еще немного, прикрыв глаза и посмеиваясь над своей детской тягой к таинственному. Стоять было хорошо: тепло, несмотря на ветер, и как-то уютно. "Наверное, у этого места все же есть положительная энергетика, - подумал он, - Надо будет запомнить и вернуться. Заботы куда-то уходят, будто светлее на душе становится".

Он открыл глаза и увидел, что светлее стало не только у него на душе - метрах в двух слева свет преломлялся как-то необычно, из бледно-серебристого лунного превращаясь в очень сильно рассеянный, но все же солнечный. Невысокий, с него ростом, и шириной около метра прозрачный столб выглядел так, будто кто-то рассыпал в воздухе золотистую пудру.

- Интересно... - Сван сказал это вслух.

Он сделал шаг и погрузил в это странное явление руку. Золотистые частички отшатнулись в сторону, будто он потревожил завесу пыли в старой-престарой комнате, заплясали вокруг его ладони. Он погрузил руку глубже - внутри было тепло, а потом шагнул в пыльное облако целиком. Его ослепило биение света в глазах. Дыхание перехватило, как если бы он катался на качелях, и те стремительно ухнули вниз. В паху стало неприятно щекотно, а в следующий миг он рухнул с трехметровой высоты в гору опавшей листвы...

...Лес выполз на пригорок и вдруг оборвался, превратившись в широкую степь с редкими деревцами, на семи осенних ветрах растерявшими свою листву. Степь уходила Свану под ноги и тянулась почти до самого города, местами проваливаясь в поросшие жухлой травой овраги, местами вздыбливаясь невысокими курганами. Воздух был свежим, наполненным терпким запахом высохшей, а потом отсыревшей под дождем травы. К нему мешался чуть ощутимый привкус горького дыма - след недавнего пожарища, не видного с места, где стоял Сван. Он поискал глазами свалки: если те шпили впереди - город, значит, свалки должны быть. Но их не было. Только чистая девственная степь на юге и на севере, сколько мог охватить взгляд. И воздух, дышать которым было одно наслаждение.

Сван едва сдержался, чтобы не сбежать с пригорка вниз - такая встряска была бы вредна его раненному спутнику. И все же беспечность его подвела - он засмотрелся на паутину, раскинувшую жемчужные нити между двумя большими кустами дикого можжевельника, и тут нога зацепилась за валявшийся в траве сук. Сван полетел на землю, вспахивая носом пожухлую серо-желтую поросль. Пронзительно тявкнул лисенок, а потом трава расступилась, и он плюхнулся в холодную лужу на заплеванный городской асфальт.

Так началась эта история.