Дверь снова отворилась, полоска света упала на темный угол, где была только она. Совсем одна. Кэти вошла в комнату, и, не раздумывая, Лола вскочила на ноги.
— Кэти, вспомни меня! — кинулась она к ней. — Вспомни!!
Но Кэти удивленно смотрела прямо перед собой. Лола как в тумане повернула голову. Ящик был открыт, — последнее, что Эван успел сделать. Последнее напрасное усилие.
— Я что забыла закрыть? — пробормотала Кэти и направилась к столу.
В любой другой ситуации Лола бы сдержала рыдания, но сейчас сдерживаться не имело смысла. Ее все равно никто не видел и не слышал. Эвана больше не было. Схватив его рюкзак прежде, чем Кэти успела его заметить, она бросилась прочь, вниз по лестнице. Она не видела, как Кэти подошла к ящику, не слышала, как та вздохнула, взяв оттуда одну из фотографий. Лоле уже ни до чего не было дела. Слезы застилали глаза, и, перебегая дорогу, она чуть не попала под машину, водитель которой ее не заметил. Как и все вокруг.
Лола открыла глаза. Непослушные солнечные лучи, проскальзывая сквозь занавески, падали прямо на лицо. Эту ночь она провела в своей комнате на своей постели, но от этого становилось только хуже. Здесь все напоминало о нем. Место на полу, где позапрошлым вечером он раскатал свой спальник, место рядом с ней на кровати, где он был прошлой ночью, темный волос, оставшийся на подушке и чудесным образом не растворившийся вместе с ним. Вчера еще они проснулись тут вместе, обнимаясь. Вчера еще он был, а теперь его больше нет… Вставать с кровати не было ни сил, ни желания, ни смысла. В глубине души Лола уже начала ждать того момента, когда исчезнет следом за ним. Встретятся ли они там, где оказался он? Или за переделами Лимба ничего нет, кроме бесконечной пустоты?..
Она винила себя во всем. Может быть, тот блогер действительно ошибся? Ведь Эван прожил в Лимбе два месяца один и, если бы не появилась она, мог бы жить тут и дольше. А потом ее пронзила еще одна мысль, такая мучительная и гнетущая, что на лбу выступил холодный пот. А если бы… Лола закрыла глаза, стараясь не думать, но сожаление уже охватило ее. А если бы не она, не ее глупое упрямство, не ее необоснованное желание вернуться туда, где ее отсутствия все равно никто не замечал, они могли бы остаться в Лимбе вдвоем. Кто знает, может быть, бесконечно долго. Ведь он же предлагал остаться… Он начал стараться ради нее, чтобы спасти ее, а в итоге…
Дверь приоткрылась, и деловым шагом к шкафу направилась Лили, бодрая, выспавшаяся и, казалось, не переживающая ни о чем. И ни о ком. Лола молча слушала, как с протяжным стоном открываются разбитые дверцы, смотрела, как растет горка вещей на полу. Хотелось кричать, хотелось, чтобы ее крик был услышан, понят, разделен.
— Почему, Лили⁈ — вскочила она с кровати. — Почему ты не можешь захотеть, чтобы я вернулась? Тебе достаточно моего шкафа⁈..
Лили продолжала безмятежно копаться среди ее платьев, доставая их поочередно и прикладывая к себе. Лола видела в разбитом зеркале свое разгневанное лицо рядом со спокойным довольным лицом сестры, и от мысли, что теперь ее может видеть только она сама, стало тошно.
— Лили! — она с мольбой потянула к сестре руку, но, почти коснувшись ее плеча, отдернула. — Лили, пожалуйста…
Лили залезла в шкаф чуть ли не с головой, небрежно пихнув ногой старую коробку на нижней полке с фотографиями и плакатами, которые Лола перед днем рождения сняла со стен.
— Лили, неужели ты любишь вещи больше меня⁈
Лили задумчиво вертела в руках ее босоножки, прикидывая, как они будут смотреться на ней, и даже не вспоминая о той, кому они когда-то принадлежали. Или все еще принадлежат?.. Не оборачиваясь, Лола кинулась к двери.
Родители привычно были на кухне, мать наливала кофе, а рука отца тянулась к тостам. Не чувствуя ни жажды, ни голода, Лола замерла на пороге. Взгляд ее растерянно соскользнул со спокойного лица матери на распахнутую газету, скрывающую отца. Иногда она задавала себе вопрос, почему газета, а не планшет. Но техника может разрядиться, и тогда ему не за чем будет прятаться от их внимания.
— Вы… — она хотела просить их вспомнить себя, но вместо этого вырвалось совсем другое: — Вы лицемеры! — голос дрожал от обиды и возмущения. — Ты, — она повернулась к добавляющей в кружку сахар матери, — заботишься о статусах больше, чем обо мне! Почему тебя не волнует, что дочь непонятно где, что она даже не звонит⁈..
Как выключают телевизор, она пыталась выключить боль. Как рвут старые ненужные журналы, она пыталась порвать все, что у нее было прежде.
— И единственная твоя мысль, что Лола не должна тебя позорить, заставлять краснеть! Что Лола не умеет соответствовать!! — ее голос сорвался на крик. — Соответствовать чему? Семье, которой плевать на меня⁈.. А ты, — она ударила по газете отца, бумага задрожала, отец удивленно вскинул брови, а по ее телу побежал разряд, — тебе вообще есть до меня дело? Тебе вообще до кого-нибудь есть дело⁈.. — она не замечала, что уже почти хрипит, что ей больно, что Лимб бьет ее. — Идеальная семья… Соответствовать!.. Зачем я только пыталась к вам вернуться?.. — сорвавшись, она закашлялась.
Слегка тряхнув помятую газету, отец снова выставил ее перед собой. Мать потянулась за банкой джема.
Развернувшись, Лола кинулась прочь из дома и, зная, что ее крика никто не услышит, с силой хлопнула дверью напоследок.
По телу пробежал еще один разряд — резкий и болезненный.
— В последнее время тут такие сквозняки, — донесся из кухни голос матери.
Она шла прямо по лужам, чтобы видеть, как круги разбегаются под ногами. Это было тем немногим, что напоминало ей, что она жива. Но рябь на воде исчезала так же быстро, как с грязи на дороге исчезали ее следы. Призраков не существует, всплывали в голове раз за разом слова Эвана. И, вспоминая его голос, она хотела рыдать. Она чувствовала себя призраком, потерявшимся, заблудившимся и бесконечно одиноким.
Сама не зная зачем, она добрела до школьного двора. Был выходной, и сегодня не было занятий. Но и идти ей больше было некуда.
Старые качели с легким скрипом болтались на ветру. Кто знает, может, в Лимбе существуют и более глубокие слои, подумала она. Может, там сейчас Эван качается и смотрит на нее, а она его не видит… Сердце защемило. Подойдя к качелям, она прикоснулась к холодному железному поручню. Кончики пальцев слегка закололи — то ли от тока, то ли от воспоминаний.
— Ты здесь? — прошептала она.
В ответ лишь зашелестела листва под ногами.
Когда она вошла в школу, в коридорах было тихо и пусто. Ведя рукой по стене, Лола уныло поплелась вперед. Как он не сошел с ума, когда был один? Откуда у него было столько сил?.. Его рюкзак непривычной тяжестью давил на плечи.
Вдалеке мелькнули знакомые очертания граффити, которое Эван оставил на стене. Свидетельство того, что он когда-то был, что она его не выдумала. Лола медленно брела, рассматривая каждое слово.
ВЫТАЩИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА!
ПОМОГИТЕ!!
Я ЗДЕСЬ!..
Все как и прежде имело смысл. Кроме одного слова, которое опять стало кружками и линиями и странными иероглифами, которыми оно было там, в реальном мире. И этим словом было его имя.
Руки затряслись, и Лола нервно прижала их к груди. Что это значит? Что его больше… Что он… Она яростно прикусила губу, пытаясь одной болью заглушить другую. Ее сознание вспышкой прошил страх. Она испугалась, что и сама забудет его имя.
— Эван! — выдохнула она. — Эван!.. — улетел еще один крик в пустоту коридоров.
Затем она сорвалась и побежала. Ей надо было увидеть его парту, она хотела проверить, что из надписей осталось там. Ей нужны были и другие доказательства, что он был, что он ей не померещился. Она добежала до пыльного подвала, где хранилась старая рухлядь: поломанные скамейки из спортзала, рассыпающиеся стулья и прочая дряхлая ветошь. Дверь, к счастью, была приоткрыта, и внутри горел свет.
Его парта стояла в самом дальнем конце подвала, заваленная грязными коробками и мешками, небрежно прижатая к стене. Один уголок был раскрошен на части, другой продавливался под тяжестью. Лола напряженно всматривалась в царапины, каждую из которых оставил он. Она скользила взглядом по поверхности, с ужасом натыкаясь на бессмысленные символы вместо его имени. А что если вскоре Лимб сотрет его и из ее памяти? Что если и она забудет его?.. Его имя, его слова, голос, смех, прикосновения, все, что он делал для нее…
Трясущимися руками она сбросила на пол рюкзак. Баллончик с краской, который Эван носил с собой, оказался с самого верха. Несколько раз встряхнув его, Лола неумело прыснула в воздух. Брызги вихрем разлетелись по сторонам. Она закашлялась, вдохнув испарения. Ее рука направила баллончик вниз и, надавив, начала писать его имя прямо на бетонном полу. Однако то, что получалось, было совсем не его именем. Буквы разбегались кривыми линиями, пока она их писала, как если бы она писала с глазами, полными слез. Лимб пытался ее остановить. Лимб издевался над ней. Лимб разлучал их…
Упрямо тряся баллончик, она добилась только еще более кривых линий и ярко-красных брызгов, похожих на кровь, которые летели во все стороны: на стены, сброшенный на пол рюкзак, ножки его парты и даже ее ботинки. Вскоре красных точек вокруг было так много, будто она только что совершила преступление. Ее пальцы снова с силой сжали баллончик.
— Попался, вандал! — раздался крик у двери.
Вздрогнув, Лола быстро обернулась.
— Вы меня видите⁈
Сердито сложив руки на груди, на пороге стоял школьный охранник.
— Куда ты спрятался? Выходи немедленно!
Его грузная фигура перегородила проем, и выйти через дверь, не столкнувшись с ним и не получив разряд, было проблематично.
— В прятки играешь? — он отступил назад, и Лола похолодела, увидев, как его толстые пальцы сжали дверную ручку. — Сейчас запру тебя! И будешь тут торчать, пока не сознаешься!
Положение казалось безвыходным, проем становился все уже. Можно, конечно, было пересидеть в подвале, дождавшись, когда он вернется вновь. Но когда это будет? Через час, два, утром? А если она к тому времени уже исчезнет? Исчезнет навсегда в холодном пыльном подвале среди забытой рухляди⁈.. Пальцы отчаянно дернулись, и баллончик чуть не выскользнул на бетонный пол. С секунду посмотрев на него, Лола запустила его в противоположный угол, где были свалены друг на друга поломанные стулья. Пролетев в воздухе, он стукнулся о стену и с грохотом покатился по полу.
— Ага! — триумфально воскликнул охранник и кинулся туда, откуда шел шум.
Воспользовавшись возможностью, Лола выскочила за дверь и, только отбежав от подвала, вспомнила, что там остался рюкзак Эвана. Но возвращаться обратно не хотелось.
Она снова понуро брела по школьным коридорам, не зная ни что делать дальше, ни как быть. Тишину нарушали только ее шаги, не слышные никому, кроме нее, и, когда ей уже начало казаться, что скоро тишина поглотит и ее саму, она неожиданно различила свое имя.
— Лола!..