Незабываемая Лола

Ep. 19. Детские рисунки

— Я не знаю, что это может быть, — сказала Лола, вертя в руках старую куклу.

— Неужели совсем никаких идей? — Эван поднял голову от большой коробки.

Вздохнув, Лола бросила куклу в ящик к другим старым игрушкам.

— Ты же видел вчера с браслетом…

Они сидели вдвоем на пыльном чердаке и вот уже с полчаса перебирали хранящиеся там ящики, мешки и коробки. Эван настаивал, что обязательно должны быть предметы или вещи, от одного вида на которые ее захотят вернуть. Может быть, подарки, которые делали ей, или, наоборот, те, которые делала она. Или любимые игрушки, детские снимки, книжки… Но чем больше они копались в старых вещах, забытых всеми уже много лет, тем унылее становилось. Лола смотрела на любимых кукол, в которых давно не играла, у которых раньше были имена, а теперь больше нет, потому что она не могла их вспомнить. И вскоре ей начало казаться, что такой же скоро для остальных станет и она. Просто лицом на фотографиях, человеком без имени, забытым воспоминанием.

Отодвинув ящик с игрушками в сторону, она заметила потрепанную папку. Внутри лежали немного поплывшие от времени акварельные рисунки, вызывавшие невольную улыбку и вполне осознанные воспоминания о тех уже далеких временах, когда, сжав в руке кисть, она сосредоточенно размазывала краску по бумаге. Правда, трава получилась почему-то синей, а небо — зеленым. Кажется, родителей это тогда даже умилило…

— Эван! — она вскинула на него глаза. — Рисунки!!

— Что рисунки? — не понял он.

Она протянула ему пожелтевший листок. Криво, по-детски нарисованные за руки держались две девочки, — палочки вместо рук и ног и круги с точками вместо лиц, — а рядом такие же родители, состоящие из самых простых линий. Делая изображенное еще более забавным, над ними расплылось яркое оранжевое пятно, больше похожее на разбрызганную краску, чем на солнце.

— Они не могут не вспомнить! — оживился он, разглядывая надпись, сделанную сверху совсем не детской рукой: «Рисунок Лолы, 3 года».

Наспех распихав вещи обратно по коробкам, они спустились с чердака. Из кухни доносились звон посуды и шелест страниц. Оба, и ее отец, и мать, привычно были там. Он погружен в газету, она готовила завтрак.

— Куда? — спросил Эван, тряся рисунком в руке.

Лола показала на стол рядом с тарелкой матери, и, положив листок, Эван быстро отдернул руку, словно его ужалило что-то невидимое и неосязаемое. Ее же, наоборот, кольнуло весьма ощутимое чувство вины, что он до сих пор все делает за нее.

— Мама, вспомни меня, пожалуйста… — с надеждой прошептала она.

Мать налила в кружку кофе и, повернувшись к столу, заметила рисунок.

— Ты принес? — с легким удивлением обратилась она к отцу.

Он молча выплыл из-за газеты, мотнул головой, увидев рисунок в ее руке, и снова исчез за стеной строк. Мать еще немного повертела листок и положила его на подоконник. Место рядом с ее тарелкой сразу же заняла сахарница.

Лола побледнела.

— Давай снова на стол, — Эван направился к подоконнику.

— Не трогай, — мрачно сказала она.

— Почему?

— Потому что в их мире нет привидений!

Чувствуя, как накатывают разом досада и злость, она стремительно кинулась к портфелю, стоящему у ног отца, в котором он уносил на работу и приносил с работы договора и контракты, занимавшие остатки его времени в перерывах между телевизором и газетой.

Торопливо опустившись на колени, Эван перехватил ее руку до того, как она успела коснуться металлической застежки.

— Что ты хочешь? — серьезно спросил он.

— Хочу кое-что нарисовать!

— Бесполезно. Ты же видела на парте и на стене. Чтобы я ни рисовал, получаются кривые дуги.

— А я и собираюсь нарисовать просто кривые дуги, — решительно отозвалась она.

Эван осторожно приоткрыл портфель — так что никто этого даже не заметил — и достал оттуда ручку. Его пальцы болезненно дернулись, скользнув по колпачку, и погрузились в пачку бумаг.

— Тут нет чистых листов, — сказал он.

— Так даже лучше, — Лола показала на один из счетов, выписанных для клиента.

Эван достал листок с печатями и подписями.

— Что нарисовать?

— Я сама, — Лола вытянула руку.

— Давай я, — листок по-прежнему был в его руке.

— Эван, я не настолько хрупкая, — нахмурилась она, глядя, как дергаются его пальцы, словно в каждый из них тыкала невидимая булавка.

— Да зачем тебе? — возразил он.

— Не исчезну же я от этого, в конце-то концов! — проворчала Лола и, выхватив у него сначала ручку, а потом и листок, ощутила сразу несколько болезненных разрядов.

Она поспешила к подоконнику, и Эван с недовольством пошел за ней.

— Только рисуй быстро…

Боль, на удивление, не проходила, и, надеясь, что это хоть что-нибудь значит, Лола перевернула счет. С каждым взмахом ручки, зажатой между ее пальцами, Эван становился все мрачнее.

— Быстрее! — раз за разом повторял он.

Когда она наконец отбросила ручку и начала разминать успевшие онеметь пальцы, на подоконнике лежали два совершенно одинаковых рисунка, с той только разницей, что один был сделан много лет назад, а второй — сейчас.

— Тоже на стол? — спросил Эван, подхватывая листок.

Мотнув головой, Лола показала на газету в руках отца. Эван подошел к нему и ловко протолкнул рисунок среди печатных страниц. Тот пролетел вниз и выскользнул отцу прямо на колени.

— Это что? — изумился он, поднимая бумажку.

— Папа, это я!.. — Лола с волнением прижала руки к груди.

— Кто испортил мои бумаги? — его брови сердито сдвинулись.

— Что ты кричишь? — повернулась к нему мать.

Он раздраженно протянул ей листок.

— Да вспомните уже меня!.. — воскликнула Лола.

Несколько мгновений мать крутила рисунок в руках. Потом на ее лице промелькнуло изумление, и, подойдя к подоконнику, она положила две картинки рядом. Лола от напряжения прикусила губу.

— Лили! — крикнула мать. — Иди сюда!

— Думаешь, получается… — прошептала Лола, боясь поверить.

Эван молчал.

Лили, одергивая юбку на ходу, влетела на кухню.

— Это ты нарисовала? — показала ей мать на второй рисунок.

— На моих бумагах нельзя рисовать! — сердито добавил отец.

— Это я!.. — вскрикнула Лола. — Это я нарисовала!

— Мне не три года, чтобы так рисовать, — Лили обиженно надула губы.

— Ну а кто тогда? — с нажимом спросила мать.

— Вспомните же меня!.. — с отчаяниям выдохнула Лола.

В кухне повисла напряженная тишина. Все с недовольством смотрели на листок.

— Собирайся в школу, — наконец прервала молчание мать, — а ты, — протянула она испорченный счет отцу, — не разбрасывай свои бумаги по дому.

Кухня чуть не поплыла перед глазами.

— Пойдем! — глухо бросила Лола и, схватив со стола два тоста прежде, чем Эван успел ее остановить, направилась к двери.

Пропажу никто не заметил, так что ее даже не ударило.