NeuroSoul Том 2.

Глава 6. Спешить

— Я думал, мы разгадаем загадку и сразу улетим отсюда, — неуверенно произнес Дэвид, но прозвучало это, будто он канючил. — Брэндан ждет нас в транспортнике у футбольного поля. Я сказал ему не улетать, пока мы не вернемся назад.

— Ты все правильно сделал, — в последнее время Андрей ловил себя на мысли, что каждый раз выбирает для Дэвида особый тон, и почти всегда с хвалебными нотками. — Мы улетим с Бренданом, когда разгадаем четвертую загадку. Так уж получилось, что она находится здесь же, в Терби.

— Почему?

— Это мы узнаем, если немного прогуляемся по городу и пораскинем мозгами.

— Что-то не очень хочется, — пробубнил Дэвид, пряча Кубик с шеи во внутренний карман куртки. Терби не мог похвастаться ласковым солнцем, золотые лучи, что разогнали туман с полчаса назад почти сразу же спрятались за мясистыми тучами. В воздухе чувствовалась тяжесть надвигающийся грозы. Где-то вдали громыхнуло. Прошли десятки лет, успевшие сложиться в сотни, а грозы тут были все так же частыми гостями.

— Тебе не обязательно нам помогать, — ответил Андрей, имея ввиду, что от Дэвида совсем не требуется шевелить мозгами, однако, вновь неожиданно для себя смягчил слова.

— Нет, я вовсе не об этом… мне не очень хочется ходить по этому городу. Мне кажется, что здесь совсем неподходящее место для прогулок.

— А мы не гуляем, мы спасаем Марс от развала государственности, — фыркнул Тадеуш, пнув кочку под ногами, та лопнула и запачкала носок его кожаных ботинок.

Слишком он важный для того, кто разгадал всего одну загадку, подумал про себя Андрей. Самая первая загадка была самой простой, пусть даже он сам не сразу уловил суть. И ребенок справится. Разгадка второй застряла в непроходимом эгоизме Тадеуша, который всегда прикрывался тем, что хочет нести добро в этот мир. Такая у него забава. Еще до комы он покупал девушек своих друзей, гордо возвещая, что, если покупка совершена, значит, и товар не такой уж бесценный. Они найдут лучше, без валютной бирки на шелковых сорочках и бриллиантовых колец своих любовников на жадных пальцах. Даром что почти все друзья хотели набить ему морду, Тадеуш считал себя правым. После того, как кое-кто все-таки добрался до его лица, добро в этот мир Тадеуш стал нести более осторожно. Не так явно, и, быть может, даже методы его поменялись, но в центре его добра всегда стояло неизменное «я». Андрей знал, что Тадеуш так не думал. Наверняка, он тайно примеривал костюм Робина Гуда перед зеркалом и любовался собой. Случалось это до или после самоудовлетворения, Андрей не знал. Не даром же Тадеуш заказывал костюм лесного разбойника на прошлое Рождество.

А что до третьей загадки? Ни Андрей, ни Тадеуш не имели к ней никакого отношения. К слову, и Дэвид тоже ее не отгадывал. Это была чистая случайность, тут Тадеуш прав, насколько бы эгоистичным он не был. Дэвид не любил кроликов, и, как коренной житель Марса, знал о их вреде не понаслышке. Он хотел убить, пусть даже Тадеуш сказал ему сделать добро, и Дэвид посчитал, что это оно и есть. В этот момент о равновесии Дэвид совсем не думал. Андрей вообще сомневался, что он когда-нибудь задумывался о таких вещах.

В итоге, один против двух. Андрей оторвался ровно на одну загадку, и не находил в себе поводов гордиться. На третьей его так парализовало, что он не мог выговорить и слова. Будто он превратился в чугунный котел, в котором гуляет только эхо. Тадеуш кричал, оскорблял и вспыхивал, он же проглотил собственные фразы. И все же… один против двух. Слишком Тадеуш важен для того, кто отгадал всего одну загадку.

— Когда я сюда шел, то видел трех детей, играющих на детской площадке, — при этих словах Дэвид передернул плечами. — Там была еще одна, прямо у выхода с поля. И поле это какое-то совсем маленькое… не похоже на футбольное. И дети не похожи на детей.

— Тоже слишком маленькие? — усмехнувшись, съязвил Тадеуш. Он уже понял, что Дэвид не понимает ни юмора, ни сарказма и не гнушался пользоваться этим.

— Нет… ростом они нормальные, — ответил Дэвид. — Они то исчезали, то появлялись. Один полез на лошадку и сразу пропал. Я испугался, что мальчишка свалился с лошади, но он сразу снова появился и засмеялся. Он смеялся, а смеха я не услышал. Жуть, до чего жутко.

— Так бывает во всех фантомных городах, — Андрей не слишком утруждался, чтобы успокоить своего телохранителя, потому что знал — о фантомных городах не слышал разве что ленивый. Бывало, сюда прилетали туристы с самой Земли, чтобы побродить по призрачным руинам. — Насколько я помню, кроме Терби на Марсе наберется еще с десяток. Люди бросили их, когда появилась полноценная гравитация, и здесь остались только фантомы.

— А вдруг это не фантомы? — с опаской спросил Дэвид, косясь на махровую скамейку, обросшую мелкими лепестками ляписа.

— А что же это? — спросил Тадеуш, посмотрев на Дэвида сощуривши один глаз. — Неужто привидения?

— …привидения, — загадочно и тихо проговорил Дэвид, и волосы у него на затылке зашевелились.

Они проходили мимо парка с фонтаном, крытым стеклянным куполом. Когда еще купол был цел, под ним веселились радужные струйки воды, окрыленные почти полным отсутствием гравитации. Они ударялись о прозрачную поверхность, преломляя искусственный свет, идущий с самого главного купола — над головой. Сейчас стеклянный купол фонтана был расколот, пополняя количество красных следов на камнях и траве.

— Хватит, Тадеуш, — не выдержал Андрей, которому надоело, что тот все время задевает Дэвида. — Что не говори, а в этих загадках я понимаю больше. Почти всю жизнь я гоняюсь за Нэнсис и знаю ее лучше, чем ты. Хочешь ты этого или нет. Так что, если намереваешься остаться со мной и разгребать эти завалы вместе, отстань от Дэвида. А ты, Дэвид, брось. Это никакие не привидения, а фантомы. Они не задушат тебя и не укусят. И кровь тоже не выпьют, как это делают упыри, — Андрей посмотрел на Дэвида, вылупившего на него глаза от страха, и покачал головой. — Боже, парень, упырей тоже не существует. Если ты думаешь, что это я — глубоко ошибаешься. Хватит верить во всякую ерунду. Эти дети даже не умерли, когда темная материя отпечатала их. Почти никто из тех, кто ходит по этим улицам, не умер, когда город был заброшен. Эффект «эха времени» — слышал?

— Слышал, — на этот раз Дэвид не соврал, но он не совсем понимал, в чем тот заключается.

— Когда заработали первые гравитаторы, темная материя приблизила к нам прошлое, отпечатав его в фантомах. Это как старая кинопленка, которая проигрывается раз за разом, только и всего. Побочный эффект новых технологий. В больших городах, там, где много людей, слишком большой информационный шум, забивающий «эхо», и там эффект не проявляется. А где тихо и мало живности, встречаются фантомы. Они не живые и не мертвые. Они просто есть. Хватит бояться, Дэвид, — Андрей попытался объяснить самым простым языком, на который был способен, потому как понимал, что Дэвид не понимал. — И та пантера, что набросилась на тебя в кустах, тоже не настоящая. Наверное, она сбежала из какого-нибудь зоопарка, когда уходили люди, и Марс это запомнил.

Надеюсь, на этот раз он успокоится, с досадой подумал следопыт — иначе Тадеуш не отстанет от него, сколько бы он его не осаживал.

— Хорошо, я не буду бояться, — неуверенно пообещал Дэвид. — Да я, если честно, и не боялся… я телохранитель, я храбрый. У меня оружие есть. Только… просто… если я начну стрелять, все равно не смогу сделать в них дырки.

— А зачем тебе стрелять в них? — спросил Андрей.

— Незачем. Мне так спокойней — знать, что их можно убить. Когда стреляешь, у объекта отваливается какая-нибудь часть или идет кровь. И остаётся дыра, иногда очень большая. Это понятно, безопасно и эффективно. Все, в чем появляется дыра, можно убить. А в фантомах нету никаких дыр. Значит, и убить их нельзя. Все, что не умеет умирать — опасно. Вот я думаю, может, потому что они уже мертвые? Вот вы говорите, что это не так. А по мне так они все как один мертвецы. Когда они жили? Очень давно. Может, они когда-то ушли из города живыми, но сейчас-то всех уже сожгли и похоронили. И вокруг нас мертвецы.

— Это тебя пугает?

— Уже не пугает. Если они не кусаются, то не страшно.

Следопыт с облегчением выдохнул и посмотрел на Тадеуша. Андрей шел ровно посередине — между ним и Дэвидом, чтобы разграничить возможные конфликты, которые, наверняка, случились бы из-за неуправляемого желания Тадеуша проявить остроумие там, где этого совсем не следует. А также из-за ребяческой обидчивости Дэвида, который не всегда понимал сути обиды, но очень хорошо чувствовал ее внутренним чутьем.

Тадеуш шел бледный и до странности тихий.

— Что-то не так? — спросил Андрей. — Тоже боишься привидений?

— А ведь Дэвид дело говорит. Вокруг нас мертвецы, — сглотнув тугой ком, неожиданно произнес Тадеуш. — Сначала телохранители, потом этот кролик в клетке. Волк его на части разорвал и проглотил вместе с шерстью. А сейчас совсем… — Тадеуш тревожно оглянулся в поисках фантомов, пасмурный ветер лизнул его побледневшее лицо. — Я говорил, что за мной ходит смерть.

— Чушь. Просто загадки Нэнсис с двойным дном. Она любит убить сразу несколько зайцев.

— Или кроликов…

— Или кроликов, — кивнул Андрей. — Этот, в Терби, не единственный, кого она «убила» за один хлопок. Кстати, если ты помнишь, мы были рядом, когда волк съел это несчастное животное. Ты был не один.

— Только твой телохранитель жив, и даже находит силы шептаться со своим брелком у нас за спиной, а двое моих умерли, — Тадеуш выглядел болезненно, щеки на его круглой аккуратной голове раздулись и теперь она была похожа на белый воздушный шар на тонкой ниточке-шее. — Ты не понимаешь… это мой дар — всегда ходить рядом со смертью. Нет, не дар. Проклятье…

— По долгу службы я научился уважительно относиться к людским страхам, но никогда не был суеверным. Единственное, во что я верю — это интуиция. Если постараться, и ее можно как-то объяснить, — задумчиво сказал Андрей. — А вот твоя логика долго не продержалась. Сразу же сдалась страху, как только рядом появилась пара фантомов. Я понимаю, почему боится Дэвид… а ты-то чего? Найдется не так много людей, у которых интеллект совпадает с их ростом. Я думал, эта цифра оберегает от подобного бреда. Мне же не придется тебя успокаивать, как своего защитника?

— Не придется, — недовольно бросил Тадеуш и свернул на парковую аллею, ведущую к заброшенному фонтану.

Пожав плечами, Андрей отправился за ним. Под подошвами послышался хруст стекла и экранирующего материала.

— Тут вода есть, — озвучил очевидное Дэвид, взглянув вниз, на дно фонтана.

Фонтан представлял собой врезанную в бетон окружность с высокими бортами и глубоким дном. В его облезлых стенах еще сохранились отверстия подводящей воду системы. Они были мелкими, едва заметными. Наверняка, из таких отверстий вырывалась очень мелкая струйка, с большой скоростью ударяясь о стеклянный купол, возвышавшийся в четырех метрах от дна. Странный фонтан. Больше смахивал на мойку или душевую кабину, в которой, наверное, когда-то клубился пар. Что в таком вообще можно было увидеть? Внутренним чутьем Андрей понимал, что даже это сомнительное зрелище радовало первых пилигримов, окруженных неласковым Марсом.

Прошедшие дожди наполнили фонтан наполовину, сквозь толщу чистой прозрачной воды виднелись фиолетовые водоросли, завоевавшие дно, мусор и кости угодивших в бетонную ловушку животных.

— Много дождей — много воды, — Тадеуш наполнил рот слюной и плюнул вниз. По прозрачной глади воды прошлась рябь. — И что мы в итоге имеем?

— Ты о чем?

— Подведем итог трех загадок. У меня складывается ощущение, что мы составляем какое-то предложение, или даже логическую цепочку. Вот видишь, логика все еще остается для меня самым главным, — Тадеуш плюнул еще раз, и Дэвид покачал головой. Ему никогда не нравилось, когда мусорят. И когда плюют, видимо, тоже. — Должны же мы хоть с чего-то начать. Мне хочется убраться отсюда не меньше, чем Дэвиду.

Тадеуш глубоко ошибался, если думал, что Андрей просто так слоняется по заросшим руинам. Вовсе нет. Он смотрел во все глаза и размышлял. Неосознанно искал глазами фантомов, словно они могли рассказать ему что-то. Будто раскрой они рты, из немых глоток вылетят звуки с четким ответом на все его вопросы.

— Человеческое тело — сосуд, который легко заполняется ошибками, — Андрей сказал громче, чтобы ветер не унес его слова, а далекий гром не заглушил их.

— Это первая загадка, — подвел итог Тадеуш.

— Первая, — согласился Андрей. — Под ошибками она понимает зло, или, быть может, грехи, кому как удобно. Ошибки разрушают и ведут к гибели. Нужно их исправить.

— Это — вторая. А ошибки может исправить, если человек найдет равновесие. Под равновесием она понимает добро.

— Или его грань.

— Подробности оставь при себе, — отрезал Тадеуш. — Теперь нам нужно отгадать, как достичь этого равновесия. Есть мысли?

— Мысли есть всегда… — задумчиво ответил Андрей. — А у тебя? Подумай не как следопыт, который отгадывает загадки, а как человек. Что бы ты сделал, чтобы достичь равновесия?

— Если гражданин идет на меня драться, я беру дубинку и бью ему по голове, — встрял в разговор Дэвид, который опять о чем-то болтал с Кубиком и только сейчас догнал их, внезапно обнаружив, что слишком далеко ушел от компании. — Это хоть и нехорошо, но надо.

— Слушай, и снова в точку, — усмехнулся Тадеуш.

— А я говорил, что он полезный малый, — почти улыбнулся Андрей, так и не приподняв уголки губ.

— Если замерзаешь, нужно согреться, голодаешь — проглотить пару бургеров, а уж если приспичило трахнуть девку…

— Лучше картофельнуе зажарку на шкварках, чем бургеры, — сказал Дэвид, внезапно смутившись бесцеремонным словам Тадеуша. Он все же считал, что о близости с другим человеком нельзя говорить вот так, грубо и без души. — Зажарка вкуснее.

— Любое действие требует противодействия, — пропустил мимо ушел его замечание Тадеуш. — Вот тебе и равновесие. Или для тебя это слишком просто?

— Пока не знаю, — сказал Андрей.

Ничего, не понимать каких-то вещей лучше, чем стоять на месте, размышлял на ходу Андрей. Или вовсе встать в ступор. Как недавно, во время последней загадки. Сейчас его посетило спокойствие, и он никуда не спешил. А как известно, если никуда не спешишь, успеваешь больше. Он все еще оставался опытным следопытом, и его мозг работал, хотел он этого или нет. Иногда ему казалось, что этот орган живет отдельно от его тела, отдельно от его мыслей или даже желаний. Он прощупывал пространство, прикидывал варианты, жонглировал фактами и информацией совершенно без его участия. Родился он таким или сотворил себя сам?

— Наверное, на месте дроидов мог быть кто угодно, — сказал Андрей, понимая, что говорит не он, а его мозг. Сам он смотрел и пользовался только глазами. — Например, какой-нибудь продукт дикой генной инженерии, который приделал бы человеку несколько хвостов и крылья на спине. Нэнсис все равно бы принялась исправлять ошибки.

— Я продукт генной инженерии, — напряженно сказал Дэвид.

Он вдруг вспомнил сражение на высоте. Там было много генетически измененных солдат, они бегали туда-сюда и скорее пытались выжить, чем кого-то спасти. Хотела ли Нэнсис убить их всех? Ну нет же. Действительно не хотела. В небе шуршали невидимые истребители, на платформе шастали невидимые солдаты, но убивала она почему-то стоящих в очередь на киборгизацию и тех, кто стоял у нее на пути. Дэвид тоже стоял, пока не упал. Тогда Нэнсис приставила нож к его горлу и глаза ее сверкали, как головешки в полыхающем костре. Ей ничего не стоило вонзить несколько сантиметров черного нановолокна прямо ему в подбородок и достать до самой черепушки, если бы она захотела. Нэнсис спросила, хочет ли он жить. Дэвид очень хотел, поэтому ответил честно. Нэнсис его послушала. Разве так поступают те, кто ненавидит ошибки?

— Нэнсис не убила меня, когда у нее была возможность. Мы повстречались как-то на высоте, во время вылазки в Бельтрес, — сказал Дэвид.

— Значит, для нее ты все еще не нарушаешь равновесия, — спокойно ответил Андрей.

«Значит, я для нее не ошибка», — подумал Дэвид и вдруг почувствовал, как ему нравятся эти мысли. Принимать во внимание мнение нарушителя порядка было ужасно неправильно, но до чего же приятно.

— Нэнсис уничтожает все, что угрожает человеку. По крайней мере в том виде, в котором он эволюционировал. Изменение сосуда… искажение, — сказал Андрей.

— Нэнсис считает, что дроиды пришли нам на замену, — напомнил Тадеуш. — Искажение тут не причём. Это совсем другое.

— Может быть, но дроиды остаются угрозой. Тот, кто считает, что они лучше, хочет заменить ими человека. Это не само по себе делается, — поправил его Андрей. — Нэнсис считает, что дроиды ничуть не лучше. Даже хуже, потому что живут дольше и возможностей имеют гораздо больше, а слабости все те же, что и у человека. Потому что живут в материальном мире. Да у них просто нет выбора.

— Тогда дроиды всего лишь копии. А копии всегда хуже оригинала, — ответил Тадеуш.

— А вдруг они действительно лучше? — пробубнил Дэвид. — Они очень быстро думают. И сильнее.

— Быстро думать еще не быть лучше, Дэвид, — мягко пояснил ему Андрей. — А бить дубинкой еще не быть хуже.

— Бить дубинкой все же нехорошо. От этого бывает больно. Я пробовал бить себя по пальцам и мне не понравилось. Наверное, и другим это не совсем нравится.

— Какой смысл посылать в этот ублюдский мир идеальных существ? — проворчал Тадеуш. — Чтобы сделать их такими же ублюдками?

— В какой такой мир? — Дэвид начал обижаться, досадливо поджав губы. Вечно Тадеуш игнорирует его и задает свои раздражающие вопросы. А как грубо он говорит это же уму непостижимо. Андрей сказал, что Дэвид почти отгадал целых три загадки. Стоит все-таки прислушаться к нему, чтобы найти нужные улики. Не зря же он морщит лоб и делает важный вид, чтобы Андрей заметил. Он может помочь.

— Согласно третьему пункту пятой главы доктрины люди рождаются, чтобы пройти свои испытания и умереть чуточку лучше, чем были, — поспешил объяснить Андрей, чтобы Дэвид совсем не раскис. — Ну, или из плохого превратиться в идеальное. Тогда их души смогут попасть в рай. А если дроиды уже идеальные, что им здесь делать? Нет никакого смысла помешать сюда уже готовое. Оно только испортится и сможет претендовать на рай.

— Хм…

— Значит, оно не идеальное. А если оно не идеальное, то автоматически становится только копией главной задумки — человека. Я же говорил. Кстати, если кого-то назовешь копией, ему это может не понравиться, — ехидно заметил Тадеуш. — Логика.

Что еще было скрыто в этом месте, кроме домов, фонтана и самого города, отделяемого от солнца бескрайним куполом? Очевидно, что отпечатки чьих-то воспоминаний. Может, самой планеты? Скорлупка в скорлупке… фигура в фигуре, или стопка бумаги одинакового формата, но с разными картинами, отпечатанными на каждом листке. Мама показывала Андрею матрешки, когда он был еще совсем маленьким и уставал плакать. Когда он открывал одну, внутри оказывалась такая же, только поменьше. Так продолжалось очень долго, он открывал деревянные игрушки, переставая истошно рыдать, и мама оставляла его один на один с его маленьким любопытством. Он не должен был быть таким капризным. Он до сих пор открывает матрешки с жаждой узнать, что находится в самой сердцевине. Быть может, на этот раз последняя матрешка окажется хотя бы другого цвета. Больше она все равно не станет.

— …и вот она понесла кота к ветеринару, жалуясь, что он слишком много спит. Мол он полдня лежит мертвый, а ночью устраивает дебош. У меня самого был кот, точно такой же, — стоило Андрею задуматься и на несколько мгновений выпасть из реальности, он уже потерял нить разговора. Дэвид о чем-то увлеченно рассказывал Тадеушу, который, видимо, надеялся воспользоваться методом Андрея по разгадке загадок и уделил-таки внимание телохранителю. — Ветеринар сказал ей, что это кот и для него это совершенно нормально. На Марсе было мало котов, никто о них ничего не знал. Так у меня появилась целых два. Старушка отдала мне своего.

Тадеуш тщетно пытался выудить крупицу истины из того, что говорил Дэвид. Все, что он говорил не имело ничего общего с загадками.

Небо окончательно затянуло тучами. Гроза приблизилась настолько, что видны были острые всполохи молний. Гром вспарывал напряженный воздух, ударяя звериным рыком по затылку. Тучи походили на клубы густого дыма, умевшего плакать только пеплом. Спутники Андрея начали беспокоиться, хотя знали, что стихия пройдет мимо. Сплошной ливневый столб смочит сухой грунт в десяти километрах от города Терби, здесь же упадет всего несколько капель. Андрей уже чувствовал их на щеках, словно талые льдинки, холодящие кожу.

Дэвид. Он дал ему достаточно подсказок, чтобы его мозг смог зацепиться за что-то знакомое, уловить нить и пройти по ней до сути. Только Андрей чувствовал, что последняя матрешка находится совсем рядом, и они почти у самой сердцевины. Нет. На этот раз он не получит никаких подсказок. Он должен разгадать эту загадку сам.

Именно такие молнии сверкали здесь, когда стихия терзала Терби так сильно, что люди вынуждены были строить дома-громоотводы? Или тогда она была еще свирепей, еще сильней, срывала обшивку с купола и плавила пики на шпилях? Узнать бы насколько они были высоки и остры... не каждый справится с марсианскими штормами.

Не стоит им оставаться на открытом пространстве, с тревогой подумал Андрей. Если вдруг одна из этих молний сорвется с неба и ударит прямо по одному из них… первобытный страх. Здесь, внизу, нет ничего страшнее звонкого грома и холодного ветра, сбивающего с ног, и все-таки он боится. Им негде спрятаться. Даже развалины их не спасут, если небо все-таки решит…

Гроза и наплывшие тучи сделали Терби бесцветным, и все становилось монолитно-серым. Андрей нахмурился. Слишком серым… Ни одна гроза не выпивает окружающие цвета так сильно. Фиолетовые водоросли на дне фонтана потускнели, трава, торчавшая по обочине разбитой парковой аллеи, почти почернела. Ярко-бирюзовые в полоску штаны Дэвида превратились в темно-синие, слившись воедино. Следопыт совсем забыл, что уже давно не принимал лекарство. Корректирующие линзы не справлялись, болезнь снова делала его почти слепым.

Громыхнувшие раскаты грома слились со звуками выстрелов выстрелов. Совсем рядом, в каких-то трех метров из дула импульсника в руках Тадеуша сверкнула еще одна молния и вонзилась в бесцветные тени, тащившие порхающие подолы по заросшей аллейной плитке. Дэвид раздумывал секунду, и, поддавшись всеобщей панике, последовал примеру Тадеуша, тоже сделав пару выстрелов.

— Ааа!! — кричал Дэвид. — Привидения! Привидения!

Он сделал еще несколько выстрелов в приступе паники. На удивление, Тадеуш его не поддержал. Постыдная ошибка, это все из-за страха.

Идущие навстречу были одеты как привидения, но ими совсем не являлись. «Все, в чем можно проделать большую дыру умирает. А то, что не умеет умирать — опасно». В ряженых не появилось никаких дыр, но и опасны они совсем не были.

Самый высокий из них шел на длинных ходулях, потряхивая полами широких штанин. Его лицо было раскрашено в кружевную паутину, на шее оттопырилось клоунское жабо. Вокруг вились детишки в белых простынях, с корзинками в руках и звериных масках. Высокий чуть не упал, когда ребенок бросился ему под ноги. Дети бегали и что-то безмолвно кричали, роняя конфеты из корзинок.

— Если бы это были игроки? — недовольно спросил Андрей. — Вы убили бы их просто так.

— Где ты видел игроков на ходулях и без головы?! — взвинтился Тадеуш, убирая оружие в кобуру. Рука его дрожала.

— Да нет же, у него есть голова, — возразил Андрей, наблюдая, как рисунок на щеках клоуна теснится улыбкой. — У него на лице нарисована паутина. Черная, наверное. Если честно, не знаю — лекарство закончилось, я почти не вижу оттенков. Вряд ли это какой-то другой цвет. Думаешь, они отмечают какой-то праздник?

— С ума, что ли, сошел? — Тадеуш посмотрел на него, как на умалишенного. — Какая голова? Они все в дырках, как сыр. Эти вообще без ног бегают, сверху тела, снизу воздух. Этот «эффект эха» полная ерунда. Держи его, — Тадеуш схватил Дэвида за рукав. — Сейчас твой телохранитель замертво упадет.

— Я в порядке, — ответил Дэвид, но как-то совсем неуверенно. Он проковылял подальше, оказавшись за спиной Тадеуша.

Рука невольно потянулась к лекарству, лежавшему на своем обычном месте — в грудном кармане, у самого сердца. Давно знакомое движение помогало Андрею вернуть цвета, и не щуриться каждый раз, желая навести четкость взгляда, и не моргать, желая смахнуть серость с глаз, как луковую шелуху. Холодные подушечки пальцев нащупали гладкий пузырек с тонкой иголкой впрыскивающего механизма. Сейчас он поднесет ее к виску, и… у клоуна на высоких ходулях исчезнет голова, дети потеряют половину своих тел, лица их исказятся, покрывшись пятнами пустоты. Во что они превратятся, когда его глаза вернут себе другие спектры восприятия? Красный, синий, оранжевый, зеленый, желтый, фиолетовый… световые волны длиной от 370 до 710 нанометров.

Андрею пришлось перенести несколько операций, чтобы в колбочках его сетчатки появились пигменты. Они активировались препаратами, и корректировались линзами. Эффект длился несколько часов, и тогда нужно было делать новую инъекцию. Иной раз он даже не замечал, как колол себя. За множество лет его разум запомнил движения, не утруждая его вспоминать о лекарстве каждый раз. Андрей колол себя неосознанно и продолжал видеть цвета… но сейчас его рука застыла у самого виска, не без труда поборов выработавшийся рефлекс.

Лекарство так и осталось в нагрудном кармане. Андрей приложил подушечки пальцев к щекам, желая смахнуть мелкую влагу, бросившуюся прямо в лицо. Лицо оказалось сухим. Гроза ревела и пускала молнии, но не обронила ни капли на его разгоряченную кожу. Брызги летели со стороны фонтана. Андрей стоял к нему очень близко, оперевшись о бетонный край. Несколько десятков марсианских лет назад здесь располагался стеклянный купол.

Прямо на месте, где он стоял. Андрей подошел слишком близко и слишком глубоко заглядывал на дно фонтана. Ему нужно было видеть, как сильно потускнели водоросли... полупрозрачные струи воды, словно призраки, били со дна и устремлялись вверх. Андрей уже не видел ни водорослей, ни мусор, ни белые кости животных с гнилой плотью по краям. Призрачная вода занимала весь взгляд, рассыпаясь на мелкие капельки. Она была серой.

— Если что-то надумал, говори сразу, — послышался за спиной голос Тадеуша, который сразу заметил перемену в поведении Андрея. Тот застыл над фонтаном, словно неживой и пялился на скучное дно. — Ну же, не молчи. Мне плевать, сбиваю я твои мысли или нет. Эту загадку мы разгадаем вместе.

— Боюсь, что нет, — спокойно ответил Андрей, наблюдая, как стекло купола вонзается в его солнечное сплетение и выходит позади, прямо из позвоночника. Сейчас он ничего не чувствовал, кроме странной тоски, накатившей из ниоткуда. — Даже если ткну носом тебя в отгадку, ты не сможешь ее увидеть.

— Почему?

— Потому что я слепой, а ты — нет.

Странная слабость прошла по телу Андрея, заняв почти весь живот и кончики пальцев. Он и пошевелить-то ими не мог. Что произойдет, если он поднимет свое туловище и обернется? Он так хотел узнать, как выглядел город до того, как превратился в руины, а когда у него появилась такая возможность, почему-то струсил. Да что тут такого? Всего лишь еще один тайный ящик, что приготовила ему Нэнсис. Открыть потайной замок, приподнять верхний лист с цветной картинкой и… а что дальше? Что откроет ему молодой Терби, только что проснувшийся на Марсе?

Андрей понял, что это и есть разгадка. Чтобы достичь равновесия нужно научиться видеть.

«Правда не белая и не черная, она серая», — слышал он не единожды. За его спиной находился целый серый мир, наполненный правдой. Чтобы достичь равновесия, нужно научиться ее видеть.

— Ты видишь то, чего не видим мы? — всполошился Тадеуш. — Да не молчи ты, черт тебя дери!

Андрей повернулся и задрал голову. Он смотрел поверх истлевших руин, туда, где должны были находиться острые шпили. Сейчас вместо них торчал только внутренний каркас домов и тревожный грозовой воздух.

Сбросив с себя рюкзак, Тадеуш нервно расстегнул верхний кармашек, сорвав при этом лямку. Внутри лежала лупа с определенным функционалом, но такого, который бы ему пригодился, не было.

— Чем ты болеешь? — спросил Тадеуш, тщетно настраивая прибор на восприятие скудного спектра. Лупа хорошо увеличивала и уменьшала, да и все на этом. — Ты дальтоник? Говори!

— У меня ахромазия.

Тадеуш поднес выпуклую округлость к левому глазу: в пространстве проступили размытые контуры, трепещущие и неровные. Разглядеть что-либо было невозможно.

Прибор ночного видения, тепловизор, ультрафиолетовый визор… все не то. Тадеуш перевел камеру на браслете в монохромный режим и попытался смотреть через нее, но картинка слилась в сплошную черноту. Терби исчез, хотя должен стать черно-белым. Самый нужный прибор находился сейчас в глазах Андрея, его линзы имели высокий медицинский профиль и могли корректировать болезнь с поразительной точностью.

Издав рык раненого зверя, Тадеуш с удивительной легкостью поднял рюкзак над головой и отбросил его на несколько метров. Для такого маленького человека — удивительная сила, поразился Дэвид. И на секунду даже проникся уважением. Он бы продолжил уважать его, если бы Тадеуш не стал топтать аккуратными ножками и без того раскрошенную аллейную плитку. Он кричал, сжав ладони в крошечные кулачки и прыгал, прыгал в гневном бессилии. Не видел. Он просто не видел. И что с того? Дэвид тоже не видел и ничуть не страдал от этого. Андрей сейчас посмотрит хорошенько и все равно что-нибудь да расскажет. Дэвиду сполна хватило безголовых и безногих привидений. Видеть целый город таких же он не испытывал никакого желания.

— Гребаная Нэнсис! Пошла она в задницу со своими идиотскими загадками, пошел этот убогий Марс и эти ублюдочные дроиды! — самое приличное, что вырвалось из глотки Тадеуша перед тем, как он разразился длинной матерной тирадой.

Дэвид и мест-то таких не знал. Наверное, земляне видали больше марсиан, раз придумывают такие ругательства. Марс все-таки небольшая планета.

— «Фантомное эхо» не всегда лежит в непрерывном спектре и может уходить в более скудные спектры восприятия, — Дэвид нашел какую-то заметку про заброшенные города в сети и теперь подливал масло в огонь. — Лучше всего «фантомное эхо» фиксируется живыми существами, такими как некоторые виды енотов, грызунами и человеком при определенном типе заболевания, и в меньшей степени — профильными приборами. Феномен разницы восприятий еще глубоко не изучен… тут сказано, что небольшое проявление отмечалось так же в инфракрасном диапазоне и ультрафиолетовой области.

— Конечно! Находятся они в ультрафиолетовой области, как же… — вспыхивал Тадеуш. — Эти ученые как всегда питаются одним дерьмом. Ничего не видно, хоть глаз выколи.

— А что такое «эффект мутного стекла»? — спросил Дэвид, почесывая затылок.

— Если ты видишь спектры видимых цветов, то не способен разглядеть фантомы, — ответил Андрей глухим голосом, будто находился далеко.

— Дай мне одну линзу, — неожиданно попросил Тадеуш. — Она лучше, чем эта ущербная камера. Первый раз в жизни хочу стать неполноценным… эти линзы могут работать в обратную сторону? Убирать цвета?

— Могут.

— Дай!

— Только что ты громко посылал всех в задницу, — ответил Андрей. — Теперь моя очередь. — и двинулся вперед — вглубь города.

Ты же хотел видеть. Так смотри. Не в силах сопротивляться притяжению города-призрака, Андрей побрел мимо серых длинных ветвей, росших по обочине парковой аллеи. Их листья походили на плоские шершавые нити, печально тянувшиеся к солнцу, стволы — на кривые кости больного. Тонкие и хрупкие. Они сломались сразу, как только появилась гравитация, догадался Андрей. Хрупкие, изнеженные стволы выводились для марсианского притяжения, ни один город-пилигрим не был готов, что локальную гравитацию смогут применить ко всей планете. И все же… группа веселых приведений с корзинками пробежала мимо, растворившись в пустоте, высокий клоун на ходулях исчез еще раньше. Дорожка имела локальную гравитацию, они боялись выйти за ее пределы. Они боялись сделать лишний шаг в сторону, иначе у них кружилась голова. Пилигримы спали на тяжелых диванах, мылись в замкнутых душевых, похожих на фонтан у него за спиной.

«Берегите земное притяжение, и тогда, быть может, у вас не остановится сердце». Детям это правило давалось сложнее. Андрей ступил за пределы каменной гравитационной ловушки и тут же отклонился вправо — над его головой пролетел смеющийся малыш с визжащей собакой на руках. Наверное, она визжала, потому как широко раскрыла пасть. Здесь было много детей. Неудивительно, ведь это был праздник.

«Позвольте моему сердцу выпорхнуть из груди — я разрушу этот мир и построю вновь», — вспомнились Андрею слова Нэнсис на одной из страниц ее доктрины и передернул плечами.

Люди не замечали Андрея, врезаясь в него бесплотными телами. Каждый раз, когда кто-то проходил сквозь него, он чувствовал холодок и мимолетный укол тоски, поэтому даже не пытался сменить курс. Ему нравилось это чувство, он уже давно позабыл, что должен ощущать человек, скорбящий по минувшему прошлому. В эти секунды он чувствовал себя обычным, правильным — тем, кто льет слезы по ушедшим.

«Постой, не надо», — Андрей протянул руку, будто пытался схватить воздух. Со стороны это выглядело до ужаса странно, поэтому Дэвид сделал вид, что охраняет Тадеуша, предоставив Андрея самому себе.

Фантомы начали расплываться, а потом их стал уносить ветер, словно золу в догоревшем до пепла костре. Он хватался пальцами за прах, пытаясь остановить людей, оставить их на своих местах. Ведь он не успел рассмотреть надписи на их простых одеждах, и самодельные безделушки, ценимые ими одними, потому что груз с Земли ждать еще очень долго… Все, что он успел заметить — «Осенние дары 26…» на вывеске в конце аллеи, упиравшейся в сплошную бетонную стену с нарисованными на ней бескрайним океаном. Сейчас он был черно-белым, но на самом деле — голубым, понял Андрей. Просто он не видел цвета — это была единственная плата, чтобы прикоснуться к прошлому. Андрей встал, словно вкопанный перед серым океаном.

— Почему ты остановился? — услышал он голос Тадеуша, — Перед тобой ничего нет.

Андрей зажмурился на мгновение и сделал шаг вперед, преодолев бетонную стену. Тоска становилась все сильнее. Что это? Тени прошлого. Теперь найди шпили.

Он не поворачивал голову, чтобы не видеть их. Старая кинопленка унесла прах одних людей и принесла других. Андрей старался не видеть их лиц, иначе останется здесь надолго. Какая-то часть шептала ему, что навсегда. Слишком сильной становилась его тоска. Она заставляла ныть сердце до боли.

Сколько успел запомнить Марс? Десять лет, двадцать, а, может быть, сто? Во всяком случае, гораздо больше, чем может прожить человек. Каждый из этих пилигримов. Тадеуш с Дэвидом правы. Все они мертвы.

Над его головой вдруг не оказалось купола. Значит, надвигалась пылевая буря. Ветер времени растворил фигуры рядом с ним и не принес новых. Все они спрятались внутрь зданий, боясь попасть под гнев неуправляемой стихии.

Марс решил собрать немного молний, обнажив свою сердцевину. Вот, он уже рядом со зданием, несколько минут назад дырявом и обветшалом, сейчас его обшивка сверкала тусклым сиянием накопительного материала. Андрей положил ладонь на холодную глянцевую поверхность, похожую на чешуйчатую спину глубоководного окуня. У подножия росли суетливые травинки, тянувшиеся вверх от самого фундамета. Казалось, он видел воочию, как они растут. Быстро, очень быстро. Марс научил жить их мгновенно, потому что им предстояло скоро умереть.

Он задрал голову вверх. Толстый и крутой шпиль, словно гигантская игла, протыкал небо, вспарывая пылевое брюхо. Он сверкал бы, если не терялся высоко в облаках.

Пыль это, или настоящие облака? Андрей покинул реальность, нырнув в прошлое, но ведь в том времени остались настоящие облака, настоящий ветер и настоящие молнии. Пыль сливалась с настоящими облаками, серый цвет объединял их воедино, делая настоящее прошлым.

Тогда почему он чувствует руками шершавую ржавчину, а не глянцевую чешую, готовую поглотить дикое электричество?

Как раз в этот момент сверкнула молния, ослепительно ярко и беззвучно. Он должен был услышать гром. Должен был, но не услышал. Эта молния сверкнула в прошлом, догадался Андрей. Вспышка осветила клубы туч, нависших над головой. Она была серой, и вместе с собой принесла гром.

«Нет, это все-таки настоящая молния», — успел передумать Андрей перед тем, как сердце его сделало глубокий болезненный удар. Ослепительно-яркий свет ринулся сверху, заставляя трепетать блестящую чешую. Сейчас разряд спустится вниз и спалит нутро, он даже не успеет отнять ладони. Блестящая чешуя передаст смертельное напряжение через кожу, которая сплавится в сплошное кровавое месиво, пахнущее паленой плотью, мышцы его одубеют, позвонки отделятся друг от друга, а на спине появятся сине-алые разводы от гематом и сожженных вен. Андрей не успел убрать ладонь — вспышка поглотила пальцы, прокалывая кожу острыми иглами прошлого, в глаза ударил яркий свет, заставив откинуться назад, схватившись за лицо. Глаза болят.

— Может, перестанешь глазеть, и начнешь искать координаты? — послышался недовольный голос от Тадеуша.

Андрей разогнулся и заморгал, пытаясь унять резкую боль. Обшивка здания вспыхивала и пульсировала, превращая в прах оплетшие его растения. Они горели, дымились и теряли свои листья. Тонкие стебли превращались в черные нити, ломаясь и осыпаясь под ноги.

— По-моему его молния ударила, — усмехнулся Тадеуш. — Тут только одна бетонная стена. Нечему здесь ловить электричество.

Врет. Здесь стоит высокое здание в два десятка метров шириной и острым шпилем. Оно похоже на вытянутый коралловый риф, только очень блестящее, с чешуей. Он думает, здесь бетонная стена и больше ничего — за ней пустота, сдавшаяся времени. Нет. Здесь всегда будет стоять длинное игольчатое здание, ловящее с неба молнии. Марс запомнил его, нужно только научиться видеть.

Проморгавшись и почувствовав, что боль в глазах немного унялась, Андрей оглянулся. Где могли спрятаться координаты, которые так требует Тадеуш? С самого начала он имел только одно предположение, и внес в корректирующие линзы кое-какие изменения. Контуры стали четче, он стал видеть дальше. Андрею нужно было разглядеть только цифры. Там, далеко наверху.

— За мной, — холодно сказал он. — Дэвид, возьми меня за руку. Я могу упасть по пути. Я вижу не то, что видите вы.

Образы нагромождались, то сливаясь, то отделяясь друг от друга, путая взгляд и заставляя опасаться каждой кочки на пути. Дэвид подхватил Андрея под руку, ведя его, словно слепого старца. Хорошо, что идти пришлось не так далеко, Терби был совсем маленьким городком, как и все города-пилигримы. Она находилась в центре.

Догадался бы он, если бы лекарство не перестало действовать? Слишком размытые Нэнсис задавала загадки… он мог пройти мимо.

— Часовая башня? — в голосе Тадеуша проскользнуло разочарование. Андрей знал, что на этот раз оно было адресовано не ему. Да, координаты были очевидны и лежали на самой поверхности. Тадеуш чуточку разочаровался в себе. — Конечно же… в каждом городе была такая. В городах-пилигримах соблюдался строгий комендантский час, и люди предпочли выстроить башню, чтобы закрепить важность этого события. Чтобы каждый видел и каждый слышал… жаль, что я сразу не догадался.

Они видели руины, Андрей же смотрел на длинное квадратное здание с механическим циферблатом на самой верхушке. Аналоговые часы имели 24-часовой отсчет, если быть точнее — 24 часа и сорок минут. Ровно столько, сколько длился световой день на Марсе относительно земных суток. Первые пилигримы были так привязаны к Земле, что жили с постоянной оглядкой на материнскую планету. На ней была завязана вся жизнь, и время текло по ее законам.

У башни тоже имелся громоотвод, но совсем маленький и неприметный. Цифры дублировались небольшим экраном внизу, сейчас на нем светилось 12:33, через секунду по табло прошлась рябь и отсчет перескочил на 13:45, еще через мгновение — 18:56.

Небо над головой очистилось, остались только легкие перистые облака будущего. Пылевая буря минула, скоро пройдет и эта гроза. Ветер гнал прочь обе стихии, и становилось зябко.

— Цифры не идут одна за другой. Фантомное эхо нелинейно, — сказал Андрей, глядя, как прошла еще одна минута.

— Да откуда ты знаешь? Сейчас нелинейно, потом линейно. Оно же показывает спонтанные образы.

— Наверное, ты прав. Мы не можем это проверить, иначе нам бы пришлось остаться здесь надолго.

— Ну нет уж. Давай, бери какое-нибудь точное время и сматываемся отсюда. Какое ты видишь?

— Час сорок семь.

— Неполные координаты. Широта и долгота. Дальше что?

— Очевидно, нули.

— Хорошо. 13.00. северной широты и 47.00 восточной долготы. В любом случае, это точная координата. Запомни на всякий случай еще парочку, если вдруг эта ведет в жерло потухшего вулкана.

— Я туда не полечу, — отозвался Дэвид.

— Я тоже, — сказал Тадеуш. — Четыре цифры. Напомни, сколько комбинаций выходит из четырех цифр на циферблате этих часов?

— Тысяча четыреста сорок, — даже не задумавшись, ответил Андрей. — Здесь 24-часовые аналоговые часы.

— Марсианские сутки длятся дольше почти на сорок минут, если ты забыл.

— Тогда полторы... или около того.

— Более полутора тысяч возможных комбинаций, чтобы задать координаты на новую загадку. Думаешь, Нэнсис использует каждую координату на циферблате часов?

— Я почти в этом уверен, — сосредоточенно ответил Андрей. — Нэнсис не может знать, какую цифру покажет фантом города игрокам. Это могут быть совершенно разные цифры, и это может занять очень много времени. День, два, год, сотню лет. Загадка с кроликом имела обратный отсчет, значит, Нэнсис время экономит и у нас его осталось совсем не много. Скорее всего, она возьмет каждую комбинацию и не будет путать игроков, чтобы они разбирались с координатами, это просто глупо. Тысяча комбинаций на циферблате — тысяча координат. Тревожный знак.

— Что же тут тревожного? — пожал плечами Тадеуш. — Это проблемы Нэнсис, как подстроиться под свои же отгадки. И ее проблемы, как оборудовать всю эту тысячу координат под загадки для игроков. Не всегда же ей попадать в цель.

— Ты ошибаешься. Она всегда попадает в цель, — возразил Андрей, который изучил Нэнсис слишком долго. Всегда попадает в цель, как «Венет», которого она уничтожила в свое время. Чтобы убить «Венет», нужно быть точнее того, кто никогда не промахивается. Андрей сказал бы это вслух, но у них оставалось слишком мало времени.

Послышалось тихое жужжание, становившееся все ближе и громче.

— Пора заканчивать, — Тадеуш вглядывался в небо, козырьком приложив руку ко лбу. Ветер согнал тучи с солнца, и начинало слепить глаза. Горизонт усыпало маленькими суетливыми точками, похожими на рой мошкары. Скоро они превратятся в стальные гиганты, изрыгающие пламя из сопел. — А вот и другие игроки пожаловали. Бедные фантомные города… от такого количества глоток «эхо времени» может замкнуться в себе. Думаешь, пропадет?

— Не знаю.

— Скорее всего, они приземлятся за пределами города, как мы с тобой, но кто знает… надо убираться отсюда. Все-таки хочется, чтобы последнюю загадку мы разгадали первыми.