Некромант, держи меня ближе

16 Папа был бродягой [34]

Мне пришлось плыть на пароме, потому что я не хотел связываться с автобусной системой Острова Бейнбридж. Бейнбридж - прекрасное место, с захватывающей красотой природы и теми людьми, которые могут позволить себе поддерживать эту естественную красоту. С людьми, которые не нуждаются в автобусной системе. Я не хотел задерживаться там надолго, чтобы как можно быстрее попасть на следующий паром.

Я не разговаривал со своим биологическим отцом с развода, да и не особо стремился. У него теперь новая жена и, наверное, дети, и он начал все сначала, не помахав мне даже на прощание рукой. Мама никогда не говорила о нем плохо, она считала, что я должен сам составлять представление о людях, так что она придерживается старой поговорки «если не можешь сказать ничего хорошего, лучше вообще молчи». Тот факт, что она никогда не говорила о нем, доказывал мое подозрение, что Кевин Хатфилд не очень хороший человек.

Я злился на него за то, что он бросил нас, но это была старая злость: тупая боль с тех времен, когда моя жизнь была разрушена. Кость поперек горла. Я пытался не думать об этом. Дело в том, что о нем у меня остались лишь туманные воспоминания. Я был еще совсем маленьким, когда они расстались. Все что я помню, так это то, как часто плакала мама. Затем мы, только мы вдвоем, купили квартиру, которую она ненавидела, так как не любила квартиры вообще. Но в квартире она плакала меньше. Потом она познакомилась с Хейденом и стала счастливой. Я был одним из немногих детей, кто не хотел бы, чтобы его биологические родители снова сошлись. Мое детство могло бы позволить многим психологам хорошо подзаработать. Думаю, вся эта чепуха об отсутствии папочки должна быть важной проблемой. Я так не считал. Хейден был рядом, чтобы научить меня играть в мяч, кататься на велосипеде, и всякую хрень, связанную с Норман Роквеллом [35]. Для меня Хейден был отцом. Кевин Хатфилд мог прогуляться по узкому пирсу, предпочтительно с большим количеством голодных, бешеных акул, если акулы могут заразиться бешенством.

За всю мою жизнь у меня ни разу не возникало желания посетить Кевина Хатфилда. Я не нуждался в этом. Но сегодня мне нужно было его увидеть. Я должен найти своего дядю Ника, а дом моего биологического отца станет отправной точкой. Никто не знает, куда он запропастился. У мамы нет его адреса или его телефонного номера, и она не может вспомнить, где находится его лачуга. Она была там лишь однажды, и то это было около двадцати лет назад. Он, должно быть, даже и не живет больше там. Но я должен выследить его. Только так я мог развязать свои силы.

Поездка на пароме в Бейнбридж короткая: всего лишь тридцать минут. Я провел все время на палубе, наблюдая, как паром врезается в воду. Люди толпились вокруг, и каждый раз, когда открывалась дверь, я слушал, как парень играет на акустической гитаре. Затем дверь снова закрывалась, и я слышал, лишь как паром шел по воде.

Я прожил здесь всю свою жизнь и не устал от Пьюджет-Саунда [36] или Каскадов. День был ясным и прохладным. Вряд ли, это продлится долго. Погода в Вашингтоне не постоянна, весенняя погода - вдвойне. К тому времени, как капитан дал предупреждающий гонг, я заледенел снаружи и стал свинцовым внутри. Мне совершенно не хотелось сходить с парома.

Прибытие на Остров Бейнбридж отличается от прибытия в Сиэтл. Когда вы садитесь в свою машину и ждете, пока разгрузят ваш багаж в Сиэтле, вы смотрите на Спейс-Нидл [37], машины и на насыпь городских сооружений. Как только вы выходите из паромного терминала в Бейнбридж, вокруг видны лишь деревья. Сосны везде, куда ни глянь. Ну, сосны, фейерверки, кафе и, в конечном счете, казино. Вы проезжаете мимо индейской резервации Порт Мэдисон, когда покидаете остров. Я не смог сдержать улыбки, когда проезжал мимо казино. Я никогда не играл в азартные игры, так как не имел много денег, но, пока я проезжал мимо живописной сельской местности, которая, я уверен, раньше принадлежала какому-то племени, я мысленно надеялся, что они обворовывали белых до нитки. Да, пожалуй, не совсем политкорректно.

Я нашел резиденцию Хатфилдов довольно легко. Интернет-каталоги – замечательная штука. Дом Кевина был огромным. Окрашенное дерево, казалось, выросло прямо из леса. Чем бы он ни зарабатывал себе на жизнь, по-видимому, там хорошо платили.

Я постучал, прежде чем смог отговорить себя. Женщина, которая поприветствовала меня, должно быть, его жена, хотя она была и младше, чем я ожидал. Элейн Хатфилд, наверное, совсем недавно исполнилось тридцать. Черт, я мог бы встречаться с ней. И даже если бы от мысли об отношениях со своей теоретической мачехой мне не захотелось бы вырвать в кусты, я бы это сделал просто назло. Элейн была сексуальной в стиле мамочки футболиста: кучерявые светлые волосы, обтягивающий свитер, и улыбка такая белая, будто она только что вернулась с приема у дантиста. Миссис Ви была права. Мне нужно почаще зависать с друзьями, если уже жена Кевина мне кажется привлекательной. Обычно, я не замечаю трофейных жен.

— Могу я чем-то помочь?

Мне пришлось откашляться, чтобы ответить.

— Мистер Хатфилд дома?

— Сейчас его нет, — сказала она. Ее ответ прозвучал так, как будто он должен вернуться с минуты на минуту. Вероятно, в том случае, если я псих.

— Вообще-то, я могу поговорить и с Вами, — сказал я, как будто эта мысль только что посетила меня. Элейн была единственной, кого я хотел бы увидеть. Я думал, что смогу вести разговор, если она откроет дверь.

Она вскинула бровь, глядя на меня.

— Я ищу Ника Хатфилда, — сказал я. — Его брата.

Ее голубые глаза удивленно расширились, и она пригласила меня войти.

Внутри дом выглядел так же, как и снаружи: изысканно, естественно и дорого. Элейн предложила мне кофе, но я вежливо отказался. Я надеялся, что не задержусь здесь надолго. Но от домашних печенек я не смог отказаться. Я же не из камня сделан. Я вгрызся в печенье с шоколадной крошкой, сидя напротив нее в месте, которое она назвала уголком для завтрака, но я бы назвал это место столовой. Этот дом мог съесть мою квартиру, но все равно бы остался голодным.

— Вы когда-нибудь встречались с ним? — спросил я. Было бы намного проще, если бы она знала, что у Кевина есть брат.

— Я видела его лишь однажды, — сказала она, — практически сразу же после того, как родилась моя первая дочь, — она мимолетно улыбнулась. — Мой муж сильно не распространяется о своей семье. Я бы даже, наверное, не узнала о нем, если бы он не приехал, — она рассеянно перебирала печенье. — С тех пор я не видела его.

Этот разговор для нее был неприятным. Либо у нее был пунктик на счет перебирания печенья.

— Что-то в нем испугало вас?

— Нет, — сказала она быстро.

Я накрыл ее руки свой рукой.

— Вы можете рассказать мне, — сказал я. — Все в порядке.

Я хотел успокоить ее. Вместо этого я почувствовал, как часть меня подтолкнула ее. Не знаю, как еще объяснить это. Я не хотел делать этого. Я даже не знал, что могу так делать. Ее глаза немного смягчились, а тело немного расслабилась.

— Ник не напугал меня. Он казался милым. Печальным, но милым. Он лишь хотел подержать Лили. Но потом вернулся Кевин. Сказал, что забыл ключи. Кевин увидел Ника... и взбеленился.

Я сжал ее руку, поощряя ее продолжать.

— Что произошло потом?

— Они поругались. Кевин кричал, чтобы Ник не прикасался к ней. Не... — она нахмурилась, подбирая слова, — разрушал ее. Ник сказал, что ей, возможно, понадобится помощь.

— Помощь?

— Проводник. Он сказал, что она может быть опасной.

— И это расстроило вас.

— Она была такой крохой. Как она могла быть опасной? — она покачала головой. — Кевин замахнулся на него, и Ник ушел. С тех пор я не видела его.

Свет проник в окна, заставляя ее волосы мерцать.

— Я спросила Кевина, о том, что он имел в виду, но он сказал мне не обращать на это внимание. Сказал, что у Ника... проблемы.

— Понимаю, — она хотела сказать, что он сумасшедший, но была слишком вежливой для этого. Так бы запросто мог ответить Кевин.

— Вы не переживали? За свою дочь?

— Сначала – да, — она посмотрела на печенье, молча предлагая мне. Я взял еще. Можете меня осуждать, но оно были вкусным. Она улыбнулась, когда я откусил кусочек, радуясь, что я наслаждался чем-то, сделанным ею. Этот взгляд сделал свое дело. Элейн мне действительно понравилась. Я почувствовал себя ужасно, допрашивая ее, но она единственная могла мне помочь.

— Но Кевин сказал мне не беспокоиться. Сказал, что мои замечательные гены победят, — она смутилась, как только сказала это. — Банально, я знаю, но после этого я успокоилась.

Я улыбнулся в знак согласия, но внутри чувствовал себя паршиво. Кевин не бросил эту семью. Элейн была нормальной. Простой человек без наворотов. На каком-то уровне он, наверное, догадывался, кем была мама, и винил ее в этом. И он, должно быть, подумал, что в этот раз без моей мамы, способной все смешать, он уклонится от наследственной пули. Пока я наблюдал за тем, как оживилась Элейн во время разговора о семье, я понял, что она начинает нравиться мне все больше. Кевин может удавиться.

— Кевин не любит распространяться о своем прошлом, — сказала она. — Я, наверное, даже бы и не знала, что он был женат, если бы не наткнулась на бумаги о разводе.

— Это не беспокоило Вас?

— У всех нас есть свои секреты, — сказала Элейн. Казалось, она ушла в себя. Она снова улыбнулась, и на этот раз во все тридцать два зуба.

— Будто тебе есть до этого какое-то дело. Клянусь, сидеть дома с детьми замечательно, но иногда ты так скучаешь по разговорам со взрослыми, что смог бы заговорить телемаркет до смерти, — она взяла печенье и разломала его пополам, но не стала его есть. — Ник твой отец?

Этот вопрос застал меня врасплох, что, должно быть, отразилось на моем лице.

— Ты похож на него вот здесь, — она провела пальцем по моему подбородку. — А еще глазами, — она приняла мое молчание за согласие и продолжила. — Поэтому я и впустила тебя. Ты похож на них, а я подумала, что было бы замечательно встретиться с кем-то из семьи Кевина, — Элейн отломала еще кусочек печенья. — Когда я спрашивала своего мужа о его первом браке, он лишь сказал, что они не подошли друг другу, — она вытащила кусочек шоколада и уставилась на него. — Непримиримые разногласия, — сказала она. — Хорошая фраза с большим количеством значений. По тому, как он себя вел, все выглядело так, будто... — она покраснела. — Извини, я не хотела никого оскорбить.

— Ничего.

Все у меня в голове встало на свои места. Маленькие кусочки головоломки соединились воедино. У меня уже были такие беседы раньше, когда на середине разговора ты понимаешь, что вы с собеседником говорите о совершенно разных вещах. Пока продолжался наш разговор, мне в голову пришла сомнительная идея: Кевин надоумил ее поверить в то, что Ник мой отец. Элейн думала, что это я был тем «непримиримым разногласием». В конце концов, куда еще непримиримее, чем иметь ребенка от твоего брата. И, так как моя мама не принимала алиментов, это лишь укрепило ложь. Вероятно, Элейн никогда не приходило в голову, что маме просто не нужны деньги Кевина. Где-то в глубине души Кевин Хатфилд знал, что я был не таким, как все, так что он списал меня на своего брата. Думаю, что за жизнь по завышенным требованиям это было малой ценой. Каждый из нас расплатился.

Я бы с радостью рассказал всем, что Ник мой отец, если бы это не ставило маму в затруднительное положение. Мама относится к клятвам очень серьезно, а брак и есть клятва. Хотя Элейн и не поверила бы мне. С чего бы? Я был незнакомцем. Я машинально дожевал последний кусочек печенья, совсем не чувствуя вкуса.

— Могу я воспользоваться ванной?

Та информация, которую я получил, была полезной, но на самом деле я пришел сюда не за этим. Я осторожно закрыл дверь ванной и начал быстро — и тихо — искать хоть что-то, где может быть волос Кевина. Скорее всего, это гостевая ванная, так как там практически нет следов использования. Я спустил воду в туалете, прежде чем выйти. Что теперь? Я не мог снова использовать тот же прием и не мог попросить волос Кевина. А без этого мама не сможет найти след Ника. Моя ДНК была слишком далекой по генетической линии, чтобы использовать мои волосы.

Я поблагодарил Элейн за печенье и сказал, что мне пора уходить.

— Мне жаль, что я мало чем смогла помочь, — сказала она. — Не могу поверить, что он бросил тебя. Это непростительно. Он показался мне милым при встрече.

— Я уверен, что на то у него были причины, — сказал я. Иногда проще позволить людям думать так, как им хочется. Я пожал ее руку и позволил ей проводить меня до двери. — Спасибо, что согласились поговорить со мной.

Элейн поправила семейное фото, висящее в коридоре.

— Пожалуйста. Я хорошо провела время, — она слегка улыбнулась. — Раньше мне ни разу не удавалось пообщаться с близкими моего мужа. Думаю, я не осознавала, насколько сильно хотела этого, пока не появился ты.

Пока мы шли к входной двери, тяжесть с плеч стала понемногу спадать, и я расслабился, зная, что вскоре вернусь на паром и что мне больше не придется возвращаться сюда.

Если бы я только ушел тридцатью секундами раньше.

Маленькая девчушка, примерно пяти лет, спустилась по ступенькам в коридор. Ее каштановые волосы были аккуратно заплетены.

— Тихий час еще не закончился, — сказала Элейн.

— Знаю, — сказала девчушка. — Сара описалась в кровати.

— Ох, — Элейн повернулась ко мне. — Извини, — она взбежала по ступенькам, оставляя меня с ребенком.

Девочка была маленькой, с изысканными чертами лица, как и у Элейн. В отличие от матери, от нее исходила естественная сила и уверенность. Выражение ее лица сильно напомнило мне Хейли, когда та была в редком для нее серьезном настроении.

Она протянула свою крохотную ручку.

— Я Лили, — представилась она.

— Сэм, — я пожал ее руку и остановился. Ее ладонь казалась холодной в моей руке, точно так же, как рука Дугласа. Наверное, точно так же, какой казалась и моя рука ей. Глаза Лили широко раскрылись и стали похожи на блюдца.

— Ты такой же, как и я, — сказала она.

Я мог бы соврать, сказать ей, что не знаю, о чем она говорит, но это казалось неприятным и бесполезным. Кевин Хатфилд создавал свою собственную маленькую версию ада, заводя детей и окружая себя людьми, которых он презирал. И хотя часть меня выла от смеха, остальная же часть била ту и приказывала ей заткнуться. Бедная Лили точно так же была испорчена наследственностью, как и я. Продолжит ли Кевин игнорировать ее? Или он поможет ей в тренировках, которые ей так нужны?

— Да, — сказал я, — я такой же, как и ты.

Она нахмурилась, глядя на меня, взрослое озабоченное выражение, казалось, поселилось у нее на лице.

— У тебя внутри что-то не так, ты знаешь об этом?

— Ага.

— Ты должен исправить это, — сказала она.

— Я работаю над этим.

— Это хорошо, — сказала она. — Ты хочешь встретиться с ними? — она продолжила держать меня за руку холодной смертельной хваткой, совершенно не заботясь об этом.

— С кем встретиться?

Лили повела меня в другую комнату, выдержанную в пастельных тонах, которая, по всей видимости, была игровой.

Притянув меня к маленькому мольберту, Лили начала листать бумагу и рассказывать о своих друзьях. Она представила им меня так, будто они были очень важны ей, будто ей не доводилось часто говорить о них. Я хорошенько рассмотрел друзей Лили. Что-то казалось неправильным. Когда Хейли была маленькой, она рисовала наших домашних любимцев, семью и ее друзей, которых мы знали, или чучел животных. Все друзья Лили были взрослыми.

Я постучал по одному из рисунков.

— Лили, кто это?

— Я не знаю, как его зовут, — сказала она. — Я не понимаю его. Он говорит по-другому.

Она перевернула страницу и показала мне другой рисунок.

— Хотя он милый. Он жестами разговаривает со мной. Думаю, раньше он жил здесь, но его дом был таким вот, — она указала на свой эскиз на бумаге. Лили нарисовала довольно красивый длинный дом [38].

Я не знал, чему сейчас учат детей в детских садах, но я уверен, что большинство из них не знали, что такое длинный дом. Лили, должно быть, узнала, как он выглядит, от своего давно умершего друга, коренного американца, что объясняет, почему она не понимала его.

— Лили, твоя мама может видеть твоих друзей?

— Нет, — сказала она, — и она не любит говорить о них. От этого она чувствует себя некомфортно. Она называет это воображением.

Лили посмотрела мне в глаза с умоляющим выражением лица.

— Эти люди ведь невоображаемые?

Я мог бы сказать, что они воображаемые. Возможно, тогда у нее была бы нормальная жизнь. Жизнь, когда она постоянно сомневается в себе и думает, что она сумасшедшая. Когда она постоянно скрывается от окружающих и от своего разума, от своих чувств. Затем я вспомнил, как Ник сказал Кевину о том, что Лили нужен проводник, что она может быть в опасности. Научить ее скрываться от того, кем она явяляется, не удержит ее от неприятностей. Я — живое доказательство этому.

— Нет, они невоображаемые.

Она улыбнулась. Что-то подсказало мне, что Лили нечасто это делала.

— Лили, это может показаться странным, но, как ты думаешь, ты сможешь кое-что достать мне? — она кивнула. — Мне нужно волосинка твоего папочки, например, с его расчески. Ты сможешь сделать это для меня?

— Зачем?

— Я не могу рассказать тебе об этом прямо сейчас.

— Это навредит папочке?

— Нет, — сказал я, — не навредит.

Она надулась, думая.

— Обещаешь?

— Обещаю, — сказал я, приложив руку к сердцу. — Но это должно остаться между нами, хорошо?

Элейн спустилась спустя несколько минут вниз с еще одной маленькой девочкой на руках. Она поблагодарила меня за то, что я остался и поразвлекал Лили. Я сказал ей, что Лили замечательный ребенок; согласен, ожидаемый ответ, но это не значит, что он неправдивый.

Элейн представила меня Саре, которой было всего три. Ее светло-русые волосы были собраны в хвостики, цвета, один был прижат к груди ее матери, когда Сара прислонилась к ней. Выражение лица Сары было более открытым, чем у Лили, хотя она и была скромной. Мне стало интересно, как долго это продолжится. Я не взял Сару за руку. Я не нуждался в этом. По тому, как Лили ворковала вокруг своей младшей сестры, я получил ответ на свой вопрос, и мне не хотелось пугать Сару, прикасаясь к ней. Вместо этого я попрощался и поблагодарил Элейн за гостеприимство. Прежде чем уйти, я написал свой номер на клочке бумаги и передал его ей.

— На всякий случай, — сказал я, глядя на Лили, передав клочок бумаги Элейн.

Элейн была слишком вежлива, чтобы напрямую спросить, на случай чего, но могу сказать, что она подумала об этом. Она выглядела обеспокоенной, и мне стало интересно, понимала ли она то, что ее дочь нуждается в помощи, которую она не сможет ей предоставить. Даже если Лили не понадобится моя помощь или если ее мама выбросит этот клочок бумаги, я понадеялся, что это поможет Лили вспомнит, что я был здесь. Что кто-то поверил ей, что кто-то сможет выслушать ее, даже если он и не был мертв сотни лет. Это все, что я мог сделать.

Я коснулся маленькой расчески в кармане и направился к своей машине.