Неживой

Глава 22 Ярина

Столбы дыма были видны издалека.

Место, где её когда-то ждал любимый, куда она так любила возвращаться, её второй дом… горело. Она шла по вьющейся змеёй дороге из плотно уложенных камней, переступала трупы и разрушенные баррикады. Ворота были распахнуты, впереди ещё шло сражение.

Но её сердце было мертво к происходящему в когда-то родных стенах.

Остановить её было некому.

Последние дни, проведённые на болоте, оказались почти невыносимыми. Вскоре после того, как «Ярр» был выпущен на волю, Древо словно бы задремало и почти не высказывало никакой активности. Она была предоставлена сама себе, слонялась туда сюда, гуляла по трясине в поисках хоть чего-то интересного и необычного, несколько раз чуть не утонула, но ей было плевать.

Она не могла оставаться наедине со своими мыслями слишком долго. Нужно было чем-то себя занимать.

Раньше у неё таких вопросов и не возникало. Она не думала, что будет делать через пять минут, через день, или через месяц. Дела сами находили её, неслись от заката до рассвета единым потоком. Словно бы её жизнь была расписана, как у какой-то пчелы, которой каждый день нужно лететь на луг, опылять цветы и собирать мёд. Она знала каждое дерево, видела, как они проходили путь от семечка, принесённого ветра до могучей силы, которую ни пожар, ни упорный человек бы не смогли выкорчевать. Её владения были обширны, да так, что ей требовался целый год, чтобы просто объехать их и заглянуть в каждый уголок. Но она и не спешила. Слушала зов и являлась на него, когда требовалось. Спасала, исцеляла, продляла жизнь. В любом её проявлении, даже самом жалком. Словно листок её бросало течением в разные стороны и везде она была нужна как воздух.

Куда всё это делось?

Ах да, один неприятный мужик забрал у неё это всё. И теперь она заберёт всё в ответ. Может быть, тогда картина этого нового мира, где ей нет места, станет хоть чуть-чуть яснее и приятнее.

Жизнь имеет мало смысла. Даже древние деревья гниют изнутри, их долбят и дырявят птицы, выцарапывают из них червячков, что жрут дерево изнутри, его ласкает пожаром, почти каждый год, оно терпит засуху, в него ударяет молния. Путь и конец всегда одинаковые. Мучительная борьба за жизнь. Мучительная смерть.

Не очень то уж красивая концепция. И зачем её защищать?

Ведь Ярину никто не защищал.

Вацлав…

Он так и не смог сломать её.

Наверное, потому что она знала, что он лишь просто смертный, живущий короткой и жалкой жизнью смертного. Мотылёк, тянущийся к пламени ночного светильника. Прах, ещё не знающий, что он прах.

— Ты не скучал, — поприветствовала она старика, сидящего на троне.

Его зрачки с заметным усилием повернулись сначала к окровавленному слуге со свёрнутой шеей, а потом в её сторону. Он ещё больше напрягся и застонал сквозь приоткрытый рот. Он узнал её. Не зря она трудилась над волосами, возвращая им природный огненный цвет.

— Здравствуй, Вацлав. Сколько ж лет-то прошло? Ты плохо выглядишь. Всё-таки настигло тебя моё проклятье, да? — Ярина обошла вокруг, провела пальцами по гладкому лакированному дереву трона и рассмотрела каждого призрачного полуразложившегося мертвеца сидящего у ног бывшего князя, невидимых для простых смертных.

— Сказала же. Не будешь ты править.

Взгляд измученных старческих глаз на миг снова стал ледяным и собранным. На миг показалось что он вот-вот ответит или даже встанет, но глаза его снова разбежались в разные стороны, а подбородок задёргался от старческой дрожи.

— Удивительно, — Ярина хищно улыбнулась. — Так даже лучше. Я бы сама не смогла терзать тебя столько времени, сколько терзало моё проклятье. Кто бы мог подумать, что нечто такое… злое… и из моих уст, сработает уже тогда.

Снаружи раздались крики и звуки сражения, совсем близко. В открытое окно затянуло дым пожарища, сделав облик Ярины ещё более демоническим. Её улыбка разошлась ещё шире, словно уголки её губ располосовали лезвием.

— Не-е-ет, дружочек… Я не один из призраков, что мучают тебя. Я живая. Из плоти и крови. За тобой явилась. Как я выжила?.. Я ж не дура. Хоть и не ожидала, что ты заморских колдунов на меня натравишь, да и не знала о таких гостях дома. Но всё же не дура… На мне охранных чар столько было, что тебе бы пришлось меня по зёрнышку разобрать, чтоб убить окончательно. Да и помогли мне. Мир не без хороших… хм… нелюдей… — Ярина подошла к окну, провела пальцем по подоконнику, упёрлась в него локтями и свешалась, рассматривая открывающийся вид. — Долго же я сюда добиралась. Поменялось многое. Построилось. Но не моим Ярионом, а тобой, ублюдком. Ты отнял у него всё. И извратил. Как красиво теперь всё горит… Поморск умер вместе с моим любимым. А мог быть жить. В его сыне. В моём сыне. Скажи мне, как ты убил его, червь?

Вацлав Черногор не ответил. Он смотрел сквозь Ярину, в окно, темнота за которым все быстрее отступала от света пожарищ.

— Не знаешь… Всю грязную работу за тебя сделали прихвостни. Так было? Не молчи. Что? Духу не хватило самому убить беззащитного ребёнка? Странно. Хватило же ведь, чтоб раз за разом насиловать беззащитную женщину. Чтоб потом сжечь её заживо. Завернуть в мешки её друзей и товарищей, связать их и живыми выбросить в море. Вижу, что совсем не жалеешь. Жалеешь, что мало. Что не довёл до конца. Да, друг мой?

В окно залетела случайная стрела и застряла в потолке. Вацлав снова попытался сфокусироваться и его хватило на пару мгновений гнева и неприкрытой ненависти во взгляде. Ярина подошла к старику, взмахом руки отогнала от него беспокойных духов и прыгуна ему на колени, обняла за когда-то могучие плечи и задёргала ножками, словно девчонка.

— У меня ведь была совсем иная судьба. Просто не могла я поступить иначе. Да… Хотела бы я увидеть раскаянье в твоих глазах, осознание, боль, страх. Но ведь ты не из таких. «Решил раз и не жалей». Так у вас говорят, на Севере?.. В тебе ведь сейчас совсем ничего не колышется, ты видишь лишь врага, которого когда-то решил убить. Не человек я тебе, а кусок мяса, вставший у тебя на пути, да? Но ничего. Есть место, которое выдавит из тебя весь Север, так что ты даже холода помнить не будешь, не то что скучать по нему. Не сразу же, конечно… Но и время в Пекле движется совсем по-иному. Когда настанет мой черёд, я найду тебя и снова загляну в твои глаза. Прежде чем ты станешь прахом под ногами демонов, прахом станет твоя душа. Я буду смотреть, как она усыхает по лепесточку. Очень долго смотреть. Приятного пути.

Ярина наклонилась и обвила старика объятиями. Кожа её почернела и вспыхнула, объяв их обоих пламенем. Призрачные лица, облепившие ноги князя, изошлись в отвратных радостных и хищных улыбках, с упоением наблюдая за казнью. И начали распадаться на куски, уносимые призрачным ветром.

— Отец? Не-е-ет! — в зал ворвался мужчина, весь в кровавых брызгах и с мечом наперевес.

Он сорвал плотную штору с окна, накинул сверху, пытаясь потушить, но было слишком поздно. Огонь успел хорошо поработать над Вацлавом. Старик подарил сыну последний, полный тоски взгляд и сомкнул оплавленные веки.

— Папа… — прошептал Горан. — Прости меня. Я не успел.

Ярина смахнула с себя остатки шторы, спокойно встала и отошла в угол. Ветер смахнул с неё черную кожу, снова явив её лик и волосы, поцелованные огнём. Она улыбалась, пьяно и возбужденно.

— Ты… это ты сделала?! Ты… ты… — рявкнул князь, пошёл на неё, сжимая меч и вдруг замер. — Постой-ка… Ты ведьма?.. Та самая! Вернулась из Пекла, чтобы доделать дело… Это ты навлекла на нас чудовище!

— Да… — сладко протянула Ярина.

Горан поднял над головой меч, крутанул им и обрушил на шею ведьмы. Её голова слетела с плеч и покатилась к ногам ещё дымящегося тела Вацлава.

— Поделом тебе, — прошептал князь и стиснул рукоятку меча, так что хрустнули пальцы.

Он не успел.

Разгромил отряд рыцарей у дороги, выбил родные ворота, потеряв убитыми половину людей, вошёл в город, продираясь с боем через каждую улочку, рванулся в пятную башню, прямо сквозь ряды врага, только увидев языки пламени, побирающиеся с соседних построек…

Но не успел.

Не успел он в полной мере вкусить своей боли, как услышал за спиной заливающийся смех. Обернулся и снова оказался лицом к лицу с ведьмой, живой и невредимой.

— А ты, стало быть… сын его, — с хищной улыбкой произнесла ведьма. — Я как-то и не подумала, что твой ублюдок отец оставил после себя потомство. Можно сказать, он задолжал мне сына. Ты знал, что он детоубийца?

— Что?! — Горан отскочил к стене и выставил перед собой оружие. — Мерзкое отродье нечистот! Твоя ложь здесь не пройдёт! Убирайся назад, откуда пришла! Тебе не взять этот город! Он мой! Мой!

— Твой? — Ярина медленно пошла вперёд, на него. — Ты решил, что он твой. И поэтому ты поднял меч и убьёшь любого, кто тебе помешает? Ты такой же, как и твой отец. Знаешь, что это значит?

Горан снова рубанул мечом, но на этот раз перед ним уж точно был воздух. Ведьма исчезла из поля зрения и он закрутился вокруг своей оси, чтобы она не ударила в спину. Она снова засмеялась.

— Как ты думаешь, выродок, чтобы злая ведьма на моём месте сделала с тобой? Превратила тебя в жабу?.. Хм, нет. Идея не очень, твоя душа такая же мерзкая и склизкая, способная обитать в нечистотах. Ты почувствуешь себя как дома, когда твой облик станет соответствовать твоей душе. Свести тебя с ума, проклясть как твоего отца?.. Нет. Я это уже видела. Погрузить тебя в сон на пару веков?.. Нет, ты же не принц. Отправить вслед за отцом?.. А если вы вцепитесь друг в друга и испытаете, что-то кроме боли? Надежду там, веру… М-м-м, нет. Мульцибер тебя подери! А ведьмой-то быть не так просто!

Горан не ответил ей, лишь зарычал, желая чтобы она наконец заткнулась.

— Ты смотри, — раздался её голос откуда-то с потолка. — А царька-то два!

В зал вошёл ещё один Горан. Он выглядел почти так же, за исключением дорогих княжеских одежд, вместо доспехов и топора, торчавшего из его щеки. На который он впрочем не обращал никакого внимания, лишь бормотал себе что-то под нос. Помялся немного в проходе, совершая неясные жесты руками, прошёл к центру, уставился на тело «отца» и что-то залепетал.

— Всематерь защити! — прошептал Горан, выставив перед собой меч.

Снаружи и на лестнице раздались крики множества бегущих людей и бряцанье оружия. Ярина снова возникла в углу и ещё пуще расплылась в улыбке.

— Я так думаю… мальчикам нужно поговорить. А я тут лишняя совсем. Так даже интереснее будет. Везёт же тебе, мальчик. Настигли тебя долги отца перед иноземцами. Дай этому колдовскому голему убить себя. Это куда лучше, чем вторая встреча со мной. Поверь мне.

Она выпорхнула из окна, долетела до земли, изящно приземлилась и тут же свернула на узкую улочку. Ей хотелось подольше растянуть теплое и пьянящее чувство от того, что она только что сделала.

Воняло гарью, вид огня раздражал, но в целом ей было спокойно.

Вацлав был воином и соображал соответственно. Жесткий, готовый когда нужно быть жестоким, много раз убийца, слегка вор, но это… всё. Пускай у него был свой вариант совести, но он всегда считался с ней. Обычная жизнь сурового мужчины. В нём не было того, от чего обычно остаются навечно гнить в Нави или гореть в Пекле.

Было бы очень обидно, если бы он после смерти стал защитником рода или что-то в этом духе.

Нет.

Ярина не могла этого допустить.

Он обрушился глубоко в пекло. Проходящие мимо него демоны будут спрашивать, почему он оказался там и проходить мимо. Даже там у него не будет своего места.

Вот что он заслужил.

Ярина услышала вскрик и вздрогнула.

Тело упало к её ногам. В узком переулке, куда она вышла, только что закончилась схватка. Пятеро неопрятных мужчин лежали в липкой грязи на фоне разгорающегося дома.

Над ними стоял воин в дорогих доспехах, расписанных причудливыми символами, и сжимал в руках два прямых тонких меча с крестообразными гардами. В том, как он повернулся к ней и посмотрел, было что-то особенное.

До этого на одинокую, бредущую, полупьяную от расправы бабу не обращали никакого внимания. Он же сразу понял, что она враг. И серьёзный противник. Жаль только его опыта и навыков не хватило определить, что она противник совсем не его категории.

Он сделал несколько шагов вперёд, совершенно спокойных и неторопливых. Даже успел немного поклониться ей, как бы выражая уважение и отдавая честь. Расслабленно выбросил вперёд первый ложный выпал, сразу же второй, перекрестил клинки и, всё ещё сохраняя дистанцию, захотел подрезать ей колено.

Ярина же захотела, чтобы его сердце почернело и лопнуло. Воин пошатнулся, опустил клинки и прошёл по инерции ещё несколько шагов.

Он должен был упасть лицом к её ногам, но его шаги оказались слишком широкими, для человека у которого уже не было сердца. Прежде чем она поняла, он снова поднял оружие и сделал выпад, почти не глядя.

Сердце и лёгкие.

Она почувствовала каждый сантиметр холодной и бритвенно-острой стали… Он понимал, что перед ним колдун. И всё равно атаковал. Его доспехи смогли защитить от того, что на него послала Ярина. Он разыграл перед ней спектакль, станцевал перед самой смертью, чтобы нанести всего удар.

Мастер.

Он вырвал клинки из её тела, скрестил как ножницы и опустил на её шею. Ещё бы доля секунды и у него бы вышло.

Но он был всего лишь человеком. Пускай тренировки превратили его в машину для убийства, далеко за пределами возможностей стандартного представителя его племени. Пускай он точно знал, что делать и даже обладал оружием и доспехами, дающими ему шанс в таком бою.

Но он был всего лишь человеком.

Его клинки изогнулись словно были сделаны из гибких веток и растеклись раскалённым металлом, оставив ему лишь рукоятки. Он довершил свой отточенный приём уже без лезвий. Опустил их совершенно спокойно, не делая попыток ни убежать, ни попробовать что-то ещё. Выпрямился, просто принимая свою судьбу. Его сердце билось так словно бы он мирно спал в своей кровати, а не сражался с чудовищной скоростью, убив пять человек мгновенья назад, и чуть не убив колдунью. Ему не было разницы умри он минутой раньше или сейчас.

Машина.

Ярина чуть испугалась его резких движений и спокойствия, но это был испуг от неожиданно пролетевшего перед лицом жука, не более. Он не питал к ней никаких чувств и она тоже к нему не испытала.

Улыбнулась ему, покачала головой и пошла прочь. Его смерть ей бы ничего не принесла, а он больше не убьёт сегодня никого. Спокойно вернется на корабль и будет ждать там нового рассвета.

Вокруг было очень шумно и как-то тесно. Она никогда не любила толпу и народные гуляния. И уж тем более сражения.

Совсем не так, как поётся в песнях или сказаниях. Унылая толкотня в грязи и крови. Физическая сила и доспехи против доспехов и физической силы. Град почти бесполезных ударов тесноте и редкие, чуть более зрелищные, но уже короткие схватки один на один. Даже если ты тренировался всю жизнь, с малых лет махал туда-сюда палкой и дрался, остановить хитрый финт мечом ты не сможешь. Просто не увидишь, как дёрнулось лезвие. Оно не прорубит тебя насквозь, как приписывают эти всем мечам в песнях, а максимум оторвёт от тебя кусок, и ты упадёшь без сил и спеси, поскуливая от боли и ещё долго захлёбываясь кровью.

Сколько ж она подлатала таких «героев» в той другой своей жизни?

И за что они сейчас сражаются? За трон?

Мужчины.

Их племя было обречено сражаться. Вырывать каждый кусок пищи у непокорной природы, и вырывать самих же себя из цепких лап смерти. Сколько бы они не строили городов, не изучали наук, и не пахали плодородную землю — им всё ещё нужно было драться, словно это не утратило какого-то сакрального смысла.

Глупцы.

Куда важнее вопрос, что ей делать дальше. Она уже и не помнила практически себя без мысли об этом дне. Мысли о мести занимали её больше двух десятков лет. Она бежала от них по трём континентам, надеясь вернуть себя старую, не разбитую ещё и не склеенную кое-как Болотом.

Она искала утешенье в помощи и спасении других, раньше к этому её звало сердце. Но их жизни, судьбы, боль и страдания никак не трогали её, не зажигали в ней тот огонь жизни, что она несла почти три века.

Она пыталась повторить свой путь на другой земле, стать хранительницей святого места, ухаживать за ним, оберегать его, защищать. Но ни одно место силы не приняло её, будто бы в ней теперь жила какая-то скверна.

Она искала знаний. Древнее колдовство, которого она раньше страшилась как огня, не склонило её к служению к тёмным силам и не отобрало её душу. Она даже особого интереса то не испытала, поигралась с неясными, но могущественными силами, да бросила, словно ребёнок надоевшую игрушку.

Она служила разным хозяевам, хорошим и тем, кого надлежало придать проклятью. Выполняла всех и желания, чтобы просто занять себя чем-то. Но от любой работы и от любых ситуаций внутри она оставалась мёртвой.

Она пыталась жить смертной. Скрыла свой дар от себя самой, взяла другое имя, стала жить в маленьком доме и ткать ткани в далёкой стране, встретила доброго мужчину, который заботился о ней. Её нутро не смогло зачать ребёнка… в те редкие минуты, когда она совсем теряла рассудок и позволяла этому мужчине брать себя. Она не смогла жить так.

Она пыталась убить себя. Много раз. Рука сжимающая лезвие замирала едва коснувшись кожи. Словно бы её жизнь ей уже давно не принадлежала.

Её сын мог бы разменять третий десяток. Он был бы статным и крупным мужчиной, с красивым лицом и копной вьющихся рыжеватых волос. Он бы не стал князем. Ему бы это было не нужно. Скорее всего он бы отправился странствовать или бы предпочел жить в лесу. Хотя…

Может быть, он бы предпочёл прожить жизнь селянина, такую мирную и счастливую. Стал бы тут где-нибудь сапожником или кузнецом, как хотел Витим. А может бы и ушёл строить дом в деревеньке и пахать землю. Завёл бы себе добрую жену, и однажды совсем не постаревшая Ярина увидела бы своих внуков.

Они бы бегали вокруг неё с раскрытыми ртами, тыкали в неё пальцами и спрашивали отца: «Пап, а, пап! А почему бабушка такая молодая и такая красивая? Она что… ведьма? А мы тоже будем колдовать?»

Хотя, скорее всего, она бы приехала разок посмотреть на них издалека, так чтоб они её не заметили. Хранила бы клятву и не нарушала, что дала Лесу, Яриону и Витиму, что как родного Ярра принял.

Теперь ничего этого нет и не будет.

А будет что?

Убить себя она не может.

Лес её не примет. Она больше не слышит его голоса. Она не справилась с задачей и она ему больше не интересна.

Все её дела тут закончены, а найти новые она не может.

Дверной замок легко подчинился её колдовству, и она вошла. Она выбрала домик, стоящий немного на отшибе, которые огонь не достанет. Ухоженный, двухэтажный, но не приметный и не богатый, такой в который не вломятся, чтобы разграбить посреди битвы.

В два счёта нашла крышку подпола, спустилась по добротной лестнице и вернулась с бутылкой крепкого рома в руках. Нетипичное пойло для местных, но и не редкое, всё таки сказывалась близость моря.

Поднялась на второй этаж, отворила дверь на летнюю терасу, придвинула старое плетёное кресло, уселась. Откупорила бутылку, вдохнула густой запах и пригубила.

Давненько у неё во рту не было чего-то такого. По телу сразу же розлилось приятное тепло, сведённые мышцы шеи, спины и ног расслабились. Она снова вдохнула запах и на секунду увидела палящее солнце над белоснежными пляжами и заросли сахарного тростника, из которых был изготовлен напиток.

Сражение всё не затихало.

Оставшиеся в живых разделились на мелкие кучки. Более профессиональные и обученные заморские воины предпочли укрепится в домах или наспех построить баррикады. Откидывались камнями, отстреливались из луков и арбалетов, били копьями и алебардами противников, решившихся на штурм. Собственно поэтому город и горел.

Масло и факелы летели в обороняемые дома и баррикады. Нападавшие несли слишком большие потери, но отступать им особо было некуда, ведь они сражались за свой дом. Никакой пощады к врагам, никаких сожалений. Победители отстроят город заново.

Сколько же она видела таких сцен, пускай и с меньшим количеством актеров. Сколько раненных «героев», рассказывали ей истории свои ратных «подвигов», пока она пыталась сшить и собрать их. Всё это не имеет смысла…

— Домхайн! — снова услышала она выкрик, голос показался ей знакомым.

На середину площади выбежал мужчина. Встал в полный рост, привлекая к себе внимания всех сражающихся по углам кучек. На нём не было шлема, из его доспеха торчали стрелы, он прихрамывал. Ярина узнала его по всклокоченным волосам и распущенной бороде. На секунду бой остановился.

Горан. Сын Вацлава.

Его тут же обступили воины в восточных доспехах с копьями наперевес. Их строй и движения были практически синхронными, отточенными и по своему красивыми. Ярина снова глотнула, не удержалась и пододвинула кресло ближе к перилам. У неё не было других развлечений.

Строй копий двинулся на одну из баррикад. Горан шёл первым, в пламени пожара его фигура и тень казались могучими. Когда до цели оставалось несколько метров в них ударил град арбалетных стрел и залп из луков. Копейщики спрятались за щитами, а Горан даже не пригнул голову, так и шёл вперёд, словно знал, что ни одна стрела не причинит ему вреда.

Какой упорный, глупый, но смелый смертный.

Несколько фигур в тёмных балахонах из плотной ткани, проскользнули к баррикаде под прикрытием строя копейщиков, выпрямились и вскинули руки вверх.

Ярина моргнула и вздрогнула.

Внутри баррикады раздалось три взрыва, один за другим. Она вспыхнула неестественным, химическим огнём, вспыхнули люди внутри и их вопли заглушили остальное сражение. Словно крысы, они посыпались наружу, обожжённые, раненные осколками или горящие. Прямо на меч Горана и на копья его штурмового отряда.

— Домхайн! — снова крикнул он. Так громко, что уши Ярины резануло.

— Домхайн! — поддержали его.

Всего одна схватка и он переломил ход боя. Тем сражения тут же вырос, напор нападавших приумножился, защитники уходили в глухую оборону или позорно бежали, оставляя свои позиции. За минут десять или пятнадцать Горану удалось сломить сопротивление большей части баррикад и укреплений. Вокруг себя он собрал всех оставшихся воинов и снова бросил их в бой на самую главную цель — внутренние ворота замка.

Они почти дошли, но земля под ногами вдруг задрожала.

Во двор ворвалась конница. Их было немного, два, может, три десятка рыцарей в доспехах, верхом на конях рослой и тяжёлой породы, непривычной для земель Узорицы.

Люди Горана, да и сам он замер, не зная что делать. Лишь отряд копейщиков словно ждал чего-то подобного, почти мгновенно перегруппировался, покинул беспорядочную толпу, вышел вперёд и снова собрался строем.

Они не упёрли копья в землю, не встали друг за другом, поддерживая впередистоящего товарища. Их было слишком мало, что остановить подобную силу. Их бы снесло словно тараном, раздавило и перемешало. Они знали это. Но всё равно вышли вперёд.

Бросили щиты, встали сначала фалангой, а потом рассыпались в стороны, так, чтобы между ними точно мог проехать конь. За мгновение до удара вскинули копья и ударили, кто во всадника, кто в лошадь. С точностью, которая не подразумевала отступление или хоть какой-то попытки избежать удара.

Прежде чем Ярина успела моргнуть люди и кони перемешались. Первые всадники или их кони были поражены, ударились о землю, покатились, хвост атаки ударился об них, ушел в сторону, рассыпался или так был опрокинут. Отряд копейщиков перестал существовать.

Ярина скривилась, вспомнив какие бывают раны от такого столкновения. Людей перемололо словно в жерновах. Удачливые умерли сразу. Неудачники будут мучаться несколько часов или даже дней. В лучшие годы Ярина бы вряд ли могла для них что-то сделать.

Чуть отставшие всадники, меньше десятка, сбросили темп и уже слабой рысью и без энтузиазма врезались в оставшихся людей Горана. Они рубились отчаянно, но момент был упущен и они оказались в меньшинстве. Одного за другим их стащили или выбили из седёл и добили. Лишь троим удалось развернуть коней и скрыться за стеной.

Конная атака шокировала нападавших, даже несмотря на то, что они её пережили весьма удачно. Сын Вацлава скрючился, опустил голову, и его тень больше не возвышалась над сражением. В нём и в его людях больше не было силы сражаться. Обитые железом внутренние ворота замка показались им непреодолимой скалой. И они просто пошли прочь, то ли искать другой путь, то ли зализывать раны.

Ярина снова пригубила терпкий напиток.

Горан такой же, как и его отец. Варвар. Захватчик. Убийца. Так вышло, что люди идут за ним, как и за отцом. И он пользуется этим для удовлетворения своих амбиций. Мерзкий, мерзкий жук, паразитирующих на дереве жизни, грызущий его изнутри, выпивающий его соки. Такого спасать не хочется. Такого хочется раздавить.

Она всё время только и делала, что спасала жизнь в любом её проявлении. И для чего? Для того, чтобы эта «жизнь» потом проводила своё время вот так вот? В бесконечной мясорубке?

И ладно бы эти мужчины просто убивали друг друга, раз им так хочется, но ведь зачастую страдают невинные. «Лес рубят, щёпки летят». Так вроде говорят. Пока эти недоумки сражаются и выясняют кто из них тут хозяин, кто-то остается без мужей, кто-то теряет своих сыновей, горят дома и всё, что было нажито тяжёлым трудом. Всюду они несут только страдания. Ярина сама однажды оказалась одной из таких «щепок». Вот только Лес теперь для неё никакого значения не имеет, а сама Ярина больше не хочет быть щепкой.

И не будет. Она станет чем-то иным. Кованым сапогом, что раздавит этих навозных жуков. И первым она раздавит Горана.