Неживой

Глава 10 Чёрное Древо

Непроглядная ночь лишь ненадолго сменяла серые сумерки над Топями. Здесь время словно застыло и не решалось изменить хотя бы один мазок вечно унылой картины. Невозможно было отличить лето, весну или осень. Лишь в редкие и самые проклятые морозы, всё здесь покрывалось инеем и сковывалось льдом, но совсем ненадолго.

Солнце хоть и заглядывало сюда иногда в гости, но смущённо пряталось за облаками и дымкой, теряло там свой свет и тепло. Вода бурлила и булькала, извергала из своих недр удушливый густой туман, меняла цвет от почти чёрного до нездорово-зелёного, и скрывала под своей гладью неведомых тварей. Мелкие островки твёрдой земли, окружённые грязью и месивом, были разбросаны то тут, то там, но доверия не внушали. Прямо из жижи ввысь тянулись жёсткие, почерневшие, словно обгорелые кости, стволы и ветки редких болезненных деревьев. Вокруг них роились бесконечные насекомые, а по их стволам ползали ядовитыечешуйчатые гады, улитки, слизни и многоножки, самых отвратительных форм и расцветок.

Мало кто из людей осмеливался бродить здесь и заходить далеко, и уж тем более — жить. Даже самые отпетые негодяи и безумцы, за головы которых была назначена награда и спасавшиеся от смертельной погони, вряд ли бы осмелились спрятаться тут.

Поговаривали, что в этих местах может выжить только утопный народец. Им приписывали самый разный внешний вид — от уродливых, похожих на жаб карликов, до прекрасных полногрудых русалок с застывшими в вечной улыбке соблазнительными губами. Однако род их занятий был всегда один — чернёйшая ворожба да воровство детей и употребление их в пищу, желательно сырыми.

Вокруг Топей всегда ходило много слухов, и проверить их было задачей невыполнимой. Любопытных тут ждала только смерть.

Болотами правило Чёрное Древо.

Его долгая жизнь началась с обычного семечка, далеко унесённого ветром и реками. Волей случая и ошибкой птицы, принявшей его за съедобного жука, оно попало на склон небольшой горы, проросло в плодородной почве и щедро питалось грунтовой водой реки, чьё имя затерялось в веках. Река эта была необычной. Однажды в ней освежился бог, и теперь в ней текла не только вода, но и сила, что заставляла цвести всё вокруг.

Древо выросло могучим. Две тысячи лет назад ветки его и ствол были белыми, и оно возвышалась над площадью столицы великой столицы великого государства. Великаны, что основали город вокруг Древа, ухаживали за ним и молились ему как чему-то божественному. Правда недолго.

В один день почти все они покинули город. Их не было так долго, что Древо, лишённое ножниц внимательных и добрых садовников, затянулось листвой и не послушными ветками. И чуть не усохло, когда река вдруг обмельчала, а почва высохла и потрескалось.

Но не умерло. Пережило и засуху, и сезон бурь, и ветра, принесшие песок и саранчу, и волчью зимую, в которую промерзло до самых глубоких корней, бесконечные удары молний, и даже топоры варваров, которые пытались срубить его, чтобы согреться.

Спустя много лет, когда лес уже почти пожрал прекрасные крепости и город, великаны вдруг вернулись в тишине и молчанье. Они жили долго и мало что могло их ранить, но всего несколько сотен осталось от их народа. В тени Древа и окружающих его святых знаков, они вскрыли могучие камни, что укрывали мостовую во множество слоёв, и копали землю в том месте от лето до зимы, пока рядом не образовался курган, величиной с замок. С первыми снегами вернулось ещё несколько десятков великанов. Они вошли в город так же не нарушая молчанья. На натянутых цепях, они принесли с собой небольшой ящик и опустили его глубоко под землю, поспешив закрыть землёй и камнями.

После этого великаны робко заговорили и попытались зажить прежней жизнью. Они очистили город от зарослей, восстановили дома и крепостные стены. Древо снова пило воды вдоволь и у него снова постригали непослушные ветки, пускай и не так аккуратно.

Но племя великанов измельчало и утратило что-то внутри.

Когда пришли враги, великаны уже не смогли дать отпор. Их перебили всех до последнего. Дома их сожгли и опустошили. Только Древо осталось жить в когда-то богатой долине.

Со временем лабиринты из белого камня, что удерживали реку и направляли её куда нужно, разрушились. Вода заполнила всё вокруг, и сточила скалы, на которых стоял город. Целиком он ушёл под землю, не оставив после себя даже белой пыли. Имя его и имена когда-то великих его правителей стёрлись из памяти.

А Древо всё так же стояло на своём месте. Возвышалось из уже спокойной воды. Он исхудало, почернело, осыпалось мёртвыми листьями, но не умерло. Оно научилось выживать без садовников. Цвело, не смотря на погоду. Пустило свои корни на километры и въелось как хворь в болото, что осталось от разгулявшейся реки, в которой когда-то искупался бог.

В один день непокорная речушка, питающая Болото, принесла из Балова моря грязно-белый свёрток, поросший тиной и пахнущий скверно. Ловкие ветки Чёрного Древа выловили его из воды, положили на древний камень и освободили от оков видимых и невидимых то, что было внутри.

Женщину.

Когда колдовство рассеялось, чёрная кора в радости заходила и захрустела, услышав столь приятный звук — хриплый и надрывный вдох нежити, сделанный гнилыми и дырявыми лёгкими. Вдох сменился на почти беззвучный крик, который не затихал долго.

Ветки скользили по обгоревшей коже гостьи, ласкали её и успокаивали. Со временем кричать она перестала. Лишь шептала слова на языке незнакомом, но таком волнующем и пышущем от силы. От этих слов кожа гостьи перестала быть чёрной, осыпалась комьями, как пеплом, обнажила плоть цвета грязи, слабую и чувствительную к боли и свету. Лицо её, при первой встрече так похожее на обтянутые кожей черепа многолетних утопленников, которых так любило купать Древо, изменилось и стало похоже на лицо человека живого, коих Древо не видело уже несколько веков.

Дни и ночи сменялись. Древо бдело над гостьей и охраняло её. Лёгкие её заросли и стали цельными, способными держать воздух и выполнять свою функцию. Но дышала она так же судорожно и поверхностно, то и дело задыхаясь и срываясь с ритма. Дерево снова порадовалось. Оно вспомнило, что у живых людей так бывает от страха. К удовольствию Дерева, страх у гостьи всё не кончался. Правда, этот страх был не перед Деревом.

Спустя ещё много дней тяжёлым камнем страх упал на самое дно гости. Она долго лежала, не двигаясь, пока его склизкие чёрные щупальца не слились с её нутром в единое целое. И в один день гостья встала и пошла гулять по болоту. Ноги её вязли, она блуждала, словно в лабиринте, тонула, жадно хватала воздух, и покрывалась влагой. Древо стало помогать ей, протягивало куда нужно свои ветки и корни, но отпускать её не хотело.

Гостья не ушла. Даже когда глаза её снова выросли, и она смогла увидеть путь и своего спасителя, она лишь заплакала. Горький и надрывный плач её снова порадовал Древо и сделал гостью ещё более родной и близкой сердцу.

— Почему ты плачешь? — без слов спросило её Древо, купаясь в ливне из её боли.

— Я потеряла сына, — прошептала гостья и снова заплакала.

Что-то кроме радости шевельнулось внутри Древа. Когда гостья снова лишилась сил и уснула, оно проникло в её сны и показало все смерти, что когда-либо видело. Бесчисленные дикие звери, что терзали друг друга и скрывались в корнях. Варвары, чьи топоры сломались о толстую кору, медленно замёрзшие на смерть. Беззвучные металлические крики великанов, павших в резне. Бесконечная вереница утопленников, заблудших, казнённых и потерявших надежду.

Показывало, пока смерть не перестала вызывать в гостье хоть какие-то эмоции.

Гостья проснулась иной. И с большим интересом изучало владенья Древа. В один из следующих дней гостья взяла со дна острый камень и срезала со своих костей всё, что срослось неправильно. Ей было больно, но уже не так, чтобы она остановилась. Вместо плотного ливня из её боли, Древо теперь ощущало радостный и солнечный день, в виде плотной стены её тоски и внутреннего холода, забирающего влагу и иссушающего кору, пока та не становилась ломкой.

Скоро гостья покрылась совсем уж гладкой и свежей кожей. Вода болота питала её, сделало упругой и снова живой. Её новая форма, такая чуждая Топям, изрядно насмешило дерево и заставило ходить кору ходуном. Тоска заставляла гостью двигаться почти постоянно, не давала ей мыслить ясно. Бодрость Древа, полученную в веках бесконечной борьбы за жизнь и изменений, она не разделяла. Лишь в короткие моменты, когда гостья падала без сил в объятья сна, Древо снова успокаивало её увиденными за тысячу лет кошмарами.

И однажды утром, после бессонной ночи, гостья поклонилась Древу, натянула на себя свой погребальный саван и покинула Болота. Что-то сломалось в ней, как ветка, что была очень важной и держала вес.

Древо не остановило её. Наоборот, показало путь. Так было нужно.

— Ты… отпустил… её… — раздался из воды шёпот, когда гостья вышла на твёрдую почву и скрылась за кромкой живого леса. — На тебя… не похоже…

Из воды показалась макушка, охваченная короной их переплетённых рогов, затем вытянутая морда, ощетинившаяся тысячей зубов в несколько рядов, покоящаяся на мощной шее. Анчибилл выполз из воды, распрямился в полный рост, потянулся, как уродливая кошка, покрутил башкой, опустился на четвереньки и почесался об кору.

Хруст коры ему в ответ был тихим, неуверенным и даже обиженным.

— Обычно… ты… не отпускаешь добычу, — Анчибилл зашёлся клокочущим смехом.

Треск прошёл по болоту и из воды то тут, то там взошли пузырьки.

— Вернётся?.. — задумчиво протянул Анчибилл, проведя когтями по коре.

Древо замерло, и на Болоте воцарилась почти полная тишина.

— Увидим… — недовольно проскрипел Анчибилл и уполз назад на глубину.

Много лет назад Анчибилл упал с неба. Он был ранен смертельно. Распластался в трясине белым пятном, раскинув в стороны поломанные крылья, выжег своим светом всё вокруг и вскипятил воду. Его пробитый доспех быстро набрал болотной жижи, и теперь он медленно погружался, безучастно глядя на редкое в здешних местах синее небо.

В нём было много жизни. Такой добычи Древо не могло припомнить. Болото долго переваривало его доспехи, кожу, плоть и кости. Его вкус ещё долго переливался и дарил пугающее онемение, которое нельзя было сравнить ни с чем.

В нём было много духа. Так много, что Топи таки и не смогли проглотить и растворить его целиком. Прямо там, на глубине, Анчибилл переродился и принял новое тело.

Из создания ослепительного и рождённого летать в высоте, не достижимой для птиц, он стал кровожадной тварью, приспособленной наводить ужас и в воде и на суше. Многие годы он лишь утолял свой неуёмный голод неудачливыми и более мелкими соседями, и всё рычал, как дикий зверь. И как он отъёлся достаточно, за кровавую дань Древо позволило ему покидать свои владенья, выходить на охоту и возвращаться.

Со временем у Анчибилла проснулся и разум, хоть и далёкий от его крылатого воплощения. Сначала он многим делился с Древом и радовал его рассказами о мире пока ещё далёком от растущих корней Древа. Но затем что-то поменялось.

Анчибилл покидал Топи всё чаще и всё дольше длились периоды его отсутствия. Он начинал забывать приносить подношенья, не делился рассказами и Древо уже подумывало наказать его.

Пока однажды Анчибилл снова не упал с неба едва живой от ран. Это было забавно, потому что у перерождённого Анчибилла отродясь не было крыльев. На этот раз Топь не стала поглощать его, он смог залечил раны. Но больше выходить его не тянуло, он предпочитал спать и лишь изредка просыпался высказать своё недовольство.

Минули годы, и гостья вернулась. Мёртвая вываренная кожа юных тельцов покрывала её тело почти полностью. Под ней, причудливо отделанной и окрашенной в чёрный, она скрывала «уродство», которое так и не смогла исцелить полностью. Волосы на её голове отросли, укрепились и приняли цвет, такой же как и у коры Древа. С собой у неё было много вещей, что не были частью Топи и которые сильно взволновали Древо.

Она была более сильной… куда более сильной и знала несоизмеримо больше. Словно очнулась ото сна и наконец смогла соединить все свои части воедино. Но, к радости Древа, тоска в ней проросла насквозь и пустила везде свои корни.

— Ты вернулась, — беззвучно поприветствовало её Древо, ветки его радостно заходили, и Топи пришли в движенье.

— Да. Сама не знаю почему, — вздохнула гостья, уселась на его ствол и высвободила лицо из под капюшона. — Я благодарна за спасенье. И вернулась чтобы… чтобы, может… хоть как-то отдать долг.

— Ты снова плачешь внутри, — радостный шёпот прошёл по коре Древа.

— Да.

Над ней клубилась темнота, такая родная, тёплая, и приятная, словно тысячи бритвенных лезвий отрезающих по чуть чуть, отрывающих кусок за куском и отправляющих в холодную темноту. Но вместо того, чтобы использовать эту темноту, усилить её тоской и разрывающей болью, гостью всё так же выкидывала её в никуда и разрушала понемногу ей своё тело.

— Потому что ты потеряла сына?

— Да.

— Видишь ли ты, вон тот куст, с одним красным листочком, что притаился в тени у мёртвых пней?

— Да, вижу, — гостья посмотрела куда указало Древо.

— Это мой сын. Точнее сын моего сына. В этом болоте тысячи моих сыновей, живых, мёртвых и умирающих прямо сейчас. И всех их я слышу, даже тех, кого уже здесь нет.

— А я больше не слышу… — ответила гостья. — И больше никогда не услышу своего сына. Ярра.

— Это не так.

— Замолчи…

— Если ты слышала его когда-либо — он навсегда в тебе.

— Но это не то же самое! — закричала гостья.

— Каждый новый восход Солнца не тот же самый. Каждая капля воды отличается от другой. В тот момент, когда она падает с листа, она уже не та, чтобы на нём. Всё меняется. Не остаётся прежним. Таков Закон. Если так нужен тебе Ярр, то воплоти другого. Пускай он не будет прежним, но будет так же Ярром. Который тебе нужен.

— Я не могу, — гостья надрывно вздохнула. — Я хотела. Я пыталась… Но я не могу.

— Можешь, я вижу, что можешь. Тебе лишь нужно семя.

— Я не буду с другим мужчиной! — закричала гостья и лицо её изошлось отвращением.

— Есть много способов.

— Ты… ты говоришь… о магии? — гостья испугалась. — Нет… нет-нет… это запрещено!

— Кем? — искренне удивилось Древо.

— Так нельзя делать!

— Так не делай, — Древо рассмеялось словно хорошей шутке. Гостья была очень наивной. — Давай я сделаю.

Ветка Древа скользнула к ней и опустила у её ног чёрное шершавое зёрнышко, размером с шишку.

— Вот тебе моё семя. В нём достаточно жизни, чтобы жил новый Ярр. Но чтобы новый Ярр не вырос деревом, нужно будет сделать кое-что ещё.

— Что же? — после долгой паузы спросила гостья.

— Я плохо помню из чего состоят люди, давно не видел их мякоти. Давненько они не заходили ко мне в гости. Но если память мне не изменяет — она держится на костях.

Древо пришло в движенье, топь вокруг забурлила и пошла пузырями. Ветки ушли на глубину и вырывали оттуда куски корневища.

— Вот. Должно сойти. Сплети из этих корней кости, они ещё молодые и податливые. Пускай в твоих руках они станут послушными и больше не гневают меня.

Гостья опустилась на землю и, борясь с собой, выложила из веток силуэт человек.

— Нет, — прошептала она. — Это неправильно.

— Неправильно, — подтвердило Древо, разглядывая результат. — Можно исправить. Старайся лучше.

Гостья сняла плащ, обнажила бледную трупноватую кожу рук и стала плести. Ветки ранили её до крови, но Древо сказало, что так будет даже лучше и она терпела. Дерево с удивлением следило за ней. В этот момент отвращение и боль внутри неё боролись с неприятным светом, и эта борьба могла дать удивительный результат.

— Вот тебе земля, что я достал с самого дна, — сказало Древо, когда она закончила. — В этой земле всегда было много жизни, иначе бы я не жило тут. В ней впиталось много крови и силы. Её хватит, чтобы ты смогла вылепить плоть, пускай и не такую твёрдую, как моя кора. Но насколько я помню, кожа людей мягкая, как твоя.

Гостья лепила. У неё долго не получалось, она всё переделывала и переделывала, пока не получилось что-то отдалённо напоминающее тело. Но грязь не держалась на корнях, спадывала с них большими комьями. Болото снова забурлило, затем надолго затихло и принесло комок, на вид такой, что гостью бы вывернуло, если бы она принимала пищу почаще.

— Вот. Это волосы других людей, что остались тут. Возьми их, пускай они старые, но я передам им, чтоб они не рвались и хорошо служили твоей цели. Сделай из них жилы, что крепят кости и плоть. Думаю это нужно, чтобы всё заработало. Я начинаю вспоминать какова плоть людей.

Ещё день или два, гостья распутывала клубок, и вязала к корням нити. Когда она уставала, она проваливалась в беспокойный сон и Древо баюкало её, виденьем абсолютной черноты, где нет ничего, даже Законов.

— Я не знаю… — прошептала гостья, оглядывая результат в одно унылое утро. — Не знаю как вылепить лицо. Какое у него было бы лицо? Если бы он вырос? Мой сын.

Древо не смогло вспомнить лиц других, ещё покопалось в воде и бросило к её ногам полуразложившуюся, мумифицированную голову.

— Этот человек был красив, но только снаружи, — так сказали другие люди, что принесли его на болото, связали и бросили мне. Возьми его за основу. Я уверен, что твой сын был бы красивым, как мои сыновья, тянущиеся к солнцу.

В гостье не осталось страха, она взяла подарок, погрузила в глину и вылепила сверху лицо.

— Теперь узри, — сказало Древо, положило семя на грудь нового Ярра и вдавило его туда. Сердце гостьи почти остановилось и очень заболело в ожидании и трепете.

Грудь Ярра вздрогнула, всхлипнула и ушла вниз. Он судорожно хватанул воздух и открыл щели, что были у него вместо глаз. Безгубый рот клацнул зубами, и он закричал так, как когда-то кричала ведьма. Болото вокруг заходило и затрещало от радости.

— Знакомься, Ярр, вот мать твоя. Благодаря ей ты жив.

Ярр всхлипнул, булькнул, в недоумении помотал головой и завыл, тоненько как щёнок, что однажды забрёл в трясину. Ему было страшно, ведь он попал в место незнакомое и непонятное. Глядя на его трясущееся и клацающее зубами тело, гостья почему-то не испытала никакого отвращения перед бедным созданием.

Она притянула его, положила его голову себе на грудь и заключила в ласковых и нежных объятьях.

— Ну, всё-всё, не бойся, я с тобой.

Ярр ещё немного повыл у неё на груди, успокоился и уснул безмятежным сном, в котором не было вообще ничего, кроме темноты. Сон его был безмятежным настолько, что даже Древо не рискнуло лезть в него.

— Ты не спишь, — прошептало Древо, чтоб не разбудить дитя.

— Да. Плохо у меня со сном, — вздохнула ведунья.

— Почему?

— Когда я сплю, я вижу в снах того, кто сжег меня.

— Ты боишься его?

— Нет.

— Тебе больно?

— Нет.

— Что ты чувствуешь?

— Я чувствую злость.

— Злость — это такое же дитя, как и Ярр. Его нужно выпустить в свет. Сожги того, кто сжёг тебя. Благослови его, как он тебя благословил. Или сделай это с другим человеком.

Впервые гостья улыбнулась и тихонько хихикнула.

— Вечно ты всё переиначиваешь и путаешь, мой древесный дух. У нас, у людей, всё немного не так устроено. Но наверное ты прав. Моя душа будет спокойна только когда я отомщу. Не могу я простить его. За себя бы простила, за то… за то что он со мной делал. Но за сына не смогу простить. Думала я, что это не мой путь, что я смогу пронести свет через всю жизнь. Но не смогла.

— Прощение — это ребёнок мертворождённый. У него нет выхода в мир, слишком быстро он растворяется и теряет форму. Ты же видишь, как прекрасен твой новый сын, как смогла ты вывести его в мир. Пускай он слаб сейчас и жалок, но сможет он вырасти в сильное дерево. Если ты будешь ухаживать за ним и поливать достаточно.

— Ты про это создание? — гостья холодно посмотрела на ребёнка, что мирно спал у неё на коленях. — Это не мой сын. То что мы сделали… оно помогло мне обрести немного покоя, принять тот факт, что мой сын мёртв и я никак не смогу вернуть его. Но это… это не мой сын. И что мне прикажешь с ним делать? Убить, чтоб не мучалось?

— О, — кора Древа снова залилась хохотом. — В нём моё семя. Его нельзя убить. Но я знаю, что ты можешь с ним сделать.

— И что же?

— Ты хотела мести. Но ты не сможешь свершить её.

— Почему? — удивилась гостья.

— Потому что в то место, откуда ты пришла, ты попасть не сможешь. Дорога закрыта для таких как мы. Я использовал слишком много здешней воды, чтобы подпитать тебя.

— Хм. И правда, — гостья наклонилась и прислушалась. — Я давно перестала чувствовать тот источник, словно меня отрезало от него. До того, как со мной случилось это, я должна была укреплять землю и оберегать её. Ты думаешь теперь эта земля отвергает меня?

— Да.

— Но почему?! — гостья крикнула и расстроилась. — Я же служила ей так долго! Она не пустит меня?

— Нет. Только если ты откажешься от своей силы. Но для тебя это будет означать смерть. Слишком слабо твоё тело.

— Это несправедливо…

— Да, — согласилось Древо. — Это несправедливо. Мои корни уперлись в эту землю и я чувствую как они хотят расти дальше, но не могут, болят и зудят от этого. К счастью, когда я создавал Ярра, я сделал его в форме ключа.

— Что? — гостья впервые посмотрела на Древо настороженно.

— Это очень древняя история. О той земле и почему мы не можем на неё ступить. Ты обратишься в прах, прежде чем я буду на середине. Всё это время я искал ключ и никак не мог найти. Но однажды течение одной непокорной реки принесло ко мне кое-что получше. Того кто знает, как устроен замок.

— Я не понимаю.

— И не нужно. Ярр сможет пройти там, где не сможем мы. Более того, он проложит путь. Ты сможешь отомстить. Это ответ на твой вопрос, что делать с Ярром. У него будет цель, чтобы идти вперёд. Мы отправим его за тем, кто сжёг тебя. И посмотрим как он справится.