Неживой

Глава 11 Ярр

В последний раз он горел. Языки пламени обнимали его тело, кололи иглами каждую клеточку, слизывали плоть с костей, заползали в глаза, отнимали у него жизнь. Это был единственный вид смерти, где нельзя было чётко отделить агонию и предшествующие ей мучения.

Как обычно, с последним его судорожным вздохом, он ощутил падение и мелькающее вокруг тёмное пространство, словно если бы его сбросили в колодец без дна. Падение было долгим, и как обычно оно закончилось ударом о землю, ощущением боли, тяжести и удушья. Каждый раз он выползал из тёмной, тесной и зловонной дыры, голый представал пред миром.

Таков был акт его перерождения.

Он завыл вновь. От того, что его снова убили, и от того, что он снова жив, от боли, обиды, голода и… непонимания. Он не знал, кто и почему его наказывает, и что он такого натворил, чтобы заслужить это всё.

Ветер качнул ветки, и солнце проникло сквозь плотные верхушки деревьев. Теплые лучи попали на его чёрную кожу и обожгли, он зашипел и бросился в укрытие. Забился между поднявшимся из земли корнём могучего дуба, подтянул колени к животу, обхватил их руками, уткнулся головой. И заскулил.

Солнце властвовало ещё долго, ходило туда-сюда по горизонту тяжёлыми шагами, он чувствовал его присутствие и взор, жаждущий отыскать его среди плотных веток и снова сжечь.

Он слишком рано очнулся. Только в сумерках вылез из своего укрытия и огляделся. Он уже бывал здесь. Перед тем как сгорел и ещё несколько раз до этого. Вокруг лес, такой бесконечный и тёмный. Позади него деревня, в которую он возвращался и возвращался, чтобы…

Чтобы что?..

Что тянет его туда?

Что заставляет его каждый раз идти туда, сражаться за свою жизнь и покидать этот мир в мучениях?

Почему он?

Картинки в голове сменяют друг друга, несутся бесконечным потоком, в них не разобраться, и когда они застывают и появляется возможность их разглядеть… возникает только больше вопросов.

Виденье повторяется.

Кровь на снегу. Много крови. Кожа его рук белая, но тоже в крови. Он подносит их к лицу, пальцы дрожат, пар вырывается из его рта.

Крики.

В них столько ненависти и от них так страшно.

Тени вокруг, копошащиеся, извивающиеся, угрожающие тени. Они сплетаются вокруг него слово змеи, шипят и указывают на него.

«Ты это сделал».

Он бежит. Бежит. Бежит. Бежит…

Почва вырывается у него из под ног, он падает, бьётся об землю, пытается встать, но уже не может.

Больно.

Люди кричат.

Они бьют его, так сильно, что темнеет глазах. Его руки стискивает до крови колючей верёвкой. Его волокут куда-то, кричат. И бьют. Бьют. Бьют.

Запах тошнотворный. Почва стала мягкой и податливой, она колыхается под ногами, когда ему позволят сделать хотя бы несколько шагов.

Она мягко ощущается под коленями, на которых он стоит.

«Я этого не делал. Это не я. Вы же знаете меня,» — шепчут его разбитые губы, но лезвие вгрызается в его горло так, что он чувствует его самым низом языка. Горло словно бумажное, его вяжет как от черемухи, оно набухает изнутри, теплеет и сразу же холодеет.

Так много крови.

Он не может вздохнуть.

Его отрывают от земли и бросают во что-то тёплое, тёмное и вязкое. Оно заполняет всё внутри. И всё исчезает…

Что это было?..

Когда это было?..

Это было… с ним?

Почему его постоянно убивают?

Только недавно он начал замечать этот бесконечный поток видений, пытался схватиться за него руками, вытащить что-то из этой мешанины, что-то за что бы он мог схватиться и держаться. Но ничего не выходило.

Болезненная судорога и бурление в животе скрутили его пополам и поставили на колени. Раздалось утробное урчание. Вот оно. Опять. Это чувство поднимается изнутри.

Хотя бы этот язык прост и понятен. Ему нужно поесть. Путь занимает слишком много сил.

Путь… куда?

— А ты далеко забрался, — раздался из кустов голос неприятный, похожий на скрежет костей друг об друга, и он пугал не на шутку.

— Кто ты? — спросил он, пытаясь унять страх и дрожь в голосе.

— Анчибилл моё имя, — из кустов показался чёрный раздвоенный язык полутораметровой длины, прошёлся по тропинке между ними и вернулся к обладателю голоса и челюсти, полной зубов.

Этот ответ пробивал словно стрела, ведь раньше никто не отвечал ему.

— Ты понимаешь меня?!

— Ну, конечно же. Мы ведь вылезли из одного болота и думаем на одном языке, языке демонов, — голос из кустов стал немного теплее.

— Демо. нов? Ты знаешь кто я?

— Ты Ярр, сын Древа и Ярины. Умертвие. Демон. Нечисть. Хотя всё это спорные категории смертных и едва ли к тебе относятся, ведь тебя собрали из того, что было. Уверен, ты слышал эти оскорбления в криках своих жертв. Для меня же ты… жалкое создание.

— Нет… нет! Я не виноват! Я… я… человек! — горькое чувство заполнило Ярра внутри и заставило кричать.

— Человек? — Анчибилл рассмеялся короткими квакающими смешками, — Кто тебе это сказал? Думаешь, люди выглядят так… как ты?

— Я… я… я помню… Я не помню ничего, — Ярр схватился за голову и зарычал.

— Конечно, ты ничего не помнишь. Ты только родился. Вылез из зловонной клоаки, что мы называем домом.

Кусты раздвинулись, Ярр инстинктивно отпрыгнул, ударился о дерево за спиной и вжался в его кору от страха. Пасть, полная зубов показалась полностью. Её обладатель размерами мог сравниться с дубом, в котором прятался Ярр днём. Его когтистые лапы изгибались под непривычными углами, словно змеи. Глаза Анчибилла горели призрачным красноватым огнём, оставляя от движений после себя полосы в воздухе, они кружили вокруг Ярра.

— Почему ты боишься? Думаешь, я хочу убить тебя?

— Д-да…

— Раз боишься, значит, можешь думать. Первобытный голод уже не так затуманивает твой разум. Я не враг тебе. Люди твои враги.

— Нет! — выкрикнул Ярр.

— Люди ведь хотят убить тебя. А ты убиваешь их. Ты пожираешь их тела и пьёшь их кровь, впитываешь их силу и растешь. Ты убил многих. Они твоя пища.

— Нет… — прошептал Ярр, пытаясь разобраться в виденьях.

— Ха-ха-хах, — бес снова изошёлся смехом. — Жалкое создание! В тебе слишком много осталось человеческого! Чёрное Древо допустило ошибку. Выбрало никудышный материал. Вечно оно переоценивает свою значимость. Впрочем, я не удивлён.

— Нику…дышный… Что… ты от меня хочешь?

— Хочу от тебя? — красные глаза изогнулись в удивлении. — Нет ничего, чтобы ты мог мне дать.

— А чего хочу… я? — непонятное чувство душило Ярра изнутри. — Я не хочу убивать!

— Но ты убиваешь. Снова и снова. Не нам решать, как мы сделаны. Волк не выбирал роль хищника, а олень не выбирал роль его жертвы. Просто мир устроен. Ты не можешь не убивать. Ты должен убивать, чтобы жить. Люди так вообще убивают просто так, без причины. Или из страха, как в случае с тобой. Или ради развлечений, когда они пробуются на наше место, место чудовищ. Но ты не волк и не человек… ты нечто большое. Убивая, ты не только питаешь себя, но и преумножаешь свою силу, развиваешься в новые формы. Думаешь, я сразу стал таким большим? Не-е-ет, для этого понадобилось питаться очень долго. Ты станешь чем-то подобным. Может даже и лучше.

— Ты тоже убиваешь?

— Сейчас уже нет, — тихо прошептала пасть в ответ.

— Почему?

— Ещё не время задавать столь сложные вопросы, мой голодный друг. Скажем так… теперь я ищу другого.

Ярр наконец рискнул отцепится от дерева, припал на четыре конечности и опустил голову, изучая одного из «своих».

— Что это такое? — Ярр указал на место, из которого появился. Ломанный круг из толстых веток с переплетениями и знаками внутри. — Я всегда вижу это, когда просыпаюсь.

— Это знак скверны, — ответил Анчибилл, изучив конструкцию. — Когда твоё тело разрушается, он даёт тебе новое. Подарок от Чёрного Древа. У него право… забавное понимание жизни. Не знаю даже, что лучше умереть или жить как ты…

— Я пришел из болота?

— Да. Болото — твой дом.

— И… куда я иду? Что я делаю?

— Разве ты не знаешь? — красные глаза снова изогнулись в удивлении. — Она ещё не говорила с тобой?

— Кто?

— Твоя мать. Ярина. Хм-м-м…

— Крм-м-м, — Ярр попытался повторить звук, но вышло плохо.

— Я недооценил её. Что такого задумало Древо и зачем так залезло в голову старой ведьмы?.. Хм-м-м. Ты хотя бы помнишь её? Ярину?

Ярр вспомнил рыжие волосы, объятья и теплоту, исходившую от них, так поразительно отличную от того, что у него есть сейчас.

— Это… она со мной сделала?.. — удивился Ярр.

— Да. Она тебя создала. Взамен утраченного. Теперь твоя мать жаждет мести. Ты идешь по этой тропинке, чтобы расчистить ей путь, полагаю. Боюсь у тебя нет иного выбора, кроме как пройти его до конца.

— Расчистить… путь?

— Да. Это плохая земля. Она считает нас злом и не пускает. Но у тебя каким-то образом получается идти по ней. Хм-м-м.

— И что там… в конце?

— А вот этого я не знаю. Но я помогу тебе на этом пути.

Анчибилл покинул его так же резко, как и появился.

Голод снова напомнил о себе. Словно маленькое лезвие он проворачивался и покалывал внутри, мучил и не давал покоя. Ярр убил несколько голубей и оленя, выдавил их соки себе в нутро, разгрыз кости и всосал органы.

Сырое мясо пьянило, в нём была энергия, сила и теплота. От него прибавлялось энергии и становилось не так тошно, по крайней мере на несколько коротких мгновений. Животные и птицы, которым он сворачивал шеи, боялись его. Последние секунды их жизни пропитывались ужасом, словно ядом и вместе с каждый куском мяса он проглатывал и моменты их жизни. Звериные и малопонятные картинки тихих опушек и уютных безопасных нор, вкус и запах мха, трав и полевых цветов, полёты под облаками в штормовых порывах ветра. Иногда в этих картинках был страх за жизнь, голод или боль, но никогда в них не было такого ужаса, который они испытывали перед своей смертью от вида и присутствия Ярра.

Ярра хотел прекратить это, с каждой смертью, что-то внутри него боязненно сжималось. Он не хотел больше забирать жизни, начинять этих созданий ужасом и пожирать их, но не мог остановиться. Темнота захватывала его и он в ней терялся, не мог себя контролировать.

Его снова начало мутить. Шатающейся походкой он сошёл с тропы, схватился за старое дерево чтоб не упасть, зашёл за него, упал на колени и его вывернуло. Было больно, казалось его челюсть и рот лопнут от того, что выходило из его нутра. Извивающиеся ветки, похожие на чёрных шершавых змей, упали на землю, которая тут же пропиталась соком его нечистот, сплелись между собой и выстроили причудливую конструкцию. Знаки скверны появились из него всё чаще и чаще, как бы помечая проделанный им путь.

Немного придя в себя Ярр, снова поднялся на ноги и начал осматриваться в поисках добычи. Лес чувствовал его тёмное присутствие, его обитатели, которые бы могли стать ему пищей бежали без оглядки. В ярости Ярр перевернул несколько камней и разбил несколько гнилых деревьев, затолкал в себя несколько сотен вонючих улиток и слезней и пошёл туда, куда так тянуло.

Смеркалось. Как только солнце скрылось за горизонтом дышать и двигаться стало легче. Каждый раз он злорадствовал, празднуя закат словно какую-то свою победу.

В этот раз он выбрал другую дорогу. Слишком сильна была ещё память о маячащей перед глазами толпе полутёмных фигур, из которой то и дело вырываются острые вилы и горящие головни факелов. Там осталась его одежда и его верный, гибкий и чудесный лук, который он…

Стоп.

Это не его вещи и не его память. Он забрал их. Отнял у людей, которые хотели убить его и которых убил он.

Что он такое? Почему убивает и не может остановится? Где его память и вещи? Где он их оставил?

Голым быть неприятно. Он найдёт другую одежду. И потом… что потом?

Он смог пройти поляны три или четыре прежде чем снова ощутил сопротивление. Болотные топи, в которых он провёл первые дни своей жизни не были такими плотными и тягучими как воздух, который боролся с каждым его движением.

Он всё не мог найти этому никакого объяснения. Животные и люди свободно перемещались где хотели, а ему приходилось бороться за каждый шаг вперёд. За каждый шаг туда, куда его словно бы толкало в спину. Сила сопротивления была разной. Иногда он чувствовал лишь лёгкую усталость и недомогание, а иногда будто сотня невидимых рук облепляла его с головы до ног и пыталась выдавить из жизненного пространства. Там, где он уже прошёл, эта странная сила словно бы испарялась. Но ему нужно было идти вперёд, а не назад. И это отнимало много сил.

«Плохая земля», — сказал Анчибилл. Кто сделал её такой, что она не принимает Ярра? Почему все хотят ему навредить? Почему они просто не могут оставить его в покое?

Впереди он услышал шаги и вдохнул запах. Человеческий, но сильно отличающийся от тех, что он улавливал до этого. Слишком чистый и перемешанный с лесными травами. Ярра сковал привычный страх, он хотел спрятаться, но чёрный комок голода поднялся у него из живота и заставил зашипеть и показать зубы.

— Привет! — громко сказал человек и помахал перед собой рукой.

Ярр застыл. Человек смотрел как-то сквозь него и впервые не испугался. Впервые не попробовал убить его или убежать. От него не исходило никого страха или угрозы. Лишь то, что он однажды почувствовал в объятьях от своей матери. Какая-то теплота…

— Привет! — повторил человек, улыбнулся и забавно завертел головой как сурок.

Ярр увидел, что глаза е белые, и они не улавливают движений Ярра. Он был слеп или почти слеп. Впервые при встрече с человеком у Ярра появилось время подумать. Он стиснул зубы, проглотил комок голода и тихо зашипел, надеясь, что человек уйдёт с его дороги, и что Ярр сам сможет пройти мимо.

— Не бойся. Я не причину тебе вреда. И ты мне не причиняй, — добродушно ответил человек и прошел мимо него, кинув через плечо: — Если ты голодный, то подожди немного. Скоро сядем обедать.

Человек сошёл с тропинки, проворно и почти не глядя, спустился по камням, преодолел ручеёк, дошёл до крыльца небольшого, едва заметного домика в низинке и отворил дверь. Послышался шум и спустя минутку человек снова показался на улице. В руках он нес небольшенький котелок и кожаную сумку. Он остановился около небольшой ямки, обложенной камнями, повесил котелок на металлическую триногу, выгреб остатки недогоревших углей и заснул туда несколько мелко нарубленных поленьев.

— Я Пий, — представился он, пытаясь выбить искру. — Давненько я не разжигал костёр. Гостей у меня тоже давно не было, если не считать пары белок, которым я позволяю воровать мои орехи, и птиц, что сюда заглядывают. Я не причиню вреда. Можешь подойти ближе. Не бойся меня.

Ярр немного подумал, снова проглотил голод и с трудом поборол чувство тянущее его вперёд. Спустился с тропинки, перепрыгнул камни, но перед ручейком на пути вдруг застыл. Дом располагался на небольшой полянке-островке, небольшая речушка позади него и два небольших ручейка, заключили его подобие треугольника.

— Ну же. Не стесняйся. Заходи, — человек рассмеялся, но не так как смеялся Анчибилл, а легко и приятно.

Ярр посмотрел под ноги. Течение небольшой струйки воды оглушало и казалось стеной, которую не преодолеть и которая может унести тебя прочь. Внутри у него что-то неприятно бухало, но теплело и призывало идти вперёд. Ярр закрыл глаза, стиснул зубы, шагнул и оказался на той стороне.

Дом человека оказался даже более пыльным, затхлым и развалившимся, чем дома в первом поселении людей, которое он увидел. Окон у него не было, лишь несколько то ли дыр, то ли проёмов и покосившаяся скрипящая дверь. Но Ярр не почувствовал от этого жилища затхлости и гнили. Наоборот какую-то лёгкость и светлость. Всё это место внутри треугольника было непривычно лёгким и светлым, не давящим на него.

Огонь разгорелся. Пий достал из сумки бумажный свёрток, ссыпал его содержимое в котелок и тщательно помешал деревянной. Ярр огня уже не боялся, лишь недовольно зашипел, с первым треском костра. Пий не обратил на это внимания.

— О! Чуть не забыл, — Пий вдруг вскочил, проворно зашёл за дом, придерживаясь за стенку и вернулся с пучком травы, зажатым в руке.

Траву он порвал на мелкие клочки, ссыпал в горшочек и помешал веточкой. Затем наклонился к старым углям, поковырялся в них, понюхал пальцы, выбрал один, раскрошил в руке и так же ссыпал в горшочек.

— Жалко соли нет, — он смешно и добродушно улыбнулся.

Ярр попытался повторить улыбку и хорошо, что Пий не мог этого видеть. Пий склонился на колени, опустил голову вниз и коснулся лбом почвы. Поднялся и зашептал на языке от которого Ярру стало не по себе, и он разразился злобным шипеньем. Закончив молитву, Пий встал, снова дошёл до домика, вернулся с деревянной тарелкой и ещё одной ложкой. Положил себе на самое донышко и отсел в сторону.

— Ну, добрый гость, угощайся!

Ярр недоверчиво подполз к котелку, засунул в него руку, зачерпнул, обжегся, зашипел и резко достал. На его пальцах осталась беловатые мягкие песчинки. Он уже вдыхал запах подобных в домах крестьян.

Когда жечь перестало, Ярр лизнул руку и замер от необычных ощущений. Их было не сравнить с сырым мясом. Это даже не тлеющие угольки от костра, а давно потухшие многолетние угли, в сравнении с лесным пожаром — так в них было мало энергии и теплоты. Совсем мало жизни, чтобы насытить его. И тем не менее, в каждой крупице было лишь виденье теплоты солнца, что ласкало траву, давшую крупицы, и никакого ужаса, который обычно испытывал перед солнцем Ярр. Это поражало своим контрастом.

Голод снова подкатил к горлу, Ярр сверкнул обезумившими глазами на Пия, мирно и натужно обдувающего ложку с горячей кашей, и прыгнул. К реке, на глубину, так резко, что теченье не успело его испугать.

Создавая на дне бурю из грязи и поднимающихся пузырей, Ярр поймал несколько рыбин и выкинул их на сушу. Выпрыгнул сам, отряхнулся как пёс, набросился на добычу, и урча, начал запихивать её себе в пасть буквально за два-три укуса, булькая пеной из рыбьей крови и своих слюней. Последнюю рыбу он обезглавил и вдруг остановил на полпути к своёй пасти, достал, замер, стиснул зубы и кинул под ноги Пию.

— Доброго же мне охотника послал Лес, — протянул Пий, нащупав угощение и погладив чешую. — Я обычно не обижаю тех, у кого есть глаза. Ем растенья, орехи и ягоды, и то, что мне дадут селяне. Но, тут уж ничего не поделаешь. Вспомнить бы, как её разделывать…

Пока Пий думал, искал хоть какое-то подобие ножа и сооружал угли для своего настоящего ужина, Ярр гонялся за ночными бабочками и оводами, заглядывал под лежачие камни и запихивал в себя улиток.

— Хорошо тут, — сказал Пий, вдыхая аромат пекущейся на углях рыбы.

Ярр ответил ему довольным шипением, он развалился на пятне песка, около спуска к речке, пузом вверх, успокоился совсем и лишь изредка поглядывал в сторону, куда его тащила неведомая.

— Так ты человек? — спросил Пий, обжигаясь и пальцами отковыривая чешую. — Или лесной дух, что прикидывается человеком?

Ярр бы и хотел ответить, но с его губ сорвалось только шипение. Пий разворошил остатки костра старым ржавым мечом, смёл догоревшие угли в одну кучку, воткнул меч в землю.

— Неважно, — Пий снова улыбнулся и зарыл рыбу в угли. Потянуло приятным запахом. — Последний раз я ел рыбу… дай подумать, в детстве. Меня вырастили у моря. У морских рыб, кстати, другой запах. А твой запах мне не знаком.

Ярр прошкворчал что-то в ответ и снова попытался устроиться поудобнее. Тревожное чувство у него внутри нарастало, шёпот неясных голосов умолял его оставить это место и продолжить путь. То тут, то там на теле появился зуд и он снова стал царапать кожу когтями, чтобы он прекратился.

— Вижу мечешься ты, — произнёс изменившимся голосом Пий и Ярр почувствовал на себе его пристальный взгляд, но не такой взгляд, каким смотрят обычные люди. — Ты пахнешь смертью, но в то же время, ты не её вестник, а её жертва. Тебе якорь тебе нужен. Как кораблю, которого или на скалы бросит или в море открытое унесёт. Понимаешь меня, мой друг?

Вместо Ярра ответил его желудок. Изошёлся трелью и булькающими звуками и скрутил его болями. Ярр выдохнул и скрутился в клубок.

Пальцы его сжались, вырвали комья земли. Он почувствовал как сознание его словно ударилось о стену и упало куда-то к ногам. Перед глазами всё расстроилась и начало темнеть. Он услышал свой рык, стук сердца монаха, едва уловимый запах его тела и крови, просачивающийся через поры.

И голод. Такой неуёмный, что кроме него не оставалось ничего.