Неживой

Глава 16 Роймата

Каменную дорогу до Донцка заливал дождь. Холодные капли стучали о крышу кареты и вызывали у старшего хранителя Тайн лёгкую полуулыбку. Слишком уж они были холодными для лета и слишком пропитанными силой для обычного дождя.

— Чувствуешь, Ежв? — спросил Роймата сидящего напротив. — Давно ты видел созданий, способных так влиять на погоду?

Второй хранитель Тайн скривил свой зашитый рот и покачал головой, зарыв подбородок поглубже в воротник. Казалось, он внимательно вслушивается в шум капель, стучащих по крыше кареты, и пытается разгадать, что в них скрыто.

Капли немного успокоились, ход телеги стал ещё ровнее, подвеска почти перестала скрипеть. Донцк располагался сразу же за горной грядой, которая ограждала Старший Оплот от остальной суши. Дорога тут становилось всё ухоженнее и качественнее, за что зад Ройматы был изрядно благодарен.

— Прибываем, — окликнул их кучер, карета замедлилась и вскоре остановилась.

Роймата поднялся, открыл дверцу и спустился. Лес отступил на горизонт уступив место широким зелёным полям и лугам. Дорога упёрлась в мост и высокие городские ворота города-крепости, возвышающегося на берегу реки.

— Стой! Кто идёт? — окликнул их стражник и преградил заезд на мост.

— Я — Роймата, старший хранитель Тайн. Я здесь по поручению Горана Вечного, вашего князя, с целью изловить чудовище, разоряющие земли. Вот мои бумаги, — Роймата протянул грамоту и стражник, к его удивлению знавший грамоту, бегло её прочитал.

— В город допустить не можем. У нас подозревают чуму, — строго сказал стражник и вернул бумагу. Он немного занервничал, когда увидел, что на горизонте появилась целая армада вооруженных рыцарей, следующих за каретой и небольшим конным эскортом. — Но Вам и не надо. Зверь прошёл мимо, далеко на северо-западе, последний раз его видели у Хабалки. Это деревня в двух часах пути, третий поворот направо, если вернётесь по дороге. Но это было два назад.

— Вот незадача, — Роймата доверительно улыбнулся и оглядел стражника, определяя врёт тот или нет. — И часто у вас тут бывают… вспышки чумы?

— Нет-с, Ваша Милость, при моей жизни ещё не было. Одиннадцать пока слегло, но это и не факт, что чума. Совет бояр пред новым князем перестраховывается. Всех по домам посадил и велел из города никого не выпускать и никого не впускать. Дружина патрулирует его не смыкая глаз вот уже неделю. Хотя бы Зверя тут не видали…

— А в эту деревню… вы уже послали дружину?

— Нет, — воин немного замялся и опустил глаза. — Совет бояр не велел. В городе для порядку уж больно мы нужны сейчас. Насколько я знаю, там спокойно. Люди не ушли оттуда. Нет там пока беды. Только слухи. Хорошо что князь послал отряды для наведения порядку.

Роймата кивнул стражнику, подал знак на разворот и вернулся в карету.

Они вновь двигались в сторону морского берега. К неудовольствию Ройматы, дорога стала значительно ухабистее, вилась змеем, подкидывала пассажиров кареты то вверх, то бросала на стены кареты. И наконец оборвалась. Роймата открыл дверцу, оперся ногой на подставку и спустился. Его нога утонула в мешанине до середины голени.

— Не проедем, мастер, — хрипло констатировал кучер и сплюнул на землю. — Ужас какой туто тракт.

— Рыцарей подождём? — Роймата с отвращением поглядел на свои недостаточно высокие ботинки.

— Чтобы вытолкали? Не-е-ет, мастер, не получится, — кучер покачал головой. — Только скользить будут, да падать. Слишком тяжёлые в своих доспехах. Весь день будут толкать. Быстрее Вам пешком будет дойти, чем телегу толкать. Уж простите за дерзость. Или на коня сесть и по траве пройти, там не так размыло.

— Ну что ж, — Роймата пожал плечами и улыбнулся хмурому Ежву. — Значит у нас полноценное приключение, друг мой! Рыцари и хранители! Спешиться! Привяжите коней к карете, оставьте нам только двух для перевозки тяжестей. Возьмите вещи и сундуки, пойдём пешком. Кучер! Дождись рыцарей и передай мой приказ. «Вытянуть телегу лошадьми в сторону, оставить у неё охранение, проследовать до деревни и разбить лагерь рядом, но не слишком близко, вне пределов видимости».

— Слушаюсь, мастер, — кучер кивнул и полез наверх — освобождать от верёвок ценный груз.

Путь до деревни занял ещё минут сорок. Местные встретили их без страха, застывая на месте с открытыми ртами и не скрывая своего интереса. Роймата и Ежв несколько раз многозначительно переглянулись — в этой части Узорицы люди удивительно быстро забыли о самой возможности войны, и о том, что могут принести с собой иноземцы, пускай даже с благородными целями.

Ещё большее удивление вызывала встречающая их делегация. В центре поселения, у самого большого дома к ним вышел чуть сгорбленный старик в почтенных годах, в сопровождении двух пышногрудых девиц в самом рассвете сил. Памятуя о когда-то прочтенной сути обычая, Роймата взял из их рук ломоть хлеба, разломил его пополам, посыпал солью и откусил кусочек. Хлеб оказался вкусным и свежим, пускай и с кислинкой. Ему тут же предложили запить его прохладным напитком из ягод и мёда.

— Не припомню подобной встречи, — сказал он Ежву, который лишь пожал плечами.

— Приветствуем вас в Хабалке, дорожайшие гости! — громко сказал старик и низко им поклонился, разведя руки в стороны. — Я Вассил, староста этой деревни. Чем мы можем помочь вам?

— Приветствую, староста Вассил, — на лице Ройматы отобразилась полуулыбка и он тактично поклонился. — Я Роймата, старший хранитель Тайн, посланник Империи Коам и служитель князя Горана Вечного. Послан им расследовать присутствие нечистой силы и поймать Норийского Зверя.

— Хах! — стариц рассмеялся и хлопнул себя по лбу. — Услышала нас Всематерь! Тут, тут нечистая. Рады мы вам!

— Тут? — тихо спросил Роймата, и улыбка его стала острой как бритва, занесённая над горлом старика.

— Тут! — радостно ответил старик. — А где ж ей быть? В Хабалку-то она и упёрлась! Не пройти ей тутома.

— Не пройти?

— Чего-т я с Вами на пороге то беседую, господин служитель? — старик ещё раз хлопнул себя по лбу, подскочил к Роймате, схватил его под руку и повёл в избу. — Сейчас чайку вам поставим, гостям дороги, да пирогами откормим!

Роймата пожал плечами и предпочёл не сопротивляться.

Ароматный травяной чай, щедро справленный вареньем и медом и поданный в большой глиняной кружке, оказался напитком куда более изящным, чем его густая и вяжущая вариация из Гуйай, или горькая и терпкая вариация у степных кочевников. От еды Роймата отказался, как и многие хранители, он предпочитал жить практически впроголодь. Еда расслабляла и лишала ум остроты.

— Чечас-чечас, всё расскажем, — старик заметил нетерпеливый взгляд Ройматы, закивал ему не скрывая своего возбуждения, но перед рассказом дождался пока чай остынет и начал только после первого глотка. — Знамо, ты не нашей веры и поэтому мы тебе как есть расскажем, всё равно серчать не будешь. Хабалка тут с тыщу лет стоит, никто не помнит когда тут первый дом появился, но на камнях руны выбиты, что хабальские ещё старый острог строили, от которого вообще никаких упоминаний не осталось, и дворец они строили, тот, что в центре Донцска стоит. Давно мы тут живем, в общем. Но ещё до нас в поле тут идол стоял каменный. До нас ему поклонялись и рот кровью мазали. Взамен он землю стерёг от невзгод и урожай давал. Наши прадеды богов и духом других не знали, стали ему поклоняться. А когда Всематерь пришла на эти земли, мы как-то посчитали… что не гоже духа, который о земле заботился в забвении бросать. И по тихой прикармливали его, да в уважении признавались. Вот в него-то нечистая и упёрлась. Уже неделю как борються они. А другие селенья мне как известно, больше трех дней не простояли.

— Так Зверь здесь? — Роймата в нетерпении поставил чашку на стол и впился глазами в старика.

— Здесь, — старик сделал паузу и ещё раз с неудовольствием осмотрел Ежва. Похоже, его смущали не нити, сшивающие рот хранителя, а то, что он может потреблять только жидкость и отказался от угощений, так же как и Роймата. — Токмо мы его не видели. Сдаётся нам это дух злой и намерно бестелесный. Хотя бегленцы из деревень разорённых и говорят, что видели человека чёрного… но нам кажется это у них в умах только так страх отобразилси.

— Беглецы? Свидетели? Вы с ними говорили? — Роймата оживился ещё больше.

— Дык каждый день говорим! Они ж сюда стекаются, как о защитнике нашем прознали. То-то мы вас хлебом и солью встретили, думали, что ещё в нашем полку прибавленье. Да нам и не жалко, всё равно гостей на сбор урожая каждый год принимаем.

— И где сейчас эти… беглецы?

— Мы их покамест расселили по землянкам зимним и погребам. Ну и кто из смелых и добросердных их сразу к себе домой заселил. Несколько гостей уже желанье изъявили тут всё заново начать, да мы и не супротив. Нам кровь разбавлять полезно, а то много молодежь у нас городской жизнью в Донцке прельщается. Думаем мы им дома уже начать клепать, в воскресенье соберём мужиков, да сруб пойдём до лесу заготавливать, а потом…

— Нам нужно будет опросить их, — прервал его Роймата тоном не терпящим возражений и намекающим на срочность.

— Добре, господин! — кивнул старик. — Вы ещё, наверное, захотите посмотреть, как тут нечистая развлекается. Пойдёмте, пойдёмте всё покажу.

— Уж мы погоды, господин, тут такой никогда не видывали. Все холода обычно у Валашки оседают, там далеко за лесом и скалами. Да и не время ещё для дождей ледяных и снега. Щас вот только солнышко выглянуло, а до того как вы на пороге появились, три дня мерзкий дождина моросил, не смолкал, извёл нас всех.

Роймата уже был в курсе, сапоги его то и дело тонули в грязной мешанине и он всё больше жался к траве у заборчиков. Они ушли до окраины деревни, где начинались загоны для скота, крытые ночные стойбища и пастбища. Дождь прекратился, из под хмурых разорванных тучек просвечивало солнце.

— Ну вот, господин, смотри, — старик махнул на три туши, лежащие за забором и прикрытые мешковиной. — Эти три овцы ночью пали. А той ночью ещё четыре и одна корова. Четыре десятка голов недосчитались, с тех пор как нечистая пришла. Их никто не трогал, мужчины по ночам за скотом в амбарах присматривали, глаз не смыкали. Дух резвиться, падучку на зверьмо насылает, паскуда. Эт конечно, капля в море, да вот год целый бы нам с таким соседом не хотелось жить. Без штанов оставит.

Роймата нагнулся, осторожно приподнял ткань рукой в кожаной перчатки и бегло осмотрел туши. Никаких следов насилия или болезни на них не было.

— Ещё овец десять из загона пропало, но… тут знаете, скорее дурачок наш Хрумкин, замешан, который считать не умеет. Кретин он редкостный. Срамоту свою любит куда ни попадя пихать. Ну, или волки утащили, потому что он ещё и поспать любит, лентяй. А то, что тут пара баб вопят, что некто кровь по ночам у овец пить приходит, Вы им не веруйте, чего ток со страху не придумаешь. Ничего такого мы не обнаруживали.

— А что говорят беженцы о скоте в их деревнях? Было что-то такое?

— Ай нет, господин. У них этот чёрт вроде как сразу в деревню заваливался, как к себе домой или несколько ночей вокруг шастал, да выл дурниной. Одна или две головы пропадало, а потом эт чудище или мимо проходило или от деревни уже и не оставалось ничего, чтоб посчитать можно было, — старик повёл их куда-то дальше, по холмам и полям, увёл так далеко, что деревня почти скрылась из виду. — Самое паскудное, господин, это то, что нечистая урожай наш пытается угробить. Убирать-то через две недели надо, что на полях осталось, а пришлось в те выходные уже косить. Жухнуть и желтеть начало, неправильно, нездорово как-то. И та же хреновина с зерном и крупой. Мы уж психанули, и половину на мельницы отдали, чтоб и денно и нощно муку мололи, а то пропадёт же. И вот ещё что заметили… соль тоже пожелтела. Но этомо и понятно, её нечистая боится и не любит. Тоже попортить решила. И вода в колодце запахла как-то неприятственно. Но мы пока пьём и ничего. На крайняк на реку будем бегать — бегущую воду нечистой никак не попортить.

Роймата склонился и оглядел ростки. Они действительно выглядели нездоровыми, чахлыми и местами даже заплесневевшими и поглядел на хмурого Ежва. Тот по его кивку, склонился вниз, обломал несколько травинок и засунул их в кожаный мешок.

— С нечистой в гостях жить такое себе занятие, — пока старик вещал, они вернулись в деревню. — Собак как подменили, дрыхнут без остановки сучары ленивые, хоть бы одна залаяла. Но вроде здоровы хоть, не болеют, просыпаются жрут, воду хлебают, гадят, да ластятся, а потом опять спать. Как котяры, хреноматерью их взашей. Люди тоже страдают. Как знаете, господин, с возрастом кости от погоды ломит да голову… или как у баб иногда на сносях. Спят хреново все, кошмары в голову лезут, а отдельные аж до того восприимчивы, что во временах и памяти своей путаются, словно на круг ведьмин в лесу вышли. Слышут всякое. Голоса там, шёпоты. Но мы за такими приглядываем, чтоб не наворотили чего, пока в голове мутно. Трое из наших захворали, лежат, не встают, в бреду и лихорадки, но вроде как и не заразные, а то бы уже все слегли.

— Лихорадка значит? Не чума? — переспросил Роймата.

— Дык какая ж чума! — староста очертил круг на груди. — Что ж мы от лихорадки отличить не сможем?

— Такая же как в Донцке?

— А это ужо мы не знаем, — проворчал староста. — Нам до них, городских, особого дело ненту. Нету в наших краях чумы, не было и не будет.

— Вы сказали, что нечистая тут пройти не может, — спросил Роймата, поглядывая на свиней в загоне. — Не может пройти куда? Куда она идёт?

— Ах да, вы ж неместные, — старик снова хлопнул себя по лбу. — Всем уже понятно куда идёт. К Поморской Гавани идёт дурная.

— Зачем?

— Князя нашего Горана карать. За грехи его. За то, что отца своего, Вацлава, Защитника и Объединителя, со свету сжил и с ума свел и отравил и помирать оставил. За то, что трон украл и над боярами и их семьями расправы учинил, кровопролитец клятый. Но мы-то тут и не причём, мы зла никакого не делали, и по што страдать обязаны? Видимо, какой князь немощный, такую же и нечистую немощную за ним послали! Пешком послали, ха-ха-хах! Долго уж больно добирается!

— Я из Валашки сам, барин, — бледный и крупный мужчина едва нашёл силы сесть на постели, но отвечал твёрдо.

— Видел Зверя этого? — мягко спросил Роймата.

— Видел, барин.

— Расскажешь как было?

— Расскажу, барин, хоть и вспоминать страшно. В ночь ту мы всё потеряли. Стало быть, я уже на боковую собирался, устал как обычно от моря и трудов земельных. Уже почти сон ко мне подкрался, как крик услышал женский. Такой, что сразу проснулся и на улицу выбежал. Да и всё высыпали. С дома хворобного кричали, в котором никто не жил. Я уже под развязку попал. Кто-то из мужиков оттуда выскочил как ошпаренный, я в темноте не разглядел, а следом за ним на свет Зверьм этот вышел.

— Как выглядел?

— Звёрьм? Да страшно, сударь. Две руки, две ноги, а сам чёрный весь как уголёк. Издалека видно, что не человек, а ирод неземной.

— И что потом?

— Ну… я честно говоря о дочурке подумал и за ней в дом прыгнул, а вот мужики наши на нечистую кинулись. Да только без толку… напилась уже тварина эта крови! Всех раскидала да деревню пошла резать. Я жену в одну руку схватил, дочурку в другую, да в темноту побежал. А эти, разблядущие рынцари, что острог заняли, со стен просто смотрели, что творится и ничегошеньки не сделали. И спокойно без паники свой форт покинули и Зверю оставили. Сгорело всё к херам. Ни черта не осталось, ни скотины, ни инструмента, ни дома, ни жратвы. Опять северяне ни с чем остались. Что делать не знаю. Тут хоть приняли, да кормят, до земли поклон. Остаться приглашают, да боязно, что неместные мы, да что правитель земли нашей, князь Горан, не одобрит. У нас же своя земля выделенная… да просрали мы её.

— Интересно. А что было ДО появления Зверя?

— Да мы как-то, барин, и не прочухали. Староста Хармвэй накануне собрал народа самого боевого, до ушёл выгонять лихую. Я вот, как и многие, и думать не подумал, что не выйдет у него и Зверь к нам сунется. У нас брать нечего и мы на отшибе и так живём. Што бы он у нас оттяпал? Болота наше вместо берега? Кусты колючие? Ветра северные, что кожу с лица слизывают? Что земля, что заводь наши, такие знаете… тут можно и побогаче найти. И растлевать нас не от чего, мы и так особо ни во что не веруем, кроме себя самих, да и то не всегда. Такого как тут, точно не было. Погода была ещё дерьмистие, чем обычно. А скот у нас и так падает часто.

— Понимаю, — соврал Роймата.

— Думаете он и сюда придёт? — обеспокоенно спросил мужчина.

— Надеюсь, — Роймата недобро ухмыльнулся. — Ведь тогда мы сможем его поймать.

Роймата подошёл ближе и присвистнул. В сорока минутах ходьбы от деревни разведчики нашли нечто действительно примечательное. Коридор пустого пространство вырубленный в чаще леса и уходящий почти прямой линии в горизонт. Вместе с лесом он резко обрывался у засеянных полей.

— Нам выслать отряд и выяснять где он заканчивается, мастер? — окликнул его один из разведчиков.

— О нет, отставить! Сдаётся мне эта тропа тянется очень далеко. И питается жизненной силой всего что есть вокруг. Она выпьет вас до суха дня за два-три пути. Для такого путешествия нам понадобиться защитное оборудование, которое осталось на корабле. Пошли гонцов до гавани, пускай снаряжают до сюда ещё отряд, который будет готов к настоящей экспедиции.

— Да, мастер, — разведчик кинулся выполнять поручение.

— О друг мой, — Роймата со счастливой улыбкой повернулся к Ежву. — Какой же прекрасный дождливый денёк! С утра у нас была всего одна тайна. А теперь целых три. Куда ведёт эта тропа и что нас ждёт в её конце? Есть мысли?

Ежв покачал головой и склонился над странной конструкцией из веток, покрытой чернющей, копошащейся грязью и чем-то похожим на волосы. Он нашёл её недалеко от конца коридора, в яме, припорошенной листвой.

— Уже видел такое, Ежв?

Ежв покачал головой и прищурился, словно его глаза щипало.

— Это не человеческое колдовство, — задумчиво произнёс Роймата, рассматривая потоки силы, клубящиеся над лесным идолом. — Не рукотворное. Гораздо древнее и сильнее. Даже сильный демон или дух не могли бы сделать такое. Хочешь посмотреть вглубь, Ежв?

Нитки стягивающие его рот, напряглись и растянули губы. Ежв кивнул, его глаза засветились холодным и почти безумным огнём. Он склонился над символом на колени, закрыл глаза, причудливо заёкал, и начал впихивать в себя воздух, дыша как можно более глубоко и быстро. Задержал дыхание и резко опустил руку в центр круга.

Зрачки под его закрытыми глазами заметались из стороны в сторону, описывая бешенные круги, его скулы и щеки задрожали, лоб сморщился и явил пульсирующую вену, он задышал рвано и болезненно. Роймата сделал несколько глубоких вдохов, закрыл глаза, задержал дыхание и прислонил кончик указательного пальца ко лбу трясущегося Ежва. Из его рта послышался полухрип полустон.

Ежв был последователем радикализма тайн. Словно берсерк он кидался в самые пучины тёмных и мрачных знаний, что могли сломать и свести с ума даже очень крепкого человека. Ценность Ежва и его положение при Роймате были обусловлены его невероятной способностью переживать такие опыты, приходить после них в себя и сохранять некое подобие рассудка. Роймата использовал его как проводника, а сам наблюдал за тем, что он видел и чувствовал с безопасного расстояния.

«Спокойнее, Ежв. Не забывай дышать», — мысленно приказал хранитель тайн.

Мозаика начала складываться.

Нечеловеческое зрение. Способное воспринять миллионы оттенков серого цвета и видеть в полной темноте очень ясно. Очертанья деревьев, леса, травы, корней, почвы. Слепящие огни домов. Перекошенные от ужаса лица, ещё живые и вот уже мёртвые. Вырванные из тел внутренности и кости, ещё сжимающиеся сердца и кровь, кровь, кровь…

«Смотри глубже, Ежв».

Больно. Всё застилает яркий свет, он ранит и жжёт, от него хочется спрятаться. Двигаться тяжело, с каждым шагом будто вязнешь в болоте, сил почти не остаётся. Звук журчащей воды, чёрные руки с когтями с трудом влезают в латные рукавицы. В воде отражается лицо человека, перекошенное и нечёткое. Оно скрывается под шлемом. И затем снова больно. Крики. Чувство падения.

«Ещё, Ежв».

Бурлящая чёрная масса, вязкая и холодная. Даже в мире видений от неё исходила опасность, некий животный страх поднимающийся из глубины, от которого возникает желание бежать, которому почти невозможно противиться. В глубине этой массы притаилось что-то, напоминающее глубинного спрута, бессчетные щупальца его извиваются вокруг. Яркий огонёк тонул в этом болоте, тускнел и наступала темнота.

«Глубже, Ежв».

Темнота становилась беспроглядной и твёрдой, словно сделанной из металла. Даже если бы здесь появился источник света, он бы не смог вытащить из этой темноты ничего. Холод, который царит здесь, уже за пределами восприятия холода человеком. Это нечто обратное теплоте, огню и самой жизни. В этой темноте родились звёзды…

Ноги больше не держали Роймату, хранители Тайн стоящие рядом, едва успели подхватить его. Ежв не дышал. Он лежал на спине, один из врачевателей уже был сверху и пытался вернуть его из темноты. И ценой сломанных ребёр и распоротого рта это удалось. Долгие минуты он хватал воздух полной грудью, будто его только что перестали душить и смотрел широко раскрытыми глазами на небо. Он ничего не сказал бы, даже если б мог.

Роймата стёр пот, устилающий ему глаза, ощутил тяжелейшие, разрывающиеся удары своего сердца и махнул рукой. Врачеватель кивнул, достал из поясной сумки дурмат, зажёг его и обкуривал Ежва до тех пор, пока тот не провалился в сон.

— Капитан! — позвал Роймата и на его зов явился рослый рыцарь.

— Да, мастер.

— Вы прочесали окрестности?

— Да. Костей животных или иных признаков, о которых Вы говорили не обнаружено. Только подобные знаки и колдовская тропа. Знаков нашли уже три штуки.

Роймата покачнулся и опёрся о рыцаря, его всё ещё мутило. Чудом он проглотил тошноту.

— Вы осмотрели лес напротив, после деревни?

— Да, разведчик только вернулся. Колдовская тропа там не продолжается.

— Значит Зверь всё ещё здесь. Или он вырыл себя яму прячется или… носит личину человека, скрывается в деревне или её окрестностях. Мы такое уже видели. Поднимай отряд, бери деревню в кольцо, никого не выпускай. Найди всех «беженцев», странствующих торговцев и других непонятных личностей. Даже детей. Я лично допрошу их всех. Выполняй. И особо не церемонься.

— Слушаюсь, мастер.