Неживой

Глава 1 Горан

Утро встретило князя новостями дурными.

В голову гонца полетел кубок, рассёк ему лоб и скулу, отскочил и со звоном упал на землю. Несчастный вздрогнул от удара, побледнел, упал на колени, схватился за лицо, но каким-то чудом удержал стон. Кровь обильно закапала на пол и смешалась с вином, вытекшим из кубка.

Женщина-ташурдан из личной гвардии князя, спустилась на несколько ступеней от трона, обнажила свой изогнутый клинок наполовину, сурово взглянула на вестника подведёнными глазами, едва видневшимися из прорези в шлеме, и замерла в ожидании приказа.

— Уберите его отсюда! Уберите это дерьмо! И пошлите за Мракоем. Живо найдите его! — крикнул князь Горан, зарычал, уронил голову на грудь и сокрушённо упёр её в руки.

Шёл всего четвёртый месяц его правления, а ему казалось, что уже четвёртый год иди даже четвёртый десяток. Хватило бы пальцев на одной руке, чтоб пересчитать действительно спокойные и беззаботные дни в этой его новой жизни. Слишком уж много всего стало происходить в их уютном уголке мира, с тех пор как он решился взять власть…

Чуть погодя, уже успокоившийся и отчуждённый, он обильно прихлёбывал вино, на этот раз смешанное с более крепкой медовенью, и смотрел со стены дворца на почти ровную морскую гладь. Там, вдалеке, у самого горизонта, развевались бело-синие знамёна, словно парящие на высоких мачтах огромных имперских галеонов.

— Их точно всего четыре? — холодно спросил князь у дружинников, наблюдавших за непрошенными гостями в подзорные трубы.

— Да, князь. Мы выслали разведчиков по всему берегу, но они не нашли никаких следов высадки или присутствия врага. Иных тревожных донесений с наблюдательных пунктов на берегу, мы так же не получали.

— Я отсюда вижу, мой князь, — выступил вперёд воевода, — у них на борту сотни три или четыре рыцарей, как минимум. Но их не хватит, чтобы захватить крепость. Клянусь своей жизнью, не хватит. Я…

— Где же носит Мракоя? — грубо перебил князь. — За ним вообще послали?

— Тут я, тут, — ответил запыхавшийся седовласый толстяк, просеменя босыми ногами мимо стражников.

— Не особо ж ты торопился… Ну, что скажешь, Мракой? Что в моей славной гавани забыли эти имперские собаки? Они готовят нападение? Я уже успел сделать что-то не так? Не смотрит за мной Всематерь, да? Какой поганый местный божонок вылез из своей дыры, решил испытать, да проучить меня?

Мракой вырвал у стражника трубу и долго всматривался в горизонт, прежде чем ответить.

— Мой князь… — начал он, запнулся, подумал немного и продолжил: — Не думаю, мой князь, что они собираются напасть. Насколько мне известно, если бы они готовили нападение, кораблей было бы больше. Раз в десять или даже в сто, если слухи об их армии правдивы.

— Я не приглашал их, — заметил князь, нервно тарабаня ногтями по кубку. — И это не торговые корабли.

— Не торговые, владыка, как пить дать, не торговые. Но… насколько мне известно, представители Империи Коам по иному и не путешествуют. Везде им… необходимо демонстрировать свою силу и значимость.

— Чёрт бы их подрал! Принесла лихая! Что мне делать? Отвечай, пёс! Не молчи. Зачем я тебя кормлю?

— Мой князь… они уже бывали при нашем дворе и неоднократно. Вы были очень малы, и ещё до Вашего рождения, Ваш отец часто принимал их. Может быть, их визит и не дурная весть.

— Я знаю. Я помню. Хоть и был мал. Ты никогда не рассказывал мне, о чём они договаривались. Что отец отставил мне за дрянное наследство, Мракой? Отвечай!

— На этот вопрос мне ответ неведом. Но я могу сделать вывод на основе того, что знаю. Ваш отец не смог бы обрести своего могущества и построить Триданию, какой он её передал Вам, мой князь, без помощи со стороны Империи.

— Старый, вонючий выблядок! — прошипел князь и ударил кулаком по бойнице. — И мне, стало быть, теперь возвращать его долги!

— Видимо так, князь.

— Что прикажите, княже? — оживился воевода. — Мы выставим гарнизон? Насадим их головы на пики и пошлём назад? Будем готовиться к осаде?

Не смотря ни на кого, князь большим глотком осушил кубок, безвольно опустил руку с ним и разжал пальцы. Кубок упал оземь, и какое-то время князь молчал и не сводил с него глаз.

— Смотрите! — прокричал дозорный и указал рукой вдаль.

Корабли спустили паруса и застыли у горизонта, от них отделись три шлюпки и на полном ходу устремились к пристани.

— Выстави парадный гарнизон, — хмуро произнёс Горан, — мы будем встречать дорогих гостей. Дружины вооружи на всякий случай, но пускай они сидят внутри крепости и не показываются. И не давай им пить, даже если ожидание затянется. И кинь клич по станицам и деревням, пускай готовятся к проблемам. Чует моё сердце — битва будет, пускай и не сегодня.

Широкие лодки из толстого дерева звучно ударились о пристань. Первыми из них выскочили загорелые солдаты с бритыми головами, легковооружённые и без доспехов. Игнорируя помощь княжеских слуг, они самостоятельно убедились в прочности предлагаемых верёвок, привязали лодки к швартовам, и только тогда с их бортов начали подниматься рыцари и остальная свита.

Бритоголовые тут же скрылись с глаз, вернулись на лодки и, похоже, собрались осуществлять их охрану. Они почти не переговаривались, действовали очень слаженно и отточено, были готовы к неожиданностям. Горан наблюдал за ними с интересом и недовольством, сравнивая их с поведением и «слаженностью» своей дружины. Рыцари Империи покидали транспорт неспешно, вели себя как-то более вальяжно и расслабленно, но в этом так же чувствовался скорее опыт, чем какая-то глупость и бравада. Блистая отполированными в долгом путешествии доспехами, они выстроились в две шеренги и пропустили вперёд глашатая в цветастых одеждах.

— Его твёрдость, Тайпен Искатель, магистр-бригант Империи Тайн! — прокричал он.

Высокий сухопарый мужчина с ледяным взглядом и в изящной броне, поднялся с лодки на пристань, резким движением откинул за спину серебристый плащ, опустился на одно колено и коснулся обоими руками земли, словно выполняя какой-то обряд. Затем он встал, как-то искоса бросил взгляд на горизонт и небо, повернулся и неспешно прошёл сквозь строй до встречающего его Горана. Его ответный поклон был низким, но полным надменности и почти нескрываемого пренебрежения.

— Его мудрость, Роймата… — крик глашатая вдруг оборвался, словно ему отрубили голову. Это Тайпен прервал его едва уловим жестом.

— Я ожидал, что сам князь встретит нас, — причудливо чеканя каждое слово протянул Тайпен.

— Князь Вас и встретил, — холодно ответил Горан. — Я правитель Тридании. Горан Вечный, сын Вацлава Триединого.

— Хм, — голос посланника вдруг стал ещё более сухим, лишь на секунду он сфокусировал взгляд на Горане, и тут же опустил глаза, словно новый князь был пустым местом. — Ваш отец… Он ещё жив?

— Да. Жив. Но не в добром здравии. Чем мы обязаны Вашему?..

— Мы встретимся с ним позже, — оборвал его Тайпен, словно это он решал. — Значит, мы здесь, чтобы принять Ваше вокняжение. Горан. Вечный.

Рот князя вытянулся в кривой, напряжённой улыбке, затем растянулся в оскале, скулы его заиграли, он стал напоминать пса, который вот-вот прыгнет.

— Моё вокняжение, — проскрипел Горан, — уважаемый Тайпен, состоялось месяц назад.

— Нет.

— Нет?! — голос князя надломился, он едва сдержал гневный крик.

— Нет, — коротко ответил Тайпен и посмотрел прямо в глаза князю так, что тот под тяжестью этого взгляда слегка склонил голову к земле. — Ваш отец достойный человек. Наверное, он был вынужден передать Вам пост из-за болезни или иной, очень существенной причины. Вашего отца уважали и знали за пределами этого королевства… Княжества. С ним считались. Но Вы, даже будучи достойнейшим из его сынов, человек новый в этом большом и сложном мире. В мире, где другие достойные люди могут быть не согласны с тем, что именно Вы достойны править Триданией, после своего отца. К счастью, Империя Тайн принимает Ваше правление и даст Вам свою протекцию. Вскоре это станет известно всем окружающим Триданию государствам.

Князь Горан с шумом втянул воздух и медленно выдохнул, тон его стал официальным и сдержанным. Насколько это было возможно с учётом ярости, бурлившей в нём.

— То есть… Вы, уважаемый Тайпен… Искатель, здесь для того, чтобы благословить меня на княжество и закрепить мирный союз меж нашими народами, начатый моим отцом?

— Да.

— Что ж. Тогда я рад видеть дорогих гостей на берегах моей славной Тридании. Мой дом — Ваш дом. Добро пожаловать в Старший Оплот.

Тайпен ещё раз низко поклонился и, не дожидаясь разрешения и помощи сопровождающих, просто прошёл мимо князя и устремился к воротам. Как по щелчку его рыцари повернулись, сплотили ряды и, чеканя шаг, устремились за ним. Ещё несколько так и не представленных глашатаем вельмож покинули лодки и замкнули процессию.

— Глаз с них не спускай, Мракой! — прошипел князь им в спины. — Выведай всё, что удастся и думай, как нам их быстрее спровадить. Жену мою вывези в дальнее именье под Донцком. Убери её портреты со стен. И представь им вместо княжны одну из моих наложниц, поприличнее. Скажи, что только-только начала носить наследника и обеспечь ей видимую охрану. На случай, если её захотят принимать в Империи. Как заложницу. Или какие-там нравы у этих тварей… я даже не знаю, чего ожидать.

— Я понял, князь. Вы ожидаете худшего, но в этом вопросе, я боюсь, худшее мы даже не сможем представить. Будем решать миром до последнего. Да поможет нам Всематерь.

Горан прошёлся по широкому, но пустому и пыльному залу. Отпил вина из кубка, поставил его назад на резной подоконник из дерева и попытался размять окаменевшую шею.

— Что ж ты мне оставил, старый ты сыч, — прошептал он и покачал головой.

В центре полутёмного зала стоял трон, и на этом троне раскорячился немощный старик, то и дело пробиваемый дрожью и вертящий головой словно какой-то чудной попугай, привезённый из-за моря. Отец его не слышал — зим пять назад его начали забирать туманная хворь и падучка. Последние две зимы он уже никого не узнавал, был одной ногой в царстве теней, бормотал что-то несуразное, видел невидимое, почти не ел, не пил и не спал.

Лишь на троне и в своей постели ему было более менее спокойно. Выставлять это позорное достояние в общем зале внизу было бы издевательством. Специально для него, на третьем этаже удалённой и пустующий башни, Горан распорядился воссоздать тронный зал и сам трон, каким его знал отец. Отдал резчикам целое состояние, добиваясь правдоподобности деталей. Чего не сделаешь ради отца?

За ним следили лучшие слуги, в несколько смен они молчаливо стояли рядом, следили, чтобы он не упал или не ушёл шататься в своём безумии по замку, пугать подданных и заморских гостей. Изредка слуги приносили ему еду и воду, в надежде, что ему хватит ясности ума принять их, вечером омывали его и клали спать. Переодевали его, когда он обделывался. Горан платил им хорошо, и они делали всё что требуется.

Его пытались лечить лучшие лекари, бродяжные колдуны и школяры от научных академий, но всём быстро становилось понятно — век Вацлава Триединого идет к концу, и скоро он отправится в новую жизнь. Горан уже не держал на них злобы, не хранил в сердце надежду на хоть какой-то малюсенький успех, и не пытался предпринять хоть что-то. Просто ждал развязки.

До последних недель он не хотел принимать трон. Он хоть и любил власть… то самое чувство, когда люди боятся его и делают, что он велит, но считал сам трон и княжение скорее бременем и помехой. Тем, что обязательно заберёт его жизнь, силы и лучшие годы. Как в случае с его отцом. Чем больше отец напоминал уродливую марионетку, чем больше он дрожал и пускал слюни, смотря в никуда безумными, округлёнными глазами, тем сильнее Горан отдалялся от него и дальше уезжал от замка и своего предназначения. Проводил время в охоте и рыбалке, у девок, на гуляньях, в своих именьях, и в замке у деда в Валашке.

Он даже подумывал продолжить своё обучение, совсем покинуть княжество, найти какую-нибудь заумную академию или пустится в дальние страны, мир посмотреть.

Но вдруг старый пёс Мракой выскочил как чёртик из табакерки, чуть ли не отмутузил молодого княжича и силой притащил в Старший Оплот. Совет бояр, который уже давно правил княжеством вместо отца, надумал выбрать нового князя. И по их мнению Горан для этого был негоден. Эти алчные жиды хотели забрать всё, что построил отец, разорвать на части и пожрать, словно голодные свиньи.

Горану стало страшно от того, что у них может получиться и страшно, что ему не удастся с ними договориться или совладать. Дни напролёт он сидел в этом полутёмном и пыльном зале, надеясь, что хоть на мгновенье отец придёт в себя и скажет ему, что и как сделать.

Но отец молчал. Лишь изредка шептал или выкрикивал что-то нечленораздельное. Это был уже не тот человек, что потратил жизнь на объединение Поморска, Валашки и Донцка. Не тот человек, благодаря которому знамя Тридании развивается над спокойной бухтой Балова моря. Не тот, человек благодаря которому местная чернь перестала голодать, начала жрать досыта и уже порядочно обросла жирком. Того человека стали забывать.

Это показалось Горану очень не справедливым. Великий человек не должен закончить свою жизнь вот так. О великом человеке должны помнить. В памяти рода он должен жить вечно.

Когда к Горану пришли, он был уже готов. Бояре не стали ничего удумывать, нанимать бродячих душегубов или травить его, плести интриги или что-то в этом духе. Просто взяли оружие и пошли к нему в покои.

Там же, в его покоях, их всех и перебили. Всё залили их кровью. Мракой постарался, чтобы простые люди и дружинники знали у кого самая щедрая и кормящая рука. Мракой нашёл толкового воеводу, доживавшего свой век после почти двадцатилетней службы в армии. Вместе они набрали костяк новой и верной дружины, дружины, которая явилась когда нужно и не проиграла.

Когда всё кончилось, воевода стоял понурив голову и мямлил извинения за испорченный кровью пол, как провинившееся дитя прятал за спину топор, пытаясь тайком протереть его об штанину. Горан рассмеялся, обнял его как родного, и велел залить полы лаком в три слоя, как есть.

Вышло даже симпатично, пускай и неоднородно. И теперь Горан, вставая по утрам, привыкал к тому, на чём ему предстоит стоять и на что он будет смотреть все годы своего княжения, хочет он того или нет.

Семьи бояр он не пощадил. Вывезли их в поле подальше ночью на телегах, задушили всех, да в могилки неглубокие зарыли. Нельзя было оставлять обиженных и недовольных. Да и слух пошёл, что с ним шутковать не стоит.

А как улеглось всё, устроил гулянья, раздавал мёд, вино и хлеб. Народ гулял с неохотой, но понял, что Горан их трогать не будет, и они дальше заживут мирно и без потрясений. Пускай худое, но начало.

В память об отце и его деяньях, когда-нибудь он совершит что-то великое и значимое. И будет вечно жить в памяти рода и в историях как Горан, сын Вацлава. Того самого, что объединил Триданию.

Князь сидел в раздумьях и смотрел на фреску. На мутно-белом фоне, изображающим снег, стояли босые угловатые люди, истыканные стрелами, избитые, истекающие кровью из пробитых доспехов и ран на лицах и головах. Они были без оружия, пытались согреться и шли вперёд. Их осталось мало. На них напали враги, разорили их дома и погнали прочь, зимой, по холоду. Но они дошли. Дошли до того места, где теперь была Валашка. Они выжили. Отстроились заново. И спустя две зимы вернулись ночью с топорами и факелами и отомстили. Предки Горана обид не прощали. Это были сильные люди.

Одна из его охранниц села на постели, натянула на голое тело дорогую рубаху, встала, и едва слышно ступая босыми ступнями, молча покинула его. Горан проводил взглядом её невысокую, утончённую, но крепкую и плечистую фигурку. Двенадцать женщин-ташурдан были ценнейшим из его приобретений. В первые дни княжения он увидел их на борту одного из восточных кораблей, у какого-то… то ли богатого купца, то ли принца, и поднялся на борт посмотреть ближе. Пронзительный взгляд подведённых чёрной тушью глаз из под блестящего золотом шлема, полностью закрытое доспехами тело и небывалая внутренняя сила, исходившая от них, породили в нём бурю страсти, с которой он просто не смог совладать.

Князю не отказывают.

Купец и не думал продавать их, ни за какие богатства. После пары часов бесполезных уговоров Горан не выдержал, схватил негодяя за шкирку, начал трясти и орать на него и… чуть не получил от воительниц изогнутым мечом. Они прекрасно понимали кто такой Горан и какое положение он занимает в месте, где пристал их корабль. Они его совершенно не страшились и не страшились своей судьбы, которая была бы очень печальна, упади хоть волос с головы княжича. И это вызывало в нём ещё больше восторга.

Он встал перед купцом на колени. Купец сжалился. Но лишь потому, что знал, что если князь встанет с колен, купцу уже не вернутся домой. Князь всё равно получит то, что хочет. Купец уплыл живым и очень богатым.

А у Горана появилась телохранители. Поначалу он не прикасался к ним. Боялся разрушить сказку и даже сомневался, женщины ли они, или может, какое-то восточное извращение, вроде евнухов, которых с рождения готовили как убийц.

Он не знал их имён, если они у них вообще были, не знал их языка, не знал, как они будут справляться со своими обязанностями и что от них можно ожидать. Лишь смотрел на них, сначала с непониманием и интересом, а потом уже и не скрываясь — голодным волком. И иногда даже сомневался, стоят ли они своей цены или же хитрый купец хорошо сыграл на его чувствах, отдав в три дорога за красивые, но бесполезные игрушки.

Спустя неделю после сделки в тронный зал ввели человека, которому пришлось опустить голову на грудь, чтобы пройти ворота, так он был высок. Громила-бандит пришёл откуда-то издалека и грабил мирных крестьян на дорогах, издевался над ними, побивал, раздевал догола и гнал пока те не падали без сил. Он совсем никого не боялся, ни дружинников, что привели его на суд, ни князя, ни гнева народа. Вообще никого не боялся. Плюнул на пол, рассмеялся и сказал, что Горан пёс и сын шлюхи. Порвал путы, отшвырнул стражников и снова рассмеялся, словно это он князь и ему ничего не будет.

Князь оторопел, даже не от страха, а от негодования. Язык подвёл его, застрял в горле, и князь не смог выдавить из себя и звука.

Одна из его воительниц мягко и быстра спустилась вниз. Её доспех несколько раз звякнул, словно волшебный колокольчик. Она была чуть выше, чем по пояс великану. Её рука легла на пояс, на долю секунды изогнутый клинок блеснул в воздухе и тут же снова оказался в ножнах. Великан неуклюже завалился на сторону, покачнулся, судорожно выдохнул, и его грудь вдруг разъехалась на две половины. Одним движеньем одна прорубила его почти до паха. Фонтан крови обдал её с головы до ног, безмолвно и спокойно она отвернулась, словно вышла в чистое поле и вдохнула запах травы. Она подняла на князя взгляд и посмотрела, как смотрят на то, что никогда и никому не отдадут. И вернулась на своё место.

Восторг князя было не описать. Какие люди воспитали этих невероятных женщин? Он смотрел на её расправленную спину и на лужу крови, что собирается у подножья трона. И в ту ночь он взял эту воительницу за руку и отвёл в свои покои. А потом следующую. Они знали, что князю не отказывают, но они и не хотели. Он больше не вспоминал о наложницах.

— Что ты знаешь о них, Мракой? Об этих людях? Об имперцах, — спросил князь, тихо вошедшего советника.

Мракой долго мялся и не отвечал, но под взглядом царя всё же сдался.

— Они нам чужды, мой княже. Я знаю, что они следуют своей вере, слепо и яростно. Я знаю, что они уже много поколений живут в завоевательной войне и множество народов утопили в крови. Я знаю, что войну с ними нам не выиграть. Но вот что делать я ними, я не знаю.

— Как ты думаешь, Мракой, что пытался сделать с ними мой отец?

— Ваш отец, как бы так приправить мёдом… не совсем такой, как Вы привыкли слышать, мой князь.

— О чём ты, Мракой? — князь сделал такое лицо, будто собирался влепить ему пощёчину, но сдержался. Поднялся, натянул портки, налил себе воды, промочил горло, затем налил и Мракою. Тот взял бокал, но пить не решался.

— Я расскажу Вам, князь, а Вы уж не серчайте. При дворе не принято говорить, но раньше в Старшем Оплоте был другой достойный князь. Ярион Мудрый. И это его предки построили эту крепость из жалкого острога, защитили с суши и с моря, построили пристань в этой гавани и обогатили свою державу торговлей. Тогда её называли Поморском. В один день Ярион Мудрый и его наследники погибли в пожаре, разыгравшемся в старом храме. Честно уж я не знаю, тогда я был лишь служивым псом и рубакой, но ходили слухи, что именно Ваш отец устроил тот пожар и сотворил так, чтоб никто не выбрался. А дальше он захватил город и объявил себя князем. Такое положение дел не всем понравилось, и Ваш отец не отказался от помощи со стороны Империи, которая объявилась как раз кстати. Очень уж подозрительная вышла история, если верить всем слухам. Потом он захватил и Донцк. И чтоб никому не было обидно, или чтоб скорее подавить память, назвал это всё Триданией. Тремя государствами данными ему «свыше».

— Ну… это я так знал. Мой отец был завоевателем. Но без него Тридания бы никогда не расцвела.

— Никогда бы не расцвела его родная Валашка. И она, и Донцк были лишь придатками к Поморску.

— Что ты хочешь сказать, старый пёс?

— Ваш отец пошёл на всё, чтобы захватить Триданию. Он знал, насколько ценна эта бухта и выход к морю…. И имперцы тоже знают. И не только они.

Ближе к вечеру Тайпен спустился из своих покоев вместе со свитой и охраной. Большая часть его рыцарей расположилась в выделенной им ветхой конюшне, что их никак не смутило, по крайней мере, на первый взгляд.

Свиту его усадили за стол внизу, по левую руку от князя, а самого Тайпена посадили рядом, чтобы они смогли переговорить с глазу на глаз.

— Почему Вы не едите, благородный Тайпен? Специально в честь Вашего визита я распорядился открыть лучшее вино и подать на стол дикий свиней. Если Вы прибыли с миром, Вы должны доверять нам, еда не отравлена, — едва скрывая усмешку сказал князь.

— Не время, — коротко ответил Тайпен. Он смотрел прямо перед собой, в никуда, почти не двигался и не моргал. Таким же образом вела себя и его свита.

— Не время?

— Да, — подтвердил Тайпен, его тон заставил князя на секунду побледнеть от злобы.

— А когда настанет время? — сквозь зубы спросил князь.

— На рассвете.

— На рассвете Вы сможете доверять нам? Или попробуете, что дают?

— Мы примем пищу на рассвете. Таково таинство.

Какое-то время в хмуром молчании князь заливался вином и пытался вместить в себя побольше мяса. Ему казалось, что плотная пища и вино успокоят его нервы и расслабят, но этого всё не происходило.

— Давайте на чистоту, Тайпен. Если Вы вообще на это способны. Чего Вы от меня хотите?

Тайпен вдруг очнулся от забытья, повернулся к нему и уставился с какой-то смесью удивления и неодобрения, словно смотрел на ребёнка, свершившего по глупости какой-то нечестный и неблагородный поступок.

— От Вас ничего не нужно, — ответил он. — Через четырнадцать дней будет начало Сиому. Сильное сочетание чисел для обряда Вашего благословления.

— А потом?

— А потом у нас будут другие дела.

— То есть, Вы не собираетесь покидать Триданию, верно?

— Да.

Князь покачал головой, как смог скрыл хмурое выражение лица и отодвинул от себя тарелку. Мракой сидел внизу, со свитой иноземцев и безуспешно пытался вести с ними беседу, но они не отвечали ему.

Вдруг двери с шумом распахнулись и впустили в зал босого и грязного мужичка, он пытался вырываться от волочивших его стражников и кричал:

— Беда! Беда, князь!

Князь встал, оглядел притихший зал и жёстом приказал отпустить холопа.

— Ну что там ещё? — гневно спросил он.