Оборачиваюсь и вижу ту, кого предпочла бы не видеть вообще. Та самая холодная брюнетка из свиты Кеннета.
Как её зовут?
Кажется, Флоренс или Флоренция.
Зелёные глаза презрительно сощурены, но при виде свёртка они мгновенно расширяются от изумления.
— Это же… — мелодичный голос срывается, а длинный палец с острым ноготком указывает на прямоугольный предмет, просвечивающий через последний слой бумаги.
— Я нашла его здесь, — с губ срывается хриплое карканье, когда я указываю на пустующую нишу в стене.
Грохот сердца отдаётся в висках, в ушах звенит, и я на секунду теряю равновесие. Заваливаюсь боком на хлипкую перегородку между кабинками и медленно, с шелестом сползаю на удивительно чистый мраморный пол.
— И как мы сразу не догадались? — тянет она с издёвкой, прислонившись к стене напротив. Руки скрещены на груди, а взгляд то и дело стреляет в сторону входной двери в уборную. — Деревенщина-человечка отчаялась получить подачку от принца и пустилась в банальное воровство?
Краска заливает мои щёки, а свёрток чувствительно жжёт ладони. Но выбросить его не могу. Что-то внутри не даёт.
— Повторяю, я нашла его здесь, — голос дрожит, но не от страха, а от нервного напряжения. Чувствую, что чаша моего терпения переполнена, и любая капля может стать последней. — Я только что была у ректора Уорда, и он убедился, что я не крала артефакт.
Изящные брови сходятся у переносицы. Тонкий, слегка вздёрнутый носик брезгливо морщится, а пухлые губы кривятся в усмешке.
— Убедился? — спрашивает обманчиво-ласковым голоском, в котором яда больше, чем у песочного тайпана — самой опасной змеи в Оукланде. — Позволь спросить, как?
К счастью, ответ у меня есть.
— Я случайно глотнула зелье искренности, приготовленное на паре зельеварения. Как раз перед тем, как меня вызвали к ректору, — поясняю, глядя в заледеневшие глаза с узкими вертикальными зрачками. — Саэра Бетани свидетель и перед этим оценила зелье на высший балл.
— Ох, прошу, избавь меня от своих жалких оправданий, — недовольно фыркает брюнетка, но в голосе проскальзывает сомнение.
Я слегка приободряюсь, но её следующие слова хлещут не хуже пощёчины:
— Хорошая версия, вот только я не верю. Такие, как ты весьма изобретательны, когда дело касается личной выгоды. Все знают, что нищие человечки готовы на всё, лишь бы привлечь внимание власть имущих.
— Это не так! — восклицаю в отчаянии, пытаясь подняться на ноги.
Тяжело выносить её взгляд, когда она смотрит на меня сверху вниз.
— Приворотные зелья, — перечисляет она, загибая пальцы, — шантаж, вымогательство, беременность. Для вас, убогих, не существует рамок приличий!
Последние слова она выкрикивает в запале, и в зелёных глазах проскальзывает такая невысказанная боль, что у меня внутри всё сворачивается, а кровь превращается в сжигающую вены кислоту.
— Замолчи, — шепчу, мотая головой.
Неистово хочется убежать, отбросить свёрток подальше, но стоит только об этом подумать, как подруга Кеннета достаёт тонкую четырёхугольную пластинку и наводит на меня.
— Drahzol kornath! — с алых губ срываются шипящие согласные, и пластина на мгновение ослепляет меня невыносимо-ярким светом.
Закрываю глаза тыльной стороной ладони, зачем-то прижимая к груди артефакт, а когда зрение восстановлено, вижу, как Флоренс (или Флоренция, демоны её укуси) довольно улыбается.
— Вот это доказательства твоей вины, — она разворачивает пластину другой стороной, и я вижу, как на отполированном до блеска металле проявляются очертания перепуганной меня со свёртком в руках. — И знаешь, мне кажется, что стоит повременить с докладом саэру Уорду.
От её слов я чувствую, как земля уходит из-под ног. Что она собирается провернуть?
Шантажировать меня?
Так, у меня нет денег, она сама об этом говорила. Или ей нравится издеваться на теми, кто слабее?
«Им нужна жертва, чтобы чувствовать себя сильными.»
Медленно веду головой из стороны в сторону, боясь представить, что меня ждёт.
Весь внешний облик брюнетки излучает превосходство. Сильная, красивая и уверенная в себе.
Вот только уродливая изнутри!
— С этой минуты ты будешь делать всё, что я прикажу, — говорит, убирая пластину во внутренний карман пиджака. — Имей в виду, если ты расскажешь о нашем разговоре хотя бы одной живой душе, тебя уже ничто не спасёт. Мой отец — Глава Тайной Канцелярии. Одно моё слово, и все забудут о твоём существовании. А ты сгниёшь заживо в таких тюрьмах, о которых многие даже не подозревают.