Не тот год

Глава 7

ГЛАВА 7

В моих планах было покинуть крепость, пока она не превратилась в мышеловку. Но тут нашла коса на камень. Немецкие посты плотно перекрыли все мосты, все ворота внутри и снаружи. У меня были веские опасения, что заговоры утратят силу до того, как я окажусь в безопасном месте. Нужно будет дождаться ночи и под покровом ночи совершить вылазку.

Вот только где спрятаться? Всю территорию, где находился госпиталь со складами, немцы уже почти полностью захватили. Красноармейцы отстреливались в трёх-четырёх местах, укрывшись за толстыми стенами люнетов и в казематах. Но там их быстро заблокируют и выкурят.

— Рискнуть, что ли, в Цитадель прорваться? — вслух сказал я и посмотрел в направлении центрального острова. Стрельба и разрывы гранат с минами не думали там стихать. — Ц-ц, там ещё хуже. На фиг-на фиг.

Вообще, стоит вот что сказать. Пока носился угорелым между складов и резал немцев, то в голове успел начерно построить план своих будущих действий. Со своими способностями я просто идеальный диверсант и разведчик… в партизанском отряде. В идеале этот отряд должен быть собственным. Заодно можно попытаться прояснить ситуацию с Москвой. Дошли ли до Кремля мои вещи и доклад Иванова или нет. Если нет, то залягу на дно и буду потихоньку резать гитлеровцев до Победы, выбирая самых важных тварей. Не забывая про эшелоны. Да и про аэродромы, если такие окажутся в пределах досягаемости. Если же сообщения дошли куда надо и мою весточку получат нужные люди, то, как говорится, будем посмотреть. Про войну я мало что знаю из конкретных деталей. А вот о технологиях будущего, геологии, провальных направлениях или наоборот прорывных в науке знаний хватает. Есть чего рассказать полезного стране. Одни только месторождения нефти, платины и золота с алмазами помогут СССР в войне с немцами и в последующем восстановлении страны. Я имею в виду те, которые откроют только лет через двадцать-тридцать.

«М-да, что-то я разошёлся, — одёрнул я себя мысленно. — Ещё дня не прошло с начала войны, а я уже о будущем после неё думаю».

Судьба всё решила за меня. Немцы предприняли очередную атаку на цитадель и запустили подкрепления на уже захваченные позиции. На валах они спешно принялись обустраивать пулемётные гнёзда. Миномётчики устанавливали свои «трубы». Простые пехотинцы лезли в каждую щель. А туда, куда опасались сунуть нос пускали струю огня из огнемётов. И вот последнее меня пробрало до печёнок. У меня случилась паническая атака, что ли. Уже горел и больше не хочу. Сам не заметил, как под воздействием страха рванул прочь от огнемётчиков и оказался рядом с Холмскими воротами.

Здесь немцы за несколько часов успели крепко обустроиться. Перед мостом стояла тридцатисемимиллиметровая пушка. Чуть в стороне устроились два пулемёта. около взвода пехоты обустраивалась в воронках, свежеоткопаных стрелковых ячейках и отдалённых постройках, из которых можно держать под прицелом ворота. Возле ворот, на мосту, по берегам и в воде лежали десятки мёртвых тел. В основном красноармейцы, но были и люди в гражданской одежде, и женщины с детьми. И немецкие трупы. Последних оказалось совсем мало. Вряд ли это все погибшие в данном месте. Скорее всего, часть уже успели вынести. Остались те, за кем соваться опасно, так как легко нарваться на пулю защитников крепости.

«Подождать, когда потащат назад своих раненых, и с ними втихую выйти за стены», — придумал я план. — Только нужна немецкая форма. Придётся кого-то придушить по-тихому. А заодно наделать побольше «трёхсотых»'.

Совсем рядом с позициями одного из пулемётов обнаружилась глубокая воронка. Враги её проигнорировали, а я решил воспользоваться ею, как укрытием, чтобы заново наложить на себя наговоры. Ждать пришлось минут пять. Вновь словил неприятный откат, когда действие предыдущих заклинаний закончилось. Но в этот раз показалось, что всё как-то легче прошло и быстрее. То ли привыкаю, то ли дело в полнёхоньком резерве.

Пару минут отдышался и вновь шёпотом протараторил два заговора, которые так меня выручили уже не один раз. Одновременно с активацией заклинаний колючка под сердцем дала о себе знать. Мол, помни, ты на крючке.

Как только почувствовал, что вновь превратился в полусупермена, быстро вскарабкался на рыхлую землю вала, опоясывающего воронку. Первыми умерли пулемётчики. Я их расстрелял двумя очередями из «шмайсера». Следующими стали артиллеристы, четыре человека. Этих специалистов я валил наглухо. «Трёхсотить» буду кого-то из пехотной махры с винтарями. Стрелки в воронках и в стрелковых ячейках поблизости от моста суматошно завертели головами по сторонам в поисках меня. Из-за отвода внимания они слышали выстрелы моего автомата, но никак не могли определить точное место, откуда исходят эти звуки. Пара человек пальнула в створ ворот для собственного успокоения.

Сменив в автомате магазин, я продолжил расстрел гитлеровцев чуть ли не в упор. Странная гибель товарищей ввела выживших в состояние паники. Последние среди пехотинцев у моста выскочили из своих укрытий и со всех ног помчали к постройкам. Оттуда их прикрывали камрады, лупившие из всех стволов по воротам, по берегам, по трупам. Кто-то стеганул короткой очередью даже по моей воронке. Пули фонтанчиками вздыбили землю всего в метре слева от меня.

«О-о, чёрт! Это было близко!» — охнул я и скатился обратно на дно.

Здесь я вновь перезарядился и полез назад. Бросив беглый взгляд по сторонам, я рванул к ближайшему зданию, где засели немцы. По дороге вытащил из подсумков убитых врагов четыре магазина к автомату и три гранаты. Решил, что пока есть возможность, нужно истреблять гадов в максимальном количестве.

Первыми отправились к своим предкам двое пехотинцев с карабинами, занявшие позицию у стены рядом с дверью. Сначала получил пулю в голову тот, который был дальний от меня. А затем словил свинец в лоб его товарищ, резко обернувшийся на шум позади себя. У одного из них при себе были две чёрных яйцеобразных гранаты в подсумках. Их я взял себе. Благо, что на моём ремне такие же подсумки присутствовали. Только пустые. Внутри на лестнице засели сразу трое врагов. Они негромко переговаривались между собой, бросая настороженные взгляды в стороны выхода на улицу и на единственное узкое окно, зияющее мелкими осколками стекол в деревянной белой раме.

Я тенью проскользнул мимо них, оценил ситуацию в коридоре на втором этаже и вернулся обратно на лестницу. Первого я убил ножом. Левой рукой сдавил шею и рванул на себя, в вооружённой правой всадил клинок в бок под рёбра и двинул им вверх-вниз. Умер немец мгновенно и без звука. Только тело под моими руками на миг напряглось и окаменело. И тут же обмякло. Двое его сослуживцев ничего не заметили. Про убийство подобным образом мне на СВО рассказал прапорщик из спецподразделения Росгвардии. Точный удар ножом в печень убивает болевым шоком. Всё происходит очень быстро. Никто и вскрикнуть не успевает. Для гарантии можно сдавить горло или зажать рот. Я сам трижды вступал в ножевые стычки в городских боях и привык пользоваться ножом. Всего один раз удалось всё сделать чисто, как сейчас. Потом были грязные и страшные свалки, когда кроме ножа в ход шло выдавливание глаз, разрыв ноздрей, пихание локтями и ногами, удары обломками кирпичей, камнями и всяческим мусором.

Второй немец стоял неудачно и пришлось бить его поверх ремня в почку, а потом, захлебнувшегося хрипом смертельно раненого толкать на его последнего живого товарища. И тут же следом выстрелил тому в лицо из «вальтера» с левой руки.

Закончив с зачисткой лестницы, я развернулся в сторону второго этажа, ожидая появления любопытных, которых мог заинтересовать выстрел из пистолета. Но прошло не меньше двух минут, а так никого и не увидел. Не услышали? Или не поняли где стреляли из-за воздействия заговора? Ну, мне подобное только на руку.

К моменту, когда я оказался в коридоре второго этажа, на котором засело больше всего гитлеровцев, паническая стрельба в сторону ворот и реки практически прекратилась. Немцы тревожно переговаривались друг с другом, торопливо набивали магазины и обоймы патронами, вскрывали ящики с боеприпасами. Я быстро пробежался по всему этажу, заглядывая во все комнаты. И в одной увидел четыре ящика-укупорки необычной формы. Одна такая была раскрыта, и я внутри увидел два толстых блина-мины. По размеру они должны быть противотанковыми. Вместе с ними в помещении находились пять немцев, засевших у двух высоких и узких окон с раскуроченными рамами.

Сначала мне захотелось бросить к минам гранату, а самому выпрыгнуть в окно в соседней комнате. Восьми-девяти секунд должно хватить, чтобы удрать на безопасное расстояние. А взрыв десяти мин должен разнести половину двухэтажного здания, которые было общежитием или квартирами, построенными уже при передаче Бреста СССР. Но страх, что рванёт всё раньше или вообще не рванёт заставил поступить по-другому.

— Не ждали? А я припёрся, — вслух сказал я и шагнул в комнату, держа автомат прижатым к плечу. Немцы меня не увидели и не услышали. А потом стало поздно. Стрелял я очередями по три-пять патронов, быстро переводя ствол от одного врага к другому. Двоих срезал быстро и до того, как спохватились остальные. Вот только троица выживших посчитала, что по ним ведут огонь с улицы. Они юркнули вниз, под прикрытие стен. Этим поступком они превратили себя для меня в прекрасные мишени. — Ну вот и всё, а вы боялись, только кители помялись, — с лёгкой сумасшедшинкой в голосе произнёс я. Посмотрел не заинтересовала ли стрельба врагов в соседних комнатах. Но тем, как медведь в уши навалил огромную кучу. Даже глазом не повели в мою сторону.

— Темле…телемни… чёрт, придумают же письменность одни, чтобы другие потом языки ломали, — выругался я, попытавшись прочитать название на укупорках. — Телермина тридцать пять, уф блин!

В противоположном углу от мин лежали обычные деревянные ящики, внутри которых обнаружилось самое настоящее богатство. Бруски взрывчатки, детонаторы и огнепроводной шнур. За каким дьяволом немецкие сапёры это взрывоопасное добро притащили сюда уму не приложу. С другой стороны, война — это тот ещё бардак. Сколько я подобного насмотрелся на войне на Украине — не описать. Однажды мы нашли буквально в чистом поле несколько ящиков с «краснополями». Крайне редкими и дорогими снарядами для наших гаубиц. Вот кто их там мог потерять? Примерно через две недели за ними к нам в расположение пришли несколько дяденек со строгими лицами и забрали наши находки. Да ещё пальчиком погрозили. Ай-я-яй, ребятки, зачем скрыли, почему не доложили? А мы про эти ящики банально забыли. Положили в блиндаж, накрыли брезентом и как из памяти стёрло.

Находка тротиловых шашек намного упрощала мой план. Изначально я хотел использовать гранаты. Но теперь можно поступить иначе.

Каждая мина весила восемь-девять килограмм. Значит, чуть больше половины в ней — это взрывчатка. Килограммов эдак пять. Конечно, не тээмка, где свыше семи килограмм упаковано, но для сельской местности сойдёт. Пришлось попотеть, чтобы спустить за один раз все взятые трофеи с собственными вещами. Взял всего пять мин. На большее количество просто тяма не хватило даже с учётом возросших способностей благодаря заговору на силу.

На лестнице трупы убитых мной гитлеровцев так и валялись никем не обнаруженные. Мне же проще. На улице я свалил часть груза под стеной на углу подальше от окон. Сразу взялся снаряжать три мины. К каждой из них трофейными бинтами из немецких запасов привязал по двухсотграммовой шашке с коротким огнепроводным шнуром.

— А теперь пошпирляли, — зло усмехнулся я вслух и подхватил за ручки «заряженные блины».

Бесплотной тенью прошмыгнул вдоль окон первого этажа, высматривая цели получше. В середине дома такие нашлись. В большой комнате с тремя окнами засело человек восемь или девять немцев с пулемётом, установленным в центральном окошке. Враги нервно переговаривались, обсуждая обстановку и проклиная большевиков, которые продолжают сражаться, хотя их песенка уже спета. Вот сюда и полетели две мины.

— Внимание! — заблажил самый глазастый, когда в центр комнаты упали мои гостинцы.

— О матерь Бо…

Двое самых прытких успели выпрыгнуть на улицу, где я их принял со всей душевностью. Оба так и остались лежать на брусчатке под кирпичными стенами, измазав всё вокруг своей кровью и мозгами. Через несколько секунд почти синхронно рванули мины в доме, который весь затрясся. Кажется, в комнате рухнули перекрытия. Они оказались деревянными. Находящимся на втором этаже в этом месте немцам сильно не повезло.

Следующая мина полетела на лестницу. Она в доме была единственной. Теперь фрицам останется только прыгать или на баррикаду на её месте, или из окон. А окошки находились высоко. От подоконника до земли метра четыре с небольшим будет. Последние две мины я забросил на второй этаж. Одна полетела в комнату с мёртвыми сапёрами, где оставалось ещё немало взрывающегося барахла. Вторую кинул в угловую комнату на противоположной стороне, из которой выглядывало очередное рыльце МГ. На первой мине шнур сделал подлиннее, чтобы успеть убраться подальше от здания, из которого гитлеровцы принялись выскакивать, как мыши из бочки с зерном в амбаре. Нескольких из них я срезал из автомата, заставив навсегда остаться на той земле, которую в мечтах видел своим наделом. Невольно вспомнилась шутка одного белоруса, с кем служил на Украине. Он часто говорил, что лучший чернозём только в республике Беларусь, так как он на двадцать пять процентов удобрен немцами.

— Чёрт, совсем забыл про план с ранеными, — чертыхнулся я себе под нос, оценив бойню, устроенную нацистам. — Ладно, может, кто-то в доме выжил.

То ли случайно, то ли защитники крепости решили воспользоваться созданной мной суматохой среди гитлеровцев, в этот момент из ворот хлынула целая толпа бойцов с винтовками и двумя пулемётами.

— Ура-а-а! — разнесся хриплый клич между полуразрушенных зданий и вдоль крепостных стен.

Их встретили смертельным свинцом несколько пулемётов, которые я не заметил в других домах и нестройный винтовочный залп. Кто-то из красноармейцев упал, но остальные не замедлились ни на миг. Не прошло и минуты, как местами закипели жаркие, яростные рукопашные схватки. Большая часть сцепилась между собой, сойдясь грудь в грудь. Оставшиеся на периферии отстреливали врагов, когда появлялась возможность и не было риска зацепить сослуживцев. Два стрелка с «дегтярёвыми» лупили короткими очередями по окнам, откуда торчали немецкие пулемёты.

Я помогал, чем мог. Благодаря обострённым чувствам, прекрасному глазомеру и твёрдой руке каждая моя пуля находила свою цель. При этом ни один враг не мог понять, откуда и кто их убивает. Несколько раз я стрелял по тем немцам, которые брали верх в рукопашной над красноармейцами, и, если был уверен, что не задену своих.

В какой-то момент я почувствовал, что теряю силы. Сначала испугался, что в горячке боя не заметил, как получил шальную пулю. Но потом дошло: очередной откат. Только и успел упасть на землю, как накатила слабость с сильнейшим головокружением. Если бы в этот момент рядом оказался кто-то из врагов, то тут мне и пришёл бы конец.

Конец контратаки красноармейцев я пропустил, лёжа в воронке и кривясь от крайне болезненных ощущений и в ожидании, когда можно будет повторить заговор.

— Эй, тут наш! Живой! — вдруг раздался крик в считанных шагах от меня.

Дёрнувшись, я поднял автомат, но сразу же его опустил, когда увидел в двух метрах от себя чумазого бойца с внешностью якута или тунгуса какого-нибудь в прожжённой гимнастёрке и с «мосинкой» в руках.

— Идти можешь? — спросил он.

— Кажется, — кивнул я.

— Ранен?

Я отрицательно помотал головой, но потом сообразил, что попаду под подозрения труса, раз цел, но сижу в воронке и лупаю глазами, как филин на рассвет, быстро добавил:

— Утром контузило и теперь иногда приступы тошноты и головокружения случаются. Прям с ног падаю и перед глазами всё плывёт.

— Давай к воротам ковыляй. Пока помочь не могу, з виняй.

Я молча кивнул, мол, понял, сейчас пойду, дай только отдышаться. Была надежда, что про меня забудут и я под шумок да под заговором отвода внимания свинчу. Но не вышло. Откат прям очень затянулся. Бойцы потянулись обратно в цитадель, навьюченные трофейным оружием. И меня по дороги забрали с собой, как и остальных раненых.

В главном оплоте обороняющихся тоже не всё было радужно. Оказалось, что утром около роты немцев нахрапом прорвалось внутрь. Наткнувшись на ожесточённое сопротивление, засели в здании военного клуба и до сих пор держатся там. Несколько пулемётов, крепкие двери, толстенные стены и открытые подступы к клубу, простреливаемые из окон с нескольких ракурсов, не дали выбить врага до сих пор. Просто так немцы уже не стреляли. Берегли патроны. Поэтому мы вернулись в казармы вполне спокойно.

К этому моменту моё самочувствие более-менее восстановилось. Для себя решил, что сначала осмотрюсь, послушаю, что говорят люди, взгляну на их настрой. Всё-таки, мне выпала уникальная, хоть и трагичная возможность вживую узнать о самом первом дне войны в самом пекле. Может, чем-то смогу помочь или подсказать.

Я полагал, что в этой суматохе особо никому не будет дела до меня. Ну, боец и боец. тут сейчас такой винегрет из подразделений — мама дорогая! Но ошибся. Не прошло и получаса, как ко мне подошли двое мужчин. Один с лейтенантскими значками на петлицах. Второй с чистыми. Оба были вооружены автоматами. Только первый отечественным ППД, а второй трофейным «шмайсером».

— Какое подразделение? Документы есть? Кто командир? — с ходу закидал меня вопросами командир.

«Ну, началось», — тяжело вздохнул я и сказал вслух — Нет документов, в госпитале остались. Я оттуда сюда пробивался.

— Там как оказался?

— Я из команды майора Иванова из московского НКГБ, — ответил я ему и невольно понизив голос добавил. — Иволга шестнадцать.

Командир непонимающе посмотрел на меня, зачем-то глянул на напарника, опять взглянул мне в глаза. Секунд пять что-то про себя решал, потом, наконец-то, принял решение.

— Идём со мной.

— Зачем?

— Проверить тебя надо. Сам должен понимать, раз из такого ведомства.

— Я был лишь с майором. В ведомстве не состою, — честно сказал я. Устал так, что придумывать и лавировать в словесных баталиях не было никакого желания. В текущих условиях моя правда даже лучше будет. Кстати, названный код я взял не с потолка. Его мне сообщил Иванов. Мол, пусть будет на всякий случай. Битый жизнью, он хотел предусмотреть всё. И надо же — оказался прав. Теперь главное, чтобы в цитадели оказался хоть кто-то из достаточно важных командиров, который в курсе всех «секреток».

«Так, а кого я помню из истории? Фомин, Зубачёв, что ли, и-и… чёрт, забыл. А-а, Гаврилов! Но тот вроде как действовал отдельно от первых двух», — терзал я свою память, пока шёл то ли в сопровождении пары проводников, то ли под конвоем.