Не тот год

Глава 6

ГЛАВА 6

Часы показывали один час тридцать минут, когда из кабинета главы государства вышел последний человек. Это были уже третьи посетители за неполные сутки с момента получения новости о начале войны, с кем Сталин проводил совещания. За это время в его кабинете побывали члены Политбюро, военные и многие другие самые влиятельные и ответственные лица страны.

Мужчина потёр ладонями лицо, тяжело вздохнул и потянулся к трубке. В эту минуту в дверь постучались, а затем она открылась. На пороге появился личный секретарь, который появлялся на работе раньше и уходил позже самого Сталина.

— К вам товарищ Берия, — доложил он.

— Пусть заходит.

Через двадцать секунд через порог переступил нарком НКВД. С его левого плеча свисал большой брезентовый мешок на широком ремне. Он был настолько нелеп и неуместен на Берии, что Сталин сильно удивился и на время забыл про усталость.

— Позволите, товарищ Сталин? — поинтересовался у него нарком и кивнул на стол.

— Располагайся, Лаврентий.

Ничего спрашивать хозяин кабинета не стал. Только внимательно смотрел за тем, как Берия сорвал несколько пломб на мешке и принялся доставать из него вещи, которые аккуратно выкладывал на столешнице. Для этого ему пришлось сложить бумаги и папки в две стопки и сдвинуть на самый край. Среди предметов в мешке был небольшой карабин, заметно отличающихся от винтовки или карабина Мосина. Возможно, это был иностранный образец. Но внимательный взгляд Сталина заметил клеймо в виде пятиконечной звезды. На нём была газоотводная трубка, как на СВТ и похожие прорези в деревянной верхней ствольной накладке. Рядом с ним лёг пистолет с воронением с бакелитовыми щёчками на рукоятке и отдалённо похожий на Вальтер ПП. Третьим предметом из оружия стал складной нож с широким немного изогнутым лезвием с матовым покрытием, такой же широкой рукоятью с изогнутой верхней частью и прорезью под указательный палец внизу. Бинокль и миниатюрная подзорная труба или снайперский прицел. Странный толстый жилет. Несколько маленьких баночек и пачек с таблетками. Патроны для пистолета и карабина в непривычной лакированной гильзе тёмно-зелёного цвета. Несколько устройств, чьё предназначение Сталин даже не брался угадывать.

Берия ещё не закончил опустошать мешок, когда старого грузина пронзила догадка.

— Вы нашли того человека, Лаврентий?

— Да, Иосиф Виссарионович, нашли. Как вы и сказали, он был обнаружен сравнительно недалеко от границы с Германией на территории Белоруссии.

— Где он сейчас?

Берия ответил с короткой заминкой, которая сразу сказала Сталину то, что через несколько мгновений озвучил нарком НКВД.

— Скорее всего, он уже мёртв. Во время перевозки на отряд моего человека напали. Мой сотрудник получил тяжёлое ранение. Были убиты несколько бойцов из охраны. Сам объект попал под взрыв бутылки с бензином и сильно обгорел. Его доставили в одну из ближайших больниц в критическом состоянии. А позже переправили в крепость города Бреста в госпиталь к врачу, который является лучшим специалистом по ожогам. После этого его следы потерялись. Последнее сообщение было о том, что объект пришёл в себя и есть высокая вероятность его выздоровления, но нападение германцев прервало всю связь. Информация, которая у нас есть по крепости, крайне плохая. Потому я сказал, что объект, вероятно, уже мёртв.

Сталин молчал с минуту, переваривая услышанное. Наконец, спросил:

— Что он успел рассказать?

И вновь заминка.

— Почэму ви молчите, товарищ Берия? — в голосе вождя народов проскользнул грузинский акцент, который появлялся в минуту сильного душевного смятения или злости. Да и обращение по фамилии обычно ничего хорошего не сулило такому человеку.

— Объект успел рассказать о начале войны и местах первых самых страшных ударов. В том числе о захвате Брестской крепости. Но эта информация дошла до меня с запозданием из-за ранения моего сотрудника. Сначала я получил эти вещи, товарищ Сталин, — нарком кивнул на стол, заваленный предметами из брезентового мешка с печатями.

— Ясно, — задумчиво сказал его собеседник и задал новый вопрос. — Кто этот человек? откуда он?

— Из будущего. Из первой половины двадцать первого века.

Сталин вновь обвёл взглядом выложенные перед ним предметы.

— Ты уверен, Лаврентий? — он вновь перешёл на «ты». — Эти вещи не похожи на предметы, сделанные через восемьдесят или сто лет.

— Эти — да. Но вот это точно вещь из будущего, — нарком открыл металлический ящичек самого современного вида. Внутри всё было выложено толстым войлоком. Из его слоёв Берия выудил нечто, что показалось Сталину в первую секунду тонким вытянутым перекидным блокнотом в кожаной чёрной обложке. Но когда нарком открыл её, то под ней оказалась толстая пластина с чёрной блестящей поверхностью, похожей на стекло.

Сталин ничего спрашивать не стал. Его подчинённый и друг сам всё расскажет. Отвлекать вопросами — только мешать ему.

Так и оказалось.

— Это устройство в будущем является телефоном. По сути — радиотелефон. Но звонки здесь только малая часть функций…

Госпиталь кишел гитлеровцами, как дачи в сентябре осами. В каждой палате, в коридорах и на улице были немцы. И трупы. В основном тела красноармейцев, больных в специфических халатах и медперсонала. Очень многих не просто убили, а закололи штыками или размозжили голову прикладом. Нацисты с самого начала показали себя откровенным зверьём.

Во всех концах крепости звучали выстрелы и взрывы. Над постройками и стенами поднимались клубы дыма. Особо густые и чёрные столбы тянулись к небесам там, где под снаряды и мины попала техника и запасы топлива. Заговоры на силу и невидимость ещё действовали. Благодаря этому я ускользал от врагов, незаметно пробираясь мимо них.

Я оказался в части крепости, где были в основном склады и располагалось мало красноармейцев. Из-за последнего немцам легко удалось захватить территорию. В одном месте я наткнулся на четвёрку гитлеровцев, которые оборудовали для себя пулемётную точку среди груды кирпичей в пробоине в стене длинного строения. Рядом никого больше не оказалось. И это подписало приговор четвёрке. Я подошёл к ближайшему гитлеровцу вплотную, быстро приставил ствол пистолета к его спине промеж лопаток и нажал на спуск. Выстрел прозвучал приглушённо. А главное, фриц попал в поле действия отвода взгляда. Он не пропал с глаз товарищей, как я, но стал сильно им неинтересен. Точно также поступил со следующим. Третий успел что-то заметить или почувствовать. Это был немолодой, лет под сорок кряжистый мужик с короткими волосами, слегка побитыми сединой. На кителе красовались несколько значков, возможно, за ранения, военные кампании и награды. Видать, интуицию он себе натренировал волчью. Ему я выстрелил в лицо с расстояния в метр. Последний из четвёрки в этот момент возился с патронными барабанами, расставляя те рядом с пулемётом на стопке из кирпичей. На гибель ветерана он среагировал с запозданием. Только и успел схватить свой «маузер», прислоненный к стене и начал разворачиваться, когда я навёл на него пистолет и дважды спустил курок. Пули из «вальтера» ударили немца в левый бок и швырнули его на землю. Кар.98 выпал у него из рук и громко лязгнул о кирпичи.

Оглядевшись по сторонам и не увидев поблизости никого, я быстро осмотрел мертвецов. У ветерана за голенищем сапога нашёлся ещё один пистолет, точная копия моего трофея. В карманах трупа обнаружились два магазина к нему. Пистолет я забросил в дальний угол, перед этим забрав из него патроны.

Когда уходил, то пожалел, что у немцев нет подходящих гранат. А то бы устроил пару смертельных сюрпризов для тех, кто обнаружит трупы своих камрадов. Здесь же снарядил один из автоматных магазинов патронами к пистолету, найденными на теле ветерана польской и французской кампании.

Я успел отойти от места стычки на пару сотен метров, как вдруг почувствовал, как самочувствие стремительно ухудшается. Навалилась сильная слабость, появилась одышка, дрожь в руках и ногах. Нечто похожее я не раз испытывал в тренировочном зале, когда из-за перетренированности падал сахар в крови. Только сейчас чувство было в два раза сильнее.

«Заговоры закончили работать», — сразу стала ясна мне причина недомогания.

Сил во мне не осталось не то что идти, а просто стоять. Рядом находились несколько воронок. Выбрав одну из них наиболее глубокую, я доплёлся до неё и рухнул на дно, где и замер, тяжело дыша. Прошло минуты две, как поблизости раздалась немецкая речь. Я вжался в мягкую землю, стиснув в руках автомат. На моё счастье враги проскочили мимо, не став всматриваться в воронку. Наверное, эта территория уже была ими зачищена и осмотрена.

Я пролежал в воронке минут десять, пока не пришёл в себя после магического отката. Энергии в резерве не было ни грана, что исключало использование наговоров из Книги. А ведь я уже так привык ощущать себя неуязвимым и сверхсильным.

И только в этот момент до меня дошло, что несмотря на всю мою ловкость, силу и невидимость я оставался уязвимым для шальных пуль и осколков. Какая-нибудь очередь из пулемёта со стороны защитников крепости, прилетевший снаряд или мина и — всё. Заговор на защиту имеется, но он сложный и результат зависит, как указывалось в строчках, от воли бога, которому он обращался. То есть, пятьдесят на пятьдесят. При этом энергия уходить будет всегда. Меня эта сноска о боге заметно смутила. Не хочется, понимаешь, попадать в поле внимания каких-то сущностей, для которых ты муравей, грубо говоря. Да ещё и тех, про кого ты почти ничего не знаешь, а сами они считаются забытым напрочь фольклором. Мало ли, возьмут и обидятся. Даже если это для красного словца сказано, всё равно пока рисковать не хочу. Даже в текущих условиях.

Артиллерийский обстрел к этому часу заметно стих. Наверное, немцы захватили значительные территории в крепости и боялись задеть своих. А вот ружейно-пулемётная трескотня только набирала обороты. Где-то рядом с центральным островом вовсю шла жаркая перестрелка с использованием гранат. Да и на моём госпитальном тоже тихо не было. Нет-нет, а где-то в десятках метров то и дело вспыхивала частая пальба, которая быстро стихала, чтобы через пять-десять минут начаться в новом месте.

«Ну, с Богом», — мысленно дал я сам себе напутствие и выскочил из воронки. Бежал низко пригибаясь к земле, держа автомат в левой руке и придерживая всю остальную сбрую правой ладонью. Без проблем и незамеченным добежал до стены какого-то здания. Здесь присел на одно колено, перевёл дух и сделал ещё один рывок вдоль стены. Когда здание закончилось, я быстро выглянул за угол, убедился, что там чисто и завернул за него. Целью было дальняя постройка. Вроде как очередной склад. Вроде как в подвальных этажах оборудованы казематы. А из них проходят подземное ходы во все стороны крепости. Даже под Бугом и Мухавецом. Всё это я вычитал в интернете в своём времени, когда меня однажды занесло в Брест ещё перед войной. Многие считают выдумкой наличие тайного подземного эшелона помещений и проходов. Другие ссылаются на них, когда речь идёт о последних защитниках крепости, которые совершали налёты на немецкий гарнизон аж ещё зимой. Если мне повезёт (или наоборот), то я смогу лично приоткрыть завесу тайны над этой легендой.

Я сунулся к очередной постройке и едва не наткнулся на группу немцев, которая обстреливала не то оборонительные стены, не то… как их там… люнеты, кажется. Оборонявшие их красноармейцы неведомым образом смогли зайти в тыл немцам, занять позиции и ударить врагам в спину. Судя по нескольким неподвижным телам в фельдграу, застывших в неестественных позах на земле, первый удар был очень удачным.

Пришлось возвращаться и заходить с другой стороны, прикрываясь дымом горевшего дровняка и каких-то… телег, что ли, от немецких взглядов. И вот тут меня достали. В спину в правую лопатку будто кувалдой ударило. Я не удержался на ногах и упал на землю, приложившись ещё и грудью. Дыхание мгновенно перехватило, а перед глазами забегали чёрные мушки.

— Кха, — кашлянул я и изо рта вырвался кровавый сгусток. Перевернувшись на бок, я коснулся груди, где пекло, будто мне положили там перцовый пластырь, а затем посмотрел на ладонь. На пальцах остались пятна крови. — «Конец, приплыли».

Сквозное ранение с пробитием лёгкого — это почти верная смерть в моей ситуации. Чтобы спастись у меня был один вариант. И действовать требовалось быстро.

— Велес, батюшка, поделись силой! В заклад отдаюсь, чужую руду обещаю! — проговорил я заговор. Я эти слова больше в мыслях произносил, чем в слух. С губ срывался едва разборчивых хрип. Спустя секунду после этого тело словно разрядом электричества пробило. Было больно. Перед глазами всё потемнело. Через несколько ударов сердца, которые набатом отдавались в ушах, чернота и боль схлынули. В том числе и в груди. Нет, рана никуда не делась. Просто в теле сейчас было столько магической энергии, что она без всяких заговоров-наговоров укрепила каждую клеточку и принялась потихонечку залечивать повреждения. Но это всё долго. Обязательно стоит упомянуть, что под сердцем поселилась колючка — напоминание про обещание жертвы. Не отдам чужую жизнь — лишусь своей. Следом я забормотал новый заговор на мгновенное излечение. Слов там хватало, поэтому ушло у меня на это с полминуты. Уже в процессе произношения мне стало заметно легче. Пользуясь этим моментом, я вскочил с земли и бросился за угол склада. Промчался вдоль стены, отплёвываясь кровью и продолжая произносить заклинание. Возле угла притормозил и выглянул. — Чёрт!

Там среди воронок и руин кирпичного старого здания расположились немцы. Очень много немцев. Не меньше взвода. Они вели беспокоящий огонь по, вроде как, доту в сотне метрах впереди. Перед советской огневой точкой зияла огромная воронка диаметром метров тридцать-сорок. Даже не могу представить, что за снаряд мог её оставить. Или немцы уже успели провести авианалёт, пока я валялся на больничной койке?

— Перун, к тебе взываю! Да будет сила у меня медвежья, глаз соколиный и ловкость рыси! К тебе взываю вновь, Перун! Пусть взор врагов не имет мя, пусть видят тьму да пустоту, свой шаг уводят от меня! — быстро прошептал я заговоры, которые меня уже выручили совсем недавно.

Вовремя. Буквально через пять секунд из-за угла показалась напряжённая морда немца. Вся потная, блестящая от влаги и с потёками грязи. В руках он держал автомат на высоте груди и не прижимая приклад к плечу.

— Густав, что там? — крикнул кто-то за его спиной.

— Никого. Показалось или красный удрал, — ответил автоматчик.

— Как удрал, так и вернётся. Дьявол, откуда они тут взялись! Там же вторая рота должна прикрывать этот край.

— Густав, Карл! — до моих ушей донёсся голос ещё одного немца, находящегося значительно дальше переговаривающейся парочки. — Оставайтесь там, чтобы никто нам в спину не зашёл.

— Есть, господин лейтенант, — отрапортовал невидимый мне Карл. Через десяток секунд он появился вживую. В отличие от автоматчика, Карл держал в руках винтовку. За ремнём у него были заткнуты три гранаты. Карманной артиллерии у врага я обрадовался, как подарку на день рожденья. Вот-вот эти причудливые гранаты станут моими. Я уже навёл на парочку автомат, готовясь срезать их одной очередью, как вдруг кто-то меня опередил. Обострённым зрением смог увидеть, как в каске Густава появилась маленькая дырочка, и одновременно из щеки вылетел сгусток крови. Немца бросило на стену постройки, по которой он громко прошкрябал краем испорченного шлема. Карл удивил своей прытью. Он спиной назад, не теряя времени на разворот, метнулся назад за угол. Но не успел и упал, сваленный очередью из моего «шмайсера». МП-40, конечно, но эту модель так привыкли называть именем конструктора, не имеющего никакого отношения к пистолету-пулемёту, что даже спустя десятилетия эта ошибка кочует из уст в уста.

Немец ещё был жив, когда я подскочил к нему и выдернул из-за ремня гранаты.

— Карл, что там у вас? Куда Густав стрелял? — вновь раздался всё тот же командный голос, принадлежавший некоему лейтенанту. Выглянув из-за здания, я выцепил взглядом немца с очередным автоматом, в каске и с болтающимся биноклем на груди, который внимательно смотрел в мою сторону, приподнявшись в воронке. Бросив гранаты под ноги, я взялся за пистолет-пулемет, болтающийся на груди на ремне, приложил приклад к груди, прицелился и короткой очередью свалил вражеского офицера. И тут же отстрелял остаток магазина по остальным, кто лежал передо мной, как на ладони. Зацепил всех, кого увидел. На такой близкой дистанции да из автоматического оружия попал бы даже стажёр, пришедший на службу пару месяцев назад и побывавший всего на нескольких «трёхпатронных» стрельбах.

Как там у одного военного певца пелось:

«… выдают мне три патрона и тяжёлый пистолет…».

Эх, хорошие у него песни есть. Помню, как у нас в подразделении их пели под гитару. А когда не было сил, то просто слушали запись самого певца.

Оказавшиеся среди молота и наковальни немцы задёргались. Несколько человек спрятались в воронках. Другая парочка решила добежать до дымящихся развалин и спрятаться там. Увы, им не повезло. Оставаясь невидимым для окружающих, я к этому моменту сменил магазин в автомате на новый и пристрелил беглецов. Затем подобрал гранаты, свернул со всех колпачки, вытянул шнурки с керамическими дырявыми шайбами (и почему их в каждой книге называют шариками, не пойму) и поочередно метнул их в воронки с гитлеровцами. Кидал с задержкой, помня о том конфузе с первой гранатой в госпитале.

Взрывы прикончили и тяжело ранили ещё четверых или пятерых противников. Никто из них так и не успел выскочить из укрытия, в которое прилетели мои гостинцы.

Я бы уничтожил их всех, но к моему великому неудовольствию сразу с двух сторон к врагам подошло подкрепление. Не меньше сорока человек. Я успел свалить шестерых и ещё троих врагов подстрелили бойцы в доте. Но потом немцы смогли подобраться к огневой точке со слепой для меня зоны и забросали её гранатами. Помочь защитникам крепости я не смог ничем. Самому пришлось ретироваться, помня, что заговор может слететь в ближайшее время. И тогда я останусь наедине с толпой злых гитлеровцев.

Уходил я по старой стёжке, так как иных путей для отступления не оказалось. Когда пробегал мимо тела Густава, то в голову пришла мысль при виде продырявленного шлема на голове захватчика:

«Снайпер свалил. А не тот ли, который и меня подстрелил? В дыму, наверное, не разобрался. Или стрелял по всему, что здесь движется».

Помнится, во время экскурсии по крепости в моём времени экскурсовод рассказывал, что в первый день немцев вовсю отстреливали снайпера, забравшиеся на крыши и деревья. И их эффективность была настолько велика, что гитлеровцы резко сбавили темп наступления. А кое-где и вовсе отступили, позвав на помощь танки с броневиками и пушки. Бронетехнику, которой вошло в крепость с гулькин нос, красноармейцы сожгли, а вот артналёт очень многих из них убил. Потом была бомбёжка и очередной накат, после которого организованная оборона оказалась уничтожена. Остались несколько мелких отрядов, которые продержались кто неделю, кто месяц, а кто и полгода. Все они укрывались в полуразрушенных казематах и подземных коридорах, закрытые руинами взорванных зданий. Думаю, что под землей оказалось намного больше народу. Но не все смогли прокопать лазы на поверхность и умерли от удушья или голода с жаждой.

В ходе пробежки, я оказался возле горящего склада. На его дверях красовалась табличка:

«Вещ…й с…ад №…4 в\ч 16…9».

— Вещевой? — вслух задал я вопрос в пустоту. — Так это же то, что мне надо!

Ворота были целёхонькие. Снаряды и мины разнесли половину крыши, оставив целыми стены. Чтобы попасть внутрь, мне пришлось стрелять из пистолета в навесной замок и скобы-дужки. Потратил целый магазин «вальтера» и чуть сам себя не подстрелил рикошетом.

Внутри всё было в дыму, который тут же взялся есть глаза и носоглотку. Кашляя и вытирая слёзы, я принялся носиться между деревянных стеллажей, до которых ещё не успело добраться пламя. Стаскивал с них узлы с одеждой, перевязанные бечевой.

Осматривал свою добычу на улице. Из узлов подобрал по размеру нательное летнее бельё, то самое, что в армии в мою юность называли «белугой». Гимнастёрку, галифе и портянки. Сапог не увидел. Наверное, они хранились в той части склада, где уже вовсю трещал огонь. Впрочем, меня устраивали и трофейные. Из-за намотанных портянок они, правда, стали чуть жать. Но зато не спадут. На крайний случай сниму получше с какого-нибудь Ганса или Карла. Этих поставщиков обуви сейчас в округе полно.

Галифе пришлось подвязывать нарезанными от замызганного и окровавленного халата ленточками, так как тонкого ремешка для них у меня не было. Поверх гимнастерки нацепил немецкую сбрую, сняв с неё всё лишнее вроде котелка, лопатки и какого-то мешка с накидкой, кажется, противохимической.