ГЛАВА 16
Примерно через пять минут после ухода из дома Возняк я увидел немецкого солдата на велосипеде. Он остановился у водяной колонки, собираясь напиться и наполнить флягу свежей холодной водой. Свой двухколёсный транспорт он прислонил к кирпичной стене здания в четырёх метрах за спиной. При виде велосипеда я тут же загорелся идеей его экспроприировать. Сказано — сделано! Никто так и не увидел, как я подошёл к нему и укатил.
Я не стал дожидаться реакции солдата, лишившегося казённого имущества. Свернув за ближайший угол, я остановился, перекинул ногу через рамку, оттолкнулся второй от брусчатки и нажал на педали. Первые десятки метров я вспоминал как ездить. Движение получилось вихлястое. То ускорялся, то притормаживал. Но вскоре дело пошло на лад. Если бы не большое количество транспорта, узкие улицы и толпы солдат, то промчал бы через весь Тересполь с ветерком за считанные минуты. А так приходилось осторожничать. Иногда спрыгивал на брусчатку и шёл пешком, ведя велосипед рядом, когда нужно было обойти толпу или стоящую технику.
На территории, где стояли мортиры, усиления охранного режима я не заметил. Впрочем, тут расположена целая рота по периметру и на внутренних постах-патрулях. Даже если добавили один-два поста после подрыва мной склада за городом, то этого особо и не заметишь на общем фоне. Как-никак к охране подобных объектов гитлеровцы подходили с особой строгостью. Режим всегда был повышенным.
Тем сильнее эффект ледяного душа будет для них, когда «Тор» и «Один» отправятся в свою металлическую Вальхаллу после моего посильного участия в их судьбе.
На дело я пошёл в седьмом часу вечера. В это время все свободные от караулов гитлеровцы стали собираться у столов под навесами, возле который дымила полевая кухня.
К этому времен я успел как следует отдохнуть, наложить все необходимые заговоры на себя и взрывчатку, а также восстановить внутреннюю энергию.
Как сразу выяснилось я не зря опасался овчарок. Одна из этих дрессированных псин, видимо что-то почуяв, сделала стойку на меня. В первый момент я испугался, что она меня увидела или почувствовала под заговором. Но проследив за её поведением и тем, куда она потянула своего проводника, слегка успокоился. Вот прям совсем чуть-чуть. Эта лохматая чёрно-рыжая здоровенная зверюга, оказывается, учуяла мои следы, но не меня самого.
— Тим, что у тебя? — окликнул проводника постовой под грибком, оказавшийся совсем рядом с маршрутом «собачника».
— Герда что-то почуяла. Только не пойму что или кого, — ответил тот.
— Сообщить? — спросил постовой. Только после его слов я приметил рядом с ним на столбе чёрный телефон.
Проводник раздумывал секунд пять, затем кивнул:
— Да, сообщи лейтенанту, что собака нашла странный след.
«Чтоб вас всех понос до смерти пробил», — мысленно пожелал я чересчур бдительным немцам.
Хорошо, что я не успел дойти до мортир, а только наследил немного с краю внутренней охраняемой территории. Пришлось сворачивать резко в сторону и, сделав петлю, возвращаться по своим следам, обойдя проводника. Как обезопасить себя хотя бы на ближайший час я придумал быстро. Но для этого мне нужно дождаться отбоя и заглянуть в палатки с солдатами.
Не прошло и двух минут, как на месте, где собака унюхала мои следы, появился немецкий офицер с четвёркой солдат. Переговорив с проводником, они всей толпой двинулись по следу, который взяла овчарка. А та, довела их до кухни и встала. Здесь так сильно было натоптано и пахло гарью с соляркой, что мой запах размылся.
«Это всё одеколон. Вот надо мне было им в городе брызгаться, — с небольшой досадой подумал я, наблюдая издалека за этой суетой. — С другой стороны, я так пах после марша к Тересполю, что меня бы тогда схватили патрули из-за этого аромата».
В полночь, когда сменилась очередная смена караульных, я под невидимостью пробрался в палатку и стащил пару сапог и две пачки сигарет, ощупав сложенную форму возле ближайших коек. На улице быстро переобулся. Затем растёр в ладонях сигареты. Табак ссыпал в карман пиджака, а обрывки бумаги в другой, чтобы не сорить на территории. Вдруг попадётся особо глазастый фриц, которого заинтересуют крошечные клочки белой папиросной бумаги на земле. А если ещё свяжет недавнюю реакцию овчарки и у охранников проводятся уроки того, что придумывают нарушители для обмана караульных собак, то без очередного шухера не обойтись. А оно мне ни в одно место не впёрлось.
Я вновь потопал в сторону мортир. Авось, не получится, как по поговорке про любимую богом троицу. Хватит и первого блина комом.
В этот раз я пах как один из солдат. По пути несколько раз кидал по щепотке табака на землю. Маршруты караульных с собаками обходил стороной и каждый раз, когда их пересекал, удобрял землю бывшими сигаретами. Рядом с орудиями обсыпал всё табаком, насколько его хватило.
Мортиры даже в темноте внушали. Общее впечатление от такой же, виденной в кубинском музее, сильно отличалось. Там всё чистенько, ровненько, под крышей и за верёвочкой. Здесь же я осмотрел установку со всех сторон и даже полазал по ней, выбирая место для закладки взрывчатки.
Чуть в стороне от мортир стояли не менее могучие машины заряжания. А вот снарядов здесь не было, хотя на них я рассчитывал. Зато при осмотре мортир увидел, что в каждой торчит по боеприпасу. Значит, собранные мной данные не врали. Правда, «языки» говорили, что заклинило казённик только у одной мортиры. Здесь же вижу, что пострадали от этого дефекта оба орудия. Наверное, потому они до сих пор стоят здесь, под Тересполем. Расчёты освободить стволы самостоятельно не смогли и боятся везти «карлы» куда-то далеко: а вдруг рванут в дороге? Вот и сидят, ждут у моря погоды. Вернее, опытных специалистов с подходящими инструментами.
«Хоть бы так и случилось, когда мои гостинцы сработают», — помечтал я, закладывая коробки со взрывчаткой среди механизмов мортир рядом с открытым казёнником. Ну, а если и не выйдет ничего со снарядом, то и бог с ним. Взрыва моих зарядов должно хватить, чтобы изуродовать часть узлов. Ремонт немцам выйдет в копеечку, в тонны нервов и прорву времени. Но главное — это личный плевок в рожу Гитлеру, фанату огромных стволов.
Больше всего я опасался за самодельные запалы, которые соорудил, грубо говоря, из той самой субстанции и палок. Тренировался весь остаток дня в километре от площадки с мортирами. Так как нормального огнепроводного шнура у меня не было, то пришлось выходить из положения с помощью мёда, взятого из буфета полячки, тонкой верёвки, пороха из патронов и зачарованной «лимонки» без кольца с едва-едва прижатым рычагом, который сдерживала толстая нитка. В детстве с ребятами с улицы мы лепили из пластилина длинные колбаски, прокатывали их в порохе и в конце насыпали ещё одну пороховую горку. Порох таскали те, у кого родители были охотниками. Иногда за неимением оного использовали серу со спичек. Сейчас пластилина у меня не было, да и не вышло бы с ним создать длинный фитиль. Его заменила липкая от мёда бечёвка. Десяток проверок и уйма испорченных патронов помогли подобрать нужную длину. Правда временные рамки всё равно сильно плавали. От полутора минут до двух.
Пока я всё это установил и проверил три раза, то, наверное, поседел. Ведь приходилось всё делать быстро, пока с меня заговор не слетел. Закладки со взрывчаткой аккуратно закрыл немецкими накидками, чтобы караульные не увидели огонька и не подняли ненужную мне тревогу.
— Ну, поехали, — прошептал я и щёлкнул зажигалкой. Первым поджёг фитиль с большей длиной. Соскочив с мортиры, бросился к соседней и запалил верёвку на нём. После чего рванул прочь со всех ног. На мне был сложный защищающий заговор, который я применил впервые. И потому не был уверен в его работе. Может, жить буду, но плохо и недолго. Ведь он забирал будущие годы и мог, отразив осколок или пулю в голову, сделать меня стариком. А если ещё и раненым попаду в руки гитлеровцев… о таком лучше не думать. Так что бегом, бегом, бегом!
Первый заряд сработал в тот момент, когда я отбежал на сотню метров от охраняемого периметра и метров на триста от мортир. От грохота заложило в ушах, вспышка осветила всё вокруг на километр, а тугая волна воздуха сбила меня с ног и кинула вперёд на несколько метров.
Я кувыркался, как мячик, сбивая кочки и вырывая траву. Поболтало меня так лихо, что когда замер, мир всё равно вокруг меня крутился, а содержимое желудка просилось наружу. Так бывает если долго и быстро крутиться в офисном кресле. Или недолго, если вестибулярный аппарат слабый.
— Твою ж мать, — хрипло простонал я, а затем плюнул и удивлённо уставился на пучок травы, которая неведомым образом попала мне в рот.
Также плохо мне было во время бомбёжки и обстрела крепости немцами. Но в отличие от тех времён — кажется, что прошёл месяц из-за бурных событий — сейчас на мне не было ни единой царапины. Даже одежда почти не пострадала. Значит, новый заговор сработал, ура! Единственное что плохо — я потерял сколько-то лет жизни. Зависело от тяжести полученного урона.
Обернувшись назад, я мало что увидел. Вроде как блестели отблески небольшого пожара. Или даже пары небольших костров. А вот электричества, генерируемого переносным бензоагрегатом, не наблюдалось и в помине. Как и какого-то движения там, где ещё пять минут назад ходили и спали солдаты целой роты.
Любопытство оказалось сильнее, и я развернулся и пошёл обратно. Уже через десять метров чуть не споткнулся о какую-то всю измятую железку размером с головку от двигателя «Беларус». А через ещё два увидел стоящий немецкий сапог с ровно срезанной ногой, выглядывающей из голенища сантиметров на пять. И таким «мусором» была усыпана вся моя дорога.
Если поначалу я думал, что увижу живых, пусть раненых и контуженых, то дойдя до того места, где начинался охранный периметр, понял, что зря это делал. Местность представляла из себя едва ли не лунную. Словно здесь «сушки» скинули несколько ФАБ-1000 с УМПК, потом шлифанули десятком обычных «соток» и под самый конец сюда же отстрелялся «Ураган» полной пачкой. От мортир осталось кошмарно раскуроченное шасси без гусениц и с неполным комплектом катков. Заряжающие машины сохранились чуть-чуть получше, но и они восстановлению не подлежат. Я аж сам себя зауважал. Пара дней подготовки — и даже в Берлине теперь об этом узнают, станут рвать и метать. Возможно, поменяют какие-то планы, кинут силы на поиск диверсантов вместо наступления, прищучат поляков, этих европейских гиен, которые и в двадцать первом веке свою суть не поменяли.
— А если в самом деле зачаровать несколько «соток», которые потом наши лётчики вывалят на головы фашистам? — сказал я, смотря на окружающий бедлам. — Это же писец, что выйдет. Любой крупный мост разнесёт в клочья, перепашет любую дорогу, сметёт целую колонну. Чёрт, а если самому попробовать прикопать пару маленьких бомб на дороге и как-то подорвать? А если зачаровать зажигательную бомбу, чтобы температура выросла на несколько тысяч градусов? Или не вырастет?
В голове тут же завьюжили мысли на тему дальнейших диверсий в тылу оккупантов. Я чуть не забыл, где нахожусь. И только появление вдалеке блеска автомобильных фар вернуло меня к действительности и заставило торопливо рвануть прочь. Не хотелось встречаться с немцами, спешащими со всех окрестностей к месту базирования «Карлов».
Уже возле велосипеда мне в голову пришла очередная мысль:
«Интересно, я первый русский, кто в этой войне перешёл государственную границу и нанёс огромный урон гитлеровцам или были и другие, чьи имена история просто не сохранила?».
За окном уже горизонт окрасился едва заметной светлой полосой, знаменующей о приближении рассвета, а он только лёг отдохнуть. Да и лёг ли? Скорее прилёг, разувшись, сняв френч и ослабив поясной ремень. В кабинете стояла кушетка специально для таких случаев. До начала войны ей находилась работа в лучшем случае несколько раз в месяц. Сейчас же он уже чуть более чем за неделю пятый раз пристраивает на ней голову.
Несмотря на усталость, сон не шёл. Сознание проваливалось в дрёму, где тотчас начинали приходить смутные и незапоминающиеся тревожные образы, после чего он вновь просыпался. Намучившись, он поднялся, дошёл до стола, достал пачку папирос и спичку. Закурить не успел, услышав тихий шум за дверью.
— Александр Николаевич! — громко произнёс Сталин. — Что там у тебя?
Вместо секретаря дверь в кабинет открыл Берия.
— Иосиф Виссарионович, а я боялся, что ты спишь, — произнёс он прямо с порога. Подмышкой он прижимал пухлую папку, в которой всегда приносил документы, связанные с пришельцем из будущего. Сегодня сияющее лицо наркома сообщало, что сведения в этой папке представляют наибольший интерес из всех ранее добытых, который ещё и крайне позитивный.
— Сплю… поспишь тут, — совсем по-старчески проворчал хозяин кабинета и указал на стулья гость. — Присаживайся, Лаврентий. И начинай рассказывать, что там у тебя.
— Вчера в каталоге на телефоне Карацупы нашли новую папку с книгами. Да ещё какими! — немолодой нарком и руководитель самого жёсткого народного комиссариата страны вёл себя не хуже студента, который вытянул счастливый билет на экзамене, который только один и знал из всей пачки. — Два десятка справочников и энциклопедий по технике и вооружению. И это пока только часть того, что смогли увидеть. Начало одной книги сфотографировали и проявили. Вот они.
Во время своей речи Берия размотал завязки на папке, открыл её и достал тонкую стопку прошнурованных крупных фотографий.
На самом первом фото были напечатаны изображения нескольких танков, стоящий в ряд небольшим уступом. БТ-7 и Т-34 Сталин узнал с полувзгляда. Другие три оказались незнакомыми. И если один из троицы напоминал корпусом обычную «тридцатьчетвёрку». То другие две машины глава государства никогда не видел. Над изображением крупными буквами было напечатано: Энциклопедия танков СССР во Второй мировой войне со справочными материалами.
— В этой книге всё про танки. Наши танки, Иосиф Виссарионович. С рисунками, историей, описанием и даже чертежами и схемами.
— Насколько подробными? — вмиг оживился Сталин. И было с чего! Танки были его любым детищем. Он лично курировал всю танковую программу в стране.
— Увы, — пожал плечами Берия, — там их едва ли половина от необходимых. Но полагаю, что даже этого будет достаточно, чтобы подстегнуть работу наших конструкторов и поставить на место танкистов из приёмки, которые сами не знают чего хотят.
— Ошибки в книге могут быть? — с лёгким сомнением в голосе спросил Сталин.
— Я отправил все чертежи по нашим последним БТ, которые сняли с телефона. Час назад пришло подтверждение, что ни в одной схеме нет изменений и поправок, — чётко ответил ему нарком.
— Это хорошо, — чуть протяжно сказал Сталин. И повторил. — Очень хорошо. Ты успел ознакомиться с этой книгой?
— Лишь поверхностно. Времени у меня было мало.
— С какими мы выиграем войну? Тэ тридцать четыре восемьдесят пять, как пишут фантасты из будущего? — тут хозяин кремлёвского кабинета позволил себе слабую усмешку в усы. — Или с тэ сорок четыре?
Берия вернул ему усмешку:
— С тэ пятьдесят четыре, Иосиф Виссарионович. И с ИС три. По мнению специалиста, который видел вот эти фотографии со схемами, не позднее чем через два года наша промышленность сможет поставить на поток производство данных танков.
Напряжение последних дней вождь народов решил скинуть вот такой простой шуткой, намекая на вычитанное из художественных книг, которыми увлекался — или просто коллекционировал — пришелец из будущего, чьи следы потерялись в захваченной немцами Брестской крепости.
— Только наша?
— М-м… возможно, я поспешил с таким утверждением, — мигом понял вопрос нарком, — Без подходящих станков работы затянутся минимум на полгода. Например, придётся расширять погон башни до тысячи восьмисот. Имеющиеся станки позволяют увеличить только до тысяча шестьсот. И то лишь на единственном заводе в стране. Самостоятельно строить новые у нас займёт немало времени. Чтобы ускорить создание новейших танков нам придётся обращаться к союзникам. В первую очередь к американцам. Англичане несмотря на все свои заверения в дружбе и улыбки нам такой подарок не сделают. А вот США за золото легко пойдут навстречу. Особенно, если аккуратно отодвинуть в сторону антикоммунистов и продвинуть вперёд сочувствующих нам. Тем более что благодаря данным из прибора мы знаем многие имена таких личностей. Фитин уже получил эту информацию и начал работать в данном направлении.
— Это очень хорошо, — кивнул Сталин и тут же задал новый вопрос. — А как улучшить нашу тяжёлую промышленность и создать новый парк станков, этого в приборе из будущего случайно нет?
— Пока не нашли, товарищ Сталин.